Виктор Млечин 4. Виктор Владимирович Млечин На передних рубежах радиолокации Виктор Млечин На передних рубежах радиолокации

• Название: Виктор Владимирович Млечин На передних рубежах радиолокации Виктор Млечин На передних рубежах радиолокации
• Дата: 21.04.2018
• Размер: 1.18 Mb.
• Имя файла: Виктор Млечин 4.rtf
• Тип: Документы; #41769
• страница: 14 из 25

А. М. Кугушев
Из сказанного может сложиться впечатление, что все конструкторские работы 108 института заканчивались успехом и могли служить примером стратегически выверенного подхода к делу. Однако это не так. Бывали случаи завышенных авансов, которые затем на практике не оправдывались и работы прекращались. Значительно чаще имели место факты неучёта реальных свойств электронных приборов, являющихся основой построения будущей станции или всего комплекса. Но наиболее обидными выглядели истории успешной разработки и лабораторной сдачи аппаратуры, не выдержавшей, однако, испытаний в реальных условиях полигона или комплекса. Так что неудачи случались, иногда казалось, что ситуация безнадёжная, за горизонтом провал, но затем напряжённым трудом находился какой то выход из положения, и работу, что называется, «вытаскивали» из ямы.

Хочу в этой связи остановиться на истории одной разработки, которую задали институту как головной организации отрасли. Был 1951 год, суровое сталинское время, и институт имел на своём счету ряд успешно выполненных опытно конструкторских работ. Так что престиж института по тем меркам был достаточно высоким. И вот институту выдали заказ на создание радиолокационной станции дальнего обнаружения самолётов. Дело в том, что долгие годы, в довоенный и послевоенный периоды, шли дискуссии о путях развития систем обнаружения самолётов в интересах ПВО страны. Конечно, главным показателем для таких систем, по которому шли обсуждения, был связан с максимальной дальностью обнаружения целей. Естественно, что не забывали и о точности определения координат лоцируемых объектов. Спор касался также вида зондирующих сигналов – непрерывного или импульсного. Определённые преимущества импульсного метода зондирования закрепились после работ Ю. Б. Кобзарёва и его коллектива. Перед самой войной была разработана импульсная станция дальнего обнаружения «Редут» (РУС 2), которая затем усовершенствовалась и выпускалась во время войны и в послевоенный период серийно под названием «Пегматит». Станция работала в четырёхметровом диапазоне волн с максимальной дальностью обнаружения около 150 км. Как надёжное средство защиты ПВО станция имела много поклонников среди военных и гражданских специалистов. Я сам, работая на «Пегматите» в сороковых годах прошлого века помню, что эта станция считалась тогда большим достижением советской радиолокационной науки и техники. В условиях превалирования станций этого типа возникали, однако, вопросы, связанные с возможностями увеличения дальности обнаружения и повышения точности определения координат целей, что обуславливалось в частности переходом в дециметровый диапазон волн. Известно, например, что эффективная площадь рассеяния круглой пластины определяется не только площадью этой пластины (S²), но и обратно пропорционально квадрату длины волны.

Что касается самолётов, то экспериментальные данные показывают, что в дециметровом диапазоне волн имеет место примерно такая же зависимость σ от длины волны. Несмотря на это, попытки получения выигрыша в дальности обнаружения путём перехода в дм диапазон, долгое время не приводили к успеху. Было ясно, что действовал ряд причин. Выяснить эти причины и спроектировать станцию в дециметровом диапазоне с улучшенными параметрами поручили 108 институту. При этом сохранялись разработки НИИ, специализировавшегося в области дальнего обнаружения. Почему выбрали именно 108 институт? Во первых, здесь была мощная школа специалистов по распространению волн, во вторых, налицо были успехи в разработке современных РЛС, в третьих, институт был известен созданием мощных выходных приборов излучения УКВ диапазона; в четвёртых, был сильный коллектив конструкторов радиоаппаратуры. Всё это предопределило, по видимому, желание руководства дать возможность институту проявить себя в самой передовой области р/л техники. Имелись, однако, негативные моменты, которые, скорее всего, учтены не были. Институт не обладал опытом разработки станций этого типа, в то время как целый ряд организаций в стране доминировал в исследованиях по этой проблематике. В институте не было коллективов, в той или иной степени причастных к решению указанных задач. Не видно было и потенциального руководителя из главных конструкторов, который бы «горел» этой тематикой. Учитывать надо было и загруженность института другими заказами.

