Теория и история государства иправа концепция последующего поведения государств

• Название: Теория и история государства иправа концепция последующего поведения государств
• Дата: 17.02.2022
• Размер: 72.19 Kb.
• Имя файла: elibrary_47349338_89303109.doc
• Тип: Документы; #364965

Государство и право: проблемы и перспективы совершенствования ЮР-13


Теория и история государства иправа
КОНЦЕПЦИЯ «ПОСЛЕДУЮЩЕГО ПОВЕДЕНИЯ ГОСУДАРСТВ» В КОНТЕКСТЕ ТОЛКОВАНИЯ МЕЖДУНАРОДНЫХ ДОГОВОРОВ О ПРАВАХ ЧЕЛОВЕКА: УСЛОВИЕ О СВЯЗИ ПОВЕДЕНИЯ

С ДОГОВОРОМ

Аджиев Алим Хамидович, старший преподаватель

[e-mail]

Саратовская государственная юридическая академия, г. Саратов, Россия
Согласно Венской конвенции о праве международных договоров 1969 го- да, при толковании международных договоров в числе прочих факторов учитывается последующее поведение государств-участников в связи с со- ответствующим договором (подп. a и b п. 3 ст. 31). Настоящая статья посвящена рассмотрению условия о связи поведения государств и договора в контексте особенностей международных договоров о правах человека. В статье делается вывод о том, что такая связь может не иметь фор- мального непосредственного выражения, однако презюмируется в об- стоятельствах, когда поведение государства непосредственно связано с предметом толкуемого международного договора.

Ключевые слова: последующая практика применения международных договоров, Европейский суд по правам человека, последующее поведение государств – участников международных договоров, последующее согла- шение государств – участников международных договоров

Общепризнанные подходы к толкованию международных договоров от- ражены в положениях ст.ст. 31–33 Венской конвенции о праве междуна- родных договоров 1969 года (далее – Венская конвенция 1969 года). Од- ними из наиболее проблематичных из отраженных в них правил толкова- ния являются содержащиеся в подп. a и b п. 3 ст. 31 данной конвенции указания на то, что при толковании международных договоров наряду с иными факторами учитываются последующие соглашения между участни- ками соответствующих договоров «относительно толкования договора или применения его положений» (подп. a) и «последующая практика примене- ния договора, которая устанавливает соглашение участников относительно его толкования» (подп. b). Поскольку данные формулировки предполагают обращение к поведению государств, которое имеет место после заключе- ния договора (или присоединения к договору), указанные факторы можно объединить условным термином «последующее поведение государств»¹⁷⁵ (либо используется термин «последующее применение»), хотя отождеств- лять или смешивать эти условия следует. Как подчеркивает А.С. Исполи- нов, «последующая практика и последующие соглашения являются объек-





¹⁷⁵ Murphy S.D. The Relevance of Subsequent Agreement and Subsequent Practice for the Interpretation of Treaties. URL: https://ssrn.com/abstract=2291597 (дата обращения: 01.09.2021).



тивным свидетельством понимания сторонами значения того или иного положения договора»¹⁷⁶.

Комиссия международного права обращает внимание на то, что вопрос о значении и условиях применения факторов «последующего поведения го- сударств» для толкования международных договоров является достаточно дискуссионным, и, в частности, этим она объясняет обращение в рамках своей повестки к проблеме последующей практики и последующих согла- шений в контексте толкования международных договоров¹⁷⁷.

Одно из условий применения рассматриваемых элементов общего пра- вила толкования, закрепленного в ст. 31 Венской конвенции 1969 года, яв- ляется условие о связи «последующей практики государств» и самого до- говора. Как следует из положений подп. a и b п. 1 данной статьи, соответ- ствующее «последующее поведение» должно иметь связь с самим догово- ром, подлежащим толкованию: в формулировках данных положений речь идет о соглашении относительно толкования или применения договора и о практике применения договора, устанавливающей «соглашение участни- ков относительно его толкования» (курсив мой – А.А.).

В настоящей работе данное условие рассматривается применительно к толкованию международных договоров о правах человека, обладающих рядом отличительных особенностей в сравнении с иными международны- ми соглашениями. Доктринальное оценка специальных подходов к толко- ванию норм, сложившихся в практике международного права прав челове- ка, с точки зрения их корреляции с общепринятыми в праве международ- ных договоров подходами к толкованию правовых норм видится актуаль- ным направлением научного исследования. В контексте практики между- народных органов по правам человека наличие неопределенностей в от- ношении согласованности этих двух категорий подходов проявляется в том, что она не всегда прямо отражает их взаимосвязь. Так, например, Д. В. Красиков отмечает применительно к Европейскому суду по правам че- ловека: «выступив когда-то подспорьем в аргументации какой-либо право- вой позиции Суда, вытекающие из норм общего международного права правила могут, по сути, укорениться в его практике в качестве его собст- венных «устоявшихся подходов»»¹⁷⁸. При этом более проблемной является ситуация, когда позиция международного или внутригосударственного ор- гана о толковании какого-либо международного договора о правах челове- ка не имеет явно выраженной связи с общими принципами толкования ме- ждународных договоров, хотя наличие такой связи требуется с точки зре- ния принципа правомерности в контексте верховенства права¹⁷⁹, и ее выяв- ление может требовать приложения исследовательских усилий.





