План 2. Влияние научно технического прогресса на уголовное право России

• Название: Влияние научно технического прогресса на уголовное право России
• Дата: 23.10.2018
• Размер: 70.2 Kb.
• Имя файла: План 2.docx
• Тип: Документы; #54316
• страница: 3 из 3

445

варьировалась в пределах от 5 000 – 25 000 руб; 126 человек было освобождено от наказания по амнистии.

Большим разнообразием по избираемым судом санкциям отличаются деяния в сфере социально-политических и социально-экономических технологий с использованием современных средств коммуникации, оборота информации, цифровых средств расчетов и денежных операций ввиду того, что сами эти технологии весьма дифференцированы и имеют место в самых различных сферах. Однако и здесь прослеживаются общие тенденции – широкое применение краткосрочного лишения свободы и незначительных сумм штрафов. Исключение составляют, пожалуй, лишь составы ч. 2 и 3 ст. 205 УК РФ. Так, всего в 2015 г. по данной статье было осуждено 17 человек, из которых 3 приговорены к пожизненному лишению свободы и еще 14 – к различным срокам лишения свободы (в среднем – 8 лет). Следует отметить, что с момента введения в декабре 2012 г. «новых» видов мошенничества (ст. 1593, 1596 УК РФ) оценка судами данных деяний изменилась некоторым образом – от совсем уж либеральной, когда к осужденным применялись в основном лишь небольшие штрафы (до 5–10 тыс. руб.), до приемлемо строгой. Так, за 2015 г. из 232 осужденных по данным статьям к лишению свободы (в среднем – 2 года) были приговорены 34 человека, 75 – осуждены к этой мере условно. Востребованными оказались исправительные (16 человек) и обязательные работы (25 человек). Также к виновным применялись штрафы, заметим, достаточно невысокие. Из 23 человек к штрафу в размере от 5 000–25 000 руб. осуждена примерно половина, в отношении остальных размер штрафа не превысил 100 000 руб; 62 осужденных освобождены от наказания по амнистии.

Достаточно широким является спектр наказаний, применяемых за совершение преступлений, связанных с использованием производственных (включая транспортные) технологий. Так, за преступления против общественной безопасности, совершаемые в производственном секторе (ст. 115–220 УК РФ), из общего количества осужденных (183 чел.) 25 были приговорены к лишению свободы, при этом сроки в большинстве случаев не превышали 2 лет; условно

446

осужден к лишению свободы 61 человек; наказание в виде штрафа вынесено в отношении 24 лиц (размер не превысил 100 тыс. руб.). Также в отдельных случаях применялись ограничение свободы, исправительные и обязательные работы. 44 человека освобождены от наказания по амнистии. Совершение транспортных преступлений (ст. 263–2711 УК РФ) в большинстве случаев влекло наказание в виде обязательных работ. Так, из 28 276 осужденных по соответствующим статьям УК РФ 16 166 приговорены именно к этому виду наказаний. К лишению свободы осуждено 3 909 человек (до 3 лет – 2 883; от 3–5 лет – 845; от 5–10 – 179; свыше 10 лет – 2); к ограничению свободы – 2 417; к штрафу – 1 566.

За совершение экологических преступлений (ст. 246–262 УК РФ), которые в современных условиях редко совершаются без применения технического оборудования и приспособлений либо бывают непосредственно сопряжены с производственно-технологической деятельностью, чаще других судами назначалось наказание в виде штрафа, размеры которого в 77% случаев не превышали 100 тыс. руб. и лишь в 47 случаях варьировались в пределах от 100 до 300 тыс. руб. Чуть менее востребованными оказались обязательные работы (1 709 чел.) и еще менее – исправительные (585 чел.). Лишению свободы за эти деяния подверглись 296 осужденных, при этом срок не превысил 3 лет в 220 случаях и еще в 65 случаях срок варьировался в пределах от 3 до 5 лет; 1 789 человек условно осуждены к лишению свободы и 1999 – освобождены от наказания по амнистии.

Общая статистическая картина и более предметное изучение материалов уголовных дел показывает, что за преступления, связанные лишь с причинением материального ущерба, даже весьма солидного, нередко сопряженные с коррупционной составляющей, коих достаточно много в череде преступлений, обусловленных НТП, суды предпочитают в качестве основного вида наказания назначать штраф, обязательные или исправительные работы. В целом такая тенденция понятна, но иногда мягкость назначаемых судами наказаний поражает. Возникает закономерный вопрос о том, где проходит граница между уголовной и иными формами юридической ответственности, если санкции, применяемые за

447

преступления, оказываются в ряде случаев ниже гражданско-правовых или административных санкций. В этом смысле единственной прерогативой уголовного права в его реакции на противоправное поведение остается институт судимости. Разумеется, превентивное значение угрозы наказания и сами санкции при преступной неосторожности существенно меньше, чем при умышленных деяниях, но если законодатель определил правонарушение как преступное, то и реакция на него должна быть соответствующей. В противном случае следует задуматься о декриминализации тех деяний, которые правоприменитель de facto оценивает как проступки.

Как известно, большинство составов преступлений, так или иначе связанных с достижениями НТП, в своей основе содержит признаки нарушения специальных технических правил и нормативов. Многие из них также предполагают совершение их специальным субъектом, обладающим правом на обслуживание, управление и эксплуатацию средств техники1. Однако в самих составах в ряде случаев заложена также объективная возможность допуска к эксплуатации и управлению техническими средствами и лиц, не имеющих на это права. Отсюда технологии наказания за эти деяния предполагают назначение виновным обеих категорий дополнительного наказания в виде лишения специального права. К примеру, в п. 12 постановления Пленума Верховного Суда РФ «О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с нарушением правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств, а также с их неправомерным завладением без цели хищения»2, указывается на возможность применения к виновному в совершении преступления, предусмотренного ст. 264 УК РФ, дополнительного наказания в виде лишения права управления транспортным средством. Причем оно может быть назначено лицу, не имеющему

1 Например, субъектами преступления, предусмотренного ст. 266 УК РФ могут быть лишь лица, на которых в соответствии с инструкциями, правилами, распоряжениями, в связи с их служебным положением возложена ответственность за техническое состояние и эксплуатацию транспортных средств, а также владельцы-предприниматели, либо работники автомастерских, имеющие лицензию на осуществление соответствующей деятельности.

2 См.: Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 09.12.2008 № 25 (ред. от 24.05.2016) «О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с нарушением правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств, а также с их неправомерным завладением без цели хищения» // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 2009. – № 2.

448

соответствующего разрешения. Это представляется справедливым, исходя из целей превенции новых деяний, которые присущи уголовным пенальным технологиям.

