курсовая. Соборное уложение 1649 года курсовая работа

• Название: Соборное уложение 1649 года курсовая работа
• Анкор: курсовая
• Дата: 20.01.2023
• Размер: 54.92 Kb.
• Имя файла: kursovaya-rabota-sobornoe-uloghenie-1649-goda.docx
• Тип: Курсовая; #896689
• страница: 2 из 3

Глава 2. Завершение юридического оформления крепостничества
2.1. Значение Соборного Уложения 1649 года в дальнейшей разработке системы феодального законодательства России
В феодальном обществе право в своем развитии проходит три стадии: относительно единое право, партикулярное и унифицированное.¹ Каждая из этих фаз отвечает определенному уровню развития производственных отношений и политической надстройки. Стадия унифицированного права возникает в процессе становления единого государства. В России она отмечена возникновением единых кодексов национального права – Судебников 497, 1550 гг. и – как вершины процесса – Уложения 1649 г.

Уложение возникло в пору значительной по масштабам законодательной деятельности царского правительства, приходящей на второе – пятое десятилетия XVII в. Уложение 1649 г. – качественно новый в истории феодального права России кодекс, значение которого состоит прежде всего в дальнейшей разработке системы феодального законодательства, направленной на завершение юридического оформления крепостничества. В нем представлено право, выражающие коронные интересы господствующего класса и регулирующее в масштабе всей страны многие процессы социально-экономической, политической и правовой сфер феодальной России. Тем самым в значительной мере были преодолены остатки партикуляризма, свойственные предшествующему периоду. Преобладающей формой права стал закон, который в заметной мере потеснил и подчинил себе обычное право.

Другой аспект всеобщности закона выражен в словах предисловия к Уложению: «. . . чтобы. . . суд и расправа была во всяких делах всем ровна»,² – под которыми следует понимать всеобщее подчинение государственному суду и закону. По закон не был одинаков для всех сословий. Право-привилегия для феодального класса остается доминирующим принципом Уложения.

Проведение же принципов территориальной посословной общности права в период до Уложения в условиях ограниченных сфер действия письменных законов, выраженных главным образом в форме многочисленных, исходящих от разных инстанций указов, было невозможно. Введение единого и напечатанного кодекса законов не только отвечало возросшим задачам феодальной государственности, но и делало возможным унификацию и упорядоченно феодального судоустройства и судопроизводства в масштабах всей страны. Сказанное касалось всех сфер общественной жизни феодальной России, начиная от землевладения и правового положения классов и кончая политической и правовой надстройками.

Соборное Уложение способствовало расширению и укреплению социальной базы феодального строя России. В той мере, в какой Уложение открывало выход поместьям в вотчины, оно смотрело вперед; в той мере, в какой оно ограничивало этот процесс и гарантировало правовую неприкосновенность поместья, Уложение отражало текущие потребности, продиктованные внутриполитической и внешнеполитической обстановкой первой половины XVII в. В целом Уложение 1649 г. послужило крупной вехой па пути развития феодального вотчинного и поместного права в направлении укрепления феодальных прав на землю и создания единого права феодальной поземельной собственности.

Уложением узаконена целая система документальных оснований крепостной зависимости и сыска беглых крестьян. В то же время признание экономической связи феодального владения с крестьянским хозяйством нашло выражение в защите законом имущества и жизни крестьянина от произвола феодала.

В части гражданских дел, касающихся личных имущественных прав, и в уголовных делах крестьяне оставались субъектом права. Крестьянин мог участвовать в процессе в качестве свидетеля, быть участником повального обыска. Таким образом Уложение 1049 г., завершив юридическое оформление крепостной зависимости, одновременно стремилось замкнуть крестьянство в сословных рамках, запрещало переход в другие сословия, законодательно в какой-то степени ограждая от своеволия феодалов. Это обеспечивало для той поры устойчивое равновесие и функционирование всей феодально-крепостнической системы.

Уложение 1649 г. включает обширный свод законов холопьего права, составляющий важнейшую часть права феодальной России. Кодекс отразил завершение процесса отмирания прежних категорий холопства и вытеснения их кабальным холопством. А это последнее, будучи также обречено на отмирание в относительно близком будущем, в XVII в. продолжало быть средством мобилизации феодальной системой свободных элементов общества. Вместе с тем кодекс холопьего права был создан в ту пору, когда холопство уже проделало заметный шаг в направлении слияния с крепостным крестьянством. И все же доминирующей оставалась линия Уложения на консолидацию холопьего сословия, на укрепление его сословных рамок в эпоху наибольшей консолидации основных классов-сословий феодального общества. Этим определялось обособленное положение кабальных холопов, продолжавших играть важную роль в социальной структуре общества.

