ЗАРОЖДЕНИЕ ПАРТИЗАНСКОГО ДВИЖЕНИЯ В 1812г. еще один диплом. Содержание 1 введение 6 первый период правления александра 1 (18011805). 12 1 Формирование личности Александра 12
 Скачать 474.5 Kb.
|
ПЕРВЫЙ ПЕРИОД ПРАВЛЕНИЯ АЛЕКСАНДРА 1 (1801—1805).1.1 Формирование личности Александра 1.За три месяца до появления на свет великого князя Александра, будущего императора, в Петербурге 10 сентября 1777 года произошло самое страшное в XVIII веке наводнение. Вода поднялась на 3,5 метра выше ординара. К окнам Зимнего дворца прибило несколько трехмачтовых купеческих судов. Дворцовая площадь превратилась в озеро, посреди которого тогда еще не возвышался Александровский столп. Ветер срывал кровлю с домов и завывал в дымоходах. Мария Федоровна, жена Павла Петровича, была настолько испугана, что все опасались преждевременных родов(Середонин…2002,с.25). 12 декабря 1777 г. 201 пушечный выстрел с фортов Петропавловской крепости и Адмиралтейства возвестил России и всему миру о рождении первенца в семье цесаревича Павла Петровича, первого внука императрицы Екатерины II, а значит, и будущего наследника российского престола. Знаменательно, что крестной матерью Александра стала сама Екатерина, а крестными отцами — заочно австрийский император Иосиф II и прусский король Фридрих Великий. Поздравления, которые шли потоком в Петербург от высокопоставленных особ Европы, адресовались в основном императрице, а не отцу — наследнику престола. Все это подтверждало претензии Екатерины: упрочивалась ее личная династическая линия, появился реальный продолжатель ее рода и дела в противовес ненавидимому ею сыну, считавшему ее узурпатором власти и отца, и его собственной. Борьбу за Александра и за Константина против их отца Екатерина начала сразу же после рождения первенца, и не случайно, что она позже скажет Павлу, пытавшемуся дать отпор матери: «Дети принадлежат не вам, а России»(Валлоттон…1991,с.11.) в ее понимании это означало, что они принадлежат ей. Затем последовало крещение. По настоянию императрицы новорожденному было дано имя Александр в честь воина и святого, великого сберегателя Руси и страстотерпца за Русскую землю Александра Невского. При этом Екатерина писала своему постоянному корреспонденту, видному французскому писателю и просветителю барону Гримму, что она убеждена в правильности мнения тех, кто считает, что имя влияет на судьбу человека: «...что до нашего имени, то уж оно-то прославлено, его носил даже кто-то из матадоров»(Сахаров…1993,с.2.). Что касается святого своего будущего любимца, то Екатерина писала тому же Гримму: «Этот святой (Александр Невский ) был человек с качествами героическими. Он отличался мужеством, настойчивостью и ловкостью, что возвышало его над современными ему удельными, как и он, князьями. Татары уважали его. Новгородская республика подчинялась ему, ценя его доблести. Он отлично колотил шведов, и слава его была так велика, что его почтили саном великого князя»(Валлоттон …1991,с.13.) Любопытно, что немка Екатерина в этом письме ловко обошла вопрос о победах Александра Невского над тевтонскими рыцарями, в том числе и на льду Чудского озера. Итак, героизм, мужество, настойчивость, политическая ловкость — вот что программировала императрица своему едва появившемуся на свет кумиру. В этих первых движениях души великой императрицы в связи с рождением младенца проглядываются ее невероятные претензии и страстная надежда на то что ее внук достигнет в жизни и царствовании огромных высот.И здесь же виден ущемленный комплекс материнства Екатерины, ее несчастливая доля матери в связи с рождением и воспитанием собственного сына Павла, рождение которого оставило в истории смутный след, обросло всевозможными слухами, но достоверно сопровождалось тем странным обстоятельством, что Елизавета, по существу, отняла сына у Екатерины и взяла его воспитание в собственные руки. Ненависть Екатерины к сыну зародилась уже в это время и поддерживалась пренебрежением и унижением, в которых находилась Екатерина при дворе Елизаветы, а позднее при своем ненавистном супруге, отце Павла Петре III. Павел активно пестовал это противоестественное чувство, выказывая матери всю свою нелюбовь и полное неприятие тех ценностей, которым поклонялась Екатерина(Троицкий…1994,с.32.) Именно ему принадлежат слова, сказанные о России во время его европейского путешествия с женой: «Законы в России? В стране, где та, которая царствует, остается на троне лишь потому, что попирает их все!..»