Контрольная работа. Внутренняя и внешняя этика науки. Внутренняя и внешняя этика науки

• Название: Внутренняя и внешняя этика науки
• Анкор: Контрольная работа
• Дата: 27.03.2023
• Размер: 55.76 Kb.
• Имя файла: Внутренняя и внешняя этика науки.docx
• Тип: Реферат; #1018128

Тема реферата:

«Внутренняя и внешняя этика науки»

Содержание

Введение 2

1. Роль науки в культурной истории человечества 4

2. Проблемы этики науки 6

3. Внутренняя и внешняя этика развития науки 8

Заключение 13

Список используемых источников 15

Введение

Человек, вступающий в область науки, должен представлять не только сегодняшнее положение дел в избранной им области. Ему необходимо знать и осмыслить также историю науки, которая не только любопытна и познавательна, но и поучительна, и полезна. В любой науке можно проследить идеи и понятия, которые красной нитью проходят через всю ее историю, претерпевая многогранную и подчас противоречивую эволюцию. История науки позволяет проследить своеобразную внутреннюю логику развития науки, выражающуюся в том, что новые идеи и представления существенно обусловлены предшествующими, даже если в итоге приводят к отказу от них. Вместе с тем можно видеть, что внутренняя логика науки может реализовываться в самых разнообразных формах и проявлениях, в зависимости от сложного переплетения социальных, экономических, политических и общекультурных факторов.

История науки несет в себе отпечаток не только той или иной эпохи, но и конкретных личностей – ее творцов. В любой науке обнаруживаются великие достижения и «великие неудачи», «счастливые» случаи и «несчастливые» (например, когда ученый прошел мимо им же совершенного открытия, или его не могли оценить современники) – и они не менее поучительны.

Для успешной научной деятельности надо знать историю не только своей науки, но и ряда смежных. Конечно, сегодня охватить весь объем стремительно умножающейся информации невозможно даже в одной отдельно взятой области. Именно поэтому история науки должна представать, в первую очередь, не как «архив фактов», дат, имен и т. д., а как эволюция ведущих идей, принципов описания и объяснения, наиболее характерных для данной науки.

Перед глазами ученого – будь то начинающий или опытный мэтр – должна стоять «тематическая история» науки, позволяющая понять, как возникали и трансформировались те или иные «темы», проблемы, подходы, почему они выдвигались на первый план или, напротив, отодвигались, возрождаясь в более благоприятной социокультурной среде.

В любые времена развитие науки может быть понято только в ее взаимодействии с другими компонентами культуры – философией, религией, моралью, искусством и т. д., которые не только испытывают влияние научных идей, но и сами участвуют в их формировании.

Таким образом, изучая историю науки, мы неизбежно выходим на историю культуры в целом, прослеживаем закономерности, характерные для развития науки, движущие силы и механизмы этого развития. Выясняется, что в разные эпохи создавались различные картины мира, изменялись представления о науке и ее задачах, месте в обществе, изменялись идеалы и нормы научного исследования. Эти вопросы относятся уже к философии науки.

Целью реферата является изучение темы внутренней и внешней этики науки.

Для достижения указанной цели необходимо решить ряд задач:

- рассмотреть роль науки в культурной истории человечества;

- изучить проблемы этики науки;

- изучить внутреннюю и внешнюю этика развития науки.

1. Роль науки в культурной истории человечества

С древнейших времен наука играла важнейшую роль в жизни людей. Служа практическим интересам человека, помогая ему выстоять во взаимодействии с природной средой, она не в меньшей степени способствовала становлению и развитию его как духовного существа, питала его любознательность, обогащала мировоззрение. Уже в древности зародились такие науки, как математика, астрономия, география, медицина, со временем сформировались знания, давшие начало физике, химии, биологии, анатомии.

Пытливый ум человека воплощал научные знания в технических изобретениях, совершенствовании форм производственной деятельности, которая, в свою очередь, давала все новые импульсы развитию науки. К сожалению, немало тому способствовали военные запросы, извечная борьба за власть – вспомним египетских жрецов; борьба за мировое господство – гитлеровская Германия, эпоха «холодной войны». В этой связи курьезом выглядит мысль А. Нобеля (изобретателя динамита и учредителя самой престижной премии за научные достижения), что с изобретением столь разрушительной силы больше не будет войн – ведь только безумцы могут их начать.

После Второй мировой войны таким сдерживающим средством считали атомную бомбу. Однако и после этого мир оказался на грани уже термоядерной войны.

