Главная страница

ОСНОВЫ ТЕОРИИ ПОЗНАНИЯ СПбГУ 2000 Б ПР. Учебное пособие Под редакцией дра филос наук Б. И. Липского


Скачать 1.66 Mb.
НазваниеУчебное пособие Под редакцией дра филос наук Б. И. Липского
Дата27.02.2019
Размер1.66 Mb.
Формат файлаdoc
Имя файлаОСНОВЫ ТЕОРИИ ПОЗНАНИЯ СПбГУ 2000 Б ПР.doc
ТипУчебное пособие
#68978
страница11 из 17
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   ...   17
§ 2. ЗНАНИЕ: СУЩНОСТЬ И РАЦИОНАЛЬНОСТЬ

Любое осмысленное знание, претендующее на истину, есть познание некоторой сущности. Это, со свойственной ему лапидарностью, отмечал еще автор «Метафизики»: «...о сущем говорится в различных значениях, но всякий раз по отношению к одному началу: одно называется сущим потому, что оно сущность, другое — потому, что оно — состояние сущности, третье — потому, что оно путь к сущности или уничтожение и лишенность ее, или то, что производит или порождает сущность и находящееся в каком-то отношении к ней: или оно — отрицание чего-то из этого или отрицание самой сущности...».1 Поэтому в той степени, в какой знание претендует на сохранение качества знания, т. е. быть предметным, определенным и желательно ясным, проблема сущности и существенности будет существенной для его обоснования.

Вопрос о природе, методах и способах фиксации и выражения сущности как целостного единства существенных (необходимых) свойств предмета в настоящее время приобре­тает не только философско-методологическое, но и непосред­ственно прикладное значение. Так, развитие эмпирических исследований в социологии, лингвистике, психологии, этно­графии, антропологии и других науках выявило недостаточ­ность традиционного классификационного анализа явлений, являющегося нейтральным к существенности свойств, беру­щихся в качестве оснований классификации. Испытывается острая потребность в обосновании процедур не раздельного и последовательного рассмотрения свойств, а выделения

1 Аристотель. Соч.: В 4 т. Т. 1. М., 1978. С. 119-120.

215

единого комплекса свойств, существенных для данного предмета познания. Обоснование таких процедур, к которым относятся систематизация и типологизация, предполагает знание способов указания (референции) сущности.

Другим важным стимулом повышения интереса к данной проблематике являются потребности развития экспертных систем, автоматического распознавания образов. Теория авто­матического распознавания образов, например, до сих пор развивалась преимущественно как теория фиксации и выде­ления целостных образов по признакам, нейтральным к сущности, без Учета их существенности. Поэтому трудности в этой области во многом связаны с необходимостью учета при моделировании образа способов задания его существенных параметров.

В данном параграфе будут рассмотрены преимущественно два круга вопросов. Во-первых, это способы фиксации и выражения сущности, прежде всего в плане роста осмыслен­ного знания. И во-вторых, способы и критерии выделения и выражения существенных свойств.

Сущность и существенное. В истории философии и в современной литературе сложился чрезвычайно широкий спектр понимания сущности и соответствующих ее толкова­ний. Под сущностью понимается и единая, внутренняя, определяющая связь, и система всех необходимых сторон и связей вещи, взятых в их естественной взаимосвязи, и система свойств и отношений, обусловливающих другие свойства и отношения, и совокупность устойчивых (инвариантных) свойств, и определенный закон развития вещи и т. д., и т. д. Одно только сопоставление различных подходов и дефиниций, деталей и тонких различий их содержания могло бы составить тему самостоятельного и чрезвычайно интересного исследо­вания.

Однако,, не углубляясь в детали этих тонких различий, стоит отметить главное. Во-первых, сущность характеризуется набором инвариантных (всегда присущих), устойчивых при­знаков вещи. С помощью этих признаков и свойств сущность фиксируется и выражается, предстает как единая целост­ность. Во-вторых, свойства, образующие сущность, являются

216
независимыми, определяющими другие свойства вещи. Эти два качества —· инвариантность (устойчивость) и независи­мость — обычно рассматриваются в качестве необходимых и достаточных условий (критериев) рассмотрения свойств как существенных, присущих сущности вещи. Их удовлетворение определяет содержание конкретных методов познания — как абстрактно-теоретического, так и опытного — от бэконовских методов индукции до изощренных экспериментов современной науки.

Каким же образом фиксируется и выражается знание сущности и существенных свойств? Вопрос этот имеет особое значение в перспективе рассмотрения динамики, развития осмысленного знания, перехода одних его форм в другие.