Уложение закрепляло права и привилегии господствующего класса феодалов под эгидой дворянства. Интересы дворянства сыграли важную роль в формировании многих законов относительно землевладения, крестьянства, судопроизводства. Еще В. О. Ключевский отметил, что в Уложении «главное внимание обращено на дворянство, как на господствующий военно-служилый и землевладельческий класс: без малого половина всех статей Уложения прямо или косвенно касается его интересов и отношений. Здесь, как и в других своих частях, Уложение старается удержаться на почве действительности».¹ Уложение 1649 г. впервые в истории русского законодательства дало наиболее полное выражение статуса власти царя в условиях перехода от сословно-представительной монархии к абсолютизму. В кодексе раскрыт состав государственного аппарата центрального (царь, Боярская дума, приказы) и на местах (воеводское управление, губные старосты и их аппарат). Нормы, регулирующие деятельность центральных учреждений, представлены преимущественно в части судопроизводства.

Однако вместе с тем Уложение показывает, что феодальное государство – хотя и главный, решающий, но не единственный элемент политической организации феодального общества. Важную роль играет церковь, которой отведена отдельная глава, поставленная на первое место. В интересах усиления царской власти Уложение подрывало экономическую мощь церкви, лишив ее легальной возможности увеличивать земельные владения, иметь слободы и торгово-промысловые заведения в городах. Созданием Монастырского приказа ограничивались привилегии церкви в области управления и суда. Эта реформа не была последовательной. В руках патриарха оставались земельные владения и собственный суд, который, однако, был подчинен царю и Боярской думе. Вместе с тем Уложение брало под защиту закона вероучение церкви и сложившийся в ней чин службы, видя в их ослаблении падение авторитета церкви и ее влияния на массы.
2.2. Отмена «урочных лет»

Правительственной уступкой дво­рянству в крестьянском деле, окончательно оформившейся в Соборном уложении 1649 года, стал отмена урочных лет, или давности для исков о беглых крестьянах. С начала XVI в. действовал пяти­летний срок, сменившийся по закону 1607 г. пятнадцатилетним. Но после Смутного времени воротились к прежнему пятилетнему. При та­ком коротком сроке беглый легко пропадал для владельца, кото­рый не успевал проведать беглеца, чтобы вчинить иск о нем. В 1641 г. дворяне просили царя «отставить урочные лета», но вмес­то того была только удлинена исковая давность для беглых кре­стьян до десяти лет, для вывозных до пятнадцати. В 1645 г. в ответ на повторенное челобитье дворян правительство подтвер­дило указ 1641 г. Наконец, в 1646г., предпринимая новую об­щую перепись, оно вняло настойчивым ходатайствам дворянства и в писцовом наказе этого года обещало, что «как крестьян и бобылей и дворы их перепишут, и по тем переписным книгам крестьяне и бобыли и их дети, и братья, и племянники будут крепки и без урочных лет». Это обещание и было исполнено пра­вительством в Уложении 1649 г., которое узаконило возвращать беглых крестьян по писцовым книгам 1620-х годов и по перепис­ным 1646 – 1647 гг. «без урочных лет».

Отмена исковой давности сама по себе не изменила юриди­ческого характера крестьянской крепости как гражданского обя­зательства, нарушение которого преследовалось по частному по­чину потерпевшего; она только клала на крестьянство еще одну общую черту с холопством, иски о котором не подлежали давно­сти. Но писцовый наказ, отменяя исковую давность, при этом

крепил не отдельные лица, а целые дворы, сложные семейные составы; писцовая приписка к состоянию по месту жительства, захватывавшая крестьян-домохозяев с их неотделенными нисходя­щими и боковыми, вместе с тем укрепляла их и за владельцем, получавшим теперь право искать и, в случае побега, бессрочно, как холопов, и личную крестьянскую крепость превращала в по­томственную. Можно думать, впрочем, что такое расширение крестьянской крепости было только закреплением давно сложив­шегося фактического положения: в массе крестьянства сын при нормальном наследовании отцовского двора и инвентаря не зак­лючал нового договора с владельцем; только когда наследницей оставалась незамужняя дочь, владелец заключал особый договор с ее женихом, входившим в ее дом «к отца ее ко всему животу». Наказ 1646 г. отразился и на крестьянских договорах' с того вре­мени учащаются записи, распространяющие обязательства дого­варивающихся крестьян и на их семейства, а один вольноотпу­щенный холостой крестьянин, рядясь на землю Кириллова мо­настыря со ссудой, простирает принимаемые обязательства и на свою будущую жену с детьми, которых «даст ему Бог по женить­бе». Потомственность крестьянской крепости поднимала вопрос об отношении государства к владельцу крепостных крестьян.¹

