Главная страница
Навигация по странице:

  • Репертком

  • Виктор Млечин 4. Виктор Владимирович Млечин На передних рубежах радиолокации Виктор Млечин На передних рубежах радиолокации


    Скачать 1.18 Mb.
    НазваниеВиктор Владимирович Млечин На передних рубежах радиолокации Виктор Млечин На передних рубежах радиолокации
    Дата21.04.2018
    Размер1.18 Mb.
    Формат файлаrtf
    Имя файлаВиктор Млечин 4.rtf
    ТипДокументы
    #41769
    страница3 из 25
    1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   25

    Школа Луначарского
    Луначарский был наркомом просвещения в первом правительстве Ленина и проработал в этой должности до 1929 г. Его роль в ликвидации неграмотности в России, в развитии литературы, искусства, музыкального и библиотечного дела, в модернизации образования страны огромна. Это – уникальная фигура, аналог которой в истории подобрать трудно. Я не собираюсь писать биографию Луначарского, тем более что на эту тему написано много книг. Ограничусь отдельными эпизодами. Луначарский вырос на Украине в семье состоятельных родителей, где рано проявились его способности. По его словам, учась в четвёртом классе гимназии, 13 лет, он «проштудировал первый том “Капитала” Маркса вдоль и поперёк». Учился хорошо, но всё свободное время посвящал чтению книг. В старших классах гимназии увлёкся изучением модных тогда философских течений. После окончания гимназии уезжает за границу, где в Цюрихском университете посещает лекции сразу нескольких факультетов. По возвращении в Россию его арестовывают за революционную деятельность. Находясь в Лукьяновской тюрьме Киева, Луначарский изучает по книгам английский язык, читает в подлиннике Шекспира, Бэкона, овладевает трудами немецких философов. После активного участия в революции 1905 г. и последующего ареста Луначарский по приглашению А. М. Горького в 1905 г. приезжает на о. Капри. Живя там, ежедневно отправляется на пароходе в Неаполь, где работает в публичной библиотеке. «Меня жутко укачивало, – говорил А. В. – Сотни раз я проделал этот путь и каждый раз страдал морской болезнью. Но зато как хорошо работалось в библиотеке». Луначарский – один из тех, кто реально готовил революцию октября 1917 г. Он выступает на ежедневных митингах, собирающих массы людей. «Откуда только брались силы», – скажет он позже.

    Первыми словами, сказанными Лениным после назначения Луначарского наркомом просвещения, были следующие: «Это вам придётся сломить неграмотность в России». Одним из острейших вопросов того времени был вопрос привлечения интеллигенции на сторону революции. Вл. И. Немирович Данченко рассказывал, с каким скептицизмом актёры встретили первое выступление Луначарского перед труппой Художественного театра. Многие думали, что большевистский нарком во главе искусств сродни «грибоедовскому фельдфебелю в Вольтерах». А он оказался, говорит Владимир Иванович, образованнее самых образованных людей Художественного театра, вместе взятых. В другой аудитории, приветствуя иностранных гостей по случаю двухсотлетнего юбилея Академии наук в Петрограде, Луначарский начал свою речь по русски, продолжал по немецки, затем перешёл на французский и итальянский, а закончил латынью.

    Говорили о феноменальной способности Луначарского без подготовки, экспромтом выступить на заданную тему. Комментируя подобные высказывания, Н. А. Розенель рассказала об эпизоде, свидетелем которого была сама. Известный в 20 х и 30 х годах драматург и театральный деятель Серго Амаглобели прибыл в приёмную Луначарского с письмом от президента Академии художественных наук с просьбой выступить на заседании Академии. Луначарский сначала принимал посетителей, затем поехал на заседание Учёного совета, где он председательствовал, после чего направился в издательство. Амаглобели твёрдо решил не расставаться и всюду его сопровождал. Наконец они оба отправились в Академию. В машине Луначарский спросил: что от меня хотят? Какова тема моего доклада? В ответ он услышал, что тема сложная и носит эстетико философский характер. Остаток пути оба молчали. А по прибытии Луначарский выступил с полуторачасовым докладом перед аудиторией, состоящей из писателей и учёных. За ужином Амаглобели воскликнул: «Я поражён, я не отставал от вас ни на шаг, вы же не готовились к докладу», на что Анатолий Васильевич ответил ему очень серьёзно: «К этому докладу я готовился всю свою жизнь».