Тем не менее факт свершился, и надо было искать главного конструктора нового заказа. Расплетина в институте уже не было, другие загружены, третьи, думаю, не решались брать на себя такое бремя и главным конструктором заказа «Спираль» был назначен главный инженер 108 института А. М. Кугушев. Велики заслуги А. М. Кугушева в создании 108 института. Фактически по поручению А. И. Берга он организовывал институт, был награждён тремя орденами Ленина. Интересна биография А. М. Кугушева. Дед его крестьянин, на добыче известняка нажил капитал, так что отец Кугушева был уже зажиточным человеком, имел собственный дом в Нижнем Новгороде и определил сына в гимназию. В 1919 А. М. был призван в Красную Армию, а затем с 1923 г. работал в Нижегородской радиолаборатории, где участвовал в разработке мощных генераторных ламп (100 Квт). Входил в коллектив разработчиков радиостанции «Малый Коминтерн» (400 квт). В 1935–1942 гг. работал в НИИ 9 (г. Ленинград), а после эвакуации из блокадного Ленинграда занимался в Москве разработкой РЛС СОН 2. Богатое прошлое и безупречная длительная работа в радиотехнике создавали А. М. высокий авторитет. Я увидел А. М. в первый же день моего прихода в институт, когда мы сидели в его кабинете на первом этаже и ждали назначения. Потом я часто общался с ним в связи с разными поводами. Он внешне выглядел человеком сдержанным, интеллигентным, малоулыбчивым, но иногда выходил из себя, особенно в случаях, когда видел прямое разгильдяйство, грубое нарушение норм поведения или слышал хвастовство очередных болтунов. Часто он ссылался на А. И. Берга как высшую инстанцию. Однажды я возился с аппаратурой, никого кроме меня не было в комнате, когда вошёл Кугушев. Он удивлённо посмотрел вокруг, сказал «Как говорит Аксель Иванович, мы вас уважаем, но где остальные?» Я молчал, т. к. не знал, куда разошлись мои коллеги. Кугушев улыбнулся и вышел из комнаты. Я был ещё совсем молодым специалистом, когда он позвонил и просил зайти. Он расспрашивал о житье бытье, затем поинтересовался моей работой. Я сидел за столом напротив Кугушева, когда рядом со мной сел вошедший по вызову Я. Н. Фельд, тогда начальник антенного отдела. Кугушев сначала интересовался работой сотрудников его отдела, указывал на недостатки, а затем стал обобщать в форме «проработки». Зачем я сижу – подумал я, но Кугушев жестом показал, чтобы я сидел. Только потом я понял, что это был старый приём наказывающего: «пори верхнего, чтобы почувствовал нижний». А. М. был далеко не наивный человек, но иногда он забывал, что его авторитет хотя и велик, но не безграничен. Уже работая в МВТУ им. Баумана, он порекомендовал известному радиоспециалисту М. Е. Лейбману передать его докторскую диссертацию на защиту в учёный совет МВТУ. Лейбман возразил, ссылаясь на то, что большинство членов Совета к радиотехнике прямого отношения не имеют. Но Кугушев его успокоил, сказав, что всё будет в порядке. В результате Лейбману накидали чёрных шаров, и он получил отказ.

