Главная страница

Култыгин - современные социологические теории. Учебник для студентов социологических факультетов и отделений Под редакцией профессора Т. Н. Юдиной


Скачать 0.73 Mb.
НазваниеУчебник для студентов социологических факультетов и отделений Под редакцией профессора Т. Н. Юдиной
Дата10.03.2019
Размер0.73 Mb.
Формат файлаdoc
Имя файлаКултыгин - современные социологические теории.doc
ТипУчебник
#69957
страница8 из 12
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   12

Глава шестая

Феноменологическая социология1

6.1. Сущность феноменологического подхода



Феноменология – одно из методологических направлений в социальной теории. Оно ставит целью описывать “жизненный мир” – акты сознания, основанные на непосредственном восприятии идеальных сущностей (феноменов), опираясь на интуицию. При этом как бы выводятся за скобки суждения о социальной структуре, и, таким образом, подобное исследование не связано с представлениями о причинно-следственных связях в социальном мире.

Феноменология – это направление философской мысли, впервые сформулированное Эдмундом Гуссерлем (1859-1938). В социологии эти идеи развивал Альфред Щюц (1899-1959), ученик Гуссерля, в 30-е годы переехавший в США. Феноменология отличается от теорий социального действия отрицанием возможности объяснения социального действия как такового. Главный акцент феноменологии делается на внутреннюю работу человеческого мозга, и на те способы, с помощью которых люди классифицируют окружающий мир и объясняют его для себя. Это направление не занимается каузальным объяснением человеческого поведения.

Феноменологи пытаются понять смысл явлений или вещей, но не объяснять, как они возникают. Согласно феноменологам, индивиды только вступают в контакт с внешним миром с помощью своих органов чувств. Невозможно ничего знать об окружающем мире, кроме как через органы чувств. Простого обладания чувствами, однако, не достаточно для того, чтобы человек мог разобраться в окружающем мире. Если люди воспринимают свой чувственный опыт таким, каков он есть, им придется столкнуться с немыслимой массой впечатлений, цветов, звуков, запахов, ощущений, которые сами по себе бессмысленны. Чтобы преодолеть эту проблему, люди должны организовать мир вокруг себя в виде явлений; они классифицируют свой чувственный опыт в такие вещи, которые имеют некие общие характеристики. Например, можно разделить объекты на одушевленные и неодушевленные. Это разделение может быть углублено разделением живых объектов на млекопитающих и на не млекопитающих. Млекопитающие могут быть разделены на различные виды, а виды, в свою очередь, подразделены на различные разновидности. У людей есть серия различных способов классификации и понимания мира, внешнего по отношению к человеческому сознанию. Например, маленькое белое животное, издающее лающие звуки, может быть идентифицировано как пудель.

Гуссерль не верил, что этот процесс является объективным хоть в какой-то степени; классификация явлений – это исключительно продукт человеческого мозга. Пытаясь упрочить знания, люди должны “взять в кавычки” реальность и обыденные верования; рассматривать их в этих кавычках и забыть о том, являются ли они истинными или ложными.

Как только они это сделают, так смогут обратить свое внимание на феноменологическое понимание мира. Для того чтобы понять социальную жизнь, доказывал он, феноменологи должны изучить способ, с помощью которого люди помещают внешний мир в категории, выделяя отдельные явления. Делая это, становится возможным понять смысл явления, открывая его сущность. Под этим Гуссерль подразумевал, что исследователь может определить характерные черты (сущность), группу вещей (или явлений), которую люди соединяют вместе. Так, например, может быть найдено, что характерная черта (часть сущности) лодки – это то, что она может плавать.

6.2. Социальный мир А. Щюца



Общий подход, принятый в феноменологии, является скорее отраслью философии и знания, чем социологической перспективой. Альфред Щюц первым попытался объяснить, как можно применить феноменологию для рассмотрения социального мира. Основной вклад работы Щюца “Феноменология социального мира” состоит в том, что, по его мнению, способ, которым люди классифицируют и придают значение внешнему миру, не является чисто индивидуальным процессом. Люди создают “типификации” – понятия, приложимые к классам вещей, вытекающие из опыта. “Банковский менеджмент”, “футбольный матч”, “уборка”, “дерево” – все это примеры типификаций.