¹⁷⁶ Исполинов А.С. Роль последующей практики государств в праве международных договоров // Зако- нодательство. 2016. №9. С. 79.

¹⁷⁷ Доклад Комиссии международного права. Семидесятая сессия (30 апреля – 1 июня и 2 июля – 10 авгу- ста 2018 года). URL: https://undocs.org/pdf?symbol=ru/A/73/10 (дата обращения: 28.09.2021).

¹⁷⁸ Красиков Д.В. «Скрытая роль» норм общего международного права в регулировании компетенции Европейского суда по правам человека // Российский юридический журнал. 2013. № 3 (90). С. 43.

¹⁷⁹ См.: Красиков Д.В. Подходы международных организаций к определению содержания понятия «вер-



Одной из особенностей международных договоров о правах человека является предмет их регулирования, который охватывает общественные отношения, в значительной степени урегулированные внутригосударст- венным правом. Сосуществование международного и внутригосударствен- ного регулирования, в частности, в сфере прав человека позволяет автори- тетным исследователям включать «некоторые внутригосударственные от- ношения» в предмет регулирования международного права в целом¹⁸⁰.

Соответственно, практика государств в данной сфере общественных от- ношений, как очевидно, не всегда (а скорее крайне редко) формально представляет собой практику применения и толкования соответствующих международных договоров.

Во-первых, повседневная правоприменительная деятельность, затраги- вающая права человека в разных сферах, не нуждается в обязательном об- ращении к международным договорам, в которых участвует соответст- вующее государство. Так, в рамках ординарной практики заключения лиц под стражу у государства нет необходимости обосновывать данное огра- ничение права на свободу и личную неприкосновенность ссылкой на по- ложения международных договоров (например, на ст. 9 Международного пакта о гражданских и политических правах 1966 года или на ст. 5 Кон- венции о защите прав человека и основных свобод 1950 года (далее – Ев- ропейская конвенция о правах человека)), которые при соблюдении опре- деленных условий¹⁸¹ допускают подобное вмешательство в данное право. Более того, даже внутригосударственное законодательное основание огра- ничения тех или иных прав человека может не иметь формальной связи с международными договорами о правах человека (например, ссылок на та- кие договоры): не всякий закон, даже если он рассматривается как инстру- мент имплементации международных обязательств государства, принят именно в целях такой имплементации и в непосредственной связи с соот- ветствующим договором. Например, хотя присоединение Российской Фе- дерации к Европейской конвенции о правах человека и практика Европей- ского суда по правам человека (далее – ЕСПЧ) оказали значительное влия- ние на развитие и совершенствование уголовно-процессуального законо-


ховенство права» // Вестник Саратовской государственной академии права. 2011. № 2 (78). С. 142–146.

¹⁸⁰ Так, Г. В. Игнатенко определяет международное право как «сложный комплекс юридических норм, создаваемых государствами и межгосударственными организациями путем соглашений и представляю-

щих собой самостоятельную правовую систему, предметом регулирования которой являются межгосу- дарственные и иные международные отношения, а также определенные внутригосударственные отноше- ния»; при этом, комментируя данное определение, автор обращает внимание на сферу прав человека (см.: Международное право: учебник / отв. ред. Г.В. Игнатенко, О.И. Тиунов. М.: Издательство «Норма», 2005. С. 6–7).

¹⁸¹ Как отмечает Н.Н. Липкина, «существующие международные договоры предусматривают возмож-

ность правомерного и соразмерного ограничения прав и свобод человека в целях защиты интересов об- щества, государства, других лиц» (Липкина Н.Н. Международноправовое обязательство уважать права человека: основные элементы содержания и пределы // Журнал российского права. 2014. № 4 (208). С. 117; см. также: Липкина Н.Н. Правовые основания применения концепции «свободы усмотрения» в практике Европейского суда по правам человека // Журнал российского права. 2008. № 9 (141). С. 106– 107).



дательства¹⁸², но в какой степени справедливым будет считать, что его по- ложения о заключении под стражу в качестве меры пресечения – есть не- посредственное проявление «последующего поведения» России в связи с Европейской конвенцией о правах человека? Учитывая, что у данного ин- ститута есть «корни» во внутригосударственных правовых системах, и они более «глубокие», чем его связь с международным правом, ответ не очеви- ден, хотя ниже все же отстаивается позиция о наличии такой связи.

Во-вторых, в зависимости от особенностей восприятия международных договоров внутригосударственными правовыми системами, условия и воз- можности их применения во внутригосударственных правопорядках раз- личаются и могут быть весьма ограниченными, что ограничивает и объем возможных формальных и наглядных проявлений связи повседневной прак- тики, затрагивающей права человека, и применения международных дого- воров о правах человека в соответствующих государствах.

