Холостова Е.И. Теория социальной работы 2001. Социальная работа теория социальной работы

• Название: Социальная работа теория социальной работы
• Дата: 15.10.2018
• Размер: 1.62 Mb.
• Имя файла: Холостова Е.И. Теория социальной работы 2001.doc
• Тип: Учебник; #53393
• страница: 15 из 25

Глава 13. НРАВСТВЕННО-ГУМАНИСТИЧЕСКИЙ ХАРАКТЕР СОЦИАЛЬНОЙ РАБОТЫ

§ 1. Понятие гуманизма и гуманистическое содержание социальной работы

Среди многих принципов, которыми должны или хотят руководствоваться социальные работники, есть более или менее важные, но есть такие основные внутренние побудители, общественные и личностные предпосылки к выбору социальной работы как профессии, значение которых является онтологически сущностным.

Как показывает продолжительный опыт изучения социальной работы во многих странах, различающихся национальными, экономическими, социокультурными условиями, религиозной или расовой спецификой, социальная работа практически нигде не является высокооплачиваемой профессией. Ее выбирают не для того, чтобы заработать много денег, — ее специалисты относятся к «среднему классу», и их труд оплачивается на столь же скромно-достойном уровне, как труд учителя. Более того, широко распространена волонтерская социальная работа, осуществляемая в свободное от основной деятельности время и без всякого вознаграждения. Поэтому основной престиж, главное условие выбора ее как профессии и жизненного предназначения, мотивация к участию в социальной работе на волонтерской основе или в дополнение к основной работе — гуманистические убеждения и идеалы, альтруистическая направленность личности.

Термин «гуманизм» применяется в настоящее время широко, но нередко без реального представления о том, что он содержит и как появился в европейской социальной практике и европейском мышлении. Иногда он просто отождествляется с добротой, милосердием. Полезно рассмотреть его происхождение и содержание, чтобы оценить все богатство его смысла.

Гуманизмом в узком, конкретно-историческом смысле слова называется масштабное литературно-философское движение, которое развернулось в Европе в XIV—XVI вв., в период Возрождения. Исследования сущности земного человека, не скованного религиозными догматами (от выражения studiorum humanitatis, т.е. исследования, касающиеся человека, и произошел сам термин), отстаивающего свое право на счастье на земле и при жизни, а не только на загробное блаженство по смерти, регулирующего свое поведение свободным разумом, а не запретительной церковной моралью, были серьезным шагом вперед в развитии социального знания. Интересно, что, будучи отвергнуты как крайности в последующие несколько веков, ряд положений возрожденческой морали впоследствии нашел свое подтверждение в достижениях гуманистической психологии.

Основанное на разуме понимание природы человека и сущности соединения индивидов в общество, безусловное признание естественных, т.е. прирожденных и неотъемлемых, прав человека, лежащее в основе мощной традиции рационализма эпохи Просвещения и последующих периодов, послужили фундаментом для формирования системы гуманистических представлений и традиции гуманистического мышления и чувствования в широком смысле слова.

Гуманизм как мировоззрение, основная направленность рационально-эмоциональной сферы индивида и общества — это исторически подвижная система идей и представлений, признающая самоценность человеческой личности, ее право на свободу, счастье, развитие и проявление своих способностей.

Различные основания выбирались теоретиками прошлого для того, чтобы быть названными центральным элементом жизнеустройства. Религиозные модели переносили этот центр в сферу потустороннего. Идеологи централизованного государства с точки зрения этатизма полагали, что предназначение всех живущих — служить государству, которое могло быть воплощено в личности какого-либо правителя, но столь же подавляло всех в безликой, имперсональной форме. Даже представления о приоритете общественных интересов также пренебрегали благом и счастьем людей и были в этом смысле негуманными. Социальные практики — от монархов до социальных реформаторов — применяли к действительности эти теоретические концепции, произвольно решая, какую цену индивиды, группы, человечество в целом должно заплатить за то, что эти правители считали благим и полезным делом.

В предельно острой форме вопрос о цене социального изменения сформулировал Ф.М. Достоевский: можно ли для возведения фундамента здания всеобщего блага и счастья пожертвовать жизнью одного ребенка? С позиций современности, благо человека — это высшая ценность, критерий оценки всех социальных изменений действительности, индикатор определения цены прогресса. Сам же человек может быть для другого человека только целью, а не средством, не предметом для манипуляции или подавления.

Вообще навязывание другому собственных представлений о счастье, принуждение, даже из лучших побуждений, к такому поведению, которое принуждающий считает оптимальным, а принуждаемый с ним не согласен, всегда будет непродуктивно. Если в традиционном обществе внешний контроль мог, с некоторыми оговорками, обеспечивать социально приемлемое поведение индивидов, то в современном обществе, признающем право личности на суверенность, индивидуализм, внешнее насилие приведет к противоположным результатам.