Эти типификации не являются уникальными для каждого человека, они разделяются членами общества. Их передают детям во время обучения языку, чтения книг или разговоров с другими людьми. Используя типификации, люди способны общаться с другими на основе допущения, что они видят мир таким же образом. Постепенно член общества набирает некий пакет, который Щюц называет обыденным знанием. Этот пакет он разделяет с другими членами общества, что позволяет им жить и общаться друг с другом.

Щюц полагал, что такое знание является основополагающим для достижения практических задач в повседневной жизни. Например, он описывал способ, в котором простой акт, такой как отправление письма, остается на уровне обыденного знания и существования разделенных типификаций. Лицо, отправляющее письмо полагает, что другое лицо (почтальон, которого он, может быть, никогда и не видел) сможет распознать кусок бумаги с надписями на нем в качестве письма и совместно с другими почтовыми работниками доставить его по адресу на конверте.

Люди также полагают, что получатель письма (опять же, может быть, тот, кто раньше не встречался) может иметь аналогичное собственное обыденное знание и поэтому будет в состоянии понять послание и отреагировать должным образом.

Хотя Щюц подчеркивал, что знание это разделяемое, он не считал его фиксированным и неизменным. На самом деле обыденное знание постоянно модифицируется в процессе человеческого взаимодействия. Щюц полагал, что каждый индивид имеет уникальную биографию и что он интерпретирует и ощущает мир немножко иным образом, чем другие, однако существование пакета обыденного знания позволяет людям понять, по крайней мере частично, действия друг друга. Делая это, они убеждают сами себя, что таковы закономерные и правильные черты мира и социальной жизни. С этой точки зрения люди создают между собой иллюзию, что существует стабильность, порядок в обществе, в то время как на самом деле все это – куча индивидуальных опытов, не имеющая четкой формы.

6.3. Этнометодология Г. Гарфинкеля



Этнометодология является сравнительно недавним социологическим подходом. Многие понятия этнометодологов отражают подход, развитый Щюцом, хотя тот и не проводил детальный анализ, предпочитая теоретизировать о природе общества. Сам термин “этнометодология” пущен в оборот Гарольдом Гарфинкелем в 1967 году. Этимологически этот термин означает изучение методов, используемых людьми. Этнометодология имеет дело с методами, используемые людьми (или “членами”, как их называют методологи) для конструирования, рассмотрения и придания смысла их собственному социальному миру.

Вслед за Щюцем этнометодологи полагают, что нет никакого внешне определенного социального порядка, как это предполагается в некоторых других социологических подходах. Социальная жизнь представляется стройной членам общества только потому, что его члены активно участвуют в придании смысла социальной жизни.

Общества имеют регулярные и упорядоченные образцы действия потому, что члены рассматривают их именно таким образом, а не потому, что образцы где-то существуют “в” обществах. Социальный порядок, следовательно, становится удобной фикцией, видимостью порядка, построенной членами общества.

Эта видимость позволяет описывать и объяснять социальный мир, сделать его познаваемым, разумным, понимаемым и анализируемым для членов общества. Он делается объяснимым в том смысле, что члены общества оказываются в состоянии дать описания и объяснения своим собственным действиям и действиям общества, происходящим вокруг них, воспринимая их как разумные и приемлемые для себя и для других.

В работе Аткинсона “Социетальные реакции на самоубийство”, коронеры2 в состоянии оправдать и объяснить свои действия самим себе и другим в терминах путей здравого смысла в процессе вынесения вердикта.

Ключевой точкой этнометодологии, по мнению Циммермана и Видера, является объяснение того, “как члены общества относятся к задаче рассмотрения, описания и объяснения порядка в мире, в котором они живут” [Zimmerman D.H. and Wieder D.L. Ethnomethodology and the problems of order: comment on Denzin’ // Understanding Everyday Life. – L.: Routledge & Keagan Paul, 1971. – Р. 289].

Этнометодологи, следовательно, провели изучение техники, с помощью которой члены достигают видимости порядка.

Гарфинкель доказывал, что члены используют “документальный вывод”, для того чтобы придать смысл и объяснимость социальному миру и придать ему видимость порядка. Этот метод состоит из выделения определенных аспектов неопределенного количества черт, содержащихся в любой ситуации и контексте, или определений их конкретным образом и рассмотрения их в качестве свидетельства, рассматриваемого образца.