(Эйдельман…1981,с.176.) В конце жизни Екатерины ненависть к сыну обострилась и потому, что стареющая царица, просидевшая на русском троне ни много ни мало 34 года, чувствовала, что Павел — ее законный и единственный наследник — тем ближе к этому трону, чем старее и немощнее становилась она сама. Для правительницы видеть неодолимость наступления ее соперника — сына было, вероятно, совершенно невыносимым чувством, перед которым могли померкнуть интересы государства, интересы династии. Особенно невыносимо было это видеть и понимать, когда на ее глазах подрастал любимый внук, голубоглазый херувим Александр. Многими чертами своего характера Александр был обязан бабушке. Екатерина повторила Елизавету; она, по существу, отобрала сына у матери, определила ему жить в Царском Селе, подле себя, вдалеке от родителей, которые обретались в своих дворцах (в Павловске и Гатчине) и редко появлялись при "большом дворе". Известно, что Екатерина была плохой матерью, но она оказалась чуткой и заботливой бабушкой; она боготворила внука, и именно по ее настоянию он был назван Александром в честь св. Александра Невского. Впрочем, ребенок, как это видно из всех отзывов о нем, был мальчиком ласковым и нежным, так что возиться с ним для престарелой императрицы было огромным удовольствием. Еще осенью 1779 года, когда Александру не было и трех лет, Екатерина писала Гримму: "О! Он будет любезен, в этом я не обманусь. Как он весел и послушен, и уже с этих пор старается нравиться"(Валлоттон…1991,с.33.) Екатерина усердно занималась воспитанием внука, сама составила для него "Азбуку", в которой не только даны были конкретные указания его воспитателям, но и заложены принципы самого воспитания. При этом императрица руководствовалась идеями Руссо о естественности и простоте. В Наставлении "о сохранении здоровья" царственных питомцев (Александра и его брата Константина) Екатерина предписывала, чтобы их платье было как можно проще и легче, чтобы пища была простая и, "буде кушать захотят между обедом и ужином, давать им кусок хлеба"(Троицкий…1994,с.21.) Императрица желала, чтобы юные князья и летом, и зимой оставались как можно чаще на свежем воздухе, на солнце и на ветру, а зимой по возможности реже возле огня и чтобы зимой в их комнатах было не более 13 или 14 градусов по Реомюрову термометру (16-18 градусов С). Весьма полезным считала она, чтобы дети учились плавать. Приказано было им спать "не мягко", а на тюфяках под легкими одеялами, ложиться и вставать рано(Троицкий…1994,с.22.) Столь же подробно даны были наставления по нравственному воспитанию внуков. Учителя должны были "стараться при всех случаях вселять в детях человеколюбие и даже сострадание ко всякой твари... Главное достоинство воспитания детей, - писала Екатерина, - состоять должно в любви к ближнему, в общем благоволении к роду человеческому, в доброжелательстве ко всём людям, в ласковом и снисходительном обращении со всеми, в добронравии, чистосердечности, в удалении гневной: горячности, боязливости и пустого подозрения..."(Сахаров…1993,с.31.) Обман и неправда и в игре не должны быть терпимы, как бесчестное и постыдное дело. Приказано было: "Если кто из воспитанников солжет, то в первый раз выказать удивление тому, как поступку странному, неожиданному и неприличному, если же опять солжет, то сделать виновному выговор и обходиться с ним холодно и с презрением, а буде, паче чаяния, не уймется, то наказать, как за упрямство и непослушание"(Валлоттон…1991,с.17.) Когда великий князь и следовавший за ним Константин стали подрастать, бабушка подобрала штат воспитателей. Главным наставником, воспитателем политической мысли великих князей был избран полковник Лагарп, швейцарский республиканец, восторженный, хотя и осторожный поклонник отвлеченных идей французской просветительной философии. Учить великого князя русскому языку и истории, а также нравственной философии был приглашен Михаил Никитич Муравьев, весьма образованный человек и неплохой писатель. Лагарп, по его собственному признанию, принялся за свою задачу очень серьезно как педагог, сознающий свои обязанности по отношению к великому народу, которому готовил властителя: он начал читать и в духе своих республиканских убеждений объяснять великим князьям латинских и греческих классиков Демосфена, Плутарха и Тацита, английских и французских философов - и историков Локка, Гиббона, Мабли, Руссо. Во всем, что он говорил и читал своим питомцам, шла речь о могуществе разума, о благе человечества, о договорном происхождении государства, о природном равенстве людей, о справедливости, но более и настойчивее всего о природной свободе человека, о нелепости и вреде деспотизма, о гнусности рабства(Труая…1997,с.45.)Все это говорилось и читалось будущему русскому самодержцу в возрасте от 10 до 14 лет .По мнению А.