Гуманистическое мировоззрение рассматривает социальную действительность в значительной степени с точки зрения должного, а не сущего, предъявляя обществу и отдельным индивидам высокие требования, соответствовать которым нелегко и в социальном смысле, и в личностной практике. Бескорыстные отношения между индивидами и группами не без трудностей утверждаются в обществе, где преследование своей выгоды — весьма распространенное явление. Гуманность встречается не так часто, как жестокость и равнодушие. Но сознание здорового большинства членов общества констатирует именно отношения бескорыстной поддержки, доброты, взаимопомощи в качестве должных, похвальных, достойных подражания. И только морально и психически девиантное меньшинство может прокламировать в качестве нормативных, достойных подражания стереотипы взаимной вражды, бездушного стяжательства, нечестной наживы.

Гуманистическое мировоззрение основано на признании неотъемлемых прав человека, в том числе права на достойную, полноценную и счастливую жизнь для каждого, независимо от его национальных, расовых, религиозных, возрастных, половых, индивидуальных или социальных особенностей. Именно поэтому социальная работа является практической реализацией гуманистического менталитета. Право на счастье от рождения принадлежит мужчинам и женщинам, детям, взрослым и пожилым, интеллектуально и физически полноценным людям и инвалидам. Конечно, в действительности существует множество ограничителей для реального пользования этими правами, но все международные правовые документы, принятые сообществом наций в послевоенные годы, подчеркивают приверженность человечества их соблюдению.

Из этого основного гуманистического тезиса вытекают два следствия, важных в мировоззренческом и практическом плане. Во-первых, принцип социальной справедливости является одним из оснований гуманизма, гармонизирующим регулятором взаимоотношений в обществе. Его сущность заключается не в призыве ко всеобщему уравнению, а в обязательствах государства и общества обеспечить каждому индивиду максимально равные возможности для успешного социального старта. Впоследствии социальный статус и престиж индивида, его жизненные успехи и финансовая состоятельность будут зависеть в первую очередь от него самого, его настойчивости, целеустремленности, трудолюбия и других похвальных качеств. Однако начальное, стартовое равенство обеспечить всем было бы справедливо.

Конечно, такая упрощенная социальная модель не отражает всей сложности современных общественных отношений, но она иллюстрирует всеобщую распространенность идеи социальной справедливости, хотя бы в такой форме, в современном постиндустриальном обществе. Поддержание социальной справедливости повышает устойчивость, жизнеспособность и гибкость социальной системы, а отклонение от нее, перейдя грань некоторой меры, делает социальную систему уязвимой, нестабильной и даже нежизнеспособной.

Во-вторых, гуманистические принципы требуют осуществления всех прав индивида, ибо ущемление его в каком-то одном праве, пусть даже при достаточном развитии остальных, неизбежно ограничивает и все другие, и всю сферу человеческой свободы в целом. Конечно, в обществе, в группе, в семье и т.д. имеют место ограничения и самоотказ индивида от абсолютной свободы в пользу общества, другого человека и других людей, которые в свою очередь также самоограничиваются в своих правах. Однако насильственное ограничение индивидов в их законных правах и интересах в пользу даже самых благородных абстрактных принципов с гуманистической точки зрения недопустимо и практически влечет за собой рано или поздно посягательство на основные права личности и отказ от гуманистических идеалов.

Понятие гуманизма близко по своему содержанию и происхождению к понятию гуманитарных проблем или интересов общества, т.е. того, что касается межличностных взаимоотношений, семейных связей, человеческих контактов. Социальное развитие в XX в. с очевидностью продемонстрировало, что у человечества есть иные связи, кроме экономических и политических, и эти иные, поднятые над прагматизмом экономики или политики, незримые нити, объединяющие людей в человечество, заставляют их группироваться для защиты общих интересов поверх барьеров национальных границ или политических систем. Можно с уверенностью утверждать, что в основе решения всех гуманитарных проблем лежат именно гуманистические принципы.

Уровень гуманизма в межличностных и межгрупповых отношениях в целом исторически повышается, что является объективной закономерностью социального развития. Помимо социальных предпосылок гуманизма можно говорить об определенных социобиологических, личностных основах, на которых строится приятие или неприятие гуманистического мировоззрения. Конечно, качества и личностная направленность, выраженная понятиями эгоизма и альтруизма, вполне социальны и воспитуемы и представляют собой результат длительного развития общества и каждого индивида, однако можно предположить, что некоторые биологические механизмы, на которых они формировались, являются инстинктивными и прирожденными, воплощая эволюционно в первом случае врожденные предпосылки для выживания индивида, во втором — врожденные предпосылки для выживания рода. На этой достаточно узкой основе постепенно выстраивается континуум проявлений направленности личности, который в значительной степени определяет собой приятие или неприятие гуманистических представлений.

Альтруизм — принцип жизненной ориентации личности, основанной на заботе о благе другого человека и других людей, которые для альтруиста более важны, чем его собственные. Принципы и нравственно-поведенческая практика альтруизма, всегда высоко оцениваемые религиозными и моральными заповедями, никогда не были слишком широко распространены в человеческой истории, но и никогда не исчезали, не уничтожались полностью.