Вместе с тем, возвращаясь к примеру о заключении под стражу, очевид- но, что правовое регулирование применения данной меры ограничения права на свободу и личную неприкосновенность, а также практика приме- нения данного правового института имеет непосредственное отношение к предмету регулирования соответствующих международных договоров (в отношении примера с Российской Федерацией – Европейской конвенции о правах человека), и отсутствие формальных и явно выраженных свиде- тельств такой взаимосвязи не должно являться препятствием для воспри- ятия подобной практики для целей толкования международно-правовых договорных норм.

В связи с этим, можно считать, что практика толкования международ- ных договоров о правах человека позволяет ему развиваться «оригиналь- ным» путем: по существу, соответствующая связь практики и договора яв- ляется не всегда явной (с формальной точки зрения) и может презюмиро- ваться. Это находит подтверждение в практике международных органов по правам человека. Так, в деле Demir and Baykara v. Turkey ЕСПЧ ссылается на «Европейскую практику», отмечая, что право государственных служа- щих на вступление в профсоюзы и заключение коллективных договоров в настоящее время является признанным всеми государствами – участника- ми Европейской конвенции о правах человека¹⁸³, хотя он не уделяет вни- мания вопросу о том, насколько это признание связано с толкованием или применением данной Конвенцией. Аналогичным образом в деле Данные примеры демонстрируют, что для ЕСПЧ достаточно того, что соответст- вующее право, по существу, входит в предмет регулирования ее ст. 11, га- рантирующей право на свободу собраний и объединений. В постановлении по делу Soering v. the United Kingdom ЕСПЧ также ссылается на практику государств, не выявляя ее непосредственной формальной связи с Европей-




¹⁸² См. об этом, например: Красиков Д.В. Правовые позиции Европейского суда по правам человека в отношении заключения под стражу в качестве меры пресечения // Закон. 2009. № 1. С. 53–68.

¹⁸³ European Court on Human Rights. Demir and Baykara v. Turkey. Judgement of November 12, 2008.



ской конвенцией о правах человека¹⁸⁴. В таких случаях презумпция нали- чия связи может быть объяснена следующим образом: государства – уча- стники Конвенции исходят в своей регулярной практике из осознания на- личия у них соответствующих международных обязательств и их понима- ния содержания таких обязательств¹⁸⁵, что является достаточным основа- нием для признания справедливости такой презумпции.

Таким образом, применительно к международным договорам о правах человека с учетом особенностей их предмета, условие о наличии связи

«последующего поведения» государств-участников и договора, по сущест- ву, может презюмироваться в том случае, если соответствующее поведение непосредственно связано с предметом регулирования конкретного догово- ра, и отсутствие формально выраженной связи поведения и договора не является препятствием для использования фактора «последующего пове- дения» для толкования такого договора.

Список литературы

1. 
   Исполинов А.С. Роль последующей практики государств в праве международных договоров // Законодательство. 2016. №9. С. 79–87.
   
2. 
   Исполинов А.С. Роль последующих соглашений (subsequent agreements) госу- дарств в праве международных договоров // Законодательство. 2016. №10. С. 79–87.
   
3. 
   Красиков Д.В. «Скрытая роль» норм общего международного права в регулиро- вании компетенции Европейского суда по правам человека // Российский юридический журнал. 2013. № 3 (90). С. 38–45.
   
4. 
   Красиков Д.В. Подходы международных организаций к определению содержания понятия «верховенство права» // Вестник Саратовской государственной академии пра- ва. 2011. № 2 (78). С. 142–146.
   
5. 
   Красиков Д.В. Правовые позиции Европейского суда по правам человека в отно- шении заключения под стражу в качестве меры пресечения // Закон. 2009. № 1. С. 53– 68.
   
6. 
   Липкина Н.Н. Международноправовое обязательство уважать права человека: ос- новные элементы содержания и пределы // Журнал российского права. 2014. № 4 (208). С. 112–118.
   
7. 
   Липкина Н.Н. Правовые основания применения концепции «свободы усмотре- ния» в практике Европейского суда по правам человека // Журнал российского права. 2008. № 9 (141). С. 106–117.
   
8. 
   Международное право: учебник / отв. ред. Г.В. Игнатенко, О.И. Тиунов. М.: Изда- тельство «Норма», 2005. 624 с.
   
9. 
   Murphy S.D. The Relevance of Subsequent Agreement and Subsequent Practice for the Interpretation of Treaties. URL: https://ssrn.com/abstract=2291597 (дата обращения: 01.09.2021).
   

¹⁸⁴ European Court on Human Rights. Soering v the United Kingdom. Judgment of July 7, 1989.

¹⁸⁵ См. например: European Court on Human Rights. Marckx v. Belgium. Judgement of June 13, 1979.