Общие и индивидные сущности. Глубоко в истории философии и логики коренится понимание развития познания как взаимодействия двух основных форм фиксации и выражения знания: непосредственного указания предмета и <;го описания. Аристотель подчеркивал принципиальное раз­личение двух характеристик вещей: нерасчлененной индиви­дуальной неповторимости вещи и свойств, общих ряду объектов. В этой связи он говорил о -шервых»(«первичных») и «вторых»(«вторичных») сущностях. Основной чертой вто­ричных сущностей является выделение характеристик, общих некоторому множеству объектов. Поэтому за вторичными сущностями в истории философии закрепилось также назва­ние их «общими». Вопрос об общей сущности есть вопрос о принадлежности понятия вещи определенному роду. В этом ik? отличие от сущности первичной, настолько тесно связанной оо своим объектом, что никакой другой объект не может ею обладать. Не случайно общие сущности называют также «индивидными».

При обсуждении вопроса о соотношении двух видов I сущности заслуживает внимания замечание Аристотеля о I том, что «вид является в большей степени сущностью, чем I род: он ближе к первичной сущности. В самом деле, если кто-нибудь станет определять первичную сущность, указывая, [что она такое, он понятнее (точнее) и ближе определит ее, [указав вид, чем указав род: так определяя отдельного

217

человека, он понятнее (точнее) определит его, указав человека, нежели указав живое существо: первое определение более характерно для отдельного человека, второе — более общее» (XXX).

Показательна судьба вопроса о соотношении индивидных и общих сущностей. Для Аристотеля указать сущность явления — значит определить его через род и видовое отличие, причем первичные сущности выступают в качестве некоего «предельного вида» как «большей сущности». Обу­словлено это двумя тесно взаимосвязанными факторами: во-первых, центральным местом в учении Аристотеля про­блемы соотношения общего, единичного и степеней особен­ного, лежащих между общим и единичным, и во-вторых, общей эмпирически-классификационной методологической ориентацией Стагирита.

Поэтому общей аристотелевской установке в понимании сущности все-таки более соответствовало понятие вторичной сущности, определяемой набором классифицирующих свойств, используемых в качестве родов и видов. Не случайно именно понятию общей сущности было уделено более при­стальное внимание последующих поколений философов. Так, родо-видовая трактовка сущности была развита Порфирием, который относил род, вид и видообразующие отличия к существенным свойствам, в отличие от собственного и случайного признака — свойств несущественных. Взгляд на сущность как «нечто» общее был закреплен в средневековье. Так, по определению Фомы Аквинского, сущность это то, что выражено в дефиниции, «дефиниция же объемлет родовые, но не индивидуальные основания».2 Отождествление сущности с общими свойствами вещи привело к вопросу о возможности общей универсальной сущности и ее природе. Такой универсальной сущностью, проявлением которой вы­ступает все существующее, согласно Фоме, является Бог.

Сущность и существование. Если у Аристотеля сущность не могла существовать до и вне единичных вещей, то у Фомы различаются три формы сущностей (универсалий): содержа-

2 Соколов В. В. Средневековая философия. М., 1979. С. 355.

218

щиеся в вещах (ip re), абстрагируемые от вещей (post

и независимые от вещей, существующие в божественном

разуме (ante rem). :

Подобный подход приводит к резкому противопоставлению сущности (essentia) и существования (existentia). В отличие от Аристотеля, для которого сущность есть виды сущего, и даже Боэция и аверроистов, рассматривающих различие между сущностью и существованием как продукт познава­тельной деятельности, Фома ставит вопрос сугубо онтологи­чески. Наличие у единичных явлений некоторой сущности означает для него причастность этих явлений божественному, обладающему предельной сущностью, в которой сущность и существование тождественны: существование Бога есть пря­мой результат его собственной сущности. Сущность же единичных вещей не определяет всей конкретности сущест­вования — для его реализации необходим особый акт милостивого творящего Божества. Тем самым отрыв сущности от существования, произведенный «ангельским доктором», имел целью обоснование теологической картины мира, тво­римого божественной волей.

Предопределен этот отрыв, как это видно из вышесказан­ного, абсолютизацией общих сущностей. Это то обстоятель­ство, которое позволяло Августину признавать за истинно сущим такие качества, как нематериальность, бестелесность и внепространственность, что, с одной стороны, обеспечивает ему вездеприсутствие, а с другой — делает его недоступным чувственному восприятию и постижимым только умственно.3 Между тем Аристотель не случайно называл индивидные сущности первичными: именно они являются для него прежде всего сущим тем, что, будучи предельным видом, не может говориться о другом в качестве его рода — общего свойства.