С другой стороны, эгоизм — принцип жизненной ориентации личности, направленный на заботу о своем Я, об удовлетворении своих интересов и потребностей даже ценой нарушения интересов и потребностей других. Эгоизм индивидуальный, групповой, классовый, национальный и т.д. служит мощным стимулом развития общества, но в конечном итоге, ничем не сдерживаемый, может стать источником гибели человечества в результате экологической, экономической, военной или какой-либо другой катастрофы.

Характерно, что эгоистическое мировоззрение никогда не было всеобъемлющим в истории человечества, всегда ограничиваясь долей альтруизма в самые разные эпохи.

Разумеется, между полюсами абсолютного проявления этих качеств и личностных ориентации существует множество вариантов присутствия и того, и другого в одном индивиде, причем в этих промежуточных вариантах особенно большую роль играют воспитание, общественная оценка, моральное суждение, применяемые к мировоззрению и поведению личности.

§ 2. Нравственные регуляторы социальной работы

Элемент морального суждения, оценки действительности с точки зрения добра и зла, т.е. с моральной точки зрения, всегда присутствует в каждом человеческом поведенческом или эмоциональном акте. Понятия нравственности, морали и этики близки по своему происхождению и содержанию, обозначая соответственно русский, латинский или греческий корень исходного слова «нравы», обычаи поведения, из описания и оценки которых и сложилась со временем эта форма общественного сознания и отрасль социального знания.

Поведение индивидов в обществе регулируется взаимопересекающейся совокупностью регулирующих нормативных систем, каждая из которых имеет свою специфику применения. Неверно говорить, что у каждой из них свой предмет регулирования — и у права, и у морали таковой составляет вся совокупность отношений и поведения. Скорее можно сказать, что они отличаются по инструментарию оценки и способу бытия своих норм. Так, правовые нормы фиксируются в единообразно трактуемых, обязательных к исполнению законах, кодексах и т.д. Соблюдение этих норм, охрану общества от их нарушения обеспечивает внушительный аппарат принуждения; тот, кто их преступил, подвергается санкциям, вплоть до лишения жизни в исключительных случаях. Нормы морали существуют в невещественной форме общественного сознания (в качестве того, что «все знают»). К их исполнению индивидов побуждают, а иногда и принуждают, внутренние механизмы — долг, совесть. Наконец, за нарушение нравственных норм индивидов, как правило, не наказывают — если не считать угрызений совести.

Общественная мораль, индивидуальный нравственный контроль — могучие факторы регуляции человеческого поведения. Они не имеют писаных, зафиксированных в законе норм, но заветы нравственности могут быть более непреложными, чем юридические положения. Конечно, на страже этих норм не стоит система разветвленных государственных институтов, надзирающих за их исполнением и наказывающих за нарушение, но нечувствительные, на первый взгляд, механизмы долга, совести, общественного мнения удерживают поведение индивидов в нужных рамках более надежно, чем страх наказания.

Социальная работа более других профессий располагается в границах нравственного выбора и этического поведения. Социальный работник должен стремиться к благу и избегать зла. Его личностное вознаграждение в значительной степени заключается в чувстве морального удовлетворения от сознания выполненного долга, а не в материальном поощрении. Сама мотивация его деятельности объясняется в первую очередь принятием на себя социального долженствования как индивидуального долга, личностной обязанности, которую за него не может выполнить никто.

Моральное содержание социальной работы влечет за собой определенные нравственные коллизии, которые постоянно приходится разрешать каждому специалисту в своей практике. Это прежде всего неприменимость абсолютных, метафизических, одномерных трактовок добра и зла как совершенно противоположных социальной действительности в целом и социальной ситуации каждого конкретного клиента. Так, всякая помощь связана со скрытой опасностью воспитания иждивенчества или угрозой посягательства на свободу личности. В то же время воспитание самостоятельности, опоры на собственные силы чревато переоценкой этих собственных сил, надломом клиента, его неблагоприятным социальным самочувствием.

Добро и зло могут взаимосближаться, переходить друг в друга, менять свои полюсы при разных точках зрения и на разных этапах развития социальной ситуации. Поэтому социальный работник, оказывая содействие клиенту, должен полно и всесторонне анализировать его социальную проблему и особенности его личности, чтобы принести пользу и избежать вреда.

К сожалению, индивидуальные представления о добре и зле всегда неизбежно ограничены, глубина нашей моральной оценки и обоснованность морального суждения лимитируются множеством факторов, среди которых и недостаточность индивидуальных знаний, и непривычка к этическим рефлексиям, и групповые, национальные и прочие предрассудки. Социальный работник как социальный менеджер, как лицо, изменяющее ситуацию и жизнь клиента, всегда стоит перед искушением считать свои моральные суждения, свое представление о должном и нормальном абсолютными и единственно правильными. Между тем, даже если не учитывать возможность ошибки в этом вопросе, вся социальная практика человечества показывает, что нельзя заставить человека быть счастливым на чужой лад, нельзя навязать ему судьбу и жизнь. Поэтому попытки интервенции в жизнь клиента, в его взаимоотношения с близкими и представления о действительности всегда должны быть результатом длительного размышления, анализа всех сторон действительности.