Изучение 150 обвинительных приговоров по ст. 264 УК РФ показало востребованность вышеуказанных норм и разъяснений, но наряду с этим суды при вынесении решений, как правило, учитывали условия жизни и род занятий подсудимых. Приведем один из примеров. Водитель Турыгин А.А., управляя легковым автомобилем, нарушил требования п. 8.1 и п. 13.12 «Правил дорожного движения», в результате чего произошло ДТП, а потерпевшему был причинен тяжкий вред здоровью. Суд, признав Турыгина А.А. виновным в совершении преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 264 УК РФ, при назначении наказания учел не только раскаяние в содеянном, но и факт наличия на его иждивении несовершеннолетней дочери, страдающей тяжелым заболеванием, в связи с чем подсудимому необходимо на автомашине регулярно доставлять дочь в лечебное учреждение г. С-Петербурга. Таким образом, дополнительное наказание в виде лишения права управлять транспортным средством применено не было1.

В тех случаях, когда виновное лицо лишается права управления транспортным средством, обращает на себя внимание то, что срок, как правило, незначителен и в 72% случаев он варьировался в пределах от 1 года 3 мес. – до 2 лет, даже в случаях причинения смерти пострадавшему, хотя закон позволяет избирать его продолжительностью 3 года. Считаем, что данные сроки должны в обязательном порядке сопоставляться со сроками административного взыскания за нарушение Правил дорожного движения и быть на ступень выше их.

В рамках так называемой «третьей волны» либерализации уголовного законодательства УК РФ пополнился еще одним видом уголовного наказания – принудительные работы. Эти изменения 2011 г.2 оказались как нельзя более актуальными для случаев совершения преступлений, связанных с достижениями

1 Приговор Пестовского районного суда Новгородской области от 28 ноября 2012 г. URL: http://rospravosudie.com/ act-prigovor-st-264-uk-rf-talyzina-lyubov-viktorovna-18-12-2012-264-ch-1-s.

2 Федеральный закон от 7 декабря 2011 г. № 420-ФЗ (ред. от 03.07.2016) «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации» // Собрание законодательства РФ. – 2011. – № 50. – Ст. 7362.

449

НТП, поскольку за многие такие деяния появилась соответствующая санкция. Как известно, данный вид наказания не является принципиально новым для отечественного уголовного права. Так, в дореволюционном законодательстве принудительный труд осужденных использовался в форме каторжных работ. В законодательных источниках советского периода (УК 1922 г., Основные начала уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1924 г. и УК 1926 г., Исправительно-трудовой кодекс РСФСР 1933 г.) мы также находим данный вид наказаний, правда, в отличном от современной модели виде. За время применения принудительных работ были достигнуты существенные положительные результаты. Сократилось число осужденных к лишению свободы в 2 раза, да и вклад в экономику и производство этой категории осужденных переоценить сложно. Однако имелись и существенные проблемы (применение лишь тяжелого физического труда, слабый воспитательный потенциал), что и послужило причиной упразднения принудительных работ как вида наказания.

Возвращая в уголовно-правовой арсенал принудительные работы, законодатель сконструировал новый механизм уголовно-правового воздействия – теперь они могут быть назначены на срок от 2 месяцев до 5 лет с удержанием из заработной платы осужденного от 5 до 20%, применяться лишь по определенным категориям преступлений (небольшой или средней тяжести, тяжкого преступления, совершенного впервые) и к определенным субъектам (изъятия установлены в ч. 7 ст. 531 УК РФ), должны исполняться в специально организованных для этих целей исправительных центрах либо на базе особых изолированных участков при обычных исправительных учреждениях (ч. 3 ст. 601 УИК РФ). Как видим, законодатель подвергает дифференциации срок этого вида наказания и размер удержаний. Любопытно, что для осуществления надзора за осужденными планируется использовать технические достижения НТП, такие как: электронный браслет, стационарное и мобильное контрольное устройство, ретранслятор), технические устройства региональных информационных центров (серверы и пульты мониторинга) и технические средства, предназначенные для обеспечения комплексной безопасности внутренней территории и периметра

450

исправительных центров (охранная и тревожная сигнализация, видеонаблюдение и видеообнаружение, система контроля и управления доступом и т. п.)1.

Несмотря на введение в УК РФ нового вида наказания, в уголовно-правовой практике не предполагается возникновения новой технологии назначения наказания, поскольку законодатель посчитал возможным «скопировать» ее с ч. 1 ст. 73 УК РФ (условное осуждение). Отсюда в диспозиции нормы, закрепленной в ст. 531 УК РФ, говорится о том, что принудительные работы применяются как альтернатива лишению свободы за совершение преступления небольшой или средней тяжести либо за совершение тяжкого преступления. В нашем представлении на сегодняшний день данная технология выглядит следующим образом: суд, решая вопрос о наказании виновному в процессе постановления приговора, должен сначала избрать меру в виде лишения свободы на определенный срок, а затем, еще раз проанализировав исследованные в суде материалы дела, заменить данный вид наказания на принудительные работы из расчета один день лишения свободы за один день принудительных работ. Такой вывод мы сделали исходя из системного смысла ст. 531 УК РФ, п. 71 ч. 1 ст. 299 УПК РФ. Соответственно, это должно найти отражение в приговоре, где в описательно-мотивировочной части суду необходимо обосновать возможность исправления осужденного без отбывания наказания в местах лишения свободы, а в резолютивной части – отразить факт замены лишения свободы принудительными работами.

Оправдано ли такое копирование технологии назначения наказания? Думаем, что нет, поскольку, во-первых, принудительные работы по своему характеру наиболее близки к таким видам наказаний, предусмотренным в ст. 44 УК РФ, как обязательные и исправительные работы, которые также представляют собой альтернативу лишению свободы, но им законодатель придает самостоятельное значение. Более того в специальной литературе высказано

1 Постановление Правительства РФ от 4 июня 2012 г. № 553 «Об утверждении перечня аудиовизуальных, электронных и иных технических средств надзора и контроля, используемых исправительными центрами для предупреждения преступлений, нарушений порядка и условий отбывания принудительных работ и для получения необходимой информации о поведении осужденных к принудительным работам» // Собрание законодательства РФ. – 2012. – № 24. – Ст. 3189.

451

суждение, что этот вид наказания вбирает в себя и некоторые элементы ограничения свободы1. Во-вторых, условное осуждение – это совершенно уникальный институт уголовного права, заключающийся в условном неприменении таких наказаний, как: исправительные работы, ограничение по военной службе, содержание в дисциплинарной воинской части, лишение свободы и в случае невыполнения виновным обязанностей, возложенных на него, суд либо продляет испытательный срок (ч. 2 ст. 74 УК РФ), либо отменяет условное осуждение и выносит решение об исполнении наказания, назначенного по приговору (ч. 3 ст. 74 УК РФ).

В связи с рассматриваемой законодательной конструкцией принудительных работ, в недрах уголовно-правовой науки небезосновательно родилось мнение о том, что данный вид наказания – трансформация условного осуждения к лишению свободы с обязательным привлечением осужденного к труду2. Но, заметим, что данный вид наказания согласно нормативно-закрепленной модели может выступать лишь в качестве основного вида наказания. В то же время о его самостоятельности при существующем положении вещей говорить не приходится. Отсюда сама технология назначения и применения рассматриваемого вида наказания воспринимается неоднозначно.

