Кохановский ВП Основы философии науки. Учебное пособие для аспирантов ростовнадону феникс 2004 оглавление от
 Скачать 3.38 Mb.
|
|
§5. Проблема включения новых теоретических представлений в культуру Проблема включения новых теоретических представлений в культуру связана с обеспечением преемственности в развитии научной мысли. Она затрагивает две плоскости: во-первых, материальное воплощение и внедрение научных открытий непосредственно в сферу производственного процесса и, во-вторых, ее включение в образовательные технологии, в практику воспитания, обучения и образования. Последнее происходит при помощи нарратива, т. е. рассказа о выдающихся научных достижениях и открытиях. Даже когда ученый-популяризатор научных идей говорит от имени своей конкретной дисциплины, его предметом являются не сами физические поля, элементарные частицы, растворы, клетки и пр., а рассказ о них. Наука — это форма общественного сознания, направленная на адекватное отражение мира в понятиях и поиск закономерностей. Однако быть включенной в общий потенциал культуры и доступной сознанию людей она может лишь при условии адаптации специально-научного языка и научного аппарата к интерсубъективным способам трансляции и понимания. 282 На процесс включения новых теоретических представлений в культуру влияет микроконтекст и макроконтекст науки. Первый означает зависимость науки от характеристик научного сообщества, работающего в условиях той или иной эпохи. Второй говорит о зависимостях, образованных более широкой социокультурной средой, в которой развивается наука как таковая, — это и есть выражение социального измерения науки. В поисках ответа на вопрос, чем же обусловлен прогресс науки, следует выделять не только ее отношение к производству, но и множество других факторов, среди которых — институциональные, собственно интеллектуальные, философские, религиозные и даже эстетические. Промышленная революция, экономический рост или упадок, политические условия стабильности или дестабилизации должны быть поняты как факторы, существенно определяющие бытие науки. Иными словами, каждое общество имеет науку, соответствующую его уровню цивилизованности и развитости. Исследователи указьшают на «внешнюю» и «внутреннюю» социальность науки. Зависимость от социально-экономических, идеологических и духовных условий функционирования того или иного типа общества и государства, определяющего политику по отношению к науке, способы поддержки ее развития или сдерживания ее роста составляют «внешнюю» социальность науки. Влияние внутренних ментальных установок, норм и ценностей научного сообщества и отдельных ученых, окрашивающих стилистические особенности мышления и самовыражения ученого, зависимость от особенностей эпохи и конкретного периода времени составляет представление о «внутренней» социальности. Анализ понятия «культура» (от лат. cultura — культивировать, возделывать) показывает, что уже античность трансформирует его значение, указывая на воспитанность и просвещение. Основной задачей культуры становится воспитание и возделывание самого человека. В понятие культуры включаются основные признаки отличия образованных и воспитанных людей от «некультурных и диких варваров». В древнегреческом полисе (городе-государстве) культура была одновременно воспитанием и культом. Она способствовала тому, чтобы несмышленый ребенок был образован в юношу, а затем в зрелого мужа, способного к осуществлению гражданских обязанностей. Речь могла идти о культурных наци- 283 ях и народах, отстающих от принятого общекультурного уровня, «в которых варварство и дикость шевелятся». Исторически идея взаимосвязи культуры и науки прослеживается в греческом понятии «техне», которое указывает на мастерство и умение как технологию изготовления вещей, с одной стороны, и на качества, необходимые гражданину для его самореализации — с другой. «Знаток» — это тот, кто обладает мастерством и умением, он — значимый субъект для общества. Ориентация на «техне» подчеркивает ремесленнический аспект жизнедеятельности, ее принципиальную технологичность. Вместе с тем культивировать означает возделывать и предмет, и себя, свои деятельные способности. Культура, как образованность, просвещенность, наличие прекрасных манер, и «техне», как умения, как технология изготовления того или иного предмета, объединяются. Примечательно, что корень античного понятия «техне» использовал отечественный мыслитель XX в. А. Богданов, назвав свой труд «Тектология. Всеобщая организационная наука» (1912). Прекрасное и совершенное