Таким образом, процесс перевернут, и конкретные моменты рассматриваемого образца используются затем как доказательства существования самого образца. По словам Гарфинкеля, документальный метод состоит в рассмотрении актуальной видимости как “документа”, как “указывающего на”, как “свидетельствующего в пользу” предполагаемого рассматриваемого образца. Рассматриваемый образец не только выводился из индивидуальных документальных свидетельств, но эти индивидуальные документальные свидетельства, в свою очередь, выводились на основе “того, что известно о рассматриваемом образце. Каждый из этих элементов используется для разработки другого” [Garfnkel. H Studies in Ethnomethodology. – Eng. Cliffs: Prentice-Hall, 1967. – Р. 78].

Так, в упоминавшемся выше исследовании Аткинсона те смерти, которые рассматривались как самоубийство, считались таковыми с помощью обращения к соответствующему образцу. А образец этот – теория самоубийства, построенная коронером на здравом смысле. Однако в то же самое время смерти, определенные как самоубийство, рассматривались как свидетельства существования соответствующего образца. Таким образом, частные случаи образца и сам образец взаимно усиливают друг друга и используются для дальнейшего развития друг друга. Таким образом, документальный метод может рассматриваться как “рефлексивный”. Конкретный случай рассматривается как рефлексия (отражение) соответствующего образца и
наоборот.

Гарфинкель доказывал, что социальная жизнь “по своей сущности рефлексивна”. Члены общества постоянно соотносят аспекты деятельности и ситуаций с предполагаемыми образцами и подтверждают существование этих образцов обращением к частным случаям их проявления. Таким образом, члены создают отчет о социальном мире, который не только придает смысл и объясняет, но в действительности и создает этот мир.

Например, давая отчет о самоубийстве, коронеры, по существу, производят самоубийство. Их отчет о самоубийстве конституирует самоубийство в социальном мире. В этом отношении отчеты – это часть вещей, которые они описывают и объясняют. Социальный мир, следовательно, создается методами и описательными процедурами, в терминах которых он идентифицируется, описывается и объясняется. Социальный мир создается своими членами при помощи документального метода. Именно это имел в виду Гарфинкель, описывая социальную реальность как “по своей сущности рефлексивную”.

Гарфинкель попытался продемонстрировать документальный метод и его рефлексивную природу с помощью эксперимента, проведенного на университетском факультете психиатрии. Студентов пригласили принять участие в том, что им объяснили как новую форму психотерапии. Их попросили суммировать личную проблему, по которой им требуется совет, а затем задать советнику серию вопросов. Советник сидел в комнате, примыкающей к комнате студента. Они не могли видеть друг друга и общались через интерком. Советник мог отвечать на вопросы студента только “да” или “нет”. Однако студент не знал, что отвечающий на самом деле не был советником и что получаемые ответы равномерно распределялись между “да” и “нет”, а порядок их был предопределен в соответствии с таблицей случайных чисел.

В одном случае, один из студентов был озабочен по поводу собственных отношений с подружкой. Он был еврей, а она – “принцесса”. Он был озабочен реакцией своих родителей на эти отношения и проблемами, которые могут возникнуть в результате брака и последующего рождения детей. Его вопросы касались этих соображений. Несмотря на тот факт, что полученные ответы были случайными, даваемыми без всякой связи с содержанием вопросов, а иногда противоречащими предыдущим ответам, студент нашел их полезными, разумными и тонкими. Аналогичные ощущения от консультационных процедур были получены и другими студентами в эксперименте.

Из комментариев, сделанных студентами по каждому из полученных ответов, Гарфинкель вывел три следующих заключения:

  1. Студенты придавали смыслы ответам, где этого смысла не существовало; они находили порядок в ответах, где никакого порядка не было. Когда вопросы казались противоречивыми или удивительными, студенты полагали, что советник не знаком со всеми фактами в их конкретном случае.

  2. Студенты конструировали видимость порядка, используя документальный метод. С первого же ответа они предполагали существующий образец в ответе советника. Смысл каждого последующего ответа интерпретировался в терминах данного образца, и одновременно каждый ответ рассматривался в качестве доказательства существования такого образца.

  3. Метод интерпретации, используемый студентами, был рефлексивным. Они не только дали отчет о процессе консультирования, но этот отчет стал частью этого консультирования. Таким образом, процедура анализа описывала и объясняла, а также создавала и конституировала социальную реальность в одно и то же время.

Гарфинкель полагал, что эксперимент с консультированием осветил и зафиксировал процедуры, которые члены постоянно используют в своей повседневной жизни для конструирования социального мира.