Уже сегодня, еще до практической реализации норм о принудительных работах, можно говорить о необходимости совершенствования данного института3. Ряд ученых ранее, в том числе и на законопроектной стадии, весьма обстоятельно затрагивали данные проблемы, связанные с внесением в уголовное законодательство соответствующих изменений4. Это представляется актуальным, поскольку мы считаем данный вид наказания вполне применимым в отношении преступлений, связанных с НТП. Большинство опрошенных экспертов-юристов

1 См.: Крылова Н.Е. К вопросу о гармонизации и гуманизации уголовного закона // Уголовное право. – 2011. – № 6. – С. 26–34; Уголовное право Российской Федерации. Общая часть: учебник для вузов / Н.Н. Белокобыльский, Г.И. Богуш, Г.Н. Борзенков и др.; под ред. В.С. Комиссарова, Н.Е. Крыловой, И.М. Тяжковой. – М.: Статут, 2012. – 879 с.; Уголовное право Российской Федерации. Общая и Особенная части: Учебник / под ред. А.И. Чучаева. – М.: НИЦ Инфра-М: Контракт, 2013. – 704 с.

2 См.: Голик Ю. Очередная модернизация Уголовного кодекса // Уголовное право. – 2012. – № 2. – С. 30.

3 Положения Федерального закона от 07.12.2011 № 420-ФЗ, которым внесены изменения в УК РФ, УПК РФ, УИК РФ в части, касающейся принудительных работ, применяются с 1 января 2014 года.

4 См., например: Крылова Н. К вопросу о гармонизации и гуманизации уголовного закона // Уголовное право. – 2011. – № 6. – С. 26–34; Голик Ю. Указ. соч. – С. 29–34.

452

также расценили данный вид наказания в перспективе как эффективный (66,5%) и высокоэффективный (8,9%)1.

В этой связи мы считаем целесообразным предложить основные направления совершенствования вновь введенного института принудительных работ. И здесь рациональными видятся следующие шаги:

1. Поскольку технология наказания в виде принудительных работ отражена в нескольких нормативных правовых актах, следует перераспределить правовой материал сообразно его отраслевой принадлежности. В частности ч. 5 ст. 531 УК РФ следует исключить, поскольку ее положения регламентируют порядок исполнения наказания в виде принудительных работ и перенести данную норму в ст. 604 УИК РФ, сформировав отдельную часть 11.

2. Из соображений справедливости назначаемого наказания считаем обоснованным распространять данный вид наказания лишь на преступления небольшой и средней тяжести, в связи с чем исключить указание на тяжкие деяния в ч. 1 ст. 531 УК РФ.

3. Следует придать принудительным работам как виду уголовного наказания самостоятельное значение, в связи с чем, во-первых, необходимо исключить из ч. 1 ст. 531 УК РФ формулировку «…применяются как альтернатива лишению свободы»; во-вторых, ч. 2 ст. 531 УК РФ считать утратившей силу; в-третьих, в ч. 1 ст. 299 УПК РФ аннулировать п. 71; в-четвертых, предусмотреть особые условия отбывания этого вида наказания, отличающиеся от условий отбывания наказания в колонии-поселении. Подобные изменения будут способствовать упрощению технологии данного вида наказания.

Представляется, что принудительные работы должны избираться на общих основаниях, если деяние лица и его персональные характеристики попадают в сферу действия этого вида наказания. В том числе следует рассматривать вариант замены наказаний в виде: штрафа, обязательных работ или исправительных работ, лишения свободы на принудительные работы в ходе исполнения приговора в порядке ч. 5 ст. 46, ч. 3 ст. 49, ч. 4 ст. 50 (при уклонении осужденного от

1 См. Приложение 1.

453

отбывания данных наказаний), ст. 80 УК РФ (при замене неотбытой части наказания более мягким видом наказания) и ст. 399 УПК РФ.

4. Считаем, что при отборе деяний, за которые возможно назначение принудительных работ как вида наказания, законодатель недостаточно обдуманно отнесся к этому вопросу. В частности считаем, что с поправкой на самостоятельность рассматриваемого вида наказания в данный перечень должны попасть все деяния с неосторожной формой вины (не только те, альтернативная санкция за которые предусматривает лишение свободы), поскольку цели уголовного наказания здесь можно достичь, не прибегая к самым суровым мерам репрессии, и, напротив, должны быть исключены те деяния, которые согласно криминологическим исследованиям обычно совершаются лицами, имеющими стойкие антиобщественные установки и вследствие этого представляют значительную опасность для общества. Неубедительно, к примеру, выглядит данная санкция применительно к составам преступлений, предусмотренных ст. 126, 127, 161–163 УК РФ. Из числа деяний, которые явились предметом настоящего исследования, вполне оправданно, по нашему мнению, применять данный вид наказания в следующих случаях: 1) в области витальных технологий: ч. 4 ст. 122, ст. 123, 124, 236, 237 УК РФ; 2) в области социальных технологий: ст. 138, 1381, ч. 2 ст. 171, 1853, 186, 187, 207 УК РФ; 3) в области производственных технологий: ст. 143, 146, 147, 189, 215–2153, 216, ч. 2, 3 ст. 217, ст. 218, 219, 225, 235, 238, 269, 264, 268, ч. 2, 3 ст. 2631 УК РФ следовало бы дополнить данной санкцией ч. 2 и 3 ст. 2171 УК, поскольку ее конструкция (основной и квалифицированные составы), виды и размеры предлагаемых законодателем наказаний сходны с конструкцией ст. 217 УК РФ, которая снабжена санкцией в виде принудительных работ; 4) в области информационных технологий: ст. 272, 273, 274 УК РФ.

Разумеется, это не полный перечень. В него вошли и умышленные деяния, однако лишь те, в отношении которых уголовное наказание в его превентивном содержании максимально эффективно и при экономии репрессивных средств. При этом вполне уместно говорить о применении альтернативных лишению свободы

454

наказаний. В то же время появляется возможность освободить места в исправительных учреждениях, исполняющих наказания в виде лишения свободы, для более опасных и трудно поддающихся исправлению элементов.