мыслилось в тесной связи с полезным, правильно организованным, соразмерным естественному порядку вещей, природной целесообразности. Тенденция сближения научных ориентиров и культуры заключается также и в первоначальном этимологическом значении термина, когда культура представала как агрокультура и толковалась как целесообразное воздействие на природу, ее обрабатывание. Культура в этом ее аспекте прочитывается как совокупность попыток управления природными процессами на основе адекватных им свойств. Когда речь идет о целесообразном воздействии на человека, т. е. о воспитании, обучении и образовании, его основу также составляют процессы, состоящие из совокупности прививаемых норм, способов и приемов воздействия с целью получения желаемого результата. Таким образом, культивирование содержит в себе программу видоизменения объекта, предполагает и включает в себя операции и этапы возделывания, совершенствования системы, т. е. опирается на открытые наукой теоретические представления. Со стороны интеллектуальной составляющей культура всегда понималась как сфера прогрессивного развития способностей человеческого ума. Человек античной культуры гордился своей способностью жить правильно и «по природе», и «по установле- 284 нию». Установления же включали в себя определенные ценностные образцы и требования. Еще греками они расценивались как «мудрые изобретения» — «номы», законы. Необходимо быть внимательным к любому новшеству, любому усовершенствованию. Большой успех складывался из повседневных маленьких наблюдений. Таким образом, культура основывалась на способности развить в человеке понимание законосообразности, искусства суждения и принятия решения, формирования умения оказывать влияние. Другим основанием сближения культуры и науки является общая направленность на созидание. Известно, что пафос подлинной культуры в созидании ценностей и в мире человеческих отношений, и в мире искусства, и в мире хозяйствования и экономики — в этом суть аксеологической концепции культуры. Наука также ориентирована на упорядочивание представлений о развитии универсума. Известный пример о том, как древнегреческий натурфилософ Фалес, предсказав обильный урожай маслин, дешево скупил все маслодавильни, а затем сдал их в наем втридорога, выручив огромные деньги, подтверждает соответствие образованности (как результата культуры) и умения мыслить и прогнозировать (как продукта культурного развития) деловому успеху (как эффективной управленческой акции). Таким образом, общая культура — всесторонняя образованность и теоретическое понимание являются основанием для выбора правильной стратегии действия. Проблема включения теоретических новаций и представлений в культуру, помимо общего расширительного, просвещенческого и когнитивного аспектов имеет еще и достаточно весомую этическую компоненту, которая указывает на особое значение понятия «мудрость». В его объеме должны сочленяться все возможные преимущества и последствия, рождаемые из стремления широко следовать новациям науки, научным открытиям, широко применять и пропагандировать их, делать каждодневной практикой. Мудрость в этом качестве понимается как состояние, когда полнота теоретической осведомленности переходит в практическую, обнаруживает себя на уровне утилитарных наставлений, руководства в решении повседневно-жизненных вопросов, советов обыденному житейскому опыту. Гносеологические характеристики мудрости, которые образовались исторически, имеют огромное значе- 285 ние и оказывают влияние на процесс включения теоретических новаций в культуру. В связи с этим следует обратить внимание на тот исторический факт, что в рамках византийского аскетизма (XVI в.) возникают представления о существовании «внешних наук», трактуемых как мирская мудрость. К ним относят астрономию, математику, учение о Земле и спрятанных в ней металлах и самоцветах, истины о море, движении и скорости и пр. Научное знание хотя и признается важным занятием, но квалифицируется как «шаткая мудрость». Традиционно считается, что возникновение прослойки, обращенной к «книжной мудрости» и интеллектуальному труду, обязано своим происхождением реформам Петра Великого. Отсюда следует вывод о влиянии западной образованности, приоритетов западноевропейской культуры на отечественные интеллектуальные ориентации и о весьма сильном давлении «новой культурной петровской традиции». Идея первоначальной ассимиляции научных и культурных влияний Запада весьма популярна в контексте размышлений над спецификой отечественной научной мысли. Так, по