СПЛОШНАЯ КОЛЛЕКТИВИЗАЦИЯ КРЕСТЬЯНСКИХ ХОЗЯЙСТВ РАСКУЛАЧИВАНИЕ ГОЛОД 1931-1932. СПЛОШНАЯ КОЛЛЕКТИВИЗАЦИЯ КРЕСТЬЯНСКИХ ХОЗЯЙСТВ. Сплошная коллективизация крестьянских хозяйств, раскулачивание, голод 19321933 гг
 Скачать 38.27 Kb.
|
|
СПЛОШНАЯ КОЛЛЕКТИВИЗАЦИЯ КРЕСТЬЯНСКИХ ХОЗЯЙСТВ, РАСКУЛАЧИВАНИЕ, ГОЛОД 1932-1933 ГГ. Состоявшийся в декабре 1927 г. XV съезд ВКП(б) большое внимание уделил вопросам развития сельского хозяйства. Отметив низкий уровень его развития, съезд в резолюциях и по отчету Центрального Комитета, с которым выступил И.В.Сталин, и по докладу В.М.Молотова «О работе в деревне», поставил в качестве первоочередной задачи обеспечить «на основе дальнейшего кооперирования крестьянства постепенный переход распыленных крестьянских хозяйств на рельсы крупного производства (коллективная обработка земли на основе интенсификации и машинизации земледелия), всемерно поддерживая и поощряя ростки обобществленного сельскохозяйственного труда» 1 . Подчеркивалось также, что кооперирование крестьянских хозяйств будет осуществляться «как через процесс обращения, так и всё больше и через реорганизацию и объединение самого производства – в крупное общественное хозяйство на основе новой техники (электрификация и т.д.)». При этом подчеркивалось, что переход к крупному коллективному хозяйству «может происходить только при согласии на это со стороны трудящихся крестьян» 2 . Темпы коллективизации, а тем более сроки ее окончания в постановлениях съезда не устанавливались. В целях содействия колхозному строительству и подъему сельского хозяйства вообще съезд партии предусматривал ряд мероприятий, в том числе государственно-планового регулирования развития сельского хозяйства через посредство контрактации, сельхозкредита, машиностроения. Большое значение придавалось развитию и укреплению кооперации как потребительской и кустарно-промысловой, так и в особенности сельскохозяйственной, имея в виду вовлечение в нее всей бедноты и большинства середняков. Коллективизация крестьянства (80% населения страны) была призвана не только интенсифицировать труд и поднять уровень жизни на селе. Она облегчала перераспределение средств и рабочей силы из деревни в город. Предполагалось, что получать хлеб из сравнительно небольшого числа работающих по плану колхозов (коллективные хозяйства) и совхозов (государственные сельскохозяйственные предприятия) будет значительно легче, чем от 25 млн распыленных частных производителей. Именно такая организация производства позволяла максимально концентрировать рабочую силу в решающие моменты земледельческого цикла работ. Массовая коллективизация обещала также высвободить из деревни рабочую силу, необходимую для строительства и промышленности. Для государственного управления процессом коллективизации и сельскохозяйственного производства в ноябре 1929 г. создан Народный комиссариат земледелия СССР. В 1930е годы его возглавляли Я. А. Яковлев (1929–1934), М. А. Чернов (1934–1937), Р. И. Эйхе (1937–1938), И. А. Бенедиктов (1938–1943). В состав Наркомзема вошел Колхозцентр СССР, образованный в 1928 г. специально для управления колхозами. В качестве образца для будущих хозяйств в советской деревне был избран кибуц — близкая к коммуне модель кооператива, разработанная в начале XX в. во всемирной сионистской организации. Выбор оказался неудачным, поскольку он изначально был ориентирован на колонистов-горожан, не видевших смысла в крестьянском подворье. Представление о методах руководства коллективизацией дает напутствие председателя Колхозцентра Г. Г. Каминского собранным в январе 1930 г. в Москве представителям районов сплошной коллективизации: «Если в некотором деле вы перегнете и вас арестуют, то помните, что вас арестовали за революционное дело». Старт форсированной коллективизации дан 5 января 1930 г. постановлением ЦК ВКП(б) «О темпах коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству». В нем выделялись зерновые районы (Нижняя и Средняя Волга и Северный Кавказ), в которых коллективизацию предстояло завершить в первую очередь — осенью 1930 или весной 1931 г., и районы второй очереди (Украина, Центральная Черноземная область, Урал, Сибирь и Казахстан) с возможной ее отсрочкой на год. Для других районов сроки отодвигались на 1933 г. Основой колхозного строительства постановлением признавалась сельскохозяйственная артель как «переходная к коммуне» форма хозяйства. Такая формулировка сориентировала «коллективизаторов» на усиление обобществления средств производства и личного имущества крестьян. (Уровень обобществления в Товариществах по совместной обработке земли достигал 30%, в артелях — 50, коммунах — 100%.) Сразу после опубликования постановления была развернута «безоглядная» кампания, всемерно поощрявшая ускорение темпов коллективизации. Роль авангарда в борьбе за колхозы играли бедняцко-середняцкие группы в деревнях и направленные из городов рабочие-коммунисты. Пятилетний план по коллективизации был выполнен в январе 1930 г., когда в колхозах числилось свыше 20% всех крестьянских хозяйств. Но уже в феврале «Правда» ориентировала читателей: «Наметка коллективизации — 75% бедняцко-середняцких хозяйств в течение 1930/31 года не является максимальной». Угроза быть обвиненными в правом уклоне из-за недостаточно решительных действий толкала местных работников на разные формы давления в отношении крестьян, не желающих вступать в колхозы (лишение избирательных прав, исключение из состава Советов, правлений и других выборных организаций). Сопротивление оказывали чаще всего зажиточные крестьяне. Резкому обострению ситуации способствовало принятое 30 января 1930 г. постановление Политбюро ЦК «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации». Оно отменяло действие принятого ранее закона об аренде и применении наемного труда, предписывая конфисковать у кулаков средства производства, скот, хозяйственные и жилые постройки, предприятия по переработке продукции, продовольственные, фуражные и семенные запасы. Политика ограничения и вытеснения кулачества, а также зажиточной части крестьянства, начала проводиться еще со времени VIII съезда партии (1919 г.). В Программе РКП(б), принятой съездом, указывалось, что политика партии по отношению к кулакам заключается «в решительной борьбе против их эксплуататорских поползновений, в подавлении их сопротивления советской политике» . После окончания гражданской войны в связи с провозглашением новой экономической политики Советская власть считала возможным допустить свободу предпринимательства и торговли, использование хозяйственного опыта кулачества и зажиточной части крестьянства для восстановления и развития сельского хозяйства. Однако и в то время лозунг ограничения кулачества не снимался. В.И.Ленин в письме в Политбюро ЦК РКП(б) о тезисах Е.А.Преображенского «Основные принципы политики РКП в современной деревне» 16 марта 1922 г. писал: «...ввиду преобладающей важности подъема сельского хозяйства и увеличения его продуктов, в данный момент политика пролетариата по отношению к кулачеству и зажиточному крестьянству должна быть направлена главным образом на ограничение его эксплуататорских стремлений и т.д.» Мероприятия советского партийно-государственного руководства в 1927–1929 гг. были направлены на переход в ближайшем будущем к сплошной коллективизации и ликвидации кулачества. Весной 1928 г. Наркомзем и Колхозцентр РСФСР составили проект пятилетнего плана по коллективизации крестьянских хозяйств, согласно которому к концу пятилетки, т.е. к 1933 г. предполагалось объединить в колхозах 1,1 млн. хозяйств (около 4%). Проект пятилетнего плана, разработанный Союзом союзов сельскохозяйственной кооперации летом 1928 г., предусматривал коллективизацию уже 3 млн. хозяйств (12%). А в утвержденном весной 1929 г. пятилетнем плане предусматривалась коллективизация 4-4,5 млн. крестьянских хозяйств (16-18%). Развертывание коллективизации означало, помимо всего прочего, дальнейшее наступление на кулачество и зажиточную часть крестьянства. Наступление шло по всем линиям. В области землепользования и землеустройства XV съезд ВКП(б) предлагал проводить такую политику, которая вела бы к постепенному сокращению площади земли, сдаваемой в аренду «в тех районах, где аренда земли ведет к росту кулацких элементов» . Срок аренды ограничивался сроком одного севооборота, но не более 6 лет. Категорически запрещалось нарушать закон о сдаче земли крестьян в аренду. Государственные фондовые земли разрешалось сдавать в аренду, главным образом, бедняцко-середняцким хозяйствам. Одновременно с этим XV съезд предлагал всемерно содействовать развитию таких форм землепользования, которые способствовали бы кооперированию сельского хозяйства (поселки, выселки и т.