Этот эксперимент также можно использовать для иллюстрации идеи “индикативности” – центрального понятия, используемого Гарфинкелем и другими этнометодологами. “Индикативность” означает, что смысл любого объекта или деятельности вытекает из их контекста, он “индексируется” в конкретной ситуации. В результате этого любая интерпретация, объяснение или отчет, сделанные членами в их повседневной жизни, становятся соотнесенными с конкретными обстоятельствами или ситуациями.

Для студентов смысл ответов советника проистекал из контекста взаимодействия. Из окружения – факультет психологии – и информации, которую они получили, студенты полагали, что советником является тот, о ком и было сказано, и что он максимально старается дать честный и разумный совет. Его ответы интерпретировались в рамках данного контекста.

Если идентичные ответы были бы получены на тот же набор вопросов от друзей студентов в кафе, это изменение контекста вероятно имело бы результатом совершенно другую интерпретацию. Такие ответы от однокурсников могли бы рассматриваться как свидетельство того, что те временно потеряли свою серьезность или же шутили за счет друзей, или же были под влиянием алкоголя, и так далее.

Гарфинкель считал, что смысл любого действия достигается обращением к контексту этого действия. Для членов смысл того, что происходит, зависит от способа, которым они интерпретируют контекст рассматриваемой деятельности. В этом отношении их понимания и отчеты индикативны: они формулируют смысл в терминах конкретного состояния среды.

На самом деле Гарфинкель поощрял своих студентов препарировать социальный мир для того, чтобы открыть способ, которым члены создают его смысл и достигают понимания. Например, он предлагал, чтобы они шли в супермаркеты и торговались по поводу цен на товары или чтобы возвращались в свои собственные дома и действовали как-будто они квартиранты. Таким образом, они продемонстрируют хрупкую природу социального порядка.

Субъекты данных экспериментов находили трудным или невозможным проиндексировать себя в ситуациях, в которых они были задействованы. Родители, имея дело с ребенком, действующим как квартирант в собственном доме, заводились, сердились и отчаянно пытались придать смысл действиям своих детей тем, например, что считали их заболевшими.

6.4. Изучение организационного поведения



Изучение бюрократии часто концентрируется на природе правил в бюрократических организациях. Бюрократы обычно рассматриваются как жесткие конформисты по отношению к официальным правилам, и по-другому действующими в рамках системы неформальных правил. В любом из случаев их поведение рассматривается как определяемое правилами.

Д. Циммерман изучал “практичности использования правил” и предложил альтернативный подход [Zimmerman D. H. The Practicalities of Rule Use // Understanding Everyday Life / Ed. by J/D/ Douglas. – L.: Routledge & Kegan Paul, 1971]. Вместо того чтобы сконцентрироваться на рассмотрении поведения как управляемого правилами, он предположил, что члены используют правила для описания и анализа их собственной деятельности. Часть этой деятельности может быть прямым нарушением установленных правил, и тем не менее она все же оправдывается обращением к этому правилу.

Эти исследования поведения проводились в Бюро социальной помощи в США. Клиенты, обратившиеся за помощью, распределялись работниками приемной между сотрудниками, ведущими конкретное дело. Официально процедура принятия дела к производству определялась простым правилом. Если на месте было четыре сотрудника, первые четыре вошедших клиента распределялись между каждым из них. Следующие четыре распределялись аналогичным образом, и так далее.

Однако время от времени это правило нарушалось. Например, конкретный сотрудник мог получить сложный случай, и интервью длилось больше, чем обычно. В этой ситуации работник приемной мог по-другому организовать список прикреплений и подключал другого сотрудника к следующему клиенту.

Такие нарушения правил были оправданны и объяснялись работниками приемной в терминах этого правила. С их точки зрения, нарушая правила, они действовали в полном согласии с этим правилом. Этот парадокс может быть объяснен тем, как работники приемной понимали намерения данного правила. С их точки зрения, правило предполагало, чтобы у клиента был минимум задержки по времени для того, чтобы все могли быть обслужены до конца дня. Нарушение правила для достижения такого результата, таким образом, может быть объяснено как следование этому правилу.

Работники приемной оправдывали этот способ и объясняли свое поведение и себе, и своим коллегам. Рассматривая свою деятельность как соответствующую правилу, они создавали видимость порядка. Однако Циммерман доказывал, что работники приемной не просто руководствовались правилами, но постоянно отслеживали и регулировали ситуацию, а также импровизировали и адаптировали свое поведение в терминах, которые они считали требованиями этой ситуации.