мнению академика Н. Моисеева, «до начала XVIII века общий уровень образования, а тем более научной мысли в России был несопоставим с тем, что происходило в Западной Европе. И я не рискнул бы говорить, — подчеркивает ученый, — о существовании в России естественнонаучных направлений, в какой-то мере аналогичных западным». Благодаря энергичным действиям Петра в Россию приглашались иностранные ученые, и русскую науку представляли немцы, швейцарцы. Они оказались и первыми учителями русских национальных кадров, поэтому «начальный слой по-настоящему русских ученых состоял преимущественно из добросовестных учеников своих немецких учителей»77. Когда появились ученики русских учителей, стала формироваться собственно русская национальная научная школа, которая приобрела ряд особенностей, свойственных отечественной культурной традиции. Открывались университеты не только в Москве, но и в Казани, Киеве, Варшаве, Юрьеве (Тарту). Поскольку «книжная мудрость» — явление универсальное, то приобщение к ней позволяло выйти за ограниченные рамки соб- 286 ответного мироощущения и размышлять в категориях универсальных, а значит, от имени всего просвещенного человечества. Таким образом, книжная образованность, интеллект и ум с самого начала осознавались атрибутами любой научной деятельности. Проблема «книжной учености» состояла еще и в том, что за исходное должны браться не все подряд книги, потому что человек в подобном случае может получить поверхностные или второстепенные сведения, малопитательную пищу для ума, либо просто остаться не информированным в отношении важнейших вопросов. Проблема заключается в качестве книжной продукции, которая положена в основание развития интеллекта. Все прочитать невозможно, вторичную продукцию изучать бесполезно, остается отобрать критерии для выделения того подмножества ученых книг, которые и обеспечат преемственное развитие научной мысли. Вместе с тем «книжная мудрость» не является окончательным и исчерпывающим критерием. «Не тот мудр, кто грамоте умеет, а тот, кто много добра творит», — гласит известное изречение. Исходя из этого, в фильтр критериев включения теоретических представлений в культуру входят и этические императивы и параметры. К специфике сугубо отечественной традиции, по мнению Н. Моисеева, следует отнести стремление к построению широких обобщающих конструкций, системность мышления. Если наши первые немецкие учителя XVIII века приучали своих русских учеников, прежде всего, к тщательности конкретных исследований и дали им для этого необходимую культуру и навыки, то уже первые самостоятельные русские исследования вышли из-под опеки традиционной немецкой школы. Они оказались связанными с попытками построения синтетических теорий. Впоследствии этот процесс породил своеобразный культ науки, оформляясь в своеобразный научно-философский дискурс. Включение новых теоретических представлений в культуру с точки зрения исторического экскурса в сферу отечественной философии науки показывает, что со стороны математики революция в стиле мышления естествоиспытателей была произведена Н. И. Лобачевским (1792—1856). Он открыл миру дотоле неизвестную истину, что помимо Евклидовой геометрии может существовать другая, реальная геометрия нашего мира, отвечающая всем критериям научности. 287 В сферу психофизики и физиологии выдающийся русский физиолог//. М. Сеченов (1829—1905) ввел идеи рефлексологии, утверждавшей, что по способу происхождения все акты сознательной и бессознательной жизни суть рефлексы, в которых выделялись два признака: быть орудием различения условий действия и быть регулятором последнего. Сеченов пытался вскрыть психофизиологический механизм логического мышления. Согласно его представлениям, исходные логические операции заложены в чувственной деятельности организма и потому никакой априоризм в их объяснении не состоятелен. По инициативе выдающегося специалиста по невропатологии, психиатрии и психологии В. М. Бехтерева (1857—1927) в 1918 г. был создан Институт мозга, который впоследствии возглавила его внучка Наталья Бехтерева. Бехтерев предлагал взглянуть на психические процессы с точки зрения их энергетического содержания, связать психические явления с реакцией на физические и социальные раздражители, обратить энергетический подход на сферу общественных явлений. По мнению ученого, в социальной жизни, в деятельности общественных движений и больших коллективов мы встречаемся с теми же рефлексами, с таким же их развитием и течением, какое находим в жизнедеятельности отдельного