На что надеялся А. М. Кугушев, когда в 1951 г. приступал к заказу «Спираль»? Здесь я должен оговориться и сказать, что в работе «Спираль» участия не принимал и с Кугушевым на эту тему не беседовал. Правда, мне приходилось общаться со многими разработчиками проектируемой станции, т. к. мы входили в общий отдел и вынуждены были обмениваться опытом по смежным вопросам радиолокационной техники. Кроме того, работая в прошлые годы на станции «Пегматит» и интересуясь тематикой дальнего радиообнаружения, я был в то время в основном в курсе этих проблем. На базе воспоминаний о тех временах, данных о состоянии техники того периода и моего представления о А. М. Кугушеве как об одном из руководителей 108 института, делаю попытку построить свою версию событий, связанных с прохождением и неожиданным завершением работ по созданию РЛС «Спираль».

Итак, начиная в 1951 г. исследования по тематике дальнего радиообнаружения, А. М. Кугушев прежде всего рассчитывал на успех в деле получения в 20 см диапазоне волн мощной генераторной лампы. Наличие передатчика на такой лампе позволило бы существенно увеличить потенциал будущей станции, а переход в 20 см диапазон сулил не только улучшение отражательной способности объектов лоцирования, но и повышение точности измерения координат, в том числе в угломестной плоскости, где возможен был отрыв лепестка диаграммы от земли. Конечно, Кугушев при этом вспоминал о своих прорывных работах в области мощного радиовещания и успехах в освоении станции СОН 2, но главным образом возлагал надежды на плодотворную деятельность групп Д. Карповского и П. Андреева в 108 институте и содействия им со стороны профессора М. С. Неймана.

В те же годы в институте велись интенсивные работы по снижению шум фактора приёмных устройств, а научные исследования аспирантов, разрабатывающих новые подходы в этой сфере (В. Ф. Илюхин), курировал лично «отец» импульсной радиолокации Ю. Б. Кобзарёв. Конечно, А. М. Кугушев знал об успехах в этой области и надеялся использовать в новой станции. Под пристальным вниманием главного инженера находился антенный отдел, и А. М. Кугушев мог рассчитывать на создание антенны, отвечающей самым передовым требованиям заказчика. Следует также не забывать, что ОКР «Спираль» явилась плановой позицией, конечно, с одобрения начальника 108 института А. И. Берга, который в тот период (начало 50 х годов) постоянно и повседневно занимался делами института. Зная о сверхуважительном отношении А. М. Кугушева к личности и работе А. И. Берга, можно предположить, что А. М. Кугушев, опираясь на авторитет А. И. Берга, всегда рассчитывал на помощь и поддержку с его стороны. А это означало, что в сложной и даже критической ситуации А. И. Берг сможет найти выход из трудного положения. Во исполнение работ по заказу «Спираль» был организован отдел, начальником которого стал полковник Г. В. Кожевников. В отдел вошли часть специалистов из бывшей лаборатории проф. И. С. Гоноровского и недавно пришедшие в институт выпускники военных академий. Работа шла по законам жанра: проектирование и создание макета аппаратуры. Пока всё это происходило, обстоятельства менялись. В 1953 г. умер И. В. Сталин, в этом же году А. И. Берг был назначен заместителем (по радиолокации) министра обороны СССР Н. А. Булганина. Кабинет А. И. Берга переместился на Знаменку (тогда ул. Фрунзе). Все идеологическое и научное руководство института тем самым ложилось на Кугушева.

Появились и стали расти зачатки ракетной отрасли, развивалась атомная промышленность. На всё это нужны были средства, и немалые.

Вместе с тем постепенно к 1954–1955 гг. становилось ясным, что получить выходную мощность станции, близкую к мегаваттным значениям, не удаётся, а сильного отрыва от мощностей 100–200 квт, достигнутых в метровом диапазоне, не произойдёт. Не было прорыва и в деле уменьшения пороговой мощности приёмного тракта. Как мне представляется, в те годы ещё не научились бороться с проникающим фоновым уровнем шума передатчика. Выделенные размеры антенны ограничивали возможности получения узких лепестков диаграммы направленности. Всё это приводило к пониманию того, что существенного улучшения показателей в сравнении с ранее достигнутыми в новой станции ожидать не приходится. Сомнения, которые и раньше высказывались и которые опирались на длительную историю развития РЛС этого типа, подтверждали и находили сторонников в среде сотрудников заказывающего управления и новых руководителей военного ведомства.