    Луначарский, не отрицая значения новой культуры, настойчиво призывал к овладению культурным наследием прошлого. В этом же ключе он воспитывал молодые кадры. Говоря о творческом освоении прошлого, он выступал против некритического отношения к полученному наследию, против эпигонства и слепого подражательства. «Учитесь у классиков, – говорил он, – но это не значит идти назад, это значит идти до того пласта, на котором можно строить, а затем превзойти лучшие образцы».

    Анатолий Васильевич был большой знаток театра. Ещё до революции он посещал многие театры Москвы и Петрограда. Будучи наркомом, он одновременно является руководителем центрального театрального комитета. Он призывает к активизации театрального дела, помогает театрам в неотложных нуждах, стимулирует появление новых театральных коллективов (театр Революции, театр им. Е. Вахтангова – быв. 3 студия МХАТ, театр им. МГСПС, ныне театр им. Моссовета и др.). Старается посещать нашумевшие премьеры театров. В его квартире собираются писатели, драматурги, критики, актёры. Обсуждают новые театральные постановки, иногда читаются пьесы.

    Интересны высказывания Луначарского о некоторых театрах. Вот что он пишет о МХАТе:

    «Хочет ли Станиславский действительно жизненной правды в смысле чрезвычайного сходства с действительностью? Да, отчасти… Но он скоро заметил, что жизнь в целом никогда не представишь ни в повести, ни в драме, ни в театре. Её восстанавливают так, как это делал по характеристике Треплёва Тригорин: “У него на плотине горлышко бутылки блестит при луне – и вся лунная ночь перед вами”. Итак, жизненность… вовсе не сводится к непосредственной правдоподобности… Станиславский требовал от литературного материала значительности и выразительности»6.

    Семья Луначарских была близко связана с Московским Малым театром. Н. А. Розенель была актрисой этого театра. Тогдашний директор театра А. И. Южин – крупнейший актёр того времени – ценил помощь Луначарского театру, и они были в дружественных отношениях. Малый театр называли домом А. Н. Островского. В связи с драматургией Островского и поиском Малым театром современных пьес, Луначарский писал: «Островский был типичным разночинцем… Его определили на 4 рубля жалованья… в суд. И вот тут то этот ясноокий чиновничек… вслушиваясь в кляузы, жалобы, предложения взяток… пожал первую жатву своей гениальной наблюдательности… Вскрылся перед нами этот темный мир, полный свежих сил и богатых, тяжёлых страстей, мир самодуров, жестоких и грубых лицемеров, мошенников и в то же время полных внешней благопристойности и благочестия. …У Островского была таким образом великолепная почва под ногами. У него было что рассказать и было чему поучить». И далее: «Нам нужно искусство, способное усвоить наш нынешний быт, искусство с проповедью нынешних этических ценностей»7.

    И, наконец, небольшая выдержка из доклада Луначарского по поводу театра Мейерхольда: «Я знаю многих интеллигентов и рабочих коммунистов, советских людей, которые говорили: надо поддержать Мейерхольда, он ступил на путь сотрудничества с революцией, стал членом партии. Но я знаю и других, которые категорически требовали закрыть театр, говорили, что это величайший скандал, что это гаерство, несомненная подделка и т. д., и таких немало. Я мог бы назвать тех и других по фамилиям». Маяковский с места: «Назовите». Луначарский: «Этого я не сделаю, потому что тогда тов. Маяковский страшной местью обрушится на них… Я боюсь назвать их в присутствии такого рыкающего льва».

    Я уделил несколько большее внимание взглядам Луначарского в области театральной политики ввиду того, что отец в эти годы много пишет о театре, интересуется театральной жизнью, знакомится с театральными режиссёрами, актёрами, театральными критиками. Работая в газете «Вечерняя Москва», отвечая за выпуск газеты, он находит время для посещения наиболее значимых спектаклей, даёт в газете оценку увиденного, вносит предложения по улучшению художественной ценности постановок. Количество его публикаций растёт (только за первую половину 1930 г. я насчитал около 10 статей и рецензий), его проникновение в театральную специфику углубляется. У него расширяется круг общения, возникают дискуссии, он – один из тех, кто бывает на квартире Луначарского, беседует с ним, выслушивает мнение А. В. и его гостей.