индивида. Коллективы людей следует рассматривать как «собирательные личности», а основу общественной жизни искать в коллективных рефлексах, т. е. в реакциях коллективов людей на различные стимулы внешней среды. Энергетический подход заставлял обращать внимание на влияние космических факторов на исторические события. Нобелевский лауреат, русский физиолог Я. П. Павлов (1849— 1938) — родоначальник объективного экспериментального изучения высшей нервной деятельности — выразил свой подход в трех главных положениях: детерминизм, связь динамики с конструкцией, единство анализа и синтеза. Следует особо подчеркнуть, что исследования в области кибернетических систем, моделирующих конкретные аспекты деятельности головного мозга, опирались на результаты естественнонаучных разработок Павлова. Вывод о сигнальной функции психического был основополагающим для развития учения о высшей нервной деятельности. Существо принципа сигнализации состоит в том, что он определяет такие формы приспособления организма, когда последний в сво- 288 их ответных действиях предвосхищает течение будущих событий. Огромное значение для философии науки имеет и концепция возникновения второй сигнальной системы, понимаемой в качестве физиологической основы абстрактного мышления. Павлов был уверен, если наши ощущения и представления, относящиеся к окружающему миру, есть для нас первые сигналы действительности, конкретные сигналы, то кинестезические раздражения, идущие в кору от речевых органов, есть вторые сигналы, сигналы сигналов. Извечная философская проблема об отличии живого от неживого упиралась в определение жизни, возникшее еще во второй половине XIX в.: «Жизнь — это способ существования белковых тел». Действительно, наиболее важными компонентами живого считаются белки, аминокислоты, нуклеиновые кислоты, а отличительной способностью живого является воспроизведение, рост и обмен веществ. В XX в. академик В. А. Энгельгардт указывает на чрезвычайно важную характеристику живых систем, а именно способность «создавать порядок из хаоса», т. е. на антиэнтропийный характер жизненных процессов. Живые организмы способны творить упорядоченность из хаотического теплового движения молекул. Отечественный исследователь Я. К. Анохин (1898—1974), ученик В. М. Бехтерева и И. П. Павлова, ввел в современную культуру и научно обосновал потенциал идеи опережающего отражения. Он исходил из того, что живая материя в процессе эволюции как бы «вписалась» в уже готовую пространственно-временную структуру мира и не могла не отразить на себе ее свойства. Возникла необходимость приспособления к существующим условиям, в процессе которого огромное значение имели внешние временные параметры. Примером опережающего отражения может служить следующий: осень, опадает листва, физиологические процессы замедляются, деревья обезвоживаются, готовясь встретить зиму, однако холода еще не наступили. Следовательно, изменение организма (субъекта) произошло раньше, чем на него подействовали внешние обстоятельства (объект). Опережающее отражение — это реакция живого организма, подготовленная сериями прежних повторяющихся воздействий со стороны неорганического мира, окружающей среды. Опережающее отражение возможно вследствие 289 разновременности физического (внешнего) и биологического (внутреннего) времени. Оно делает живые системы надежными и устойчивыми в мире, полном изменений. У человека способность к опережающему отражению перерастает в форму научного предвидения и прогностики. В отечественной науке после острого увлечения проблематикой бессознательного в ее психоаналитическом варианте новый интерес к ней возник благодаря деятельности Д. Узнадзе (1886— 1950) — грузинского психолога и философа, одного из организаторов Тбилисского университета, который в качестве альтернативной модели фрейдовского «бессознательного» предложил «теорию неосознаваемой психической установки». Согласно последней, действия, реакции, поступки и мысли человека всегда зависят от особого психического состояния — готовности к данному процессу. Кардинальной формой бессознательного оказывается установка, связанная с направленностью личности на активность в каком-либо виде деятельности, общей предрасположенностью к деятельности. Установка возникает при встрече двух факторов: потребности и ситуации удовлетворения этой потребности. Она определяет направление проявлений психики и характер поведения субъекта. Установка обладает сложной структурой, содержит эмоциональные, смысловые и поведенческие аспекты предрасположенности