Но были и обстоятельства, предвидеть которые в 1951 г. А. М. Кугушев просто не мог. Начавшиеся в середине пятидесятых годов пуски ракет (С. П. Королёва) дальнего действия потребовали обратить внимание на противоракетную оборону, что предопределяло развитие РЛС дальнего обнаружения по целям совершенно иного характера, а именно по боевым частям ракет вероятного противника. Рассчитывать в новых условиях на поддержку А. И. Берга Кугушев уже был не в состоянии.

Следует также иметь в виду, что в организациях, давно специализировавшихся на разработке станций рассматриваемого типа, за эти годы интенсивно проводились исследования, сулившие в будущем качественное и количественное улучшение показателей таких станций. Речь идёт об исследованиях, связанных с использованием тонкой структуры сигнала, а также устройств селекции движущихся целей (СДЦ). В рамках заказа «Спираль» этими вопросами, насколько мне было известно, практически не занимались.

Таким образом, к 1954–1955 гг. становилось всё более очевидным, что в условиях появления новых тенденций необходимо перейти от устаревших представлений к решению возникающих задач. В организационном плане это означало закрытие неперспективных работ и структурную перестройку головного предприятия с выделением вновь созданных подразделений в наиболее важных направлениях развития.

Решение о прекращении работ по заказу «Спираль» совпало по времени с появлением в 108 институте письма руководства МВТУ им. Баумана. В письме предлагалось дать согласие на переход А. М. Кугушева в МВТУ заведующим кафедрой на постоянной основе. Ранее он занимал эту должность по совместительству. Действовавший тогда в институте политотдел в условиях непростых отношений с главным инженером санкционировал этот переход. А. М. Кугушев проработал в институте с 1943 по 1955 год.

Неудача с разработкой станции «Спираль» была безусловно ударом по морально психологическому состоянию Кугушева. Однако, может быть, более важным было то, что в отсутствие А. И. Берга при тогдашнем руководстве (врио нач. был назначен генерал) к мнению Кугушева перестали прислушиваться, и в этом вакууме он почувствовал пустоту.
Т. Р. Брахман
А. М. Кугушева на посту главного инженера сменил Теодор Рубенович Брахман. К моменту своего назначения, несмотря на молодость (37 лет), он уже имел солидную жизненную биографию. Студентом старшего курса Ленинградского политехнического института он принял участие в боевых действиях во время зимней финской компании 1939–1940 гг. Закончив институт в 1941 г., был направлен в ЛФТИ, где участвовал в создании Токсовской стационарной РЛС под руководством Ю. Б. Кобзарёва. Несмотря на имевшуюся «бронь», Т. Р. Брахман в 1941 г. уходит на фронт добровольцем. В декабре 1941 г. в боях на Западном фронте, командуя взводом, был тяжело ранен. В результате – ампутация ноги и длительное пребывание в эвакогоспиталях. После демобилизации по инвалидности работает в Оренбургской области преподавателем физики и математики. В 1944 г. прибывает в Москву в 108 институт и становится сотрудником 14 лаборатории. И вот, работая в лаборатории передатчиков, Т. Р. Брахман вместе с И. Я. Альтманом написал труд по малоизученному тогда, но широко применяемому на практике, импульсному трансформатору. Придя в 108 институт в 1948 г., я прочёл этот труд, после чего с возникшими вопросами обратился к автору – Т. Р. Брахману. Так состоялось наше знакомство с ним. Но вскоре Т. Р. Брахман меняет профиль своей работы и переходит в лабораторию наземных средств противодействия авиационным РЛС. Начальником лаборатории был крупный специалист по приёмным устройствам Л. Ю. Блюмберг. Т. Р. Брахман принимает активное участие в разработке широкодиапазонной станции «П» и прецизионной станции «РМ», осуществлявших приём радиолокационных сигналов, определение несущей частоты и направления на РЛС. Созданные образцы этих станций до серийного производства успешно работали в ГДР, у западных границ этой республики. В начале 50 х годов Т. Р. Брахман становится главным конструктором первой отечественной наземной станции активных помех 3 см диапазона волн (шифр «Альфа»). Здесь Т. Р. Брахману, как руководителю разработки, и его коллективу пришлось преодолевать многочисленные трудности, связанные с новизной поставленной задачи, необходимостью применения ещё не освоенных СВЧ приборов, требованиями жёсткой производственной дисциплины, вновь введённой системой механических и электрических испытаний разработанной аппаратуры. На всех стадиях производственного процесса – эскизного и технического проектирования, конструирования и изготовления опытного образца Т. Р. Брахман находил нужное решение благодаря своим знаниям, умению «вгрызаться» в проблему и добиваться нужных результатов, громадной работоспособности и, что немаловажно, созданию творческой обстановки в коллективе.