Обеспечивая интересы казны, законодательство еще в XVI в. прикрепило казенных крестьян к тяглу по участку или по месту жительства и стеснило передвижение крестьян владельческих. С начала XVII в. подобное же сословное укрепление постигло и другие классы. То была генеральная переборка общества по ро­дам государственных тягостей. В отношении к владельческим крестьянам эта переборка осложнялась тем, что между казной, в интересе которой она производилась, и крестьянином стоял зем­левладелец, у которого были свои интересы. Закон не вмешивал­ся в частные сделки одного с другим, пока они не нарушали ка­зенного интереса: так допущено было в ссудные записи крепост­ное обязательство. Но то были частные сделки с отдельными крестьянами-дворохозяевами. Теперь бессрочно укреплялось за землевладельцами все крестьянское население их земель и с не­отделенными членами крестьянских семейств. Личная крестьян­ская крепость по договору, по ссудной записи, превращалась в потомственное укрепление по закону, по писцовой или перепис­ной книге; из частного гражданского обязательства рождалась для крестьян новая государственная повинность. Доселе законо­дательство строило свои нормы, собирая и обобщая отношения, возникавшие из сделок крестьян с землевладельцами. Писцовым наказом 1646 г. оно само давало норму, из которой должны были возникнуть новые отношения хозяйственные и юридические. Уложению 1649 г. предстояло их направить и предусмотреть.
2.3. Положение крепостных крестьян по Соборному уложению

Соборное Уложение от­неслось к крепостным крестьянам довольно поверхностно: статья 3 главы XI утверждает, будто «по нынешний государев указ государевы заповеди не было, что никому за себя крестьян (речь идет о беглых) не приимати», тогда как указ 1641 г. ясно говорит: «Не приимай чужих крестьян и бобылей». Почти вся XI глава Уложения трактует только о крестьянских побегах, не выясняя ни сущности крестьянской крепости, ни пределов господской власти, и набрана кой с какими прибавками из прежних узаконении, не исчерпывая, впрочем, своих источников. При со­ставлении схемы крестьянской крепости по казуальным статьям Уложения эти узаконения помогают пополнить недомолвки не­исправного кодекса. Закон 1641 г. различает в составе крестьянс­кой крепости три исковые части: крестьянство, крестьянские животы и крестьянское владение.

Так как крестьянское владе­ние значит право владельца на труд крепостного крестьянина, а крестьянские животы – это его земледельческий инвентарь со всею движимостью, «пашенной и дворовой посудой», то под кре­стьянством остается разуметь самую принадлежность крестьянина владельцу, т. е. право последнего на личность первого не­зависимо от хозяйственного положения и от употребления, какое делал владелец из крестьянского труда. Это право укреплялось прежде всего писцовыми и переписными книгами, а также и «ины­ми крепостями», где крестьянин или его отец написан за вла­дельцем.

Безвредное пользование этими тремя составными частями крестьянской крепости зависело от степени точности и пред­усмотрительности, с какою закон определял условия крестьянс­кого укрепления. По Уложению крепостной крестьянин наслед­ственно и потомственно был крепок лицу, физическому или юри­дическому, за которым его записала писцовая или однородная с ней книга; он был этому лицу крепок по земле, по участку в том имении, в поместье или вотчине, где его заставала перепись; на­конец, он был крепок состоянию, крестьянскому тяглу, которое он нес по своему земельному участку. Ни одно из этих условий не проведено в Уложении последовательно. Оно запрещало переводить поместных крестьян на вотчинные земли, потому что это разоряло государственные имущества, какими были помес­тья, запрещало владельцам брать служилые кабалы на своих кре­стьян и их детей и отпускать поместных крестьян на волю, потому что тот и другой акт выводил крестьян из тяглого состояния, лишая казну податных плательщиков; но рядом с этим оно разрешало увольнение вотчинных крестьян (гл. XI, ст. 30; гл. XX, ст. 113; гл. XV, ст. 3).