В связи с введением Федеральным законом от 7 декабря 2011 г. № 420-ФЗ в перечень уголовных наказаний принудительных работ вновь становится актуальным вопрос о ретроактивном действии уголовного закона. Сегодня многие ученые задаются вопросом – если данный вид наказания предусмотрен как альтернатива лишению свободы, подлежат ли пересмотру приговоры, по которым ранее было назначено наказание в виде лишения свободы за совершение лицом преступления небольшой или средней тяжести (в новом их понимании), а также за совершение тяжкого преступления впервые согласно ч. 2 ст. 54 Конституции, ч. 2 ст. 10 УК РФ, в порядке гл. 47 УПК РФ? Существует мнение, что суд должен рассмотреть этот вопрос в обязательном порядке1, т.е. автоматически при введении в действие ст. 531 УК РФ в отношении всех осужденных по статьям УК РФ, предусматривающим санкцию в виде принудительных работ. По нашему мнению, данная технология ретроактивного смягчения ранее назначенного наказания может реализоваться по сценарию уже существующей процессуальной модели, т.е. исключительно по ходатайству осужденного (п. 13 ст. 397, п. 2 ч. 1 ст. 399 УПК РФ). При этом суд обязан рассмотреть вопрос о смягчении наказания вследствие принятия закона, улучшающего положение лица, отбывающего наказание, но не обязан осуществлять соответствующую замену, если придет к выводу, что для достижения целей наказания мера в виде лишения свободы избрана справедливо и обоснованно. Как справедливо отмечает С.А. Денисов, ревизия вынесенных ранее приговоров не означает их отмены, поскольку законность и обоснованность приговора, вынесенного на основе старого более жесткого уголовного закона, не ставится под сомнение2.

Затронув тему обратной силы уголовного закона, мы не могли обойти вниманием вопрос о новых правилах категоризации преступлений, которые также

1 См.: Гриненко А.В. Категоризация преступлений и положения Общей части Уголовного кодекса РФ в свете гуманизации законодательства // Уголовное право. – 2012. – № 5. – С. 46–49.

2 См.: Денисов С.А. Депенализация и обратная сила закона // Уголовное право. – 2012. – № 5. – С. 49–50.

455

были введены Федеральным законом от 7 декабря 2011 г. № 420-ФЗ. Упрощенно данные реновации можно было бы свести к тезису о том, что расширился перечень деяний небольшой тяжести путем поднятия «верхней планки» наказания до трех лет лишения свободы, за счет чего сократился перечень деяний средней тяжести, кроме того суд теперь обладает правом по своему усмотрению снижать категорию преступления не более чем на одну при соблюдении условий, заложенных в ч. 6 ст. 15 УК РФ.

Учитывая то, что многие деяния, связанные с использованием достижений НТП, совершаются с неосторожной формой вины, а также то, что наказание за них в большинстве случаев не превышает границ, определенных в ч. 6 ст. 15 УК РФ, что позволяет суду изменить категорию преступления на менее тяжкую, указанные новеллы представляют особый интерес, особенно в их ретроспективном действии. Полагаем, что эти изменения также должны вызвать волну пересмотров ранее состоявшихся приговоров в части назначенного наказания, поскольку они системно затрагивают сложившиеся технологии наказания, связанные со многими институтами Общей части УК РФ, на которые опираются такие как: рецидив преступлений (ст. 18, 68 УК РФ); приготовление к преступлению и покушение на преступление (ст. 30, 66 УК РФ); обстоятельства, смягчающие наказание (п. «а» ч. 1 ст. 61 УК РФ); условное осуждение (ст. 73, 74 УК РФ); освобождение от уголовной ответственности в связи с деятельным раскаянием (ст. 75 УК РФ), примирением с потерпевшим (ст. 76 УК РФ), истечением сроков давности (ст. 78 УК РФ); условно-досрочное освобождение (ст. 79 УК РФ); освобождение от наказания в связи с изменением обстановки (ст. 801 УК РФ); освобождение от отбывания наказания в связи с истечением срока давности обвинительного приговора суда и некоторые другие.

Поскольку наделение суда дискреционными полномочиями по изменению категории преступления имеет существенные уголовно-правовые последствия, в том числе это оказывает влияние на технологии наказания, в научной литературе закономерно возникает вопрос, какова же процедура принятия решения об изменении категории преступления. Так, в частности М.А. Горбатова и

456

Г.С. Русман считают, что суд обязан рассмотреть такую возможность при постановлении приговора в совещательной комнате, однако если он по тем или иным мотивам не применил ч. 6 ст. 15 УК РФ, у осужденного есть возможность обжаловать состоявшийся приговор в вышестоящие инстанции по основанию несправедливости приговора1. Мы согласны с ними, однако авторы не указывают на еще одну возможность пересмотра вопроса о назначенном наказании в связи с изменением категории деяния. Речь идет о технологии разрешения вопросов на стадии исполнения приговора. Возможность ее применения связана все с той же ретроактивной силой уголовного закона. Иными словами, осужденный, приговор в отношении которого состоялся до вступления в силу Федерального закона от 7 декабря 2011 г. № 420-ФЗ, имеет право подать ходатайство об освобождении от наказания или о смягчении наказания в порядке ст. 399 УПК РФ. Так, лицо, осужденное за тяжкое деяние, при изменении категории преступления может быть освобождено от такого дополнительного наказания как лишение специального, воинского или почетного звания, классного чина и государственных наград, а если тяжкое деяние, переквалифицированное в деяние средней тяжести, входило в совокупность преступлений, лицо может рассчитывать на снижение размера наказания, поскольку в этом случае можно применить правило о полном поглощении менее строгого наказания более строгим.

Вместе с тем ученые, исследовавшие под тем или иным углом преступления, затрагивающие проблемы производственных, социальных или витальных технологий, явно испытывают ностальгию по конфискации именно в качестве дополнительного наказания, а не иной меры уголовно-правового характера. Дело в том, что данная мера сегодня применяется исключительно за определенные преступления, что не позволяет использовать ее карательный и превентивный потенциал за множество деяний в инновационной сфере с

1 См.: Горбатова М.А., Русман Г.С. Изменение категории преступления: проблемы правоприменения и обратная сила уголовного закона // Уголовное право. – 2012. – № 5. – С. 43–45.

457

корыстными или коррупционными мотивами, которые приводят к наступлению крупного или особо крупного ущерба, иным тяжким последствиям.

Конфискация – один из наиболее изменчивых и противоречивых институтов отечественного уголовного права. Его эволюцию и трансформацию мы наблюдаем, начиная с Уложения 1649 г., где впервые упоминается общая конфискация. В Уложении 1903 г. законодатель отказался от общей конфискации в пользу специальной, что мы считаем обоснованным ввиду того, что второй вид прицельно бьет по криминогенным факторам, в то же время содержит и элемент кары. Однако с установлением советского строя общая конфискация вновь прочно обосновалась в тексте уголовного закона, но количество статей, где она фигурировала в качестве основного наказания, постоянно менялось. УК РФ 1996 г. также содержал в 25 статьях данную санкцию, однако в 2003 г. этот вид наказания был вовсе упразднен, несмотря на его значимость в борьбе с организованной преступностью, отмыванием преступных доходов и коррупцией. Кроме того Россией был ратифицирован целый ряд международных соглашений в этой сфере, и их исполнение предполагало необходимость наличия в национальном законодательстве норм о конфискации. Лишь в 2006 г. конфискация выходит из забвения, но возрождается в УК РФ уже в иной правовой ипостаси. Из разряда наказаний она перешла в разряд «иных мер уголовно-правового характера». Соответственно, в УК РФ появилась гл. 151 «Конфискация имущества», содержащая сразу несколько норм.