    Выше я уже сказал, что отец прошёл школу Луначарского. В чём это выражается? Я вовсе не театровед и могу выразить лишь своё мнение по этому поводу.

    Одна из основных посылок Луначарского быть всесторонне образованным человеком. С детских лет, с тех пор, когда я себя помню, я ни разу не видел отца без книги, без газеты или же не склонившимся над рукописью. Сидя или иногда лёжа, он поглощал одну книгу за другой. Будучи тогда молодым и здоровым, он делал это, казалось, без малейшего труда. Привыкнув работать ночами и ложиться спать под утро, он мог за ночь прочитать если не весь том, то значительную часть тома энциклопедии Брокгауза и Эфрона, имевшегося в доме. Я уже не говорю о первом издании Большой советской энциклопедии, выходившей под редакцией (если не ошибаюсь) акад. О. Ю. Шмидта, которую отец выписывал и читал и которую регулярно приносил прямо в квартиру уже пожилой книгоноша. Память у отца была отличной, и полученные знания надолго запоминались. Книги, которые он читал, относились к различным наукам и разделам знания, именно поэтому он находил общий язык при беседах с людьми самых разных профессий. Историю партии (тогда она называлась ВКПб) он, по видимому, знал неплохо, но сугубо политические книги читал редко, хотя на полках стояли два издания сочинений Ленина, собрание книг Плеханова, изданные тома Маркса и Энгельса. Он ими обычно пользовался, когда нужно было найти необходимую цитату (это относится главным образом к сочинениям Маркса и Энгельса).

    Другим направлением воздействия Луначарского я считаю драматургию. А. В. сам был драматургом и знал, насколько тяжёлым было это ремесло. Луначарский говорил (двадцатые годы), что появились новые романы и новая поэзия, а драматургия отстаёт. Луначарский читал поступающие к нему пьесы, анализировал их, а своим гостям демонстрировал наиболее уязвимые места этих пьес. Достойных пьес на современную тематику в те годы явно не хватало.

    Луначарский не отделял себя от государства. Он говорил: те, которые думают, что есть какая то политика Луначарского, просто не знают наших условий. Я, конечно, вёл ту линию, которая проверялась и находила себе опору в наших государственных учреждениях. Это есть политика Советской власти. И нет ничего удивительного в том, что система эстетических воззрений Луначарского, его взгляды на театральное искусство находили понимание у нового поколения театральных деятелей и, в частности, у театральной критики. Конечно, это не означает отсутствие споров и дискуссий. Но в целом методы анализа явлений искусства, выработанные во времена А. В., сохранились и в последующие годы.
    Репертком
    В 1931 г. по решению Московского горкома партии отца направили работать в Комитет по контролю за зрелищами и репертуаром (Мосрепертком). Начальником данного учреждения был старый большевик Петров. Отец стал его заместителем, а с 1934 г., после ухода Петрова на пенсию, был назначен начальником. Комитет располагался на Маросейке, вблизи Ильинских ворот, на втором этаже недействовавшей тогда церкви (Николая святителя храм в Кленниках). Я до сих пор помню это помещение, т. к. сначала меня приводили, а потом самостоятельно пешком я приходил к отцу, если в этом была необходимость. Внизу со стороны двора обычно стояли посетители, я проходил мимо них, поднимался по лестнице и входил в центральную комнату, где стоял телефон и сидела секретарь. В левой комнате находились сотрудники, справа был небольшой кабинет отца.

    Существует мнение, что реперткомы были организованы во времена советской власти для того, чтобы проводить политику в области искусства, выгодную руководящим кругам того периода, быть, так сказать, приводным ремнём для реализации указаний ЦК партии. Это не совсем так. Конечно, антисоветские выпады отдельных коллективов или исполнителей пресекались, пресс идеологии порой давил и на реперткомы, но в целом реперткомы боролись за высокое качество театральных постановок, эстрадных и цирковых представлений, за использование полноценных драматургических и иных литературных произведений.