п.), «ограничив практику выделения на отруба и особенно хутора и совершенно прекратив их в тех случаях, где они ведут к росту кулацких элементов». Во исполнение этих указаний был принят ряд законодательных и других документов, ограничивающих кулацкое землепользование. Так, вскоре после съезда, 24 марта 1928 г. Коллегия высшего контроля по земельным спорам при ВЦИК приняла постановление «О землепользовании лиц, существующих на нетрудовые заработки», установив, что землепользователи, для которых доход от нетрудовых занятий является основным и вполне достаточным источником существования, не принадлежат больше к составу трудового земледельческого населения, поэтому не имеют права пользоваться землей. Излишки земель изымались у кулаков и передавались беднякам. 15 декабря 1928 г. 4-я сессия IV созыва ЦИК СССР приняла общесоюзный закон о земле «Общие начала землепользования и землеустройства» . Основным содержанием закона являлось содействие коллективным, общественным формам хозяйства, защита интересов бедняцко-середняцких хозяйств в земельных отношениях и ограничение землепользования кулацких хозяйств. Закон предоставлял преимущественное право на получение земли сельскохозяйственным коллективам, а также бедняцким и маломощным середняцким хозяйствам. Такие же права получали они в отношении лучших и более удобно расположенных земель (п. 8). Что касается лиц, лишенных избирательных прав, то им земля выделялась в последнюю очередь. Следовательно, порядок землепользования носил ярко выраженный антикулацкий характер, он был направлен на ограничение и вытеснение кулацких хозяйств. «Общие начала землепользования и землеустройства» устанавливали строгий порядок аренды земли, при котором не допускалась сдача земли в аренду кулацким хозяйствам. В случае, если такая сделка будет заключена, то сельсоветы должны отказывать в регистрации договора, а земля постановлением земельно-судебных органов должна изыматься. В законе «Общие начала землепользования...» указывалось, что наемный труд в крестьянских хозяйствах допускается при условии, что трудоспособные члены хозяйства принимают участие в работе, а наемный труд имеет лишь подсобное значение. Кулаки не имели решающего права голоса, избираться в Советы а и не могли быть избраны в выборные органы земельного общества. Специальным примечанием оговаривалось, что члены земельного общества, не достигшие совершеннолетия, но являющиеся самостоятельными домохозяевами, «признаются полноправными членами общества, если их хозяйства не являются кулацкими». Таким образом, для наиболее дееспособной и опытной части деревни была закрыта дорога не только в Советы, но и в органы управления колхозно-кооперативной системы. Больше того, кулачество юридически лишалось возможности активно участвовать в деятельности земельных обществ, кооперации и других общественных организаций в деревне. Кулаки делились на три категории. Первая, «контрреволюционный актив», подлежала заключению в концлагеря, а организаторы терактов, повстанчества — расстрелу. Вторая — «элементы кулацкого актива, особенно из наиболее богатых кулаков и полупомещиков» — подлежала высылке в отдаленные районы данного края и за его пределы. В третью входили кулаки, расселявшиеся на территории данного района за пределами колхозных массивов на худших по плодородию, неудобных землях. Указывалось, что общее число ликвидируемых хозяйств должно оставаться в пределах 3–5% от общего числа. Это значительно превышало установленное ранее число кулацких хозяйств (осенью 1929 г. их насчитывалось 2,3%, около 600 тыс.). Названные в постановлении цифры предполагали «раскулачивание» середняков, не соглашавшихся вступать в колхозы. В действительности число раскулаченных в отдельных районах достигало 10–15%. Конфискованные у кулаков имущество и вклады подлежали передаче в неделимые фонды колхозов в качестве вступительных взносов бедняков и батраков. Это способствовало привлечению в колхозы неимущих слоев деревни. Раскулачивание стало мощным катализатором коллективизации, и позволило уже к марту 1930 г. поднять ее уровень в стране до 56, а по РСФСР — 57,6%. Общее количество ликвидированных «кулацких хозяйств» только в 1929–1931 гг. составило 381 тыс. (1,8 млн человек), а всего за годы коллективизации достигло 1,1 млн хозяйств. В январе 1932 г. первый заместитель председателя ОГПУ Г. Г. Ягода докладывал Сталину, что в спецпоселках Урала, Сибири, Европейского Севера и Казахстана расселено 1,4 млн крестьян. Большинство из них работали на лесозаготовках, в горнодобывающей промышленности и «неуставных» колхозах. Примерно 