Лекция Мелани Кляйн. Теория объектных отношений Мелани Кляйн Введение
 Скачать 50.28 Kb.
|
|
Т2Л3Ч2 Таким образом, мать должна выжить, оставаясь спокойной, должна дать время младенцу переработать результаты своих инстинктивных импульсов. И дать ему возможность внести свой вклад, восполнить что-то, утешить ее. Только когда у него есть эта возможность репарации, он сможет перенести то чувство вины, которое испытывает за свои деструктивные атаки, как в фантазии, так и в реальности. Только в этом случае у ребенка может возникнуть способность к заботе, сочувствию, беспокойству за другого. Депрессивная позиция является тем периодом развития, когда возникает способность чувствовать вину. Вина – это особое внутреннее состояние, возникающее вследствие конфликта любовь-ненависть. Наличие чувства вины подразумевает, что индивид способен выдержать этот конфликт. Иначе говоря, чувства вины подразумевает способность переносить амбивалентность чувств любви и ненависти. Этот конфликт неотъемлем от внутренней психической жизни, также как неотъемлема борьба инстинктом жизни и смерти. Конфликт является принадлежностью здоровой жизни. Также и вина, в нормальных ее проявлениях, неотъемлема от нормальной психики. И более того, будучи чисто человеческой способностью, свидетельствует о мере социализации человека, способность чувствовать вину аналогична способности к сочувствию и сопереживанию. Развитие этой способности зависит от многих факторов. Связанных в первую очередь с матерью. От нее зависит, будет ли интегрирована в эго или в Я эта способность и будет ли человек в дальнейшем испытывать нормальное здоровое чувство вины. Для того, чтобы это произошло, мать должна дать младенцу возможность свободно проявлять инстинктные импульсы, не наказывая его за них, дать ему возможность и время полностью пережить и переработать весь опыт его инстинктных действий и фантазий, и дать ему возможность сделать репарационный жест и принять этот жест, ответить улыбкой на улыбку или сказать ласковые слова, когда малыш гладит грудь матери. Иными словами, мать своим присутствием, спокойствием, и способностью к принятию должна дать младенцу возможность испытывать следующие состояния, а именно: переживание инстинктного импульса, принятие ответственности, называемая виной, переработку этих процессов, и подлинный возмещающий жест. Эти следующие друг за другом состояния образуют так называемый доброкачественный цикл. Многократное повторение которого, обеспечивает нормальное развитие чувства вины и способности к сочувствию и сопереживанию. Если происходит сбой, в каком-либо из моментов этого цикла, он может превратиться из доброкачественного в злокачественный. Тогда может быть уничтожена способность чувствовать вину. Вместо этого, младенец может прибегнуть или к чрезмерному торможению инстинктов, или к использованию какой-либо примитивной защиты. Именно способность чувствовать вину и стремление к репарации обеспечивают нормальное разрешение депрессивной позиции. Но формирование этой способности во многом обусловлено тем, насколько успешно смог младенец справиться со всеми коллизиями предыдущего развития. То есть предыдущего периода развития – имеется ввиду параноидная-шизоидная позиция. Другими словами, удалось ли ЭГО и Я за счет установления хорошего внутреннего объекта и ослабления параноидной тревоги, достичь определенной степени интеграции. Лишь при выполнении этого условия, ЭГО или Я, способно интегрировать в себя не только частичный, но целостный объект, способно взять ответственность за судьбу этого объекта, испытать вину и сделать репарацию. Если ЭГО не было способно справляться с тревожными ситуациями параноидно-шизоидной позиции, в силу внутренних или внешних факторов, тогда вместо нормальной переработки депрессивных процессов может иметь место регресс к прежним способам функционирования. Этот регресс проявляется в том, что для преодоления депрессивной тревоги используются более ранние защитные механизмы. Мелани Кляйн назвала их маниакальными защитами. Рассмотрим, как проявляются эти защиты. В случае при достаточной готовности ЭГО или Я использовать более зрелые способы защит соответствующие новой стадии развития, ЭГО или Я прибегает к знакомым механизмам. Вместо вины и репарации, начинает использовать отрицание, всемогущий контроль, расщепление, но сами эти механизмы и их функции претерпели определенные изменения. Теперь они объединены в систему защит от депрессивной тревоги. Неспособность справиться с болью и тревогой, возникающими вследствие разрушительных атак на объект, заставляет ЭГО младенца отрицать всю ситуацию целиком. Отрицать тот факт, что он вообще любит объект, отрицать важность объекта для себя, вместо сожаления и сочувствия к нему он проявляет обесценивание триумф и контроль. К тем способам контроля, которые использовались во время параноидно-шизоидной позиции, добавляется контроль