Считаем, что данная мера противодействия преступности, которая отнесена сегодня к числу «иных мер уголовно-правового характера» может оказаться как никогда кстати в борьбе со злоупотреблениями достижениями НТП. С нами согласились 63,6% опрошенных экспертов-юристов, а еще 15% посчитали конфискацию высокоэффективной в противодействии данным деяниям1. Дело в том, что именно использование различного рода технических средств и систем, современных технологий позволяет сегодня преступникам более эффективно осуществлять свои преступные планы. Отсюда применение данного института

1 См. Приложение 1.

458

представляется адекватным ответом на криминальные вызовы, поскольку лишает преступников средств и орудий совершения преступлений. Приведем простой, но характерный пример.

Алапаевским городским судом (Свердловская область) рассмотрено дело о двухкратной незаконной рубке лесных насаждений с использованием бензопилы «STIHL MS 180». Виновным признан В.Е. Кулыгин, который причинил ущерб лесному хозяйству в размере 356 000 руб. Согласно судебному решению пила была конфискована в доход государства на основании п. «г» ч. 1 ст.1041 УК РФ как орудие совершения преступлений, а древесина – передана потерпевшему1.

Данный пример показывает, что именно наличие такого технического средства как бензопила позволила виновному в короткий срок реализовать преступные намерения и причинить особо крупный ущерб. Стоимость же изъятого предмета значительна, а следовательно, субъективно его утрата ощущается виновным как своего рода возмездие за причиненный вред. Поэтому применение конфискации здесь было более чем уместно.

В связи с тем, что выборка деяний, за которые УК РФ предусматривается конфискация, по нашему мнению, является неполной, предлагаем дополнить соответствующий список следующими составами: в сфере информационных технологий – ч. 2 ст. 144, ст. 1701, 185–1853, 237, ч. 2, 3 ст. 273, ст. 274 УК РФ; в сфере социальных технологий – ч. 3 ст. 1596, ст. 242–2422 УК РФ; в сфере витальных технологий – ст. 120 УК РФ; в сфере производственных технологий – ст. 2152, 221, ч. 2 ст. 226, ч. 2, 3 ст. 228, ст. 2283, 256, 258, 260 УК РФ. Возможно, в этот перечень следовало бы включить и ст. 246–255, 257 УК РФ, в тех случаях, когда деяния, предусмотренные ими, имеют под собой корыстную и (или) коррупционную основы, например, при неправомерном сбережении и незаконном перераспределении материальных средств, предназначенных для установки очистных сооружений, модернизации производства или надлежащей утилизации отходов и т. п.

1 Архив Алапаевского городского суда. URL: http://rospravosudie.com/court-alapaevskij-gorodskoj-sud-sverdlovskaya-oblast-s/act-02117393/.

459

Кроме того, считаем, что в действующем варианте конфискация уместна лишь в случаях совершения преступлений, где баланс весов общественных (публичных) и частных интересов, нарушенных деянием, существенно склоняется в сторону первых. Т.е. с нашей точки зрения, из перечня статей, приведенных в п. «а» ч. 1 ст. 1041 Конфискация имущества, следует исключить посягательства в сфере интеллектуальной собственности, направленные против авторских, патентных и изобретательских прав (ст. 146, 147 УК РФ).

Из системного смысла ст. 1041 УК РФ вытекает, что конфискация должна применяться, если преступное деяние связано с извлечением значительной имущественной выгоды и использованием служебного положения. Однако так ли это на самом деле? Обобщения практики судов на начальном этапе с момента «второго пришествия» модернизированных норм о конфискации в текст УК РФ свидетельствуют о недостаточном понимании органами правосудия этого обновленного варианта рассматриваемого правового института. Так, к примеру, в справке по обобщению судебной практики о применении судами Пермского края ст. 1041 УК РФ за 2007 г. говорится о крайне редком (всего 5 случаев) ее применения1. В других субъектах РФ ситуация складывалась примерно так же – в Самарской области в период с января по июнь того же года судебное решение о конфискации состоялось лишь по одному уголовному делу. Значительное учащение применения конфискации за различные преступления отмечается с 2012 г. Так, по данным Генеральной Прокуратуры РФ, эта цифра составила 271 случай2. В 2015 г. по интересующим нас составам преступлений картина выглядит следующим образом. Наиболее востребованной конфискация оказалась за незаконные действия и нарушение правил обращения с наркотическими средствами, психотропными и сильнодействующими веществами. Здесь конфискация применена в 434 случаях. Несколько реже конфискация применялась за экологические преступления (ст. 246–262 УК РФ) (362 раза). За преступления против общественной безопасности, в числе которых

1 Справка по обобщению судебной практики о применении судами Пермского края статьи 104.1 УК РФ за 2007 год. Сайт Пермского областного суда. URL: http://oblsud.perm.sudrf.ru/modules.php?name=docum_sud&id=223.

2 Война с преступным миром. Юрий Чайка: Число выявленных преступлений не отражает уровень реальной коррупции // Российская газета. – 2013. – 29 апреля.

460

немало тех, которые могут быт связаны с НТП (ст. 205–227 УК РФ) – 44 раза, за транспортные преступления (ст. 263–2771 УК РФ) – 31 раз, за мошеннические действия – 26 раз. Таким образом, мы видим увеличение частоты применения конфискации по некоторым группам преступлений примерно в 3 раза по сравнению с 2014 г. Любопытная картина складывается и по преступлениям коррупционной направленности, которые довольно часто сопровождают деяния, связанные с применением современных технологий. Так, конфискация в 2015 г. применялась за получение взятки всего в 88 (в 5 раз больше, чем в 2014 г.) случаях при том, что по ст. 290 УК РФ всего осуждено 1 702 человека, в то время как за дачу взятки – в 484 (в 1,5 раза больше, чем в 2014 г.) случаях при общем числе осужденных по ст. 291 УК РФ – 5 2161. Автор одного из законопроектов, направленных на совершенствование института конфискации в уголовном праве России, С. Тен обратил внимание на один наглядный факт на примере Иркутской области, где по направленным в суд делам коррупционной направленности ущерб составил 245,5 млн. руб., а возмещен он был только в сумме 13,8 млн. Так же он отметил, что конфискованным может быть только имущество, признанное вещественным доказательством, при этом фактически не подлежит конфискации имущество виновного, даже если его стоимость в разы превышает легальный доход преступника2. Соглашаясь с уважаемым депутатом Госдумы, отметим, что назвать удовлетворительными приводимые цифры по стране при достаточно широком законодательно обрисованном поле применения ст. 1041 УК РФ, сложно. Более того практика свидетельствует, что ее специфическая цель – превенция коррупции и подрыв экономической базы преступности, практически не достигается, поскольку конфискуются чаще всего не средства, полученные преступным путем, а орудия совершения преступления: транспортные средства, бензопилы, рыболовные снасти и т.п., которые и без уголовно-правовых механизмов были бы обращены в доход государства либо уничтожены как

1 См.: Свод показателей всех судов общей юрисдикции, включая Верховный суд РФ, с учетом военных судов. Форма № 10-а и № 10.1 за 12 мес. 2015 г. URL: http://www. cdep.ru. 2 СК РФ одобрил законопроект депутата Госдумы от Иркутской области о конфискации имущества. URL: http://irkutskmedia.ru/news/politics/19.01.2015/415435/sk-rf-odobril-zakonoproekt-deputata-gosdumi-ot-irkutskoy-oblasti-o-konfiskatsii-i.html.