Циммерман и Видер считали, что это исследование показало, что “реальная практика использования правил не позволяет аналитику анализировать регулярные образцы поведения, используя понятия, которые эти практики давали из-за того, что члены общества следовали правилам [Zimmerman D. H. & Wieder. Ethnomethdology and the Problem of Order: Comment on Denzin’ // Understanding Everyday Life / Ed. by J/D/ Douglas. – L.: Routledge & Kegan Paul, 1971. – Р. 292]. Они доказывали, что использование правил членами для описания анализа своего поведения “делает социальные условия похожими на упорядоченные для участников, и что именно этот смысл и видимость порядка, что правила используются, на самом деле создали и то, что этнометодологи в действительности изучают” [Op. cit. – Р. 292].

Исследование Циммермана осветило одно из важнейших понятий в этнометодологии. Он дал пример документального метода и проиллюстрировал рефлексивную природу процедур, используемых членами для создания видимости порядка. Работники приемной интерпретировали свою деятельность как доказательство существующего образца – намерение правила, и они рассматривали конкретные действия, даже когда те нарушали правила, как свидетельства следования образцу.

6.5. Этнометодологическая критика социологии



Гарфинкель считал, что преобладающие в социологии подходы обычно описывают людей как неких “культурно одурманенных” существ, которые просто выполняют стандартизованные директивы, предполагаемые культурой данного общества. Он писал: “Культурно одурманенным” я считаю человека в обществе, сконструированном социологом, и воспроизводящего стабильные черты этого общества, он действует в соответствии с предустановленными и легитимными альтернативами действия, которое предполагает общая культура” [Garfinkel H. Studies in Ethnomethodology. – Eng. Cliffs.: Prentice-Hall, 1967. – Р. 68].

Вместо “культурно одурманенного” этнометодолог изображает квалифицированного члена, который постоянно следит за конкретными индексируемыми качествами ситуации, придавая им значение, делая их знаемыми, передавая это знание другим и конструируя смысл и видимость порядка. С точки зрения этой перспективы члены скорее сами конструируют и завершают свой собственный социальный мир, чем формируются под его воздей-
ствием.

Этнометодологи очень критично относятся к другим отраслям социологии. Они считают, что “обычные” социологи не поняли природу социальной реальности. Социальный мир они рассматривают, как если бы это была объективная реальность, не зависимая от анализа и интерпретации членов. Они рассматривали аспекты социального мира, такие как самоубийство и преступность, в качестве фактов с собственным существованием, а затем пытались найти объяснения этим “фактам”.

В противовес этому методологи доказывают, что социальный мир состоит не из чего иного, как из конструктов, анализа и интерпретаций своих членов. Следовательно, работа социолога состоит в том, чтобы объяснить методы и аналитические процедуры, используемые членами для конструирования своего социального мира. Согласно представлениям этнометодологов, именно эту работу обычная социология так и не смогла сделать.

Для этнометодологов почти нет разницы между традиционными социологами и человеком с улицы. Они доказывают, что методы, используемые социологами в своих исследованиях, в основе своей аналогичны тем, что используются членами общества в своей повседневной жизни.

Члены, использующие документальный метод, постоянно теоретизируют, выводят связи между видами деятельности и заставляют социальный мир выглядеть упорядоченным и систематизированным. Затем они рассматривают социальный мир, как если бы он был объективно независим от них самих.

Этнометодологи утверждают, что процедуры обычных социологов по сути своей – те же самые. Они используют документальный метод, теоретизируют и выводят отношения, а также конструируют картину упорядоченной и систематизированной социальной системы. Действуют они рефлексивно, как и любой другой член общества.

Таким образом, когда функционалисты рассматривают поведение в качестве проявления базового образца разделяемых ценностей, они также используют элементы этого поведения в качестве доказательства существования этого образца. С помощью своих аналитических процедур члены создают картину общества. В этом смысле человек с улицы является сам себе социологом. Этнометодологи не видят большой разницы в выборе между картинами общества, созданными людьми, и картинами, предлагаемыми обычными социологами.

6.6. Социологическая критика этнометодологии


Позиция этнометодологов была подвергнута основательной критике Алвином Гоулднером за то, что они обращаются к тривиальным аспектам социальной жизни и открывают вещи, которые все уже знают. В качестве примера он приводит тип эксперимента, защищаемый Гарфинкелем. Этнометодолог должен отпустить цыплят в центре города в час пик, а затем стоять и наблюдать, как тормозится движение и собираются толпы, чтобы поглазеть и посмеяться над полицейским, бегающим за цыплятами.