к восприятию или действию в отношении социальных объектов и ситуаций. Д. Узнадзе экспериментально и теоретически доказал, что установка как неосознаваемая психическая деятельность является составляющим элементом любого акта человеческого поведения. Особенно велика ее роль в творческих процессах, в области межличностного общения, в сфере избирательной целесообразной активности. Говоря о проблеме включения теоретических представлений в культуру в контекст отечественной философии науки, невозможно обойти период деформации института науки в связи с тоталитарным режимом и системой репрессивно-террористического контроля в истории нашей страны, установленного над всеми сферами общества. Угроза давления ненаучных, идеолого-политических принципов и ориентировок нависала над судьбой не только отдельных ученых, но и целых научных направлений. Широко известный в марксизме тезис о классовой борьбе в науке обернулся многообразными акциями разоблачения «вредительства». 290 Классический тип кабинетного ученого был назван чучелом и пугалом и подвергался всяческой критике. Лозунги типа: «Догнать и перегнать природу!», «Борьба с природой!», «За революцию в природе!» — выдавали чудовищно агрессивный настрой лженауки. В контексте лженауки — евгеники планировалась и борьба за перестройку собственно человеческой природы. Большой урон понесла археологическая наука: прекратили свое существование Русское и Московское археологические общества, были арестованы десятки выдающихся археологов, некоторые из них расстреляны. Широкую практику имели массовые репрессии среди музейных работников, места которых отдавались воинствующим невеждам, широко известно дело врачей-отравителей. Уничтожение культурных ценностей, икон, библиотек, повсеместное разрушение церквей, соборов и архитектурных памятников было атрибутом тоталитарной системы, стремящейся к реализации механизма безусловного подчинения. В качестве критерия истины выступали идеи и замечания «корифея всех наук» и «отца всех народов» — товарища Сталина. Примечательно, что когда научные конференции, прошедшие в 1947—1948 гг. в стенах МГУ, подвергли сокрушительной критике взгляды Т. Д. Лысенко, его поддержал сам Сталин, и вся мощь научной критики стала недействительной. Бесконечный страх, переходящий в ужас перед государственной репрессивной машиной, делал науку угоднической лженаукой. «Отец всех народов» волюнтаристски определял правильность или ошибочность направлений многообразных научных исследований. Выдержки из письма Т. Д. Лысенко весьма убедительно иллюстрируют механизм развития лженауки: «Дорогой Иосиф Виссарионович! Спасибо Вам за науку и за заботу, преподанную мне во время Вашего разговора со мной в конце прошлого года по ветвистой пшенице. Этот разговор я все больше и больше осознаю. Вы мне буквально открыли глаза на многие явления в селекционно-семеноводческой работе с зерновыми хлебами». Когда же перед Институтом генетики от имени того же «корифея» была поставлена задача «критического пересмотра основ генетики», весь институт мучительно переживал этот период. Директор института Н. И. Вавилов отказался от подобной программы, заявив, что при таком критическом пересмотре нужно сжечь всю мировую литературу на большом участке биологии, наиболее 291 тесно связанном с практикой. В 1940 г. он был арестован и на пост директора назначен Т. Д. Лысенко, который употребил все силы для выполнения поставленной задачи. Кроме жесткого механизма насилия советская тоталитарная система использовала еще один специфический механизм — необходимость противодействия «вражеским проискам и элементам». Ситуация, сложившаяся в отечественной философии науки, отличалась ярым идеологическим неприятием открытий квантовой физики и всех следующих из нее мировоззренческих переориентации, откровенным шельмованием ее сторонников. Причем работы по созданию атомной бомбы, основанные на превращении вещества и энергии и вытекающие из новых теорий, всячески стимулировались, но в то же время готовилась крупномасштабная кампания по обличению новой физики как псевдонауки. То, что она не вылилась в массовые репрессии, объяснялось так: «Физики отбились от своей лысенковщины атомной бомбой». Однако идеологическая кампания была развернута. Она имела своей целью освободиться от самостоятельно мыслящих теоретиков, чьи выводы и исследования были малопригодны для подтверждения ортодоксальных норм сталинизма и примитивно сформулированных положений диалектического материализма. Основная часть отечественных физиков разделяла