461

вещественные доказательства в соответствии со ст. 81 УПК РФ. Далее приведем классический пример, когда применение конфискации отвечало всем требованиям и выполняло свое реальное предназначение. Так, Югорским районным судом 20 февраля 2013 г. вынесен обвинительный приговор за совершение преступления, предусмотренного ч. 3 ст. 30, ч. 3 ст. 291 УК РФ. Суд установил, что подсудимый был остановлен сотрудниками ДПС, поскольку его транспортное средство не отвечало необходимым техническим требованиям. Как оказалось, управлял он транспортным средством в состоянии опьянения. Чтобы уйти от административной ответственности при составлении протокола в помещении ОМВД по г. Югорску правонарушитель неоднократно предлагал сотруднику ДПС ГИБДД ОМВД по г. Югорску денежную сумму в размере 20 000 руб. Однако сотрудник ДПС отказался совершить данные незаконные действия. За покушение на дачу взятки, суд назначил наказание в виде штрафа в размере тридцатикратной суммы взятки – 600 000 руб. с рассрочкой его выплаты до четырех лет. Решая судьбу вещественных доказательств, суд постановил конфисковать сумму взятки в размере 20 000 руб., хранящихся на расчетном счете Следственного управления Следственного комитета РФ по ХМАО-Югре1. Данный пример демонстрирует не только эффективность применения конфискации, но и то что отказ представителя власти пойти на сделку с правонарушителем предотвратил возможность совершения последним преступления, связанного с управлением неисправным транспортным средством и состоянием самого водителя. Так же мы хотели бы подчеркнуть самостоятельность института конфискации по отношению к такому виду наказания, как штраф, хотя и то и другое имеют имущественный характер. Важно, чтобы при применении уголовной ответственности неблагоприятные последствия, претерпеваемые правонарушителем, с запасом перекрывали «выгоду» от совершения преступления.

При применении технологий уголовного наказания и иных мер уголовно-правового характера важно соотносить их с мерами ответственности иных

1 Судебные акты. Приговор Югорского районного суда (Ханты-Мансийский автономный округ – Югра) от 20 февраля 2013 г. URL: http://sudact.ru/regular/doc/DAg49kaGpBHQ/?regular-txt.

462

отраслей права и интегрировано применять нормы права как единой системы общеобязательных норм в рамках правового менеджмента инновационных процессов. Эта идея продиктована философией синергетических систем, к числу которых относится наше общество. Действительно, изолированные усилия лишь какой-либо одной отрасли права не могут быть эффективны в вопросах охраны прав и свобод человека и гражданина в условиях НТП. Проиллюстрируем сказанное примером.

Главный редактор газеты «Майдан» А. Дильмухаметов и главный редактор интернет-сайта ИА «Ревинформ» Р. Загреев публиковали статьи, а также сами являлись авторами публикаций, призывающих к созданию на территории РФ исламского государства путем революции. В апреле 2011 г. в Уфе (Республика Башкортостан) в отношении них состоялся обвинительный приговор. Суд квалифицировал их действия по ч. 2 ст. 280, 2052 и ч. 1 ст. 282 УК РФ УК РФ. Примечательно, что в 2008–2009 гг. Кировский районный суд Уфы выносил решения о признании отдельных номеров газеты «Майдан» и сайта «Ревинформ» экстремистскими1. Однако, как видим, за этим не последовало более радикальных мер по пресечению соответствующей деятельности, что и привело к совершению указанных преступлений.

Комментируя данный пример, отметим, что нормы уголовного права с его репрессивно-карательным потенциалом должны включаться в орбиту общественных отношений лишь в крайнем случае. Однако на этапах, когда еще противоправное деяние не переросло в уголовное преступление, иноотраслевые нормы должны использовать весь свой превентивный ресурс.

Далее обратимся к вопросу о корпоративной уголовной ответственности (более привычно – ответственности юридических лиц), что, на наш взгляд, могло бы выступать важной формой противодействия преступности, использующей достижения научно-технического прогресса. Повышение интереса к этому в последнее время в отечественных научных кругах обусловлено позицией международного права, а также обобщенными данными по эффективному

1 В Республике Башкортостан двое мужчин признаны виновными в совершении преступлений экстремистской направленности с использованием средств массовой информации // Официальный сайт Следственного управления СКП РФ по Республике Башкортостан. – 2011. – 19 апреля.

463

применению данного вида ответственности за рубежом1, в таких странах, как Великобритания, США, Франция, Бельгии, Дании, Финляндии, КНР и других. Но отечественные ученые чаще всего скептически относятся к идее рецепции данного опыта в России2.

Приводя доводы «против», большинство признанных авторитетов в уголовно-правовой науке главную трудность видит в установлении признаков субъективной стороны. Дело в том, что в основе наступления уголовной ответственности по российскому законодательству лежат ее личный (персонифицированный) характер и принцип вины.

Так, Н.Ф. Кузнецова в одной из своих работ прямо ставит вопрос о соответствии уголовной ответственности юридических лиц принципам личной и виновной ответственности и сама же отрицательно на него отвечает3. Аналогичные аргументы приводятся и в учебной литературе4. Спорить с ними в этой части не имеет смысла, поскольку данные утверждения выступают как аксиоматичные. Как известно, юридическое лицо не обладает волей, интеллектуальные функции также выполняют его представители, стало быть, вопрос о его вменяемости отпадает, а вопрос о вине не может быть рассмотрен с позиции, которая является традиционной для уголовного права5. Отсюда и принцип вины в его уголовно-правовой трактовке, лежащий в основе наступления уголовной ответственности, также неприменим. Однако никто и не ставит вопрос об экстраполяции данных категорий на юридические лица. Здесь следовало бы

1 См. подробнее об этом: Бирюков П.Н. Уголовная ответственность юридических лиц в иностранных государствах: Монография. – Saarbruken, 2011. – 282 с.

2 См.: Уголовное право: Новые идеи / Отв. ред. : С.Г. Келина, А.В. Наумов. – М.: Институт государства и права РАН, 1994. – 100 с.; Волженкин Б.В. Уголовная ответственность юридических лиц: Серия «Современные стандарты в уголовном праве и уголовном процессе». – СПб.: Санкт-Петербургский юридический институт Генеральной прокуратуры Российской Федерации, 1998. – 40 с.; Талан М.В. Преступления в сфере экономической деятельности: вопросы теории, законодательного регулирования и судебной практики: дис. ... д-ра юрид. наук. – Казань: Казанский государственный университет им. В.И. Ленина-Ульянова, 2002. – 479 с.; Додонов В. Ответственность юридических лиц в современном уголовном праве // Законность. – 2006. – № 4. – С. 54–55.