Н. Сахарова одному Богу было известно, как хотели примирить эти возвышенные взгляды с тогдашней русской действительностью, и думали ли об этом вообще(Сахаров…1993,с.38.) Сам Александр чрезвычайно высоко ценил Лагарпа. Позже он признавался Чарторижскому, что "именно Лагарпу он был обязан всем тем, что было в нем хорошего, всем, что знал, и всем тем принципам правды и справедливости, которые он счастлив носить в своем сердце и которые были внушены ему Лагарпом (Тартаковский…1997,с.65.) . Александр рос умным и понятливым ребенком, но не слишком усидчивым и трудолюбивым. Его воспитатель Протасов писал в 1791 году: "Замечается в Александре Павловиче много остроумия и способностей, несовершенная лень и нерадивость узнавать о вещах... Действует в нем одно желание веселиться и быть в покое праздности. Дурное положение для человека его состояния"(Чулков…1997,с.98.). Продолжая далее свой отзыв, Протасов писал: "От некоторого времени замечаются в Александре Павловиче сильные физические желания как в разговорах, так и по сонным грезам, которые умножаются по мере частых бесед с хорошими женщинами"(Чулков…1997,с.99.). Опытная в чувственных делах Екатерина, вероятно, и сама замечала "сильные физические желания" юноши. К тому же ей' хотелось, чтобы Александр как можно -скорее попал в положение взрослого человека: ей хотелось, чтобы все привыкли смотреть на ее любимца как на будущего императора. Надо было поскорее женить юношу. Екатерина навела справки у своих послов, и ее выбор остановился на баденских принцессах. Их было в Бадене несколько и, по уверению их знавших, одна-другой лучше. В октябре 1792 года две принцессы, Луиза и Фредерика, прибыли в Петербург. Фредерика была совсем ребенок, а старшей, Луизе, исполнилось четырнадцать лет. Она-то и сделалась невестой Александра. Молодые люди сначала дичились друг друга - особенно смущался Александр, который дня два вовсе не разговаривал с предназначенной для него девицей. Но в конце концов миловидность принцессы покорила сердце юноши. Протасов из разговоров с воспитанником вскоре заключил, что "он прямые чувства нежности начинает иметь принцессе" (Валлоттон…1991,с.42.).По этому поводу Протасов счел нужным распространиться о любви как о чувстве Божественном и духовном . Екатерина, смотревшая на любовь совсем иначе, не постыдилась поручить одной из дам подготовить Александра к брачному ложу, научив его тайнам "тех восторгов, кои рождаются от сладострастия" (Башилов...1997,с.97.). Трудно сказать, сколь успешны были эти уроки и насколько буквально выполнялось указание императрицы. Но достоверно известно, что характер великого князя после женитьбы не претерпел больших перемен. "В течение октября и ноября (1793 г.) поведение Александра Павловича, - писал Протасов, - не соответствовало моему ожиданию. Он прилепился к детским мелочам, а паче военным, и, следуя прежнему, подражал брату, шалил непрестанно с прислужниками в своем кабинете весьма непристойно. Всем таковым непристойностям, сходственным его летам, но не состоянию, была свидетельница супруга" (Мережковский…1998,с.64.).Протасов беспокоился, что Поведение Александра могло повредить ему во мнении его жены, но та еще до свадьбы избавилась от романтических представлений о своем женихе. В январе 1793 года она писала своей матери: "Вы спрашиваете, нравится ли мне по-настоящему великий князь. Да, он мне нравится. Когда-то он мне нравился до безумия... но когда люди узнают друг друга лучше, замечают ничтожные мелочи, о которых можно говорить сообразно вкусам, и есть у него кое-что из этих мелочей, которые мне не по вкусу и которые ослабили мое чрезмерное чувство любви. Эти мелочи не в его характере, я уверена, что с этой стороны он безупречен, но в его манерах, в чем-то внешнем..." (Сахаров…1993,с.44.). В начале 1795 года Лагарп был уволен, и Александр совсем перестал учиться и работать. Современники уверяют, что он забросил книги и единственной обязанностью его были занятия на военном плацу в Гатчине, которым он предавался по воле отца. Необходимость лавировать между ненавидящими друг друга отцом и бабкой приучила Александра I "жить на два ума, держать две парадные физиономий" (Ключевский…1997,с.41.). Страх перед жестким и требовательным отцом завершил формирование черт его характера: "сущий прельститель" (М.М. Сперанский), "властитель слабый и лукавый" (А.С. Пушкин), "сфинкс, не разгаданный до гроба" (П.А. Вяземский), "это истинный византиец... тонкий, притворный, хитрый" (Наполеон), "коронованный Гамлет, которого всю жизнь преследовала тень убитого отца" (А.