Гоулднер объясняет, что Гарфинкель мог бы сказать, что “общество, таким образом, узнало значимость одного дотоле не замечаемого правила, лежащего в основе повседневной жизни: цыплят нельзя выбрасывать на улице в разгар часа пик” [Gouldner A.W. The Coming Crisis of Western Sociology. – L.: Heinemann, 1970. – Р. 394.]

А если говорить серьезно, критики доказывают, что члены, населяющие тип общества, описанный этнометодологами, кажутся не имеющими ни мотивов, ни цели своей деятельности. Что, например, мотивирует студентов в исследовании Гарфинкеля по консультированию или действия работников приемной у Циммермана? В работах этнометодологов очень мало указаний на то, почему люди хотят или должны вести себя так или иначе. Нет в них также и соображений по поводу природы власти в социальном мире и возможных последствий различий во власти на поведение членов общества.

Гоулднер отмечал: “Процесс, с помощью которого определяется и устанавливается социальная реальность, не рассматривается Гарфинкелем как включающий в себя дефиницию реалий в условиях процессов борьбы между соперничающими группами; а исход борьбы, концепция мира, основанная на здравом смысле, не рассматриваются в качестве сформированных под воздействием институционально защищенных различий во власти” [Op. cit. – Р. 391].

Критики этнометодологии считают, что она не уделяет должного внимания тому, что аналитические процедуры членов проводятся в рамках системы социальных отношений, включающих властные различия. Многие этнометодологи не принимают во внимание все то, что не признано и не учитывается членами общества. Они полагают, что если члены не признают существование объектов и событий, то эти объекты и события на них не влияют.

Однако, как указал Джон Голдторп, “если эти бомбы и напалм, падают сверху, то членам не надо ориентироваться по отношению к ним каким-нибудь особым способом, чтобы быть ими убитыми” [Goldthorpe H. Correspondence, “A Rejoinder to Benson” // Sociology. – 1974. – № 8. – Р. 132]. Очевидно, что членам не надо осознавать определенных ограничений для того, чтобы их поведение зависело от этих ограничений. Голдторп добавляет, комментируя упомянутый пример, что смерть “ограничивает взаимодействие очень решительным образом” [Op. cit. – Р. 132].

Наконец, критика этнометодологами традиционной социологии может быть переадресована им самим. Тот же Голдторп заметил, что этнометодологи не имеют дело с “вопросом о том, может ли какой бы то ни было тип социологии полностью избежать зависимости от обыденных значений и пониманий” [Goldthorpe H. A Revolution in Sociology? // Sociology. – 1973. – № 7. – Р. 451].

Таким образом, аналитические процедуры этнометодологов становятся предметом изучения точно так же, как и предмет традиционно ориентированных социологов или любого другого члена общества. Теоретический процесс анализирования анализа никогда не кончается. Доведенная до крайности позиция этнометодологии подспудно подразумевает, что ничто и никогда не может быть известно. Однако заслугой этнометодологии является интересная постановка актуальных методологических проблем.


6.7. Вопросы и задания





  1. В чем главное отличие методологического подхода феноменологии от предшествовавших социальных теорий?

  2. Что составляет основу “документального метода”, предложенного Г. Гарфинкелем?

  3. Приведите примеры феноменологических экспериментов.

  4. Опишите действие механизма организационных правил с точки зрения этнометодологической социологии.



6.8. Литература



Российская социологическая энциклопедия / Под общ. ред. Г.В. Осипова. – М., 1998.

Гидденс Э. Социология. – М.: УРСС, 1999.

Смелзер Н. Социология. – М.: Феникс, 1994, 1998.

История социологии в Западной Европе и США: Учебник для вузов. – М., 1999.

Социология на пороге ХХ века. Новые направления исследований. – М., 1998.

Garfinkel H. Studies in Etnomthodology. – Englewood Cliffs, 1967.

Goldner A.W. The Сoming Crisis of Western Sociology. – N.Y., 1970.

Husserl E. Erfahrung und Urteil. – Hamburg, 1954.

Schütz A. Der sinnhafte Aufbau der Sozialen Welt. – Wien, 1960.

1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   12


написать администратору сайта