10% от общей численности раскулаченных приговаривались к заключению в лагеря. Отмечались многочисленные случаи применения угроз, насилия и репрессий по отношению к крестьянам в связи с взысканием налоговых платежей. Почти вся масса репрессированных была выселена в 1930-31 гг. На спецпоселения прибыло 388 тыс. семей (1,8 млн. человек). Это - максимальные из достоверных данных, проверенных через перекрестный анализ независимых учетных документов. Официальные цифры - 366,5 тыс. семей или 1,68 млн. человек. Масса направленных на спецпоселения составляла около 1,5% крестьянских семей или около половины тех, кого относили к категории кулаков [123] . На деле в созданном на селе хаосе под репрессии попадала и часть середняков, то есть число пострадавших «настоящих» кулаков составляло существенно менее половины этой социальной группы. Около 250 тыс. семей кулаков успели «самораскулачиться» - продать или раздать родным имущество и уехать в город. Согласно «Положению о едином сельскохозяйственном налоге» (ст. 28) индивидуальному обложению подлежали те единоличные хозяйства, которые выделяются из общей крестьянской массы «своей доходностью и притом нетрудовым характером своих доходов». В этом случае они облагались «не по нормам, а на основании общих сведений», имеющихся у местных налоговых органов. Основания, по которым крестьянские хозяйства должны были облагаться в индивидуальном порядке, сводились к следующему: а) если члены двора занимаются скупкой с целью перепродажи, торговлей или ростовщичеством; б) если в хозяйстве или в промысле систематически применяется наемный труд; в) если в хозяйстве имеется: мельница, маслобойка, просорушка, волночесалка, шерстобитка, терочное заведение, картофельная, плодовая или овощная сушилка или другое промышленное предприятие – при условии применения в перечисленных предприятиях механических двигателей или наемного труда, а также если в хозяйстве имеется ветряная или водяная мельница с двумя и более поставами; г) если хозяйство сдает внаем постоянно или на сезон отдельные оборудованные помещения под жильё или под торговое либо промышленное предприятие. Правда, краевым и губернским исполнительным комитетам, а на Украине, в Белоруссии, Туркмении и Узбекистане – окружным исполнительным комитетам предоставлялось право вносить необходимые изменения в перечень признаков для обложения в индивидуальном порядке, оформленные соответствующим постановлением. Эта оговорка давала право местным органам власти расширять или изменять признаки кулацких хозяйств, подлежавших индивидуальному обложению, а поскольку центр требовал более полного выявления таких хозяйств, то индивидуально облагались не только все кулацкие хозяйства, но и часть середняцких и даже бедняцких. Нежелание работать в «уставных» колхозах резко усилило поток крестьян, перебиравшихся в города. Только за 1931 г. их число составило более 4 млн. Среди них была и часть кулаков, заблаговременно распродавших свое имущество и сумевших избежать репрессий. Неконтролируемую миграцию была призвана упорядочить введенная в декабре 1932 г. система паспортов и прописки (ранее она осуждалась как проявление полицейщины в странах капитала). Колхозники могли получать паспорта только с согласия правления колхоза. Коллективизация сопровождалась разгромом экономической науки. Был многократно усилен нажим на церковь. Уже к началу 1931 г. было закрыто около 80% всех сельских храмов страны. Значительная часть духовенства попала в разряд «раскулаченных». Все это не могло не вызвать ответных мер отпора, в том числе с оружием в руках. По данным ОГПУ, за январь–апрель 1930 г. произошло 6117 выступлений, насчитывавших 1755 тыс. участников. Другим следствием спешки и административного произвола стал массовый стихийный забой скота. Власть была вынуждена пойти на уступки. 2 марта 1930 г. в «Правде» одновременно с Примерным уставом сельскохозяйственной артели появилась статья Сталина «Головокружение от успехов», осуждавшая «перегибы». Вслед за этим, 14 марта, было принято постановление ЦК ВКП(б) «О борьбе с искривлениями партлинии в колхозном движении», требовавшее прекратить практику принуждения, не допускать перевода сельхозартелей на устав коммуны. К августу 1930 г. в колхозах осталось 21,4% крестьянских хозяйств, т.