Если для Фомы бесспорным существованием обладает универсальная сущность, предельный предикат — Бог, то для Аристотеля сущей сущностью является предельный субъект — единичная вещь. На это обстоятельство было указано средневековыми номиналистами. Так, для Дунса

3 Майоров Г. Г. Формирование средневековой философии. Латинская патристика. М., 1979. С. 286.

219

Скота, в отличие от Аквината, наибольшей реальностью обладают именно индивидные сущности. Индивидуальная природа вещей — haecceitas (этовость, этость), в терминоло­гии Скота, является ключевым моментом всей его философии и логики.

Однако магистральные пути анализа категории сущности вплоть до начала XX столетия лежали в направлении рассмотрения общих свойств и отношений. Более того, Лейбницем был выдвинут знаменитый тезис о тождестве неразличимых, согласно которому вещи характеризуются свойствами вообще вне зависимости от их существенности. Для идентификации вещи, по Лейбницу, достаточно некоторое ее описание. Именно в контексте нейтрализации существен­ности свойств следует понимать замечание Лейбница о том, что «минимум сущности порождает максимум существова­ния».

В философской традиции, таким образом, можно выделить три основные направления в анализе указания сущности и существенного свойства. Первый подход, наиболее полно и последовательно реализованный Аквинатом, состоит в рас­смотрении сущности вещи как ее принадлежности общему. Очевидно, что этот подход есть абсолютизация общих (вторичных) сущностей Аристотеля. Другой подход опреде­ляется «тезисом Скота», согласно которому указание сущнос­ти вещи заключается в указании ее нерасчлененной на свойства уникальной неповторимости. Такой подход, по сути дела, есть абсолютизация индивидных (первичных) сущнос­тей. Третий подход — Лейбница — является радикальным отказом от проблемы существенного вообще. Фактически он — вырожденный случай подхода Фомы, поскольку также сводит идентификацию к подведению явления под некоторый предикат, характеризующий общее свойство.

Сущность и идентификация. Проблема указания сущнос­ти, как уже отмечалось, самым непосредственным образом связана с проблемой идентификации (отождествления, инди-видуации, распознавания) вещей. Так, согласно Н. Решеру,4

4 Rescher N. Philosophy of Possible. London, 1975.

220

можно говорить о четырех основных способах идентификации, в зависимости от выбора необходимых и достаточных ее критериев.

В первом случае для идентификации достаточно указания «существенных» свойств, так же как равенство этих свойств у двух вещей позволяет говорить об их тождестве:

Е(х) = Е(у) -> χ = у.

Н. Решер связывает этот подход с именем Д. Скота. Поэтому, когда он говорит о «существенных» свойствах, речь фактически идет о haecceitas, индивидной сущности вещи.

Согласно другому подходу, связываемому Н. Решером с Лейбницем, для идентификации достаточно указания общих свойств, а их совпадение у двух вещей означает тождество последних:

Р(х) = Р(у) -> χ = у.

Согласно третьему подходу (согласно Решеру — аристоте­левскому), идентификация и тождество должны учитывать оба предыдущих критерия:

(Р(х) = Р(у)) & (Е(х) = Е(у)) -» χ = у.

Сам Н. Решер вводит также еще один дополнительный критерий идентификации и тождества — остенсивное (непо­средственное) указание на предмет типа его предъявления или указания на него как «вон тот предмет». Поэтому полнота идентификации и тождества, по Н. Решеру, должна включать в себя все указанные критерии:

(Р(х) = Р(у)) & (Е(х) = Е(у)) & (1(х) = 1(у)) -> χ = у.

Как представляется, и это будет специально рассмотрено чуть позже, остенсивное указание суть один из способов указания уникальной неповторимости и целостности вещи, т. е. разновидность указания индивидной сущности. Поэтому можно констатировать главное — полное указание сущности предполагает не только простое указание «нейтральных» свойств вещи (Лейбниц) или некоторых общих свойств, существенных в каком-то аспекте (Фома), но и всегда должно

221

дополняться и подкрепляться указанием индивидуальной неповторимости вещи, ее haecceitas (Скот, Решер). Короче говоря, полноденная идентификация и отождествление пред­полагают полноту указания сущности, включающую указание и общей и индивидной сущности вещи.