3 См.: Кузнецова Н.Ф. Цели и механизмы реформы Уголовного кодекса // Государство и право. – 1992. – № 6. – С. 82.

4 См.: Уголовное право России. Часть общая: Учебник для вузов / Отв. ред. Л.Л. Кругликова. 2-е изд., перераб. и доп. – М.: Волтерс Клувер, 2005. – 839 с.; Уголовное право России. Общая часть: Учебник / Под ред. Ф.Р. Сундурова, И.А. Тарханова. 3-е изд. – М.: Статут, 2009. – 751 с.; Уголовное право России. Общая часть: Учебник / Под ред. В.П. Ревина. 2-е изд. – М.: Юстицинформ, 2010. – 496 с.

5 Некоторые позиции автора, изложенные в данном раздел работы, были им ранее опубликованы (Козаев Н.Ш. К вопросу о предпосылках введения уголовной ответственности юридических лиц за экологические преступления // Право и практика. – 2014. – № 3. – С. 59–65).

464

рассматривать категорию вины в несколько ином ракурсе, сходном с административно-правовой моделью, а возможность административной ответственности юридических лиц, хотя и является дискуссионной в доктрине, но она закреплена в КоАП РФ, кроме того ее признал Конституционный Суд Российской Федерации1. Как справедливо замечает в этой связи О.Н. Шерстобоев, проблема деликтоспособности юридических лиц – это проблема не столько теории, сколько проводимой государством правовой политики2. Мы не можем согласиться с доводом противников корпоративной уголовной ответственности, по сути заключающимся в консервативном отношении к законодательству и состоящем в том, что гражданско-правовые и административно-правовые механизмы полностью нивелируют положительные эффекты уголовной ответственности юридических лиц в виде ликвидации предприятий и высоких штрафных санкций3. Достаточно вспомнить о межотраслевой дифференциации юридической ответственности. Так, преступления и административные деликты хотя и могут быть сходны по своей объективной стороне, но различаются по степени общественной опасности. По поводу неэффективности возмещения ущерба от экологических и иных преступлений, связанных с применением современных технологий, через институт гражданского иска в уголовном процессе мы уже писали выше, демонстрируя это на конкретных примерах.

В ответ на следующий отрицательный аргумент, который состоит в том, что «за коллективной ответственностью юридического лица вполне могут скрываться истинные виновники преступления»4, мы бы тоже возразили. Так, согласно нормам международного права, которые были ратифицированы Россией, наступление корпоративной ответственности юридического лица не исключает

1 п. 4 Определения Конституционного Суда РФ от 1 октября 1998 г. № 145-О «По запросу Законодательного собрания Нижегородской области о проверке конституционности ч. 1 ст. 6 КоАП РСФСР» // Собрание законодательства РФ. – 1998. – № 49. – Ст. 6102.

2 См.: Шерстобоев О.Н. Может ли юридическое лицо быть виновным в совершении административного правонарушения? // Административное право и процесс. – 2012. – № 3. – С. 50–54.

3 См., например: Малешина А.В. Уголовная ответственность юридических лиц и перспективы ее регламентации в уголовном законодательстве России // Законодательство. – 2009. – № 8. – С. 81–87.

4 Кузнецова Н.Ф. Цели и механизмы реформы Уголовного кодекса. – С. 82.

465

уголовного преследования конкретных физических лиц. Об этом, к примеру, говорится в ст. 26 Конвенции ООН против коррупции1. Этой же нормой на государство-участника возлагается ответственность по обеспечению применения в отношении юридических лиц, привлекаемых к ответственности в соответствии с настоящей статьей, эффективных, соразмерных и оказывающих сдерживающее воздействие уголовных или неуголовных санкций, включая денежные санкции. Аналогичные нормы мы находим в ст. 10 Конвенции против транснациональной организованной преступности, принятой 15 ноября 2000 г. Действительную проблему реализации корпоративной ответственности юридических лиц составляет установление причинной связи между наступившим вредом и противоправными действиями коллективного субъекта и, соответственно, отдельно взятых субъектов. Однако и она разрешима. Представляется, что в любом случае оценке должно подвергаться поведение людей на организационно-управленческом и исполнительском уровнях. Важно, в чьих интересах они действуют.

Противники уголовной ответственности юридических лиц довольно часто оперируют аргументом неприменимости к таким субъектам большинства из предлагаемых УК РФ наказаний. Однако опять же никто и не говорит об этом. Разумеется, юридическое лицо нельзя подвергнуть лишению свободы, однако можно разработать специальный комплекс мер наказания или иных мер уголовно-правового воздействия, которые бы не только несли карательный потенциал, но и прежде всего имели бы реститутивный эффект2.

По нашему мнению, на данный момент сложился комплекс весьма значимых предпосылок для установления уголовной ответственности юридических лиц, которые перевешивают все приводимые контраргументы. Обратим внимание на наиболее веские из них. Как правило, вредные последствия нерачительного хозяйствования отдалены во времени от самой противоправной деятельности, обусловлены кумулятивным эффектом агрессивного воздействия на природные объекты (напр., деградация почв, нарушение воспроизводства рыбных

1 Собрание законодательства. – 2006. – № 26. – Ст. 2780.

2 Козаев Н.Ш. К вопросу о предпосылках введения уголовной ответственности юридических лиц за экологические преступления // Право и практика. – 2014. – № 3. – С. 63.

466

запасов и т.д.), что не позволяет четко установить размер реального ущерба, а это необходимо при его возмещении в порядке искового производства. Еще сложнее по прошествии длительного времени устанавливать вину конкретных должностных лиц и рядовых работников при допущении ими ошибок при проектировании, прогнозировании возможных рисков. Даже если вина конкретных лиц будет установлена, санкции, применяемые к физическим лицам, не покрывают причиненный ущерб, а либеральность правоприменения нивелирует сдерживающий потенциал уголовно-правовых норм. К примеру, управленцу как ответственному лицу экономически выгоднее заплатить штраф, который, как правило, не является для него ощутимым, чем модернизировать и обезопасить производство. И. Оськина и А. Лупу отмечают, что технологизация экономической жизни выступает самостоятельной предпосылкой установления ответственности юридических лиц ввиду увеличения числа публично-правовых запретов, которые не могут быть обеспечены лишь средствами гражданского и административного законодательства1. Более того, отечественный законодатель уже сделал первые робкие шаги в этом направлении. Так, в монографии, посвященной исследованию вопросов уголовно-правового воздействия под редакцией А.И. Рарога, подробно анализируется отечественное законодательство (не только УК РФ) на предмет существования квазиуголовной ответственности юридических лиц. В частности обращается внимание на несколько федеральных законов2, в которых предусмотрены такие меры, как ликвидация, запрет на осуществление деятельности, применяемые к коллективным субъектам за de jure и de facto преступную деятельность3. Да и УК РФ в некоторых нормах предусматривает возможность выполнения объективной стороны преступления именно юридическим лицом (например, ст. 171 УК РФ) либо применения меры к нему уголовно-правового воздействия в виде конфискации (ч. 3 ст. 1041 УК РФ). В конце концов, как справедливо отмечает А.С. Никифоров, лица, наделенные организационно-распорядительными функциями в организации, на предприятии, действуют лишь как alter ego юридического лица. Отсюда преступление должно

1 См.: Оськина И., Лупу А. Развитие концепции уголовной ответственности юридических лиц в зарубежных государствах // Российский бухгалтер. – 2012. – № 4. – С. 87.