е. на уровне заданий пятилетки. Погоня за темпами принесла огромный вред. Однако осенью того же года колхозное наступление возобновилось. К июню 1931 г. колхозы объединили 53% всех крестьянских хозяйств. Сплошная коллективизация завершилась в важнейших сельскхо-зяйственных районах страны. Значительное число единоличников сохранялось в Закавказье и Таджикистане (здесь показатель коллективизации к лету 1931 г. составлял 42%), в Белоруссии (49%), а также на севере, северо-западе и в центральных нечерноземных районах. К концу пятилетки в стране было создано более 200 тыс. довольно крупных (в среднем по 75 дворов) колхозов, объединивших около 15 млн крестьянских хозяйств, 62% их общего числа. Наряду с колхозами были образованы 4,5 тыс. совхозов. По замыслу они должны были стать школой ведения крупного социалистического хозяйства. Их имущество являлось государственной собственностью; крестьяне, работавшие в них, были государственными рабочими. В отличие от колхозников они получали за работу фиксированную заработную плату. Опыт организации труда в колхозах позволил уже к началу 1931 г. установить, что наиболее целесообразной формой учета колхозного труда является трудодень с применением сдельщины. VI съезд Советов СССР в марте 1931 г. утвердил его как общую для всех колхозов меру учета количества и качества труда, основной принцип распределения колхозных доходов. Организованности труда способствовало создание производственных бригад с постоянным составом колхозников. ЦК партии постановлением от 4 февраля 1932 г. предлагал создать их во всех колхозах. Хозяйственные результаты исключительно благоприятного по погодным условиям первого колхозного года были обнадеживающие: колхозы дали стране около трети валовой и товарной продукции, доходы колхозников были выше, чем у единоличников. Однако в целом коллективизация и раскулачивание подорвали производительные силы деревни. Поголовье скота в стране за пятилетку сократилось почти наполовину. Поступление зерновых государству к концу 1931 г. снизилось. Уже в этом году в ряде регионов начался голод. Весной 1932 г. пришлось снизить нормы карточного снабжения горожан хлебом. В связи с пониженным сбором зерна (отчасти из-за погодных условий, но главным образом вследствие тяжелого продовольственного положения крестьян и их массового сопротивления хлебозаготовкам, проводимым по принципу продразверстки) в августе 1932 г. принят жестокий закон, сурово карающий даже мелкие хищения колхозной собственности. Начались аресты за «саботаж хлебозаготовительной работы». Одновременно правительство пошло на некоторые уступки крестьянам, своего рода неонэп — сокращение государственного плана хлебо- и мясозаготовок, разрешение торговли по свободным ценам в случае выполнения поставок государству. Однако эти запоздалые меры не дали облегчения. Голод, охвативший в 1932–1933 гг. ряд зерновых районов на Украине и в России, унес жизни, по не установленным еще точно историками данным, около 5 млн человек. Нередки были и случаи людоедства. Жертвами голода на Украине и в РСФСР стали более 3 млн человек, причем основные потери понесли сельские жители — 2 млн. Из них не менее 1 млн приходится на российские регионы — Поволжье, Дон, Кубань и Ставрополье. Сильно пострадал Казахстан, население которого из-за смертей и безвозвратных откочевок за границу с 1931 по 1933 г. сократилось почти на 1,8 млн человек. на огромной территории с населением не менее 50 миллионов человек разразился страшный голод. Он охватил почти всю Украину, Северный Кавказ, Поволжье, южные районы ЦЧО и Урала, Западную Сибирь и Казахстан. В отличие от голода 1921–1922 гг., который был результатом сильнейшей засухи в Поволжье и некоторых районах центрально-черноземной полосы, голод 1932/33 гг. явился следствием сталинской антикрестьянской политики в деревне в начале 1930-х годов. Вообще то говоря, голод в тех или иных размерах являлся постоянным спутником коллективизации, хотя причины его носили не только объективный характер (частичный неурожай, засуха, болезни растений), но и субъективный (планирование заготовок, изъятие денежных средств из деревни, бесхозяйственность в колхозах) главной причиной срыва посевной стал «тихий саботаж» крестьян, вступивших в колхозы зимой 1931/32 и зимой 1930/31 года. Именно 1931 и 1932 годы стали пиком по числу образованных колхозов и по числу, вступивших в них. При этом крестьяне привыкли работать на себя и не хотели работать на колхоз. Считали, что пусть работает сосед, раз все общее. Не было в их сознании, что от каждого зависит общий результат. И если после «тихого саботажа» весной и летом 1931 года голодомор не случился, то только за счет старых запасов. Которых зимой 1932/33 годов уже не было. Голод в большинстве сел и деревень европейской части СССР стал неизбежен. Урожай 1932 года составил 69.9 млн. тонн, в 1931 году – 69.5 млн. тонн, То есть два неурожайных года подряд и привели к голодомору 1932/33 годов. Для сравнения урожай 1930 года – 83.7 млн. тонн, урожай 1933 года – 89.8 млн. тонн; 1934 года – 89.4 млн. тонн; 1935 года – 92 млн. тонн. При этом, если причиной плохого урожая 1931 года стала прежде всего засуха, а потом уж саботаж, то в 1932 году именно саботаж, который существенно вырос за счет вновь вступивших в колхозы. Саботаж, как при посевных работах, так и летом, и при уборке урожая. О второй причине голода. Многие, поддавшись пропаганде кулаков, порезали коров при вступлении в колхозы; порезали всех, до последней. А между тем после вступления в колхоз каждой семье разрешалось держать одну корову. В голодную зиму корова с ее молоком и сметаной, сливочным маслом и простоквашей спасла бы от голодной смерти. Но кормилец порезали. Число коров в СССР сократилось с 26 миллионов к началу 1930 года до 19 миллионов к началу 1933. Еще больше, чем коров, порезали волов и лошадей, что сказалось на качестве посевной в 1932 году. Площади посевов сократились, кроме того не уложились в сроки. Сев затянулся до конца июня. Число лошадей сократилось с 30 миллионов к началу 1930 года до 16 миллионов к началу 1933 года. То, что порезали скот, а особенно коров, стало второй главной причиной голодомора 1932/33 годов. Введенная в декабре 1932 г. паспортная система была призвана препятствовать массовому наплыву голодающих крестьян в города. Масштабы народной трагедии из-за ограниченности государственных хлебных запасов в стране не удалось снизить ни резким сокращением экспорта, ни попытками найти валюту за счет продажи музейных ценностей. Ситуация усугублялась и тем, что во имя политических целей сталинское руководство пыталось скрывать сам факт голода и отказалось от международной помощи. О хозяйственных результатах коллективизации в годы пятилетки можно судить по следующим цифрам. Объем сельскохозяйственного производства в 1932 г. составлял 73% от уровня 1928 г., животноводческой продукции — 47. В то же время «товарность» сельскохозяйственного производства повысилась с 15% накануне коллективизации до 36–40% во 24й и 34й пятилетках. В 1930 г. собрано 84 млн т зерна, в 1931 — 70, в 1932 — 67, в 1933 — 68 млн т. Заготовки хлеба государством с 10,8 млн т в 1928 г. и 16,1 млн т в 1929 г. выросли до 23,3 млн т в 1933 г. Разница цифр означает, что для внутреннего потребления в деревне хлеба оставалось все меньше и меньше. Значительная часть заготовленного зерна направлялась на экспорт, закупку крайне необходимого промышленного оборудования за границей. За годы 14й пятилетки было вывезено 12 млн т зерна, в 1930 г. — 4,8, в 1931 г. — 5,1, в неурожайном 1931 г. — 1,8 млн т. (Для сравнения: царская Россия в 1909–1913 гг. вывозила в среднем 11,6 млн т зерна в год.) Начало 2-й пятилетки в деревне связано с преодолением трудностей и провалов, порожденных ошибками предыдущего этапа коллективизации. В целях укрепления колхозного строя и усмирения деревни в январе 1933 г. партия приняла решение о создании чрезвычайных органов управления — политотделов МТС (машинно-тракторная станция) и совхозов, наделенных огромными правами. Они осуществляли политический контроль за расстановкой и использованием на работе колхозников и работников совхозов, обеспечивали своевременное выполнение колхозами обязательств перед государством. Под лозунгом «Сделать колхозы большевистскими, а колхозников зажиточными!» в феврале 1933 г. была организована работа Первого всесоюзного съезда колхозников-ударников. Призыв съезда организовать Всесоюзное соревнование за высокую урожайность, напрямую связанный с возможностью повысить благосо4 стояние колхозников, усиливал и материальную заинтересованность, и производственную инициативу. Налаживанием работы в колхозах занялись свыше 250 тыс. колхозников, в том числе около 30 тыс. председателей колхозов, выдвинутых на руководящие должности политотделами МТС за два года своей работы (преобразованы в обычные партийные органы в ноябре 1934 г.). В 1933–1935 гг. власть сумела добиться выполнения поставок хлеба каждой республикой, краем и областью. Экспорт зерна был сокращен, с 