И. Герцен ) так отзывались о нем современники (Витте…1990,с.72.) . Из Гатчины Александр вынес увлечение фронтовыми учениями, военной выправкой, муштрой, военными парадами. Это было его единственное увлечение в жизни, которому он никогда не изменял и которое он передал своему преемнику. С 7 ноября 1796 г. вахт-парад, или развод, ,приобрел значение важного государственного дела и стал на многие годы непременным ежедневным занятием русских императоров (Середонин…2002,с.71.). В 1796 г., незадолго перед смертью, Екатерина II объяснила Александру всю необходимость лишить престола Павла, его отца. Александр письмом выразил свою глубокую признательность Екатерине II за дарованные ему милости, то есть выразил, по сути дела, свое согласие на устранение Павла от престола (Сахаров…1997 ,с.52.). Вообще, касаясь отношений Александра с Павлом, надо сказать, что они всегда были непростыми - слишком велико было несходство натур и характеров. Деспотически несдержанный отец подавлял сына, за внешней почтительностью которого скрывались страх и растущая с годами ненависть. Интриги Екатерины еще более запутали их. Еще в 1787 году императрице явилась мысль передать после себя престол внуку, минуя нелюбимого сына. В 1793- 1794 годах советники Екатерины всерьез рассматривали возможность отстранения Павла от престола ,но имевший на Екатерину влияние граф В.А.Мусин-Пушкин сумел убедить императрицу отсрочить это решение ( Тартаковский…1997,с.79.). Таким образом, и отец, и сын были осведомлены о планах Екатерины и противопоставлены друг другу. Известно, что Александр написал отцу письмо, в котором заранее безоговорочно отказался от короны в его пользу. Но подозрительный Павел не удовлетворился этим. Он заставил сына в присутствии Аракчеева принести клятву верности себе, как будущему императору. Александр выполнил его желание и назвал Павла "императорским высочеством". Несомненно, эта сцена была тягостна для обоих и не добавила взаимной любви(Эйдельман…1981,с.70.). Обстоятельства ,как сообщалось выше, рано приучили Александра к скрытности и притворству. В течение многих лет он должен был жить между двух дворов, совершенно не похожих друг на друга. Каждую пятницу великий князь отправлялся в Гатчину, чтобы присутствовать на субботнем параде, а вечером возвращался в Петербург и являлся в залу Зимнего дворца. Однако и там и здесь он ощущал себя чужим. Весной 1796 года, незадолго до смерти Екатерины, Александр писал своему приятелю Кочубею: "Мое положение меня вовсе не удовлетворяет. Оно слишком блистательно для моего характера, которому нравятся исключительно тишина и спокойствие, Придворная жизнь не для меня создана. Я всякий раз страдаю, когда должен являться на придворную сцену, и кровь портится во мне при виде низостей, совершаемых на каждом шагу для получения внешних отличий, не стоящих в моих глазах медного гроша. Я чувствую себя несчастным в обществе таких людей, которых не желал бы иметь у себя лакеями, а между тем они занимают здесь высшие места..."( Мироненко…1990,с.39.). В это же время судьба свела Александра с польским аристократом князем Чарторижским, попавшим в Петербург в качестве заложника. Однажды Александр пригласил Адама Чарторижского к себе в Таврический дворец. Они вышли в сад, и Александр гулял со своим гостем часа три, изумляя поляка своей откровенностью и свободомыслием. "Великий князь сказал мне, - вспоминал позже Чарторижский в своих мемуарах, - что он нисколько не разделяет воззрений и правил кабинета двора; что он далеко не одобряет политики и образа действия своей бабки; что он порицает ее принципы; что все его желания были на стороне Польши и имели предметом успех ее славной борьбы; что он оплакивал ее падение... Он сознался мне, что ненавидит деспотизм повсюду, во всех его проявлениях, что он любит свободу, на которую имеют одинаковое право все люди; что он с живым участием следил за французской революцией; что, не одобряя этих ужасных заблуждений, он все же желает успеха республике и радуется ему... Он утверждал, между прочим, что наследственность престола была несправедливым и бессмысленным установлением, что передача верховной власти должна зависеть не от случайностей рождения, а от голосования народа, который сумеет выбрать наиболее способного правителя"(Пушкарев…1993,с.112.). С момента восшествия Павла на престол многое переменилось в судьбе Александра: из баловня бабки, который волен был вести достаточно свободную, не обремененную обязанностями жизнь, он стал наследником престола со всеми вытекающими отсюда последствиями. Теперь уже не к детским играм в эфемерной армии привлекает его отец, а к настоящей изнурительной службе, сдобренной мелочными, типично павловскими требованиями. В письмах Лагарпу Александр жаловался, что он вынужден был терять «все свое время на выполнение обязанностей унтер-офицера» ( Валлоттон…1991,с.34.) А главное, уже в момент смерти Екатерины и прибытия Павла Петровича во дворец для Александра