    Мосрепертком курировал Московские театры (за исключением Большого театра). Сотрудники комитета приходили на прогон спектакля, высказывали своё мнение, обращали внимание на недостатки. При положительном отношении к спектаклю он принимался реперткомом. В спорных случаях устраивались повторные просмотры, после чего принималось решение. Относительно редко, но бывали обстоятельства, приводившие к запрету спектакля для показа зрителям. Большей частью спектакли дорабатывались.

    Что касается эстрадной деятельности, то исполнители должны были согласовывать с реперткомом литературную и музыкальную основу своих выступлений.

    Конечно, всё это можно рассматривать как зажим свободы творчества деятелей культуры, но можно трактовать и как защиту интересов зрителей, которым совершенно не нужны тусклые бесцветные театральные постановки или пошлые эстрадные номера.

    Развитие советского театрального искусства было невозможно без взлёта современной драматургии. Некоторые критики считают, что советскую драматургию следует отсчитывать с момента появления пьесы В. Н. Билль Белоцерковского «Шторм». После этой пьесы драматург написал ещё несколько пьес, поставленных театрами. Отец хорошо знал Владимира Наумовича и писал о его творчестве (статья «Прощание с героем»8). Драматургическое мастерство прогрессировало, и в 30 х годах прошлого века появилась целая группа молодых драматургов, пьесы которых ставились в театрах (А. Афиногенов, Вс. Вишневский, Б. Ромашов, Н. Погодин и др.). Писать пьесы стало модным: отцу в Репертком авторы приносили свои пьесы, другие присылали по почте на домашний адрес, так что квартира была заполнена пьесами. Отец внимательно, с карандашом в руке, читал пьесы, оставляя на полях свои замечания и ставя вопросы.

    Работа была ответственной. Жаловаться у нас привыкли. Кто то был недоволен тем, что певец А. спел на бис блатную песню, кто то сетовал, что творчество певицы Б. страдает «цыганщиной», другим не понравился спектакль известного театра. И кто должен отвечать за всё это? Конечно, Репертком. Но вот я приведу эпизод, который свидетельствовал не о жалобах простых зрителей, а о недовольстве именитых гостей. Было это в середине тридцатых годов. Вечером, часов в шесть семь, отец приехал домой пообедать. Только снял пиджак, телефонный звонок. Звонил директор Московской Консерватории: «Владимир Михайлович, срочно приезжайте. Здесь вас ждут». «Что случилось?» – спрашивает отец. Абонент мнётся: «Приезжайте». Когда отец приехал, он увидел пришедших на концерт А. М. Горького и наркома иностранных дел М. М. Литвинова. Горький выглядел крайне недовольным и спросил: «Почему Репертком дал разрешение на выступление этого джаз бэнда в святая святых Москвы – Большом зале консерватории?» Речь шла о джаз оркестре под управлением Л. Утёсова. Отец отвечал, что репертком никакого отношения к этому не имеет, по видимому, Филармония или Москонцерт арендовали помещение. Но Горький продолжал: «Вы понимаете, что это искусство жёлтого дьявола и им не место в Москве?» Литвинов поддакивал. Переубедить Горького было трудно. По указанию властей Утёсову разрешили гастролировать в провинции.

    Кроме основной работы отца нагружали различными общественными делами. В середине тридцатых годов он регулярно выезжал в деревню центральных районов для проведения агитационной работы среди крестьян. Последний раз, как я помню, он отправился в такую поездку на машине вместе с известным революционным деятелем польского происхождения Феликсом Коном, жившим в Москве. По указанию горкома партии читал лекции об искусстве и литературе в различных аудиториях, готовил культурные программы для конференций и съездов, в частности 17 съезда ВКПб. С начала 1935 г. он по совместительству работает заведующим отдела культуры газеты «Известия». Публикует целый ряд статей в этой газете, в том числе такие, как «Монолог со слезой», «Качалов». Отец проходил также объявленные в партии так называемые партчистки, причём без серьёзных замечаний. С середины тридцатых годов в стране сгущается атмосфера будущей военной грозы. Проводятся оборонные мероприятия. Повышается давление на идеологическом фронте. В 1936–1937 гг. в области театрального искусства проходит несколько кампаний, в которые непосредственно оказался вовлечённым среди других и отец.