Так случилось, что разработка станции «Альфа» шла почти в параллель с движением по производственному циклу аппаратуры «Лес», и нам приходилось на некоторых этапах взаимодействовать.

Запомнился случай такого взаимодействия в лаборатории механических испытаний. Мы испытывали на виброустойчивость ряд индикаторных блоков и угловые датчики станции «Лес». На соседних стендах аналогичные испытания проводили разработчики станции «Альфа». Было заметно, что они испытывают обычные блоки, состоящие из ламповых схем. Транзисторы тогда ещё не применялись. Блок тщательно закрепляли на стенде, включали установку и меняли частоту вибраций. Сосредоточившись на перемещениях своего блока при включённой установке, я внезапно услышал грохот, подобный взрыву, и, обратившись к соседнему стенду, увидел, что от закреплённого на нём шасси отлетают отдельные предметы, которые после соприкосновения со стеной или потолком падают вниз. Подобные бомбардировки заставили пригнуться всех присутствующих в комнате. Стало ясно, что блок вошёл в режим разноса, когда частота вибраций достигла своего резонансного значения. Естественно, что стенд затем выключили, испытуемое устройство в сильно деформированном виде сняли со стенда и объявили отрицательную оценку по данному виду испытаний. Следует вместе с тем отметить, что подобные испытания в станциях «Лес» и «Альфа» были тогда впервые введены заказчиком в практику приёма аппаратуры.

В какой то степени полученные результаты испытаний стали неожиданностью, и надо было принимать меры. Стало очевидным, что при изготовлении конструкторской документации на блок были допущены ошибки. Что сделал бы рядовой разработчик в этой ситуации? Он вызвал бы конструктора, сообщил ему о случившемся и заставил последнего переработать документацию. Не таков был Т. Р. Брахман. Он ознакомился с электрической схемой блока, внимательно осмотрел то, что осталось от конструкции, и потребовал принести ему чертежи. Анализируя произошедшее, он приходил к выводу, что конструкторские ошибки носят принципиальный характер и связаны они с незнанием или непониманием основных положений теории колебаний. Он взял книги и углубился в разделы теории колебаний, касающиеся механики, которые, кстати, возникли значительно раньше её электрических разделов. Он понял, что конструктор, желая избавить отдельные узлы блока от вибронагрузок, посадил их на амортизаторы, и это вместе с амортизацией самого блока придало конструкции новое качество. В таком виде блок превратился в систему со многими степенями свободы. Отсюда возникло смещение резонансных частот в область, запрещённую для грузов, перевозимых транспортными средствами по грунтовым дорогам. Все эти детали рассказал мне сам Брахман, когда, встретив его, я поинтересовался делами по устранению паразитных резонансов.