вновь грозно возник вопрос о его противостоянии с отцом, отныне уже императором. Царская семья, двор, верхушка армии, дипломатический корпус были прекрасно осведомлены о намерениях Екатерины передать престол внуку помимо сына. Это знал Павел, это знал и Александр ( Труая…1997,с.69.). Первые попытки предпринять эту акцию в конце 80-х и в 1793-1794 гг. окончились ничем. Накануне смерти Екатерина готовилась к решающей схватке с сыном. В последних ее завещательных документах есть упоминание об Александре, Константине, но нет ни слова ни о Павле, ни о его супруге Марии Федоровне(Тартаковский…1997,с.91). Мемуаристы, описывающие дни, последовавшие за смертью Екатерины, по существу, говорят о государственном перевороте, совершенном Павлом, опирающимся на свои гатчинские войска ( Давыдов…1994 ,с.85.). Зимний дворец был наводнен гатчинцами, везде были военные люди, «зашумели шарфы, ботфорты, тесаки». Павел вместе с канцлером Безбородко ревизовал бумаги матери, некоторые из них изъял и уничтожил; предполагается, что среди них было и «основное» завещание императрицы в пользу Александра ( Мироненко…1990 ,с.98.) Об этом говорит «обильный дождь» милостей, пролившихся на Безбородко, а в дальнейшем пересмотр Павлом порядка престолонаследия в России, установленного Петром I, когда государь сам мог передавать трон наследнику по своему усмотрению, Павел, по-видимому, в последние дни Екатерины, а тем паче после ее смерти, попадал под действие этого порядка (Троицкий…1994,с.56.). Так, уже в первые дни нового царствования Павел, по существу, отстранил сына от трона, когда и завязался тугой узел противоречий между отцом и сыном, свидетелем чего стал весь правительственный Петербург — как сторонники Павла, так и сразу же оттесненные от власти люди Екатерины, в том числе и ее ближайшие фавориты, и любимцы. И среди них оказался Александр. По существу, Павел повторил с Александром ситуацию, которую в 1762 г. и позднее создала с ним Екатерина, устранив от престола своего мужа, Петра III, объявив себя императрицей и нарушив тем самым права на престол своего сына, который хотя и был объявлен наследником, но жил постоянно под «дамокловым мечом» переворота со стороны матери и ее клевретов , уже устранивших отца, а также Ивана Антоновича — еще одного (заточенного еще при Елизавете) претендента на русский трон ( Чулков…2002,с.112.). Поистине все повторялось в доме Романовых в 60—90-е годы XVIII в. Павел открыто стал приближать к себе принца Евгения Вюртембергского, племянника императрицы Марии Федоровны, и доверил барону И.И.Дибичу свое намерение усыновить этого принца, а сыну Александру напомнил историю царя Петра 1 и царевича Алексея Петровича. Этой беседой Павел открыто разрывал с сыном ( Зазыкин…1952,с.112.). К последнему году своего правления Павел растерял даже сторонников из числа тех деятелей, которые раньше поддерживали его. Он без конца «тасовал» свой «кабинет». Яростные вспышки его гнева, порой по пустячным поводам, испытали на себе многие из его сподвижников. Даже верного Аракчеева он дважды отправлял в отставку и к 1801 г. оказался без этой мощной своей опоры ( Ключевский…1993,с.143.). Некоторые историки считали, что, если бы «железный граф» был в мартовские дни 1801 г. в Петербурге, заговорщикам пришлось бы намного труднее, а скорее всего, заговор против Павла был бы раскрыт и обезврежен ( Вандаль…1995,с.188.). В результате около Павла в конце концов по мнению А.Н. Сахарова остались либо такие ничтожества, как его камердинер и брадобрей граф Кутайсов, либо беспринципные циники, которые сумели выжить рядом с Павлом, приспосабливаясь к его мелочным требованиям, и получить благодаря этому служебные и материальные выгоды ( Сахаров…1993 ,с.67.) Н.Я. Эйдельман совершенно справедливо предположил, что мартовский заговор 1801 г. зрел уже давно и что в центре этого заговора находился наследник престола ( Эйдельман…1981,с.103-112.). Это видится и в его письмах Кочубею и Лагарпу, и в упомянутых выше беседах с Чарторыйским, и в появлении вокруг Александра круга «молодых друзей», с которыми он уже в царствовании Павла I вел, по существу, конспиративные разговоры о мерзостях павловской системы управления. Это видится и в проекте манифеста, который составил ему Чарторыйский и который получил полное подтверждение в цитированном выше письме Лагарпу от 27 сентября 1797 г ( Мемуары князя Адама Чарторыйского …,с.92.). С апреля 1797 г. тайные совещания цесаревича с «молодыми друзьями» графом Н.Н. Новосильцевым, графом П.