Помимо единых требований общественной морали, социальная работа регулируется также такими принципами профессиональной этики, как конфиденциальность и толерантность. В первом случае — это обязательство доверительного использования и неразглашения тех фактов о клиентах, которые стали известны социальному работнику в результате его деятельности, а во втором — необходимость терпимого отношения к религиозным, национальным, расовым, возрастным, социальным и поведенческим особенностям клиентов, не выходящим за рамки закона. В основе профессиональных принципов социальной работы лежит все тот же гуманистический фундамент, который вообще является основанием для всей этой профессиональной деятельности, личностной предрасположенности и выбора судьбы, описываемых понятием «социальная работа».

ВОПРОСЫ ДЛЯ САМОКОНТРОЛЯ

1. В чем состоит широкое и узкое понимание гуманизма?

2. Каково содержание гуманистических основ социальной работы?

3. В чем отличия нравственного регулятивного механизма контроля за поведением человека?

4. Каково содержание моральных регуляторов социальной работы?

ЛИТЕРАТУРА

1.Аргайл М. Психология счастья. М., 1990.

2. Кутылев В. А. Современное социальное познание. М., 1988.

3. Лосский Б.Ф. Условия абсолютного добра. М., 1991.

4. Нравственно-гуманистические истоки социальной работы: Теория и методика социальной работы / Под ред. И.Г. Зайнышева. М., 1994. Т. 1.

5. СкритикА.И. Моральное зло. М., 1992.

6. Франкл В. Человек в поисках смысла. М., 1990.

7. Холостова Е.М. Профессиональный и духовно-нравственный портрет социального работника. М., 1993.

Глава 14. СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ АСПЕКТЫ СОЦИАЛЬНОЙ РАБОТЫ

§ 1. Институциональные предпосылки становления и развития социальной работы

Современная социальная наука позволяет рассмотреть любое явление совместной жизни и деятельности людей с точки зрения соотношения реальных социальных функций и способов интерпретации. Говоря о складывающейся в России профессии социального работника, важно понимать, чем обусловлено это явление, что оно представляет собой в социальном отношении, каковы его истоки и динамические тенденции. Достаточно четкое представление об этом позволит более точно прогнозировать и оценивать последствия распространения данного вида деятельности.

Анализируя генезис социальной работы, следует подчеркнуть, что, с одной стороны, его следует соотнести с уходящей корнями в социобиологические свойства человека способностью к альтруистическому поведению, с другой — с социокультурными условиями, в которых эта профессия начала институциализироваться. Социокультурный контекст порождения заслуживает более подробного рассмотрения, поскольку он предопределяет ключевые структурные и функциональные характеристики.

Начавшийся в XIX в. глобальный процесс, называемый модернизацией, характеризуется ускорением (относительно продолжительности индивидуального жизненного цикла) смены социокультурных событий и усложнением (количественным приращением качественно разнородных культурных феноменов) жизненной среды людей. При таких условиях в модернизирующихся странах происходят закономерные изменения культурных феноменов, из которых для рассматриваемой темы значимы следующие: во-первых, переход от общинной формы социальной жизни к более индивидуализированной, поскольку жесткая структура общинной идентификации не выдерживает давления интенсифицирующейся социокультурной изменчивости;

во-вторых, переход от авторитарного, харизматического лидерства к высокопрофессиональному менеджменту, основанному на демократических принципах, что вызвано плюрализацией групп интересов в обществе, предполагающей необходимость не столько управлять их активностью, сколько искать компромиссы между преследуемыми ими целями;

в-третьих, переход от обычного права как регулятора общинных отношений к юридическому, имеющему в обществе универсальное значение; такое изменение обусловлено возрастанием степени открытости общества, где легитимизация сословных льгот и привилегий сменяется утверждением равенства всех граждан перед законом; в-четвертых, переход от мифологического отношения к окружающей действительности к рациональному, обусловленный существенным усложнением искусственного окружения людей, требующего для его поддержания постоянных целесообразных и эффективных, т.е. рациональных, действий.

Такого рода переходы имеют историческое измерение, в массовом масштабе время их деятельности существенно больше, чем жизнь одного поколения. Как показывают результаты многочисленных научных исследований, в такие периоды в ходе вытеснения устаревших форм культуры новыми образуются области неопределенности взаимных прав и обязанностей людей. Наступает состояние аномии, т.е. временного разрушения нормативных структур, при котором люди со средним и низким уровнем культурной компетентности, привыкшие руководствоваться традиционными нравами и обычаями, уже не могут жить по-старому, но еще не освоили или не выработали новых образцов действий, взаимодействий, поведения. Соответственно увеличивается численность маргинальных, неадаптированных членов общества. И что особенно важно в свете рассматриваемой темы, — повсеместная неспособность таких людей к самоорганизации, о чем свидетельствуют многочисленные наблюдения и специальные исследования.