    Первая кампания связана с появлением в газете «Правда» двух редакционных статей. Статья «Сумбур вместо музыки» посвящена критике оперы Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда». Там говорится о том, что способность хорошей музыки захватывать массу приносится в жертву мелкобуржуазным формалистическим потугам, что это игра в заумные вещи. Критикуется и постановка, где центральное место в оформлении занимает «купеческая двуспальная кровать».

    Во второй статье «Балетная фальшь» говорится о балете Большого театра «Светлый ручей» с музыкой Шостаковича. В Москве и Ленинграде прошли совещания по вопросу о формализме в театральном искусстве. Присутствовал и отец. По итогам дискуссии он опубликовал в «Известиях» статью «За полноценное советское искусство».

    В октябре 1936 г. режиссёр А. Я. Таиров возвестил в печати о том, что Камерный театр поставил музыкальный спектакль «Богатыри» (с музыкой Бородина), либретто которого вместо дореволюционной версии Крылова заново написал поэт Д. Бедный. Таиров назвал этот спектакль «народной комической оперой».

    Примерно через месяц после просмотра спектакля в центральной печати появилась разгромная статья тогда председателя Комитета по делам искусств П. М. Керженцева о фальсификации народного прошлого в спектакле Камерного театра. Особенно много претензий предъявлялось Д. Бедному: возвеличил «разбойничков», богатырей очернил, крещение Киевской Руси изобразил в виде пьяного шабаша. Под «горячую руку» попал и председатель Гравреперткома О. С. Литовский, опубликовавший до этого статью с положительной оценкой спектакля. Так что быть в то время одним из руководителей идеологического фронта было нелегко: надо было иметь остро развитое политическое чутьё. Спектакль сняли. Отец о «Богатырях» не писал, но я помню его мнение: ничего там особенного не было, кроме бесконечных кувырканий и кульбитов опытных актёров. Я вспоминаю историю с «Богатырями» в связи с двумя фактами. Сразу же после запрета пришёл к отцу домой наш сосед Лев Александрович Фенин и взволнованно говорил: я давно работаю в театре, вы знаете, Таиров, конечно, мастер, но никакой критики не допускает. Я привёл на собрании его слова: ваше дело играть, а мы уж будем за вас думать!

    Второй факт имел место весной 1937 г. Мы с отцом пошли в магазин за продуктами. Времени было в обрез: отец должен был уехать. Только вышли на Сретенку, как столкнулись с Д. Бедным (он жил на Рождественском бульваре). Наверное, полчаса Д. Бедный рассказывал о перипетиях с «Богатырями», жаловался, что его перестали печатать, подвергают остракизму, денег не платят. Отец всё это слушал, сочувствовал. Что он мог ещё сказать?

    Ранней осенью 1937 г. был закрыт в Москве Реалистический театр под руководством режиссёра Н. П. Охлопкова. Перед этим известный театральный критик Я. Варшавский в журнале «Театр» (1937, № 5) подробно анализирует деятельность театра и режиссёра Охлопкова. Он утверждает, что Охлопков взял у Мейерхольда идею режиссёрского театра, по которой режиссёр, а не актёр, не ансамбль, является субъектом творческого процесса. На примере спектаклей «Разбег», «Железный поток», «Аристократы», «Отелло» он критикует Охлопкова и делает вывод, что бесцельное, лишённое больших идей «новаторство» Охлопкова завело его в тупик.

    Охлопкова и часть коллектива театра перевели в Камерный театр, откуда Охлопков ушёл год спустя. После статьи П. М. Керженцева «Чужой театр», опубликованной в «Правде» в декабре 1937 г., был закрыт и театр им. Мейерхольда.

    Конечно, Репертком боролся против формализма в театральном искусстве. Отец значительно раньше всех этих событий писал о формалистических приёмах некоторых наших режиссёров (в т. ч. Охлопкова), что превалирование формы над содержанием, гипертрофия режиссёрских амбиций, принижение роли актёра к добру не приведут. Но Репертком, насколько я знаю, никогда не ставил вопрос о закрытии того или иного театра. Это было сделано сверху, силовым методом.
    1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   25


    написать администратору сайта