Презентация. Учение о ноосфере В. И. Вернадского
 Скачать 374.67 Kb.
|
|
Именно здесь вызревает собственно культурологическая ценность — женское самосознание, женская свобода во всех областях жизни, равноправие ценностей, без которого эмансипированная женщина чувствует себя эмоционально-психологически дискомфортно. Вообще-то природа или Бог создали женщин и мужчин просто различными, приспособленными к выполнению разных функций, и социальный аспект здесь мало на что влияет. Однако, не понимая этого, феминистки (и, между прочим, феминисты, ибо на защиту женских прав вставали многие мужчины — Бебель, Чернышевский, Ленин и др.) считали себя обделенными и угнетенными. Ошибочность этого представления в большинстве случаев выявлялась именно тогда, когда женщинам удавалось сравняться в правах с мужчинами — тогда неожиданно оказывалось, что нести ту же нагрузку, что несут мужчины, женщинам и неинтересно, и не полезно, и просто не под силу. Многие женщины и сейчас явно или скрыто жалеют о том, что добились эмансипации и утвердили ее как принцип социального взаимоотношения полов. Возвращаясь к временам борьбы за женское равноправие, надо заметить, что ее культурологический смысл наиболее четко выявлялся в символических действиях и требованиях. В большинстве случаев женщине не так важен был результат реальный (например, иметь возможность выбирать президента, правительство, активно участвовать в деятельности той или иной партии и т.п.), сколько символический — иметь право все это делать. Именно поэтому для полового самоутверждения женщины довольно часто перенимали чисто мужские привычки: начинали курить, вольно разговаривать, дерзить старшим, ниспровергать авторитеты, проповедовать в той или иной мере прогрессивные общественные идеи и т.п. Карикатурную, но очень точную с психологической точки зрения такую эмансипированную нигилистку нарисовал Тургенев в образе Кукшиной в «Отцах и детях». Я не хочу этим сказать, что все феминистическое движение носило чисто символический характер: многие женщины вполне серьезно стремились к совершенно реальным изменениям в социо-культурном укладе жизни, — но все-таки символический элемент имел и до сих пор имеет очень важный смысл в идее женской эмансипации. Так, например, когда английские суфражистки (т.е. крайние феминистки) стали носить брюки вместо юбки — это в движении за женскую эмансипацию был факт не меньшей культурологической значимости, чем, например, приобщение женщины к высшему образованию. К концу нашего века в большинстве европейских стран, в США, России и (в гораздо меньшей мере) в некоторых странах «третьего мира» женщины добились полного равноправия, и это стало бесспорной культурологической ценностью, даже несмотря на то, что от многих последствий женской эмансипации женщины не выиграли ничего и даже наоборот: сильно осложнили себе жизнь, взяв на себя чисто мужские обязанности. За ними сохранились функции ведения домашнего хозяйства, воспитания детей; именно они по традиции и особенностям психологии и социологии обеспечивают домашний уют и сексуальный комфорт, но к этому добавилась еще необходимость работать и зарабатывать (в очень многих семьях без заработка женщины достаток просто немыслим). Функции же мужчины в браке практически не изменились: если он не обеспечивает в основном материальные потребности семьи, то максимум, в чем он облегчает жизнь женщины, это мытье посуды, походы за продуктами, да помощь в уборке квартиры. (Сказанное относится, конечно, к условиям городской жизни; в жизни сельской действуют пока еще несколько иные регуляторы взаимоотношений мужчины и женщины.) . Все, сказанное здесь об отношениях мужчины и женщины в современном обществе, конечно, не универсально (возможны разные варианты как семейных, так и иных взаимоотношений полов), но ясно, что решение этих отношений в любом случае и любом обществе на данный момент далеки от идеальных. Как бы ни важны были в феминистском движении политические, социальные, чисто психологические и иные аспекты, все же основой этого движения был и остается вопрос о так называемой «свободной любви», который касался и нравственности, и философии, и психологии, но в котором ведущую роль играли собственно культурологические аспекты, то есть обретение и утверждение новых ценностей. Собственно, такой принципиально новой ценностью и являлась сама свободная любовь. Весьма возможно, что сейчас далеко не все представляют, что скрывалось за этим понятием в середине XIX в. и скрывается в наше время, поэтому коротко охарактеризуем смысл и историю этой категории. Свободная любовь соединяла в себе физиологические, социальные и нравственные аспекты, но ведущим из них, как было сказано, оставался аспект собственно культурологический, отчасти отменявший старые ценности и вводивший новые. Теория «свободной любви» впервые с наибольшей силой проявилась в России середины XIX в. Эта концепция предполагала, во-первых, отмену существовавшего тогда обязательного религиозного брака, то есть выводила интимные отношения из-под контроля церкви, а тем самым и государства. В этой связи большое развитие получил так называемый «гражданский брак», в котором мужчина и женщина жили фактически как муж с женой (имея при этом часто общих детей), но не легитимизируя свои отношения церковным «таинством брака». Уже одно это сильно меняло ценностную систему: таинство брака, его божественная сущность из ценности превращались в антиценность, и если сначала они давали человеку душевный комфорт и ощущение стабильности, то в свободной любви воспринимались как досадное ограничение свободы человека. Естественным следствием теории свободной любви оказывался свободный, ничем не регулируемый взаимообмен между сексуальными партнерами, лишь бы только он основывался на чувстве любви — отсюда реальный развод превращался из антиценности в важную ценность, в разновидность свободы. Даже находясь в официальном или