В то же время совершенно очевидно, что их социализация в меняющихся условиях необходима как для их собственного выживания, так и для упорядочения более широкого социокультурного контекста. Именно это обусловливает возникновение социальной работы как профессии, связанной с рациональной и целенаправленной помощью плохо адаптированным людям. Причем данная деятельность ориентирована не только и не столько на улучшение материального благосостояния нуждающихся, т.е. не на благотворительность, но в первую очередь на расширение сферы социального участия этих людей, на их активную социализацию и адаптацию к меняющимся жизненным условиям. Таким образом, современную социальную работу в целом можно характеризовать как рациональный альтруизм культурно компетентных граждан в отношении социализации неадаптированных членов общества через вовлечение их в социальное участие.

Для понимания возможностей социальной работы следует рассмотреть ее в более широком социокультурном контексте социальной помощи и поддержки нуждающимся. Здесь можно выделить два основных направления деятельности, различающихся по содержанию и ориентациям.

Во-первых, это социальное обеспечение, т.е. финансовая и материальная помощь нуждающимся членам общества. Она предполагает официальные, в принципе безличные отношения между оказывающими и получающими помощь. Во-вторых, это оказание помощи людям, нуждающимся в ней, при решении проблем социокультурного характера или связанных со здоровьем. Здесь между оказывающими и принимающими помощь с необходимостью складываются межличностные отношения. Каждое из указанных направлений деятельности образует специфический круг структурных и функциональных особенностей позиции, занимаемой в обществе институтами социальной помощи и поддержки. Оценка их социальной эффективности предполагает выделение фундаментальных общих параметров, позволяющих осуществлять диагноз и прогноз содержания и направленности их функционирования. Остановимся на трех важнейших предпосылках такого рода: институциональных, ценностных и поведенческих.

Говоря об институциональном статусе социальной работы, можно выделить преимущественно государственный, общественный и смешанный типы. Каждый из них имеет свои достоинства и недостатки. Государственный статус подразумевает возможность централизованного контроля над определением числа членов общества, нуждающихся в помощи, и ресурсов, выделяемых государством на оказание помощи. Социальное обеспечение осуществляется при этом строгим категоризированием и регулярно. Эти аспекты государственного статуса социальной помощи следует оценить как позитивные. Негативные его аспекты связаны прежде всего с тем, что помощь перестает быть непосредственной этической обязанностью членов общества, а социальное положение нуждающихся неподконтрольно общественности. В результате происходит их своеобразная сегрегация: они на государственном уровне выделяются в особую группу, принадлежность к которой гарантирует пусть небольшое, но систематическое содержание, не предполагающее никакой социальной отдачи. Таким образом, государственный институт социального обеспечения не позволяет решить вопрос о социальном участии тех, кому оказывается помощь. В частности, не принимая во внимание возможностей их самообеспечения, он формирует и поддерживает у них иждивенческие привычки.

Общественная организация или самоорганизация помощи нуждающимся представляется значительным явлением с точки зрения качества социокультурной жизни. В этом случае более сильная часть членов общества без побуждения со стороны государства берет на себя ответственность за поддержку более слабой. Реализуется не просто финансовая и материальная помощь, но осуществляется социализация нуждающихся, поиск путей адаптации в имеющихся условиях, организация их социального участия. В отличие от варианта, когда главенствующую роль играют безличные государственные структуры, здесь осуществляется прямой контроль локальных сообществ над находящимися рядом маргинальными группами. И члены этих сообществ сами решают, кого из членов маргинальных групп вовлекать в социальное участие, а кого сегрегировать. Однако и такие формы контроля над социальной помощью и поддержкой имеют негативные аспекты. Прежде всего они обусловлены слабостью побуждений и возможностей большинства людей к самоорганизации в условиях нестабильности социокультурной жизни. Исторические и современные наблюдения, результаты исследований свидетельствуют о том, что и в установившихся, и в проблемных ситуациях организация людей для решения определенной социальной задачи, имеющей к ним прямое отношение, не осуществляется без специального стимулирования. Необходимо лидерство, источник которого чаще всего находится за пределами данного локального образования. Само по себе численное увеличение маргинальных групп, по крайней мере в России, не побуждает к самоорганизации людей на уровне обыденной культуры с целью не только помочь нуждающимся, но и оградить себя от проявлений отклоняющегося и преступного поведения. Далее, если ответственность за помощь нуждающимся возлагать только на добровольные общественные организации, их работа не будет носить регулярного характера, поскольку первоочередными для людей являются те основные социальные функции, выполнением которых они заняты постоянно. В отношении же маргинальных групп общественность сама по себе не будет осуществлять ни систематической помощи, ни постоянного контроля. Наконец, в современных условиях работа с маргинальными группами настолько сложна, что предполагает наличие специальных знаний и навыков. Неподготовленные члены сообществ, даже таких традиционных, как церковные приходы, могут выполнять лишь неквалифицированную работу в социальной сфере и только под руководством специалистов.