Встает вопрос о соотношении и взаимосвязи этих способов указания сущности. Сводимы ли индивидные сущности к общим или, наоборот, — общие к индивидным? Или же их природа принципиально различна? Эти вопросы, как уже было показано, лежат в основе спора об универсалиях, о связи сущности и существования и других проблем, маги­стральных для развития философии и логики. Показательно в этом плане рассмотрение некоторых проблем, возникающих при обосновании современных систем логического анализа, в первую очередь — модальных и интенсиональных логик, семантическое обоснование которых потребовало уточнения и переосмысления способов указания необходимых (сущест­венных) свойств именно в плане соотношения индивидных и общих сущностей. Такое рассмотрение не только поучи­тельно, но и важно в контексте современного рассмотрения проблемы сущности.

Речь идет не о сводимости проблемы сущности и сущест­венного к частным вопросам семантики модальных систем, а о том, что последние позволяют уточнить некоторые важные аспекты более общей философской проблемы. К этим вопросам относится, например, проблема обоснования различных сис­тем, допускающих сочетание модальных характеристик суж­дения с квантификацией, когда модальность может относить­ся не только к способу речи об объектах, но и к самим этим объектам. Иначе говоря, модальное суждение будет истинным тогда и только тогда, когда имеется объект, который обладает определенным свойством с необходимостью, т. е. существен­но. Это означает принятие определенного «эссенциализма».

Так, если ваять два истинных суждения «Необходимо, что 9 больше 7» и «Число планет равно 9», то, используя правило подстановки тождественных, получаем ложное утверждение «Необходимо, что число планет больше 7». А используя логические правила экзистенциального обобщения и правило

222

отделения, из этого утверждения и первого суждения следует утверждение существования некоторого объекта, с необходи­мостью большего, чем 7, причем этот объект — число планет. Выход из этой парадоксальной ситуации, создавшейся в результате применения стандартных правил логического вывода, состоит в признании важности способа идентифика­ции (указания) объекта. Этот способ не фигурирует при идентификации, когда важен сам факт указания в отвлечении от его способа. Однако,, если объект, о котором идет речь, указывается цифрой 9, истинность первого из суждений сомнений не вызывает, а если его указывать как число планет, то мы приходим к ложному утверждению.

Иначе говоря, выражение (Ex)NP(x), где N — оператор необходимости, а (Ех) — квантор существования («существует такой х, что...»), истинно тогда и только тогда, когда имеется объект, обладающий существенно свойством Р, но обладание этим свойством зависит от способа указания этого объекта. Существенность свойства оказывается зависимой от способа осмысления — важнейшее обстоятельство, к рассмотрению которого еще придется вернуться. Подобная трактовка семан­тического обоснования квантифицированной модальной логи­ки в духе признания существования объектов, обладающих некоторыми свойствами существенно, вполне соответствует чеканной формулировке Августина, согласно которому быть сущностью означает «во-первых, быть, во-вторых, быть тем или другим, в-третьих, оставаться тем, что есть, столько, сколько возможно».

Подобный эссенциализм в основаниях логики в середине нашего столетия был решительно отвергнут У. Куайном.6 Действительно, математики могут мыслиться как необходимо разумные, а велосипедисты как необходимо двуногие и не необходимо разумные. Но что сказать тогда об индивиде, среди причуд которого можно узреть как математику, так и велосипед? Является ли этот индивид необходимо разумным и случайно двуногим или наоборот? Пока мы говорим об

5 Майоров Г. Г. Формирование средневековой философии. С. 285.

6 Quine W. ν. О. Word and Object. Cambridge (Mass.), 1960. P. 199-200.

223

указанном объекте без специального намерения отделить математиков от велосипедистов, и наоборот, нет ни признака смысла оценивать некоторые из его свойств как необходимые, а другие — как случайные.

Иначе говоря, признание свойств в качестве существенных или несущественных зависит от целей рассмотрения, что, по мнению Куайна, лишает оснований построения логической теории, сочетающей модальности и квантификацию. Если же мы хотим пользоваться формализмом кванторной модальной логики, то нам необходимо ответить на вопрос, каким образом обеспечивается 'указание сущности вещи, ее идентифика­ция — каждый раз заново или однажды раз и навсегда?

В развернувшейся дискуссии были выявлены две ради­кально отличные друг от друга позиции. Согласно одной точке зрения (Д. Льюис, Я. Хинтикка, Э. Сааринен, Я. Тихи и др.) указание объекта осуществляется 'посредством сравне­ния наборов свойств, характеризующих его в альтернативных системах описания («возможных мирах»). Термин при этом связывается с некоторой функцией, выбирающей указания термином объекта в различных его описаниях. Поэтому такой подход условно можно назвать функционально-описательным. Нетрудно заметить, что он является развитием и конкрети­зацией на логико-семантическом материале родо-видовой трак­товки сущности, указываемой посредством сравнения предика­тов. Причем эта сущность будет варьироваться в зависимости от используемых для описания предикатов, т. е. от концепту­альной системы анализа. Это придает понятию сущности неопределенный характер и статус, что выражается в необ­ходимости всякий раз новой идентификации объекта «сквозь миры» при переходе от одной системы описания к другой.