А. Строгановым, князем А. Чарторыйским стали систематическими, благо в то время двор перебрался на коронационные торжества в Москву и здесь в суматохе празднеств эти встречи были более безопасными. Кто были эти люди? А. Чарторыйский — мятежный польский аристократ, участвовал в восстании Костюшко и был интернирован в Россию (Эйдельман…1981,с.123.).. Виктор Кочубей являлся племянником канцлера А.А. Безбородко, богач, аристократ. В 1792 г. он вернулся из революционной Франции с твердым выводом о закономерности происшедших во Франции перемен. До этого же Кочубей побывал в Швейцарии, Англии, изучал английское государственное устройство (.Эйдельман…1981,с.122). Петр Строганов — сын знатного екатерининского вельможи — также проявлял живейший интерес к Французской революции. Она застала его в Париже вместе с гувернером-французом. Строганов часто посещал заседания Национального собрания, стал секретарем патриотического общества «Друзья закона», а в августе 1790 г. оказался даже членом клуба якобинцев. По настоянию Екатерины он был вызван в Петербург, а ездил за ним по просьбе напуганного отца родственник и друг семьи Николай Новосильцев, самый старший из «молодых друзей». В 1795 г. ему было 35 лет ( Федоров…1990,с.78.).И вот этим-то людям, размышлявшим о происходивших в Европе событиях, думающих о судьбах России, и открылся Александр в своих беседах и письмах. Анализ бесед, обсуждавшихся программ в те годы приводит к мысли, что взгляды «молодых друзей» и самого Александра были весьма близки взглядам умеренных декабристов, да и сами члены кружка по своему образованию, положению, месту в свете, наконец, по своей тяге к узкой конспирации, интеллигентской тайне напоминали титулованную часть декабристской фаланги . И все же, как это ни странно, наследник престола был левее своих осторожных друзей ( Пивоваров…1995,с.71.). Да, они выступали за обновление России, но постепенное, осторожное, без нарушения ее старого ритма. Они не разделяли стремлений цесаревича отказаться от трона. Сначала реформы, сначала встать во главе нации и совершить преобразования, а уже потом размышления о будущем. В одной из бесед Александр заявил: «Я действительно чувствую, что надо в первое время взять на себя бремя власти, но только для того, чтобы произвести преобразования» ( Минаева…1982 ,с.138.) Настроение кружка «молодых друзей» прекрасно выразила юная супруга Александра в письме к матери в августе 1797 г.: «Я, как и многие, ручаюсь головой, что часть войск имеет что-то на уме или что они, по крайней мере, надеялись получить возможность, собравшись, что-либо устроить. О! Если бы кто-нибудь стоял во главе их! О, мама, в самом деле он (Павел.) тиран» ( Валлоттон…1991 , с.31.). Итак, налицо был, по существу, законспирированный кружок, сформировалась программа. Александр уже в это время становится центром притяжения антипавловских сил. Еще один круг заговорщиков формируется на базе английского посольства. Его лидерами становятся посол Уитворт, его любовница — сестра Платона Зубова, красавица и авантюристка Ольга Жеребцова и племянник бывшего воспитателя Павла I Никита Петрович Панин, отец и дядя которого в свое время вынашивали вместе с Павлом на началах конституционного переустройства России устранение от власти Екатерины П. Позднее к ним примкнул военный губернатор Петербурга граф П.А. Пален ( Мироненко…1990,с.94-95.). Противники Павла I уже в 1800 г. неоднократно предлагали Александру заставить отца силой отречься от престола и взять власть в свои руки, но он внимательно выслушивал их и поначалу отказывался. Однако содержание этих бесед с лидерами зреющего заговора Паниным и Паленом в отличие от середины 90-х годов отцу не передавал. Некоторые историки считают, что он колебался и что по мере развития событий лишь постепенно склонился поддержать заговорщиков и вступил с ними в прямые контакты ( Башилов…1997, с.42.). Однако последующие события показывают: никаких колебаний по поводу устранения отца от власти у Александра не было; давно уже воспитанный в условиях суровой дворцовой интриги с уже пробужденным, хорошо организованным честолюбием, обладая характером безусловно твердым, решительным, но крайне скрытным, замаскированным внешней мягкостью и уступчивостью, он был озабочен лишь одним — абсолютным успехом предприятия и сохранением в назревающей драматической ситуации незапятнанным своего политического и династического лица . Таким образом, на что не могла решиться Екатерина по отношению к Павлу, а сам Павел по отношению к Александру — на политическое и, как следствие, физическое устранение, решился голубоглазый «ангел», мягкий и интеллигентный Александр, что указывает не только на его личные обиды, страх перед отцом за собственную жизнь, но и на огромное честолюбие, твердый характер, решительность, которые он не один раз продемонстрирует за годы своего царствования ( Сахаров…1993,с.89.). Граф Пален вспоминая весенние месяцы 1800 г., т.