над импульсами. ЭГО или Я стремиться не допустить агрессивных чувств по отношению к объекту. Эго чрезмерно тормозит агрессивные и соответственно либидные импульсы, направленный на объект. Предупреждает фрустрации, и прочие опасности, угрожающие объекту. Тем самым, ЭГО не дает возможности развиться депрессивным чувствам, связанным с фантазиями о разрушении. Иными словами, удерживает депрессивную тревогу на расстоянии. Расщепление, как защита от депрессивной тревоги, также претерпела определенные изменения. Теперь ЭГО разделяет целый объект на живой неповрежденный и на поврежденный, то есть тот, который находиться в опасности, умирающий или мертвый. И, соответственно, строит отдельные отношения с каждым из этих объектов. Например, старается спасти живой объект, пытаясь контролировать свои импульсы. Маниакальные защиты приводят к порочному кругу. Как мы говорили, депрессия возникает в результате первичных атак на объект. Маниакальные защиты, хотя и освобождают от депрессивных чувств, но они же и мешают переработке этих чувств. Вместо того, чтобы оплакать потерю объекта, младенец вынужден снова нападать на объект, делая это теперь с помощью отрицания или триумфа. При это опасность заключается в том, что депрессивные чувства не исчезают, они глубоко прячутся под маниакальными и не теряют своей силы, а скорее укрепляются, чтобы когда -то вырваться на поверхность. Маниакально-депрессивная болезнь или другими словами, маниакально-депрессивный психоз, представляет собой повторяющуюся смену одного состояния другим. В маниакальных состояниях надо искать скрытую депрессию, и, неоплаканную потерю. И, напротив, депрессия, с ее жесточайшими самообвинениями, прячет где-то в тайниках мстительный триумф над объектом. Таким образом, регрессивные защиты, препятствуя нормальной переработке депрессивной позиции, могут вызвать серьезные нарушения в развитии, связанный с регрессом психический дефицит может стать основной для некоторых форм шизофрении. Другими возможными исходами при неблагоприятной переработке депрессивной позиции могут быть маниакально-депрессивная болезнь или тяжелый невроз. Т2Л3Ч3 В отношении депрессивной позиции можно сделать следующее заключение. Депрессивная позиция играет жизненно важную роль в раннем развитии ребенка. Происходят постепенные изменения в эмоциональном развитие и в объектных отношениях младенца. Тревога преследования и шизоидные механизмы постепенно утрачивают силу. Эго (или Я) становится более становится более интегрированным и способным интроецировать и сохранить внутри себя целый объект. Появляется способность испытывать амбивалентные чувства к одному объекту. Младенец озабочен спасением объекта от своей деструктивности. И поэтому ведущей тревогой теперь становится депрессивная тревога. Но это не означает, что тревога преследования вовсе исчезла. Она также продолжает действовать и может особенно проявляться наряду с депрессивной в сложные для младенца моменты, связанные с общим развитием, например, во время прорезывания зубов или при отнятии от груди. Чувство вины и стремление к репарации, возникая во время депрессивной позиции, являются не только показателями нормального психического развития в данный период, но и залогом дальнейшей социализации личности. Внешняя реальность получает всё бо́льшее значение в жизни младенца. Появляются новые объекты помимо матери, с которыми младенец также устанавливает отношения. Процессы интроекции и проекции обеспечивают постоянное взаимодействие внешней и внутренней реальности. Появляется способность дифференцировать, т.е. различать эти реальности. Депрессивная позиция, начинаясь во 2-ой четверти первого года жизни, согласно Мелани Кляйн, длится до конца этого года. Успешная переработка депрессивной позиции является залогом дальнейшего нормального развития, в результате которого взрослый человек будет иметь хорошо интегрированный внутренний мир, доверие к хорошему внутреннему объекту и к собственным творческим способностям, будет способен действовать реалистически и созидательно. Теперь мы перейдем к следующим важным разработкам Мелани Кляйн. Это к способности человека символизировать. Мелани Кляйн и ее ученики, коллеги, сотрудники, соратники очень большое внимание уделяли этому аспекту психической жизни человека. И эти работы по изучению символизации входят в теорию развития Мелани Кляйн. Основы формирования символа Важнейшим явлением в психической жизни человека является способность к символизации. Практически вся наша душевная жизнь, наши действия и слова имеют символическое значение и отражают неосознаваемые влечения и желания. Понимание и интерпретация бессознательной символики является одним из наиболее важных и сложных инструментов в работе психоаналитика. Символ в переводе с греческого означает брать вместе, класть вместе, объединять. «Процесс формирования символа является длительным процессом