представления копенгагенской школы Бора и Гейзенберга. А философская реакция не скупилась на ярлыки и обвинения в космополитизме, реставрации махизма, отступлении к идеализму и агностицизму и т. п. Все открытия квантовой физики огульно именовались чертовщиной, провозглашавшей выводы о «свободе воли» у электрона. Усиление идеологического контроля приводило к отказу от достижений мировой научной мысли, довлела атмосфера резкого неприятия идей новой физики. Ликвидация урона началась лишь в 60-е гг. XX в., когда в изменившейся социально-политической ситуации, названной «оттепелью», обнаружил себя подлинный интерес к проблемам философии науки в их новой, свободной от диктата идеологии форме. Одновременно возникают и условия взаимодействия с трудами западных мыслителей. Рефлексия над реальными историческими коллизиями включения теоретических представлений в культуру привела к выводам о социокультурной детерминации процесса научного познания и его теоретических компонентов. Для 292 современного уровня развития отечественной философии науки становится ведущей тенденция сопротивления идеологизаторскому подходу, стремление предоставлять решение конкретных вопросов специалистам в области конкретных наук. Проблема включения теоретических представлений в арсенал культуры имеет свой антропологический аспект. Человек, возглавляющий научно-исследовательский процесс, предстает как структурный и системообразующий фактор культуры. По мнению современных исследователей, внимания заслуживают следующие модели человеческой деятельности: модель Прометея, Колумба, Сизифа. Прометеевская модель выражает инновационный, творческий характер научного поиска, полагает, что человек достигает своих целей при помощи рациональных и строгих методов; расхождения между замыслом и результатом не существует. Модель Колумба представляет собой вероятностную и открытую модель деятельности человека с ее прогнозом удачи, стремлением к открытиям, принятием непредвиденных результатов. Сизифовская модель фиксирует невозможность выйти за рамки существующего порядка вещей, показывает, что все усилия по преобразованию той или иной сферы обречены на неудачу. В ней фиксируется разрыв между замыслами и последствиями. В процессе включения теоретических представлений в культуру исследователи обращают внимание на наличие двух стратегий: внешней и внутренней. Внутренняя стратегия объясняет успехи и поражения научных новаций самим их содержанием. Она ориентирована на принятие решений среднего уровня риска, связанного с наименьшими потерями, проявление «мудрой осторожности». Ориентация на «внешнюю стратегию» объясняет успехи или неудачи воздействием совокупности внешних факторов. Существует интересная корреляция типа руководителя и характерных признаков его поведения. Новаторы — поиск, разработка, внедрение нового, отсутствие страха перед риском. Энтузиасты — приверженность новым идеям, проектам, независимо от возможностей внедрения. Рационалисты — принятие нового после глубокой проработки, исключающей риск. Нейтралы — действуют по указанию со стороны, инициатива рискованных решений не проявляется. Скептики — противодействуют новому и сомневаются по всякому поводу. Консерваторы — активные при- 293 верженцы старого, не признающие никаких изменений. Ретрограды — углубленные консерваторы, не признающие никаких законодательств. Сфера культуры не остается безучастной к чистой теории, а предъявляет свои требования и, в частности, предполагает культивирование в человеке таких качеств, как доброжелательность, деликатность, вежливость, толерантность. Эти качества выполняют роль механизма трансляции культурных образцов, способствующего сдерживанию и снятию деструктивного эффекта неопределенности. Толерантность сочетает в себе сложное взаимодействие эмоциональных механизмов и профессионально-творческих способностей, которые помогают адаптировать ситуацию. Не истерика и психотравмирующий взрыв, а спокойный, трезвый и всесторонний взгляд на ситуацию с оценкой различного рода последствий и возможностей ее развития, — вот, что характеризует позицию толерантности. Опора на толерантность становится особо значимой, если принять во внимание многообразие раздражающих факторов, сопровождающих процесс включения новаций в актуальный культуросозидательный потенциал. По мнению Э. Роджерса78, к их числу можно причислить следующие шесть факторов: новизны и нестандартности; экстремальности действий; целостности профессионального труда; постоянной включенности в управленческие связи; неопределенности. |