Из сказанного следует, что в условиях России, где государственное регулирование социокультурных процессов доминирует, а уровень общественного самоуправления низок, на первых порах целесообразно отдавать предпочтение смешанным типам организации социальной работы. При этом основной организационный импульс будет исходить от властных структур или при их активном участии. Носители общественной инициативы, не имея материальной базы, времени и опыта для систематической работы с маргинальными группами, при всем их желании не могут сейчас стать основной силой в данной области. Но даже от объединения государственных и общественных усилий в оказании материальной и адаптационной помощи бедным, инвалидам, престарелым, сиротам, людям с отклоняющимся поведением не следует ожидать решающих успехов.

Масштабы маргинализации общества всегда возрастают в периоды повышенной динамики социокультурной жизни. И нежелание значительной части их представителей следовать привычному порядку принятых в локальном сообществе норм и правил ставит сообщество перед выбором: либо подвергаться постоянной угрозе агрессивных вспышек членов маргинальных групп, либо содержать их за счет налогов и благотворительности, воспроизводя в этих группах иждивенческие ценности и привычки.

Социализирующие, адаптирующие функции социальной работы в отношении маргинальных групп предполагают затрату специальных усилий на обучение, просвещение, консультирование плохо адаптированных членов общества с целью помочь им сделать удовлетворительным свой образ жизни в меняющихся условиях. И в этой деятельности также можно выделить государственные и общественные формы.

Государственные структуры в современной России обладают значительными возможностями для социализации плохо адаптированных членов общества. Во-первых, на государственном уровне существуют организационные структуры, которые могут выполнять функции основной и дополнительной социализации: государственные учебные и медицинские заведения, средства массовой информации, учреждения культуры, пенитенциарные учреждения. Во-вторых, государственное лицензирование специалистов, работающих в сфере социальной помощи и поддержки, служит, по крайней мере, минимальной гарантией против откровенного шарлатанства. В-третьих, официальная институциализация социальной работы обеспечивает постоянный контроль над ее эффективностью и качеством. Все это обеспечивает сильную базу для подготовки квалифицированных специалистов, для организации систематических процессов социализации и просвещения плохо адаптированных членов общества. Однако такие возможности на государственном уровне используются совершенно недостаточно.

Общественные формы адаптационной помощи нуждающимся в современной России пока не вызывают оптимистических ожиданий. Отсутствие специалистов, способных работать с разными возрастными, тендерными, субкультурными категориями людей более широко, чем в рамках отношений учитель — ученик или врач — пациент, тормозит развитие социальной работы на уровне официальных структур. На уровне же общественной самодеятельности попытки неквалифицированной адаптиционной помощи могут оказаться бесполезными, если не вредными. Тем более что сейчас в частные образовательные и консультационные структуры нередко приходят люди, более ориентированные на извлечение прибыли, нежели на выполнение социально значимых функций. Они могут иметь низкую профессиональную подготовку, неудовлетворительные знания о человеке, обществе, культуре. Кроме того, в настоящее время на общественном уровне не существует инфраструктуры, позволяющей осуществлять высококвалифицированную и эффективную работу, связанную с социализацией плохо адаптированных членов общества.

По-видимому, здесь также уместно объединение усилий государства и общественности. Наилучшее направление такого сотрудничества обеспечивается инициативой представителей общественности, в распоряжении которой сегодня находится необходимый объем культурной информации относительно установления и поддержания межличностных связей, модификации поведения людей, вовлечения их в социально полезную деятельность. В этом отношении взаимодействие ассоциаций профессионалов с государственными институтами и органами локальной власти, направленное на улучшение качества жизни нуждающихся, может дать заметные позитивные результаты. Но и в этом случае следует понимать, что так называемая культура бедности воспроизводится из поколения в поколение во всем мире, в том числе вследствие неустранимого стремления ее носителей поддерживать традиционные для нее черты образа жизни.

§ 2. Ценностные и поведенческие предпосылки становления социальной работы

Важной культурной предпосылкой, определяющей положение социальной работы в обществе, является господствующая концепция социальной справедливости. Со времен Аристотеля существуют две основные идеально-типические концепции справедливости — уравнительная и распределительная. Концепция уравнительной справедливости подразумевает равномерное распределение социальных благ или возможностей доступа к ним среди всех членов сообщества вне зависимости от их реального вклада в достижение каждого отдельного результата. Распределительный тип справедливости предполагает, что распределение социальных благ в сообществе осуществляется в соответствии со степенью эффективности участия каждого из его членов в достижении общественно полезных результатов. Разумеется, данные типы в реальности в чистом виде не встречаются, но всегда можно определить, к какому из полюсов тяготеют существующие, реализуемые смешанные идеологемы справедливости. Так, принятый в западных демократических культурах принцип обеспечения равенства возможностей при вознаграждении результатов индивидуальных усилий тяготеет к концепции распределительной справедливости. В то же время широко распространенное в России представление о том, что государство должно обеспечить каждому часть общественного богатства независимо от качества его участия в создании такого богатства, — убедительная демонстрация тяготения к уравнительной трактовке концепции справедливости.