Любопытно, что Александр Македонский, а позже Наполеон брали с собой в военные походы целые когорты ученых, чтобы они составляли описание завоеванных стран, знакомились с их культурой, внедряли свои обычаи. Однако тот же Наполеон не внял предложению снабдить свой флот паровыми двигателями, посчитав это дело бесперспективным.

Заметим, что далеко не всегда возможно непосредственное применение тех или иных научных теорий. Так, теория относительности применима только при скоростях, сопоставимых со скоростью света, от чего современная техника пока немыслимо далека. И тем не менее она считается одним из тех достижений, которые составляют фундамент современной научной картины мира, а теории, созданные на ее основе, приносят огромную практическую пользу. Характерно, что Нобелевский комитет, выполняя завещание учредителя вручать премии только за открытия, имеющие важное практическое значение, смог присудить премию, безусловно заслуженную Эйнштейном, только за исследование фотоэффекта. Когда М. Фарадея спросили о применении «на деле» созданной им электромагнитной теории, он признался, что даже не задумывался над этим, но раз такой вопрос задан, он «может представить себе чрезвычайно забавные электромеханические игрушки». Представьте сегодняшний мир без электричества!

В науке есть люди, которым сам Бог велел быть теоретиками, у других «в крови» изобретательство, а есть и такие, у которых теоретическое и практическое мышление переплетены. В наши дни Нобелевские премии по физике вручались уже за исследования в области «реликтового» излучения, которое несет через миллиарды лет и парсеков сведения о начальных стадиях расширения Вселенной, последовавших за «большим взрывом». Подобные исследования, раскрывающие фундаментальные особенности «устройства» Вселенной и имеющие неоценимое теоретическое значение, сулят значительные практические дивиденды, если только не требовать их буквально завтра. Простой пример – астрофизик готов «улететь и не вернуться» в недра звезд, лишь бы узнать о происходящих там процессах. Такое знание, будь оно осуществимо, помогло бы освоить управление термоядерными реакциями на Земле и тем самым решить ее энергетические проблемы.

Необходимо уяснить (в том числе руководству наукой и ее финансированием), что во все времена наука сохраняла свою самоценность, подобно искусству и философии. Как бы ни клеймили «искусство ради искусства», приходится признать, что отмеченные печатью вдохновения произведения создавались именно «ради искусства», т. е. были результатом творческой самореализации художника. Другое дело, что наиболее талантливые или художественно совершенные произведения в наибольшей степени способны оказывать на людей как благотворное, так и разрушительное влияние. В полной мере это можно отнести к науке и технике, которые сегодня предстают неким «двуликим Янусом».

Пронизанность наукой определяет с древних времен характер человеческой жизнедеятельности, материальной и духовной, даже на обыденном уровне. Так, по наблюдению крупного исследователя в области истории и философии науки Т. Куна (США), после открытия Коперника люди стали ощущать себя как бы в совершенно ином мире. В живописи изменились пространственные соотношения рая и ада, в жизни людей наметилось ощущение неустойчивости своего положения во Вселенной, хотя, как заметил историк науки Д. Бернал, гелиоцентрическая система вместо того, чтобы унизить, умалить место человека во Вселенной, в еще большей степени возвысила его, наполнив уверенностью в своих познавательных возможностях. Гуманисты эпохи Возрождения смотрели на человека как на творца, способного, на основе изучения природы, из природных же материалов создавать новые формы, продолжая дело, начатое Творцом.

2. Проблемы этики науки

В этой связи на первый план выходят проблемы этики науки – если даже в начале XX в. ее требования ограничивались добросовестностью, честностью, порядочностью ученого, то сейчас стоит вопрос об ответственности за последствия научных разработок.

Предлагаются даже (начиная с 30-х годов XX в.) моратории, отказ от исследований в определенных областях, но каждый раз безуспешно, ведь ученый – это Фауст, готовый и «душу продать» ради удовлетворения своей любознательности; только так и развивалась во все времена наука. Но сегодня ученых «покупают» и в более прозаическом смысле, к тому же ученому все труднее противостоять государственной мощи.

Кризис современной цивилизации, которая готова направить величайшие достижения научной мысли на уничтожение людей, кроется прежде всего в кризисе гуманизма. Есть прямая связь между отсутствием гуманизма в отношениях людей и холопски-потребительским отношением к природе. Как пишет лауреат Нобелевской премии И. Пригожий: «...кризис цивилизации связан с тем, что вознесшийся в своей гордыне человек больше не слышит природу, которая говорит с ним на тысячу голосов» [6, с.48]. Между тем дикарь испытывал к ней благоговейное отношение и даже страх, ощущал себя в неразрывном единстве с ней.