совмещения и соединения внутреннего с внешним, субъекта с объектом и предыдущего опыта с последующим», - так писала в одной из своих работ ученица и коллега Мелани Кляйн Ханна Сига́л. Психоаналитическая, психотерапевтическая работа позволила Мелани Кляйн прийти к выводу, что процесс формирования символа начинается в раннем младенчестве. И истоками его являются любовь и ненависть, удовольствие и тревога. Уже материнское молоко не только является средством для утоления голода, но имеет и психологическое значение, которое невозможно переоценить. Грудь и ее продукт означают для младенца любовь, удовольствие и безопасность. Молоко может быть заменено какой-то другой пищей, также пригодной для младенца. И очень важно, насколько ребенок способен психологически заменить молоко на другие виды пищи. Другими словами, на сколько он способен смещать свою любовь с материнской груди на другие объекты. День оно дня младенец проявляет всё бо́льший интерес к тому, что происходит вокруг него. У него растет любопытство, радость от узнавания новых людей и вещей. Это позволяет ему находить новые объекты любви и интереса и смещать любовь с матери на других людей и на различные предметы, например, на соску, бутылочку и т.д. Удовольствие, получаемое при этом, является тем, что объединяет или скорее уравнивает между собой те объекты, которые являются источником удовольствия. Таким образом, именно с помощь уравнивания предметом либидных фантазий становятся различные объекты, интересы и действия. В психике младенца одна часть тела может заменять или символизировать другую часть тела, а какой-либо предмет может символизировать какие-то части тела. Подобным символическим образом, например, любой круглый предмет обретает в бессознательном младенца значение материнской груди. Бок о бок с либидными желаниями существуют и деструктивные. Ребенок в своих фантазиях нападает на грудь и испытывает страх из-за своих атак. Этот страх вынуждает его приравнивать грудь к другим частям тела менее опасным, например, к фекалиям. Но благодаря этому приравниванию они, в свою очередь, тоже оказываются нагруженными тревогой. Поэтому младенец, чтобы избежать тревоги вынужден постоянно делать новые приравнивания. Объектами приравнивания становятся палец, нога, волосы, ягодица и т.д., и т.п. Другими словами, объекты, органы, экскременты, одушевленные и неодушевленные предметы становятся равнозначными друг другу. Эти приравнивания, таким образом, являются средством против тревоги и одновременно основой символизма. Другим способом приравнивания, также лежащего в основе формирования символа является проективная идентификация. Этот механизм активно используется во время параноидно-шизоидной позиции, когда младенец, защищаясь от тревог, проецирует какие-то части самого себя на объект, делая объект своим продолжением. Т2Л3Ч4 Мы сейчас с вами изучаем развитие символизации по Мелани Кляйн. И мы с вами остановились на том, что другим способом приравнивания лежащего в основе формирования символа является проективная идентификация, ну и продолжаем. Тем самым внешний объект, обретая спроецированные на него свойства субъекта становится «таким же», т.е. репрезентирует внутренний мир субъекта. Эти первые проекции и идентификации являются примером приравнивания внутреннего и внешнего. И также являются началом процесса символизации. Символическое тем самым лежит в основе отношений к внешнему миру. Внешние объекты наделяются личным смыслом и это фактически и является сутью символизма. Формирование образа, таким образом, является деятельностью Эго или Я, пытающегося справится с тревогой, источником которой является отношение к объекту. Но Эго или Я ощущает ранние символы ни как символы или заместители объекта, а как сами объекты. Например, грудь равна пенису, равна фекалиям и т.д. Этот механизм формирования ранних символов на основе элементарного уравнивания определил и специфику их названия, а именно, символическое приравнивание. Символическое приравнивание первичного объекта и его символа можно наблюдать на примере конкретного мышления при шизофрении, особенно очевидно это при рецидивах заболевания, когда имеет место регресс мышления и, соответственно, регресс символа на уровень символического приравнивания. Это хорошо иллюстрирует пример, который приводит Ханна Сигал. Речь идет о пациенте, госпитализированном в связи с рецидивом болезни шизофрении. На вопрос врача, почему он перестал играть на скрипке, пациент возмущенно ответил: «Почему?! Вы хотите, чтобы я публично мастурбировал?!». Т.