Следует отметить, что в любом обществе, в том числе и в российском, есть приверженцы обеих точек зрения и их взгляды приходят неизбежно в столкновение, когда речь идет о стратегии социальной помощи и поддержки. Сторонники уравнительной концепции справедливости настаивают на онтологическом равенстве и самоценности всех людей. Соответственно в отношении социальной помощи они проповедуют идеологию интеграции маргинальных групп в установившуюся социальную структуру. Сторонники распределительной концепции справедливости склонны исходить из значимости усилий, затрачиваемых людьми на формирование собственного образа жизни и общественно полезную деятельность. В трактовке стратегии социальной помощи они основываются на существовании дифференцированных возможностей социального участия представителей различных групп и признании неизбежности определенного уровня сегрегации по отношению к ним в обществе.

Анализируя эти концепции, можно обнаружить внутреннюю противоречивость первой и отход от этики альтруизма во второй. Действительно, утверждаемые сторонниками уравнительной концепции справедливости принципы равенства возможностей и прав обнаруживают противоречивость, когда рассматривается положение маргинальных групп в обществе. Обеспечение им равных возможностей для интеграции в социокультурные нормативные рамки требует от остальных членов общества дополнительных затрат и специальных усилий по сравнению с необходимыми в отношении социально стандартных индивидов: создание институтов и выполнение социальных ролей, связанных с дополнительной социализацией и ресоциализацией, специальным образованием, обслуживанием, контролем поведения членов маргинальных групп; «обустройство» для них, хотя и не их руками, специальной жизненной среды.

Таким образом, оказывается, что члены общества, исправно выполняющие свои социальные функции, обслуживают членов общества, не способных, а иногда и не желающих следовать установленным нормам и правилам. Следовательно, негласно предполагается, что такие люди имеют больше прав на время и усилия членов общества, адекватно выполняющих свои социальные функции. И любые дополнительные ресурсы, затрачиваемые на лиц из маргинальных групп, предполагают лишение остальных членов общества части созданных ими благ. В конечном счете равенство возможностей не достигается, поскольку интеграция членов маргинальных групп в полноценную социокультурную жизнь требует предоставления больших возможностей. Не соблюдается и принцип равноправия, поскольку члены маргинальных групп наделяются льготами и привилегиями, законодательно не предусмотренными для других категорий граждан. И за внешне уравнительной концепцией справедливости обнаруживается идея перераспределения общественных благ в пользу менее дееспособной части общества.

Концепция распределительной справедливости не имеет указанных выше недостатков. В ее рамках определенное неравенство членов общества признается изначально. Ответственность за преодоление маргинальное™ возлагается на самих ее носителей. Считается, что в современных обществах есть все необходимые условия для нормального существования, для исключения угрозы дефектного потомства. С подобной точки зрения, каждый может найти себе в обществе достойное место, прилагая собственные усилия в пределах обычной социальной взаимопомощи, и не быть вытесненным в маргинальные слои. Однако, как упоминалось, эта концепция минимально альтруистична, и всякое обращение человека за помощью расценивается с ее позиций как слабость, ставящая личность в зависимость от других, т.е. в неравное с ними социальное положение.

В отличие от решения вопроса о соотношении в обществе государственной и общественной форм социальной помощи и поддержки, которое можно осуществить путем институциализации и правовых установлений, оптимальное соотношение представлений членов общества о справедливости не поддается прямому политическому регулированию. В обществе всегда будут богатые и бедные, слабые и сильные, эгоисты и альтруисты. Поэтому следует примириться с тем, что единая концепция справедливости недостижима.

Наконец, группа поведенческих предпосылок, значимых для определения позиции в обществе социальной помощи и поддержки, социальной работы определяется полюсами патернализм — культурный релятивизм. Когда в данном контексте идет речь о патернализме, предполагается, что помогающие берут под покровительство представителей социально слабых групп, оказывают им благодеяние, становятся в позицию добровольных благотворителей. Совершенно очевидно, что при подобном отношении те, кому оказывается помощь, оказываются в уязвимом положении независимо от того, подчеркивают помогающие свою роль благодетелей, требуют благодарности или нет. Патерналистская позиция может быть либеральной или строгой. Либеральный патернализм наиболее полно представлен благотворительностью. Бесплатные обеды и распределение ношеной одежды и обуви среди бедных; концерты, праздничные вечера для детей-сирот, инвалидов, заключенных и прочие подобные нерегулярные мероприятия направлены на то, чтобы иногда создавать для нуждающихся ситуацию «как у всех». Разумеется, подобная несистематизированная активность не способствует кардинальному решению ни материальных, ни психологических проблем представителей социально уязвимых слоев населения.

При строгом патернализме помогающие занимают авторитарную позицию по отношению к маргиналам. В подобном случае их функции могут в основном сводиться к карательным, а ключевым требованием к подопечным становится послушание. Понятно, что стремление благодетелей добиться безоговорочного подчинения от облагодетельствованных также минимизирует возможности для членов маргинальных групп интегрироваться в нормальную социокультурную жизнь.