1934 г. он не превышал 1 млн т в год. Тогда же стали прибегать к дополнительным государственным закупкам сельхозпродукции по заготовительным ценам, которые были на 25–30% выше плановых. Благодаря этому объем дополнительных хлебозаготовок увеличился с 4,1 млн ц в 1933 г. до 33,6 — в 19344м. Часть хлеба государство получало от колхозов в виде натуральной оплаты за работу МТС. С 1933 по 1935 г. эти поступления выросли в структуре хлебозаготовок с 15,5 до 25,4%. Ноябрьский (1934) пленум ЦК принял решение сократить (или даже вовсе прекратить) экспорт хлеба, направив его на внутренний рынок. Однако перелом ситуации в деревне и улучшение продовольственного снабжения населения городов в основном определялись расширением поставок техники в сельское хозяйство. Перед революцией почти половина земель в стране все еще обрабатывалась сохой. К 1928 г. соху вытеснил железный плуг (сохой обрабатывалось 10% пашни), в стране насчитывалось 25 тыс. тракторов, с их помощью обрабатывался 1% пашни. К концу 1-й пятилетки тракторным инвентарем обрабатывалось 22% пашни, к концу второй — до 60%. Снабжение деревни машинами осуществлялось главным образом через МТС. К лету 1930 г. организовано 158 государственных и 479 кооперативных МТС. В районах их деятельности уровень коллективизации был на 20–30% выше, чем там, где их не было. Первоначально МТС задумывались как межколхозные акционерные предприятия, но расходы на них для колхозов оказались непосильными, и в конце 1-й пятилетки все они стали государственными предприятиями. За годы пятилетки сельскому хозяйству было поставлено 154 тыс. тракторов, из них 94 тыс. отечественных (в 1923–1924 гг. всего 13 тракторов). В конце 1934 г. сельское хозяйство располагало 281 тыс. тракторов, 31 тыс. комбайнов, 34 тыс. грузовых автомобилей, многими другими сложными сельскохозяйственными машинами. Во 2ю пятилетку сельское хозяйство получило 405 тыс. тракторов, и все они были изготовлены на отечественных заводах. Число МТС за эти годы удвоилось и достигло в 1937 г. 5,8 тыс. Если в 1932 г. они обслуживали только треть колхозов страны, то в 1937 г. — 78%. Применение новейшей сельскохозяйственной техники улучшало обработку земли, повышало урожаи. Успехи в колхозном строительстве были закреплены в новом колхозном Уставе, принятом в феврале 1935 г. Вторым всесоюзным съездом колхозников-ударников. В него было внесено положение о закреплении за колхозами земли на вечное и бесплатное пользование: она не подлежала ни купле-продаже, ни сдаче в аренду. Устав разрешал колхознику вести личное подсобное хозяйство на 0,25–0,5 га, а в отдельных районах — до 1 га земли, иметь 2–3 коровы, неограниченное количество птицы. В личном подсобном хозяйстве к концу 2й пятилетки производилась значительная масса валовой продукции колхозного сектора: 52,1% картофеля и овощей, 56,6 — плодовых культур, 71,4 — молока, 70,9% — мяса. Основная часть шла на личное потребление, но примерно четверть животноводческой продукции и до половины картофеля, овощей продавались на рынке. Рыночные цены к 1938 г. по сравнению с 1933 г. снизились на 64%. К концу 2й пятилетки коллективизацию можно считать завершенной. Число крестьянских хозяйств в стране уменьшилось с 25,6 млн на 1 июня 1929 г. до 19,9 млн на 1 июня 1937 г. В связи с коллективизацией, с налоговыми, заготовительными и другими хозяйственно-политическими кампаниями в 1929–1937 гг. было раскулачено около 750 тыс. крестьянских хозяйств (в ссылку отправлено 2,4 млн человек). Кроме того, примерно 200–250 тыс. хозяйств «самораскулачились», т. е. распродали или побросали свое хозяйство или ушли из деревни. К июню 1937 г. индивидуальных крестьянских хозяйств оставалось 7% (1,4 млн). Большую их часть составляли хозяйства скотоводов, оленеводов, охотников, рыболов на окраинах страны. Основными ячейками сельской жизни стали колхозы, которых по всей стране насчитывалось 242,5 тыс. В 1937 г. в стране был собран хороший урожай (98 млн т), животноводство приблизилось к довоенному уровню. Коллективизация в национальных регионах проводилась с некоторым учетом местных хозяйственно-бытовых особенностей. Ее завершение здесь отодвигалось на более поздние сроки. Наиболее распространенной формой объединений в Закавказье, Казахстане, Средней Азии и Бурятии были ТОЗы (ТОЗ – товарищество по обработке земли). Колхозникам разрешалось содержать не только продуктивный, но и рабочий скот. В Казахстане и Киргизии скотоводы