е. для этого пациента игра на скрипке – это не символ мастурбации, а сама мастурбация. Обратимся теперь к другому примеру, где использован тот же символ – скрипка. Молодой человек видел во сне, как он вместе с девушкой использует скрипичный дуэт. В своих ассоциациях по данному сновидению молодой человек связывает игру на скрипке с мастурбацией, из чего становится очевидным, что скрипка символизирует его гениталии, а игра на скрипке – мастурбационную фантазию, относящуюся к девушке. В обоих примерах используется один и тот же символ, в одной и той же ситуации. Скрипка представляет мужские гениталии, а игра на скрипке, соответственно, - мастурбацию. Но использование символа в этих ситуациях абсолютно разное. В первом примере скрипка и гениталии – это одно и то же, и поэтому прикасаться к гениталиям (к скрипке) при людях невозможно. Т.е. здесь имеет место символическое приравнивание. Во втором случае игра на скрипке в сознательном состоянии является сублимацией, а символическое значение скрипки является представителем бессознательного. У первого пациента при рецидиве произошел срыв сублимационной деятельности. До рецидива скрипка также была для него как символ. И он использовал ее в целях сублимации. Лишь во время обострения она приравнялась к пенису. Произошла путаница символа, созданного Эго с объектом, который он представляет. Этот пример демонстрирует, что при символическом приравнивании символ-заместитель воспринимается как сам первичный объект. Свойства замещающего объекта, в данном случае скрипки, не признаются или не допускаются. Во втором примере символ воспринимается как представитель объекта. Он доступен для сублимации. И при этом признаются и используются его собственные свойства. Подобного рода символ, т.е. символ в его истинном значении начинает формироваться во время депрессивной позиции. И как мы уже говорили, в депрессивной позиции происходят определенные изменения в Эго, в его отношении к объекту. То, что объект ощущается целостным, позволяет воспринимать его как нечто отдельное от себя, т.е. растет основание различия между собой и объектом. Появляется различие между внутренним миром и внешним, более ощутимым становится чувство реальности. Что касается деятельности первичных влечений, направленных на объект, то и здесь произошли изменения. Раньше во время параноидно-шизоидной позиции была цель полностью завладеть объектом, если он хороший, или полностью уничтожить его, если он плохой. С признанием того, что плохой и хороший фактически один и тот же объект, эти цели изменяются. Эго теперь озабочено тем, чтобы спасти объект от своей агрессивности и захватничества, и поэтому делает все возможное, чтобы как-то изменить или затормозить прямое проявление инстинктных целей и агрессивных, и либидных. Подобная ситуация наилучшим образом способствует созданию символов, ибо символ теперь необходим для смущения агрессии с первичного объекта. Это ведет к уменьшению вины и страха потери. Цель смещений, таким образом, спасение объекта. Вина, ощущаемая в отношении смещенных объектов намного меньше вины, которая ощущается при атаках на первичный объект. Кроме того, объекты-заместители, например, фекалии, части тела и другие, ощущаются теперь как создания Эго и не приравниваются к первичному объекту. Разберем еще один пример в работе Ханны Сигал, где она на примере пациента показывает, как отличается символика фекалий во время параноидно-шизоидной и во время депрессивной позиции. В анализе мы часто можем четко отследить, имеется в виду в психоанализе, в терапии психоанализа, как меняется символическое отношение пациента к своим фекалиям. Пациент шизоидного уровня предполагает, что его фекалии – это идеальная грудь. Если ему не удается сохранить эту идеализацию, его фекалии превращаются в преследователя, и они изгоняются как искусанная, разрушенная и преследуемая грудь. Если пациент пытается символизировать свои фекалии во внешнем мире, то эти символы ощущаются как фекалии-преследователи. При подобных обстоятельствах невозможна никакая сублимация анальной деятельности. На депрессивном уровне есть ощущение, что интроецированная грудь была разрушена, была разрушена Эго. И с помощью Эго может быть и восстановлена. В этом случае фекалии могут ощущаться как нечто созданное Эго из объекта. И могут оцениваться как символ груди и одновременно как продукт деятельности самого Эго. При установлении такого символического отношения к фекалиям и другим продуктам тела возможны проекции на субстанции внешнего мира, например, краски, глину и т.д., которые затем могут использоваться для сублимации. Таким образом, символ в его истинном значении в отличие от символического приравнивания ощущается как создание Эго или Я, а не как сам первичный объект. И, поскольку символ отличается от первичного объекта, он может использоваться более свободно, т.е. как объект, обладающий собственными независимыми функциями. Так любой предмет, символизирующий пенис, например палка или скрипка, имеет собственные характеристики и служит для осуществления определенных функций. Подобный символ вполне свободен от путаницы с первичным объектом, который он представляет. Уважаемые коллеги, это все, что я вам хотел рассказать о теории развития Мелани Кляйн. |