Полюс культурного релятивизма в отношении представителей маргинальных групп базируется на идеологии демократии. Признание прав меньшинств при такой позиции имеет два основных идеологических выражения: постмодернистское и протестантское. В первом случае идет речь о попустительстве маргинализму, идеологически оправдываемому рассуждениями о правах человека и поликультурализме. Правда, декларируя права человека, забывают о том, что для поддержания совместной жизни и деятельности людям необходимы не только права, но и обязанности в отношении друг друга. А концепция поликультурализма упускает из виду, что представители маргинальных культур существуют исключительно за счет нормальных членов общества — их времени, усилий, налогов.

Другое направление характеризуется возложением на самих нуждающихся ответственности за качество использования предоставленных им обществом возможностей. Разумеется, в этом случае необходимым условием является наличие институциональных структур, предназначенных для оказания помощи при социализации и ресоциализации таких людей. Но функционально эти институты ориентированы не на пассивное приспособление представителей маргинальных групп к имеющейся у них социальной позиции, а на активное освоение и использование ими культурных навыков.

В настоящее время широко распространена идеологема полной интеграции представителей маргинальных групп в обычную социокультурную жизнь, которая трактуется как максимальная степень реализации демократических принципов. Однако для некоторых маргинальных групп подобное положение дел недостижимо в силу либо врожденных психических или физических нарушений, либо глубокой укорененности в субкультуре бедности, либо необратимых органических или поведенческих личностных изменений. Поэтому скорее всего целесообразно находить необходимую пропорцию интеграции и сегрегации при решении вопросов о позиции в обществе социальной помощи и поддержки в отношении маргинальных групп. При этом важно дифференцировать их собственные возможности с точки зрения этой пропорции.

Итак, выделены и рассмотрены три социально значимые группы предпосылок, создающих возможность для достоверных суждений о положении в обществе различных форм социальной помощи и специалистов в этой области.

Дихотомия государственная — общественная форма такой деятельности позволяет установить наиболее распространенные и легитимизированные в обществе институты и способы ее реализации. Таким образом можно выявить инфраструктуру социальной помощи и поддержки. Дихотомия уравнительная — распределительная справедливость дает возможность определить доминирующие ценности позиции членов общества в отношении маргинальных групп. На этой основе можно прогнозировать содержание соответствующей социокультурной политики и массовую реакцию на определенные нововведения в области социальной работы. Наконец, дихотомия патернализм — культурный релятивизм указывает на распространенные в обществе стереотипы поведения, сложившиеся в структуре отношений между представителями маргинальных групп и теми, кто специально занимается их социализацией и ресоциализацией, контролирует их поведение. Соответственно становится возможным предсказать, какие типы поведения с высокой степенью вероятности будут воспроизводиться, а какие поддаваться изменению.

Предлагаемые предпосылки составляют совокупность параметров для диагностики и оценки положения в обществе и активности специалистов, связанных с социальной помощью и поддержкой. В этом отношении данную совокупность можно считать необходимой (ни один из параметров нельзя игнорировать) и достаточной (любое добавление к перечисленным измерениям становится избыточным). Их необходимость обусловлена тем, что каждый показатель указывает на специфичный фундаментальный уровень социокультурной жизни. Государственный или общественный статус форм социальной помощи и поддержки указывает на институциональную их организацию; уравнительная или распределительная концепция справедливости — на ценностные приоритеты в обществе; патернализм или культурный релятивизм — на сложившиеся культурные способы поведения и взаимодействия. Их достаточность связана с тем, что выделенные уровни позволяют с нужной полнотой описать существующее положение дел: формы социальной организации; культурные типы социального взаимодействия внутри них; оценочные критерии, применяемые к такому взаимодействию. Соотнесение значений выделенных параметров позволяет вынести обоснованное суждение об их соответствии или расхождениях. Таким образом, становится возможным объяснять существующие напряжения в рассматриваемой области и прогнозировать будущее.

ВОПРОСЫ ДЛЯ САМОКОНТРОЛЯ

1. Какие социокультурные изменения социальной действительности предопределили становление социальной работы?

2. Какие институциональные особенности характерны для современного этапа развития социальной работы?

3. Какие концепции социальной справедливости Вы знаете? В чем их сущность и противоречия?

4. Какие культурно-поведенческие особенности влияют на развитие социальной работы?

ЛИТЕРАТУРА

1. Гумилев Л.Н. Биография этноса в исторический период, М„ 1993.

2. Давыдов Ю.Н. Этика любви и метафизика своеволия. М., 1989.

3. Лосев А.Ф. Дерзание духа. М., 1989.

4. Социокультурные проблемы социальной работы. М., 1996.

5. Франки В. Человек в поисках смысла. М., 1990.

6. Фромм Э. Искусство любить. М., 1991.

Раздел IV ПРОБЛЕМЫ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ ТЕОРИИ И ПРАКТИКИ СОЦИАЛЬНОЙ РАБОТЫ