2 См.: Федеральный закон «О наркотических средствах и психотропных веществах», Федеральный закон «О противодействии терроризму», Федеральный закон «О противодействии экстремистской деятельности».

3 См.: Уголовно-правовое воздействие: монография / Г.А. Есаков, Т.Г. Понятовская, А.И. Рарог и др.; под ред. А.И. Рарога. – М.: Проспект, 2012. – С. 145.

467

быть признано совершенным именно юридическим лицом1.

И в специальной литературе, и в законопроектах предлагаются различные компромиссные варианты, являющиеся все же полумерами в своем стремлении примирить сторонников и противников корпоративной уголовной ответственности. Так, Н. Щедрин и А. Востоков выдвигают идею введения в уголовный закон института санкций безопасности, но не уголовных наказаний для юридических лиц2. В проекте Федерального закона «О внесении изменений в некоторые законодательные акты Российской Федерации в связи с введением института уголовно-правового воздействия в отношении юридических лиц» опубликованном Следственным комитетом РФ3, предлагается ввести институт причастности к преступлению, что само по себе вызывает вопросы в свете принципиальных основ уголовного права. Многие нормы данного законопроекта достаточно убедительны и имеют весомое рациональное зерно, но при этом страдают бессистемностью.

Считаем, что в Общей части УК РФ должна появиться самостоятельная глава, регламентирующая основания ответственности юридических лиц, особенности установления причинной связи между преступным деянием и наступившими вредными последствиями, условия разграничения и пределы ответственности юридического лица и физических лиц – работников этой организации, виды наказаний и иных мер уголовно-правового воздействия в отношении юридических лиц. Главным критерием наступления уголовной ответственности юридического лица должно стать преступное поведение лиц, его представляющих в хозяйственных и иных общественных отношениях, тесно связанное с уставной, пролицензированной деятельностью этого лица, а также с деятельностью, которая фактически осуществлялась без лицензии, направленной на получение материальных и иных выгод для самого юридического лица, как корпоративного субъекта, и лишь косвенно и опосредованно – на удовлетворение корыстных интересов его управленца-распорядителя. По нашему мнению, в

1 См.: Никифоров А.С. Современные тенденции развития уголовного законодательства и уголовно-правовой теории // Государство и право. – 1994. – № 6. – С. 65.

2 См.: Щедрин Н., Востоков А. Уголовная ответственность юридических лиц или иные меры уголовно-правового характера в отношении организаций // Уголовное право. – 2009. – № 1. – С. 60–61.

3 Обсуждение законопроектов. Проект ФЗ «О внесении изменений в некоторые законодательные акты Российской Федерации в связи с введением института уголовно-правового воздействия в отношении юридических лиц». URL: http:// www.sledcom.ru/ discussions/?SID=1273.

468

отношении юридических лиц были бы эффективны такие меры уголовно-правового воздействия, как крупные штрафы, кратные по размеру сумме причиненного ущерба, возложение обязанности устранения причиненного вреда в натуре, конфискация имущества, запрещение заниматься определенной деятельностью, ликвидация в качестве крайней меры. Более того представляется важным приостанавливать на период расследования и судебного разбирательства любые гражданско-правовые процедуры, связанные с реорганизацией, ликвидацией и банкротством, дабы обеспечить реализацию всех возможных форм юридической ответственности в данном конкретном случае, определить судьбу гражданского иска, что возможно комплексно реализовать в рамках уголовного процесса.

Таким образом, рассмотрев основные уголовно-правовые средства противодействия злоупотреблениям достижениями научно-технического прогресса, отметим, что имеющиеся технологии наказания и применения иных мер уголовно-правового характера нуждаются в совершенствовании. Следует оценить положительно повышение санкций в случаях неправомерного использования телекоммуникационных технологий и СМИ, а также предоставление повышенной защиты таким стратегически важным объектам, как объекты топливно-энергетического комплекса, в том числе атомной энергетики, объекты транспортной инфраструктуры. Вместе с тем излишне либеральная позиция в отношении большинства современных технологий при очевидно высоких рисках правонарушений не может вызвать одобрение. Уголовный закон должен совершенствоваться в направлении дальнейшей дифференциации ответственности, что будет выступать базой для максимальной индивидуализации и персонификации применяемых мер. В качестве средств уголовно-правового противодействия преступности, использующей достижения научно-технического прогресса, в современных условиях следует шире применять институт конфискации в соответствии с его целевым предназначением, активнее внедрять новые пенальные ресурсы в виде принудительных работ, предметно подойти к обсуждению вопроса о включении в текст УК РФ норм об ответственности юридических лиц. При всей экономии репрессивных средств применяемые правовые технологии должны быть адекватны преодолеваемым криминальным явлениям.

Заключение

В наши дни уголовное право отражает с большей или меньшей степенью многие из современных технологий. В его недрах формируются механизмы защиты тех благ и общественных интересов, которые наиболее уязвимы при злоупотреблениях достижениями НТП. Средства этой защиты специфичны применительно к каждому виду технологий. Так, злоупотребления в производственной сфере ставят перед уголовной политикой задачи учета реальных и потенциальных рисков использования источников повышенной опасности, недопущения или минимизации последствий техногенных аварий и катастроф. Применение социальных технологий в экономической сфере влечет формирование новых специальных составов, отражающих особенности сложившихся на данном этапе финансово-кредитных, расчетных отношений с установлением санкций, носящих имущественный характер. Использование современных средств коммуникации зачастую выступает в качестве квалифицирующего признака многих разнородных деяний, указывая на повышенную степень общественной опасности при их применении. Вместе с тем, компьютерные технологии получают и самостоятельную уголовно-правовую охрану, а соответствующие нормы постоянно эволюционируют вслед за меняющимися общественными отношениями. Регламентация биотехнологий в УК РФ пока еще не достигла той необходимой степени достаточности правовой защиты, которой характеризуются уголовно-правовые источники многих зарубежных государств. Однако и опыт других государств, и международное право позволяют уже сегодня наметить определенные ориентиры развития отечественной уголовной политики в данной сфере, требующие скорейшего воплощения в нормах УК РФ.