е. время, которое около года предшествовало решающему заговору против Павла I писал : «Я обязан, в интересах правды, сказать, что великий князь Александр не соглашался ни на что, не потребовав от меня предварительно клятвенного обещания, что не станут покушаться на жизнь его отца. Я дал ему слово... Я обнадежил его намерения, хотя был убежден, что они не исполнятся. Я прекрасно знал, что если жизнь Павла не будет прекращена, то двери его темницы скоро откроются, произойдет страшнейшая реакция и кровь невинных, как и кровь виновных, вскоре обагрит и столицу и губернии»( Мироненко…1990,с.132.). Убийство отца произвело на Александра потрясающее и угнетающее впечатление и осталось навсегда тяжелым грузом на его совести. Около часа ночи Пален вошел в комнату Александра. Одетый и в сапогах, он лежал ничком на кровати и дремал. Пален тронул его за плечо и, когда Александр проснулся, сообщил ему, что Павел скончался от сильного апоплексического удара. Александр разрыдался. Тогда Пален жестко сказал ему: «Хватит ребячества! Благополучие миллионов людей зависит сейчас от Вашей твердости. Идите и покажитесь солдатам!» Александр, взяв себя в руки, вышел на балкон и произнес краткую речь перед подошедшими полками: «Мой батюшка скончался апоплексическим ударом. Все при моем царствовании будет делаться по принципам и по сердцу моей любимой бабушки, императрицы Екатерины» ( Сахаров…1993 ,с.88.) Армии был брошен жирный кусок. И полки ответили ему радостными возгласами. Промолчали лишь преображенцы ( Труая…1997,с.56.). Узнав об убийстве мужа, императрица в ярости потребовала, чтобы вся полнота власти перешла к ней, но заговорщики заперли ее в покоях. Очевидцы трагических событий в Михайловском замке рассказывают, что супруга Павла I проявила большую решительность в стремлении взять власть в свои руки. Она попыталась прорваться в комнату Павла, но была отброшена кавалергардом Гордановым и подоспевшим одним из братьев Зубовых, затем она устремилась на балкон в надежде обратиться к войскам, но Пален предусмотрел и эту ее попытку. Тогда она попыталась проникнуть к телу мужа другими комнатами, но там ее встретил верный Александру поручик Полторацкий, который и оставил описание этой сцены: «Императрица Мария вышла и сказала мне ломаным русским языком: «Пропустите меня к нему». Повинуясь машинальному инстинкту, я ответил ей: «Нельзя, Ваше величество». — «Как нельзя? Я еще государыня, пропустите». — «Государь не приказал.» — «Кто это?» — «Государь Александр Павлович». Она вспылила, неистово отталкивая, схватила меня за шиворот, отбросила к стене и бросилась к солдатам. Я дал им сигнал скрестить штыки, повторяя: «Не велено, Ваше величество». Она горько зарыдала» (Тартаковский…1997,с.189-190.) . О стремлении императрицы обратиться к войскам рассказывает в своих воспоминаниях и генерал Беннигсен: «Тщетно я склонял ее к умеренности, говоря ей об ее обязанностях по отношению к народу, обязанностях, которые должны побуждать ее успокоиться, тем более что после подобного события следует всячески избегать всякого шума» (Мережковский…1998,с.52.). Александр, поставленный в известность о напористых действиях матери, промолвил: «Только этого еще не хватало!» Все это указывает на то, что он не просто хотел освободить Россию от власти деспота (такова была официальная цель заговора), спасти себя, мать и брата от гибели, но и сам стремился к власти в обход и Павла, и Марии Федоровны. ( Середонин …2002 ,с.112.). А. Чарторыйский обратил на это внимание и записал в своих воспоминаниях: «Я никогда ничего не слышал о первом свидании матери и сына после совершенного преступления. Что говорили они друг другу? Какие могли они дать друг другу объяснения по поводу того, что произошло? Позже они поняли и оправдали друг друга, но в эти первые страшные минуты император Александр, уничтоженный угрызениями совести и отчаянием, казалось, был не в состоянии произнести ни одного слова или о чем бы то ни было подумать. С другой стороны, императрица, его мать, была в состоянии исступления от горя и злобы, лишавших ее всякого чувства меры и способности рассуждать»( Фирсов…1992,с.31. ). Дальнейший ход царствования Александра показал, что его взаимоотношения с матерью стали особым политическим фактором в истории страны. Мария Федоровна в течение долгих последующих лет не смирилась с захватом власти сыном. На крутых поворотах истории его правления она оказывалась в решительной оппозиции к императору. Так было в период вынужденного сближения России с Наполеоном и заключения Тильзитского мира, так было и в летние месяцы 1812 г., когда армия Наполеона двигалась на Москву. Позиция вдовствующей императрицы, сплотившей вокруг себя весьма влиятельных при дворе и в армии сторонников, активно противостояла линии Александра. Еще раз захватить власть амбициозная вдова Павла I вознамерилась в то время, когда из Таганрога пришло известие о смерти Александра I. Это убедительно показал М.