могли иметь до 20 коров, 100–150 овец, 10 лошадей, 8 верблюдов. Проведению коллективизации в Средней Азии во многом способствовало государственное строительство ирригационных систем. По мере решения задач сплошной коллективизации сокращалась численность «кулацкой ссылки». В 1933 г. на спецпоселение отправлено почти 400 тыс. кулаков и членов их семей, в 19344м — 255 тыс., 19354м — 246 тыс., 19364м — 165 тыс., в 1937 г. — 128 тыс. В мае 1934 г. трудпоселенцы были восстановлены в гражданских правах, с января 1935 — в избирательных. Однако они все еще не имели права возвращаться на старые места своего проживания, не призывались в армию. Эти ограничения были сняты с них в конце 1938 г., когда все неуставные артели были переведены на устав обычной сельскохозяйственной. К началу Великой Отечественной войны многие спецпереселенцы вернулись на места прежнего жительства, но 940 752 человека (из них 871 851 «бывших кулаков») оставались на спецпоселении, продолжали жить и трудиться в сельском хозяйстве, в совхозах, артелях и предприятиях Наркомзема (208 тыс. человек), в промышленности (526 тыс.), на предприятиях НКВД и в стройбатах Красной Армии (34 тыс.). Всего с начала сплошной коллективизации и до начала войны было выслано, с учетом вселенных в спецпоселки после освобождения из тюрем и лагерей, около 4 млн человек. Вместе с тем коллективизация, кардинально изменившая весь облик российской деревни, не могла не положить начало новому процессу — так называемому «раскрестьяниванию», разрушению многовекового уклада деревенской жизни, традиций и опыта сельского мира. Она превращала крестьянина из мелкого собственника в зависимого от государства работника, отчужденного от средств производства и лишенного права распоряжаться результатами своего труда. По закону от 17 марта 1937 г. колхознику запрещалось покидать свой колхоз без согласия администрации. Из жизни деревни уходили в прошлое трудовая этика и нравственные устои, основанные на трудолюбии, бережливости, общности, семейных и религиозных традициях. Еще труднее эти черты могли сохранить миллионы крестьян, вынужденных отправиться из родных краев в места спецпоселений, на строительные площадки и в промышленные города. Валовой внутренний продукт России, в создание которого значительный вклад вносили и труженики деревни, в течение двух пятилеток возрастал ежегодно на 14–15%. В 1937 г. его объем (141 млрд рублей в сопоставимых для всего XX в. ценах) превышал уровень 1928 г. в 3,6 раза, уровень 1932 г. — почти в 2 раза. Увеличение ВВП не влияло автоматически на улучшение благосостояния народа, однако оно позволило уже в ноябре 1934 г. принять решение «Об отмене карточной системы по хлебу и некоторым другим продуктам». В 1935 г. возобновилась свободная продажа хлеба (январь), мясных продуктов, сахара, жиров и картофеля (октябрь). С января 1936 г. были отменены карточки на промышленные товары. Несмотря на это, уровень жизни рабочих оставался в среднем более низким, чем до революции. С 1925 (когда этот уровень приближался к довоенному) по 1937 г. номинальная заработная плата рабочих выросла в 5,5 раза, а стоимость продуктов питания — минимум в 8,8 раз. В 1937 г. зарплата низкоплачиваемых рабочих и служащих фабрично-заводской промышленности при повременной оплате составляла не ниже 115 руб. в месяц, а при сдельной — не ниже 110 руб. При этом килограмм пшеничной муки стоил 4,6 руб., лущеного гороха — 3,6, гречки — 1,82, мятных пряников — 5,75, банка сардин — 3,5, кеты натуральной — 3,5, поллитровая бутылка водки — 6 руб. Общий рост народного хозяйства позволял развернуть жилищное строительство и несколько улучшить быт трудящихся. Значительной реконструкции подверглись Москва, столицы республик, расширялись новые города. В конечном счете, форсированная модернизация страны была настоящим подвигом рабочих, крестьян и всего советского народа. С точки зрения цивилизационного подхода, в это время осуществлялся переход от доиндустриального и раннеиндустриального к развитому индустриальному типу производства. Однако по прошествии многих лет у потомков героев и историков сложилось убеждение, что и индустриализация, и преобразование деревни могли бы иметь более значительные результаты без немыслимых жертв (штурмовщина, голод, искусственное обострение классовой борьбы, репрессии) и авторитарно-деспотического режима, подчинявшего жизнь не правовой, а произвольной, командно-приказной власти. |