фактическом браке, партнеры признавали друг за другом наряду с сохранением общих брачные отношений право завести себе любовника или любовницу — таким образом адюльтер превращался из очевидной антиценности в нечто нормальное и естественное, то есть не подлежал нравственному суду и целиком выходил из сферы культурологических (духовных) ценностей в область ценностей цивилизации (физиологических ценностей). (Правда, в этой сфере женщины постарались обеспечить себе как больше прав, так и минимум обязанностей. Так, в романе Р. Олдингтона «Смерть героя» (действие происходит в начале XX в.) жена и муж при заключении брака оговаривают вопрос о взаимной половой свободе, но если муж честно соблюдает уговор, стараясь подавить в себе чувство ревности, когда жена открыто заводит любовника, то она этот уговор постоянно нарушает, делая совершенно невозможной измену мужа.) Теория «свободной любви» вырабатывалась в основном в системе социалистической, а впоследствии коммунистической (примерно до 30-х гг. нашего века) идеологии и в этой же среде проходила проверку практикой. В качестве идеологов свободной любви выступали А. Бебель, Н.Г. Чернышевский, К. Цеткин, Р. Люксембург, Н.К. Крупская и др. Надо, впрочем, заметить, что далеко не все социалисты и коммунисты проповедовали свободную любовь: наиболее прозорливые из них (Ф. Энгельс, В.И. Ленин) видели в этой теории существенную опасность для стабильности будущей общественной структуры. Вообще, в идеологии эмансипации теоретическое обоснование свободной любви всегда представляло собой очень уязвимый пункт. Буржуазная пропаганда использовала эту точку для того, чтобы запугать обывателя тем, что конечной целью социализма и коммунизма в нравственной сфере является «обобществление» не только орудий труда, материальных ценностей и т.п., но и «обобществление» женщин, затем детей и, как следствие, разрушение семьи как ценности. Эта ситуация культурологической полемики имела довольно интересное продолжение во второй половине XX в. Дело в том, что в чистом виде идеи свободной любви в СССР имели хождение лишь в период Гражданской войны, и то не столько из принципа, сколько по необходимости. В дальнейшем же регламентация половой жизни оказалась гораздо более жесткой, чем в странах Запада, где время от времени наблюдается нечто очень похожее на возвращение к промискуитету: движение «новых левых» во Франции 60-х гг., «шведская семья», формы отношений в группе сексуальных меньшинств и т.п. Правда, теперь все это переходит и к нам, но хорошо ли это, по выражению Чацкого из комедии «Горе от ума», «пустое, рабское, слепое подражанье»? По-видимому, на этот вопрос придется ответить отрицательно. Конечно, ханжество в половых вопросах, которое процветало более полувека (вспомним крылатую и печально известную фразу «У нас секса нет»), всем порядочно надоело, но это, пожалуй, единственный положительный момент в развивающейся сейчас у нас половой морали. Половая же разнузданность в России хотя и не отсутствовала вовсе, но никем не поощрялась и вообще не была свойственна ни русскому менталитету, ни русскому образу жизни. Волна феминизма прокатилась по США, Западной Европе, России примерно с середины прошлого века до середины нынешнего и всего лишь за столетие (очень небольшой срок для истории культуры) принципиально изменила систему ценностей, связанную со взаимодействием и взаимоотношениями полов. Та картина, которую мы наблюдаем в этой области сейчас, есть прямое следствие тех культурологических тенденций, которые с успехом заменили веками державшиеся ценности на ценности иные и часто совсем противоположные. Проблема женской эмансипации исчерпала себя, так как в развитых демократических странах женщина добилась полного юридического (а очень часто и фактического) равенства с мужчиной: она и заседает в парламенте, и летает в космос, и зарабатывает в среднем не меньше мужчины, и равна ему в чисто бытовой области, и даже занимается боксом и тяжелой атлетикой (что, по субъективному мнению автора, вовсе лишнее). Кто и что выиграл от таких перемен, обогатилась или обеднела в результате ценностная система, какие культурологические последствия ждут нас в этой области — предсказать сейчас не возьмется, пожалуй, никто. Ясно лишь то, что в отношениях полов произошел принципиальный переворот и мы вступаем в новую фазу развития этой проблемы, которая потребует ответа на совершенно иные культурологические вопросы, которые пока еще не определились, но лишь вызревают. Отметим лишь общую тенденцию феминистского движения в эпоху постмодерна. Гендерные и социально-правовые аспекты феминизма ныне заметно утратили остроту, да и интерес к ним со стороны общественности постепенно угасает. На первый план выходит экофеминистская проблематика. Сторонники экофеминизма, предрекая переход общества к неоматриархату, утверждают, что мускулинная (мужская) цивилизация зашла в тупик, самым ярким проявлением которого стал экологический кризис. Вывести человечество к новым рубежам развития может-де только решительная смена ценностных ориентации с патриархальных на феминистские, которые изначально отличаются сберегающим, неагрессивным подходом к миру. «Для того, чтобы могла воспрянуть наконец угнетенная женственность, — утверждают сторонники современного феминизма, — мужское начало должно принести себя в жертву, пройдя через своеобразную смерть еgо... Такова великая задача, во весь рост вставшая перед нашим веком: мужскому началу предстоит расстаться со своей «богопротивной дерзостью» и со своей одноплановостью, заметить наконец свою до сих пор не осознанную половину и добровольно вступить в совершенно новые, основанные на взаимопонимании и равенстве отношения с женственным началом во всех его обличиях». Сумеет ли человечество прислушаться к голосу женщин, примет ли их ответ на вызов истории или будет упорствовать в верности сложившимся стереотипам поведения, покажет время |