Кроме того, Уложение молчаливо допус­кало или прямо утверждало совершавшиеся в то время между землевладельцами сделки, которые отрывали крестьян от их уча­стков, допускало отчуждения без земли и притом с отнятием животов, даже предписывало переводы крестьян от одного вла­дельца к другому без всякого повода с крестьянской стороны, по вире самих господ. Дворянин, продавший после переписи свою вотчину с беглыми крестьянами, подлежавшими возврату, обя­зан был вместо них отдать покупщику из другой своей вотчины «таких же крестьян», неповинных в плутне своего господина, или у помещика, убившего без умысла чужого крестьянина, брали по суду ею «лучшего крестьянина с семьей» и передавали владельцу убитого (гл. XI, ст. 7; гл. XXI, ст. 71).¹

Закон оберегал только интересы казны или землевладельца; власть помещика встречала законную преграду только при стол­кновении с казенным интересом. Личные права крестьянина не принимались в расчет; его личность исчезала в мелочной казуистике господских отношений; его, как хозяйственную подроб­ность, суд бросал на свои весы для восстановления нарушенного равновесия дворянских интересов. Для этого даже разрывали кре­стьянские семьи: крепостная беглянка, вышедшая замуж за вдов­ца, крестьянина или холопа чужого господина, выдавалась свое­му владельцу с мужем, но дети его от первой жены оставались у прежнего владельца. Такое противоцерковное дробление семьи закон допускал совершать безразлично над крестьянином так же, как и над холопом (гл. XI, ст. 13).

Один из наиболее тяжелых по своим следствиям недосмот­ров Уложения состоял в том, что оно не определяло точно юри­дического существа крестьянского инвентаря: ни составители кодекса, ни пополнявшие его соборные выборные, среди которых не было владельческих крестьян, не сочли нужным ясно ус­тановить, насколько «животы» крестьянина принадлежат ему и насколько его владельцу. Неумышленный убийца чужого крес­тьянина, свободный человек, платил «кабальные долги» убито­го, подтверждаемые заемными письмами (гл. XXI, ст. 71). Зна­чит, крестьянин как будто считался правоспособным входить в обязательства по своему имуществу. Но крестьянин, женивший­ся на беглой крестьянке, выдавался вместе с женой ее прежнему владельцу без животов, которые удерживал за собой владелец ее мужа (гл. XI, ст. 12). Выходит, что инвентарь крестьянина был только его хозяйственной принадлежностью, как крестьянина, а не его правовою собственностью, как правоспособного лица, и крестьянин терял его даже в том случае, когда женился на бег­лянке с ведома и даже по воле своего владельца.
2.4. Отличия крестьянства от холопства
Законодательное призна­ние податной ответственности землевладельцев за своих кресть­ян было завершительным делом в юридической постройке кре­постной неволи крестьян. На этой норме помирились интересы казны и землевладельцев, существенно расходившиеся. Частное землевладение стало рассеянной по всему государству полицейско-финансовой агентурой государственного казначейства, из его соперника превратилось в его сотрудника. Примирение могло состояться только в ущерб интересам крестьянства. В той первой формации крестьянской крепости, какую закрепило Уложение 1649 г., она еще не сравнялась с холопьей, по нормам которой строилась. Закон и практика проводили еще хотя и бледные чер­ты, их разделявшие:

1. 
   крепостной крестьянин оставался казен­ным тяглецом, сохраняя некоторый облик гражданской личнос­ти;
   
2. 
   как такового, владелец обязан был обзавести его земель­ным наделом и земледельческим инвентарем;
   

3) он не мог быть обезземелен взятием во двор, а поместный и отпуском на волю;

3. 
   его животы, хотя и находившиеся только в его подневольном обладании, не могли быть у него отняты «насильством»;
   
4. 
   он мог жаловаться на господские побо­ры «через силу и грабежом» и по суду возвратить себе насиль­ственный перебор. ¹
   

Плохо выработанный закон помог стереть эти раздельные черты и погнал крепостное крестьянство в сторону холопства. Мы это увидим, когда будем изучать крепостное хо­зяйство, экономические следствия крепостного права; доселе мы изучали его происхождение и состав. Теперь заметим только, что с установлением этого права русское государство вступило на путь, который под покровом наружного порядка и даже пре­успеяния вел его к расстройству народных сил, сопровождавше­муся общим понижением народной жизни, а от времени до вре­мени и глубокими потрясениями.