Брахман поступал так всегда, когда встречался с новыми задачами или с новой для него областью знаний. Бесспорно, он был человеком с весьма широким кругозором. Но что важнее: ступая на новую стезю, он умел углубиться в проблему настолько, чтобы найти практическое решение поставленной задачи. При этом он хорошо понимал, что полученные выводы будут воплощать в жизнь люди, которых он должен превратить в своих единомышленников. Большой жизненный опыт и коммуникабельность Брахмана позволили ему выработать ряд норм поведения для руководителя коллектива, создающего новую технику. Соприкасаясь в течение многих лет с А. А. Расплетиным, а потом работая под его руководством и уважая его как человека, Брахман называл эти нормы принципами Расплетина. Вот некоторые из этих принципов. «Всегда выбирай техническое решение, которое можно реализовать», «безвыходных положений не бывает», «интересы дела превыше всего», «в трудных условиях сначала позаботься о подчинённых, а уж потом о себе». «Как бы ни был неправ твой оппонент, никогда не оскорбляй его человеческое достоинство».

Простота общения с людьми, отзывчивость, естественность в поведении, сочетающиеся с высокой требовательностью, создавали Брахману прочный авторитет не только в своём коллективе, но и в институте в целом.

Деловые и личные качества Брахмана явились основой для решения А. И. Берга назначить Т. Р. Брахмана главным инженером института. Брахман пробыл в качестве главного инженера всего 5 лет. Короткий срок. Но в течение этого небольшого периода он дал пример того, как должен работать руководитель крупного многотемного научного центра, тесно связанного с промышленностью и заботящегося о постоянном прогрессе выпускаемой продукции.

Приезжая в институт до начала работы, он обдумывал и составлял план на текущий день. Застать Брахмана в кабинете до второй половины дня было невозможно. Прихрамывая, опираясь на палочку, он обходил лаборатории, общаясь с сотрудниками, обсуждал наболевшие вопросы. По мере надобности в случае возникновения острых дискуссий прямо на месте собирал людей, вводил в курс дела и старался выяснить мнение каждого из присутствующих. Он ввёл в практику создание небольших по численности комиссий под своим председательством, которые после обсуждения принимали в лабораториях и отделах квартальные планы. Подобные меры позволили Брахману не только знать практически весь инженерный состав, но и иметь полное представление о реальном творческом вкладе каждого из разработчиков. Доскональное знание положения с кадрами давало возможность не только маневра при перемещении специалистов, но и создавало условия для выдвижения наиболее достойных.

Т. Р. Брахман – один из немногих, кому принадлежит заслуга в создании в 108 институте новых направлений. Он способствовал формированию и укреплению направления, которое тогда было связано с именами А. В. Загорянского, М. Е. Заславского и А. Г. Рапопорта. Он организовал и обеспечивал кадрами направление, связанное тогда с именами В. Н. Горшунова и В. А. Аудера. Направление, связанное с именами Н. Н. Алексеева, а впоследствии В. М. Герасименко и Н. Г. Пономарёва также обязано своим становлением Т. Р. Брахману.

Идея о превращении подсобного хозяйства в филиал института в пос. Протва принадлежит вероятно А. И. Бергу. Но претворение в жизнь этой идеи, мобилизация больших организационных и кадровых усилий, способствовавших возникновению и началу функционирования филиала, осуществлял, безусловно, Т. Р. Брахман. Я бывал в тот период в Протве и помню первого директора филиала Виталия Юхневича, первого главного инженера Н. П. Емохонова, работавших тогда в филиале Бабурина, Евдокимова, Герасименко, Гущина.