М. Сафонов в статье «Константиновский рубль и «немецкая партия» ( Сафонов…1997 ,с.17.). И вот с таким противником имел дело Александр в ту памятную ночь в Михайловском замке и Зимнем дворце, приобретя в ее лице долгого и скрытного врага. Но, проявив мужество, волю, решимость в эту страшную для него минуту, Александр не рассчитал своих душевных сил. И это был, наверное, главный итог той мартовской ночи, которая нависала над его чувствами дамокловым мечом в течение всей оставшейся жизни. Уже в первые часы после гибели отца он испытал на себе всю силу сознания отцеубийства. Заметим, что это был первый такой случай на всем протяжении страшной истории русского правящего дома. Убивали родных и двоюродных братьев, сажали в темницы и уничтожали сыновей и внуков, свергали с престола и убивали мужей. Но впервые сын покусился на жизнь отца, и это первенство досталось на долю Александра, который, как оказалось, вовсе не готов был к этой страшной миссии. Конечно, никакие высокие цели этой власти, облеченные в пропагандистские лозунги своего времени и выраженные, в частности, в его манифесте по случаю вступления на престол и в последующих многочисленных документах эпохи, не могли оправдать его перед самим собой. Сделать это могло лишь чувство глубокого соответствия своих внутренних убеждений, всего того, во что он действительно верил, чему поклонялся в глубине души, своих реальных действий и как человека, и как политика. Только здесь мог он найти хоть малейшее оправдание страшному человеческому греху, который долгие годы тревожил его душу. Идея искупления страшного греха благоденствием Отечества присутствовала уже в пору бесед Александра с Паниным, Паленом и другими заговорщиками. Во весь свой рост она встала после переворота. Ее высказывал перед Александром тот же Пален, но особенно супруга Александра, Елизавета Алексеевна, которая «умоляла его не падать духом, посвятить себя счастью своего народа и смотреть на отправление власти как на искупление». Об этом сообщила в своих воспоминаниях близкая ко двору В .Н. Головина ( Ключевский…1993,с.79.). Эта идея затем многократно, не касаясь, правда, факта убийства Павла I, будет присутствовать в письмах и разговорах Александра I, когда он станет затрагивать планы реформирования России. Эта мысль пройдет через всю его жизнь, вплоть до 1825 г. Поэтому всю последующую жизнь Александра мы должны рассматривать сквозь призму его постоянных усилий достигнуть этого соответствия, что было чрезвычайно трудно и в плане чисто человеческом, но особенно в плане государственном, правительственном в тогдашней России. Что касается его чисто человеческих качеств, то он, несмотря на всю ужасающую жестокость системы, в которой он жил, символом которой волею судеб являлся, всю жизнь боролся за обретение себя, за возврат к себе прежнему. Его стремление к постоянному очищению от скверны власти, и прежде замеченное в нем близкими к нему людьми, теперь во много крат усилилось чувством искупления огромной вины, которая становилась по мере того, как он шел по ступеням жизни, все более и более острой и тревожащей. Проявить себя в этом личном смысле было намного легче, нежели в сфере государственного правления; здесь он был, как правило, предоставлен самому себе, а его личные поступки если и касались кого-то другого, то лишь либо близких к нему людей, либо людей случайных и не имели широкого общественного резонанса ( Троицкий…1994,с.59.). Эту свою личную, человеческую линию, несмотря на весь диктат власти, ее порядков, традиций, соблазнов, заведомых обманов, пустоты, он вел в течение всей своей жизни, и порой ему это удавалось, хотя и не без отступлений, уступок, слабостей, которые и давали повод говорить о двуличии, ханжестве, неискренности ( Сахаров…1993 ,с.89.). Власть надвинулась на Александра сразу, без подготовки, в одном из своих самых отвратительных обличий, и для его человеческой личности вопрос состоял в том, сумеет ли он устоять, достойно противостоять ей, как это он мнил в пору своих юношеских мечтаний, или она окончательно втянет его в свой жернов, перемелет и выдаст очередной готовый образец обычного властителя — жестокого, беспринципного, готового ради ее удержания на все ( Труая…1997 ,с.76.).. Этот вопрос он решал в течение всей своей жизни, так и не дав на него ни отрицательный, ни положительный ответ. И в этом, видимо, состояла его драма как человека и как правителя |