Согласно другой концепции анализ начинается не с систем описания, а с конкретных индивидов, и вопрос поэтому заключается не во всякий раз новой идентификации, а скорее в нахождении некоторого «твердого десигнатора» (С. Крипке) или «имени субстанции* (К. Донелан), или «индексного имени» (X. Патнем), обозначающего нечто, существующее во всех альтернативных описаниях и обладающее устойчивым набором свойств.

224

Противостояние этих подходов можно найти еще в «Теэтете», где Платон доказывает, что объект истинного знания не может зависеть от этого знания (концептуальной системы), а наоборот — является его источником и причиной, вызывающей, согласно платоновской метафоре, оттиск на восковой дощечке души.7 Аналогично и Крипке, например, полагает, что критерии указания объекта задаются не по некоторым свойствам, а за рамками системы описания.8

В самом деле, хотя для Аристотеля самое существенное свойство связано с его философскими работами, а для Наполеона — с его военными походами, отсутствие этих свойств не мешало бы нам говорить о них как об индивидах. Обеспечивается это употреблением их имен собственных. Имена собственные и являются типичными твердыми десиг-наторами. Имя собственное не требует знания существенных свойств и часто дается по свойствам случайным, поскольку указание обеспечивается и определяется при этом не свойст­вами вообще, а непрерывной цепью традиции именования, как бы проведением «каузальной цепочки» от настоящего употребления имени вплоть до первого его употребления, «перβοιό крещения» объекта. В общем случае наше указание зависит не только от того, что мы сами думаем, но и от других людей, от истории введения имени в оборот, традиции его употребления. Тем самым вопрос об указании выносится за рамки познавательных процедур в широкий контекст социальной коммуникации. Поэтому подобный подход можно также назвать «каузально-историческим», а еще лучше — «нормативно-указательным», так как он связан, с одной стороны, с введением некоторой нормативной традиции указания, а с другой — с указанием нормативного образца, соответствие с которым оценивается как истинность утверж­дения. Нормативно-указательная идентификация во многом совпадает с трактовкой Д. Скотом роли и значения индивид­ных сущностей. Не случайно в современной логической

7 Платон. Теэтет // Платон. Соч.: В 3 т. Т. 2. Μ., 19ΤΟ.

8 Kripke S. Naming and Necessity // Semantics of Natural Language.
Dordrecht e.a., 1972.

225

семантике твердая десигнация получила название haecceitism, прямо заимствованное из терминологии Скота.

Соотношение способов идентификации. Учитывая, что под смыслом в логической семантике со времен Г. Фреге пони­мается способ указания объекта, можно говорить не просто о двух подходах к трактовке способов указания и идентифи­кации, а о двух теориях смысла. И их противостояние в современной логической семантике до самого последнего времени было достаточно острым. Дело не просто в сарказме, которым проникнуты работы, например, С. Крипке или Я. Хинтикки, но в предельно острой формулировке альтер­нативы: «...либо каждая вещь имеет свою haecceitas, которая гарантирует ее единственность в каждом "возможном мире", либо ничто ни в одном "возможном мире" не тождественно ни с чем в другом "возможном мире"».9 Представляется, что подобная абсолютизация крайностей, основанная фактически на абсолютизации роли либо общих, либо индивидных сущностей, приводит к серьезным трудностям.

Так, функционально-описательный подход приводит к проблеме экзистенциальных (онтологических) предпосылок и допущений системы описания, поскольку любое приписыва­ние предикатов (общих сущностей) оказывается связанным с предположением о существовании объектов — носителей соответствующих свойств. В результате каждая система описания и осмысления оказывается несопоставимой с дру­гими, в силу того, что их предметные области онтологически независимы. Подобная концепция не может не вызывать возражения. Например, она не может служить гарантией против абсолютизации одного из видов существования и приписывания ему статуса первичной реальности.

Но из утверждения «Сократ смертен» (Р(а)) посредством экзистенциального обобщения (Р(а) -» (Ех)Р(х)) и правила отделения .выводится (Ех)Р(х) — «существует нечто, обла­дающее свойством смертности» — не более. Поэтому различ­ные «онтологические доказательства» бытия Божия, реаль-

9 Chisholm R. The Logic of Knowing // The Journal of Philosophy. 1983. Vol. 60. N 25. P. 794-795.

226
ности феноменального, физического мира и т. п. суть
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   ...   17


написать администратору сайта