Расширение в институте тематических направлений, необходимость обеспечения их подготовленными специалистами вынуждали Брахмана уделять большое внимание поиску новых и правильной расстановке имеющихся людей, т. е. в целом быть на острии кадровой политики. Во первых, он должен был подбирать руководителей не только вновь создаваемых административных подразделений, но, что ещё важнее, специалистов, способных возглавить проведение намеченных научно исследовательских и опытно конструкторских работ. Иными словами, ему нужно было на основе имеющегося опыта, в том числе и личного, создать «корпус» новых главных конструкторов. Им это было сделано. Во вторых, необходимо было решать текущие кадровые проблемы. Их было несметное множеств. Вспоминаю такой случай. По заказу «Днестр» надо было перевести громоздкую контрольную аппаратуру одного из смежных НИИ на полигон в Тюратам. Но не просто перевезти, а проверить работоспособность, включить и в исправном виде сдать на полигоне. Для этого, конечно, нужны были соответствующие специалисты. Их не было. Каким то неожиданным образом Брахман узнал, что у отсутствующего на работе Шишлякова случилась трагедия: после длительной болезни умерла жена, а сам он находится в состоянии депрессии. Брахман позвонил ему домой и в течение часа расспрашивал о случившемся. Выразил соболезнования, спрашивал о возможной помощи. А потом сказал: «Виктор Владимирович, может быть вам лучше отвлечься на короткое время? Мы бы были вам очень признательны». И уговорил. 2–3 человека во главе с Шишляковым сделали нужную работу и закрыли проблему. В третьих, надо было упорядочивать уже имеющийся кадровый состав. Некоторые люди даже при наличии специального образования попросту не тянули, данные им поручения выполнять не могли по причине отсутствия элементарного профессионализма. Нижестоящие руководители обычно решали подобные вопросы перемещениями на посильную работу или создавали атмосферу, при которой нерадивый сотрудник сам увольнялся. Но были случаи, когда приходилось обращаться к Брахману. Вот один из примеров. Ведущий конструктор N, сравнительно молодой человек, признан профессионально несостоятельным, попытки использовать его в деле результатов не давали. Но он хороший общественник, является членом КПСС, его поддерживает политотдел. Брахман думает. Встречаю Брахмана, он говорит: «Решили мы вопрос с N». «Каким образом?» – спрашиваю. «Задвижение выдвижением, – отвечает он, – выдвигаем его в вышестоящую организацию – в главк Министерства. Пусть там поработает».

В 1958 г. группа творческих сотрудников 108 института подняла вопрос о переходе института в промышленность. Эту точку зрения разделял и Т. Р. Брахман. Я в обсуждениях не участвовал и занимал, как помню, сдержанную позицию. Во первых, считал, что в существовавшем тогда ведомстве мы были головной, и я бы даже сказал, ведущей организацией, а в промышленности наша роль будет одной из многих и далеко не лидирующая. Во вторых, полагал, что известная поговорка: нет худа без добра может иметь антитезу: нет добра без худа, и мы попадём под новый начальственный пресс. Тем не менее ЦК КПСС в лице тогдашнего секретаря ЦК Л. И. Брежнева поддержал новую идею, и институт перешёл в ведомство Госкомитета по радиоэлектронике СМ СССР.

За эти годы сменилось и руководство института. Выбывшего по болезни академика А. И. Берга сменил в 1957 г. А. Д. Батраков. В 1958 г. директором института был назначен П. С. Плешаков. Институт попал в систему 10 ГУ Комитета. После анализа обстановки в институте начальник 10 ГУ Н. Н. Корнаков подверг критике руководство института. Критика касалась как тематических направлений, так и финансовой и хозяйственной деятельности института. Особенно напирал начальник управления на недостатки в работе главного инженера (П. С. Плешаков только что приступил к своим обязанностям). Т. Р. Брахман отвечал на критику чёткими и аргументированными доводами, с которыми было трудно не согласиться. Это, конечно, раздражало начальника главка. Были ли в работе института недостатки? Безусловно были, как и в любом работающем организме. Но связывать их с именем лишь одного человека, тем более человека, пользовавшегося заслуженным авторитетом, было крайне несправедливо. И опасно, добавлю я, ибо вместе с водой выплёскивались и идеи, вдохновителем которых по праву считался Брахман.

В 1960 г. я присутствовал на активе, где рассматривалась производственная деятельность института. После доклада Брахмана в прениях выступил Н. Н. Корнаков, который наряду с деловыми замечаниями о работе института обрушился с резкой критикой в адрес Брахмана как главного инженера. Я бы сказал, что в некоторых частях критика носила зубодробительный характер. Через несколько месяцев Т. Р. Брахман был уволен с должности приказом по главку.