Заметим, что подобное отношение к природе и ее исследованию, со всеми плюсами и минусами, характерно для пути, который избрали исторически европейская культура и цивилизация, ориентированные прежде всего на господство, подчинение, обладание. Для восточной же культуры, индийской, китайской, японской, более естественным является созерцательное отношение к миру, установка на обретение гармонии с природой, совпадение личного дао и небесного дао. Западная цивилизация аргументирует превосходство своей модели успехами, которых она добилась в науке и технике. Восток же ссылается на не менее впечатляющие успехи Японии, Сингапура, Малайзии, Китая, сумевших найти оптимальное сочетание восточной и западной моделей.

Одну из серьезных попыток представить будущий мир и место науки в нем предпринял на основе «системной динамики» так называемый Римский клуб, объединивший в 1968 г. ученых самых разных специальностей. Первый его доклад «Пределы роста» (1972) вызвал панику, показав, что если человечество, уповая на науку, продолжит в таких же темпах наращивать потребление ресурсов и промышленное производство, то к концу XX в. будет достигнут «предел роста» с самыми ка строфическими последствиями. Во втором его докладе «Человечество на перепутье» энергетические, экологические, сырьевые прогнозы детализируются для различных регионов, предлагаются конкретные рекомендации. Авторы, учитывая шокирующее впечатление от первого доклада, даже пробовали оправдаться, заявляя, что в нем были допущены определенные преувеличения, чтобы привлечь внимание мировой общественности к глобальным проблемам человечества.

В дальнейшем вышло свыше 20 докладов Римского клуба. В последних двух, «Фактор четыре» [2, с.71] и «Пределы роста. 30 лет спустя» (2004), авторы сожалели теперь уже о том, что в первых своих докладах они на самом деле преуменьшили серьезность ситуации, которая реально сложилась к концу века. Особенно акцентируется мысль о том, что к «внешним» проблемам роста добавляются еще более глубокие «внутренние», обусловленные «косностью» мышления, сиюминутностью экономических и политических целей.

Современная цивилизация уже сейчас могла бы добиться удвоения производительности труда при сокращении вдвое потребления ресурсов – тем самым величина богатства, получаемого от использования единицы ресурсов, могла бы возрасти в четыре раза. Чтобы это произошло, требуется только одно – изменение менталитета, ориентированного на безудержное потребление. Экономический рост должен служить гуманным целям, духовным ценностям, разумной реализации личности, а не только успеху, превосходству над другими, власти, жажде приобретения вещей.

3. Внутренняя и внешняя этика развития науки

Прослеживая историю любой науки, можно видеть, что ее развитие подчиняется своеобразной внутренней логике – новые идеи и представления оказываются подготовлены предшествующими и закономерно, логическим образом вытекают из них. В этом смысле наука предстает достаточно автономным образованием. Недаром утвердился образ ученых как чудаков, отгородившихся в стенах своих лабораторий и обсерваторий от внешнего мира. К идеалу абсолютных, независимых когнитивных структур (от лат. cognito – мыслить) стремились приблизить науку целые поколения ученых и философов – от Декарта до неопозитивистов.

Безусловно, такая внутренняя логика имеет место подобно логике развития общества, которая определяла его развитие от первобытного состояния к рабовладению, затем к феодализму и капитализму. Вместе с тем мы помним, что указанные переходы в общественном развитии никогда не подпадали под единую кальку – они происходили различным образом и в разное время. Если вновь обратиться к марксову понятию естественно-исторического процесса, то нельзя не учесть замечания того же Маркса, что история общества делается людьми, но в условиях и обстоятельствах, от них не зависящих. Здесь может быть уместным и образ «невидимой руки», используемый А. Смитом, – люди преследуют свои цели, но их действия выстраиваются таким образом, как если бы их направляла некая невидимая рука. О «хитрости мирового разума» писал Гегель.

Подчиняясь «невидимой руке» в виде внутренней логики науки, ее развитие, однако, делается людьми в условиях и обстоятельствах, от них не зависящих, т. е. в той социокультурной среде, которая уже сформировалась. Не отменяя внутренней логики науки, эта среда может существенным образом влиять на конкретные формы ее реализации. Есть и другая сторона этой взаимосвязи. Нередко получается, что те или иные идеи, теории, хотя и обязаны своим происхождением вполне конкретным людям, начинают развиваться как бы уже самостоятельно, «живя собственной жизнью», в отрыве и независимо от автора, принимая подчас формы, о которых тот даже не подозревал и которые даже сам бы не допустил. Подобное часто случается с героями литературных произведений, которые не подчиняются воле автора; такое случается с музыкальными произведениями, в которые автор вкладывал иное прочтение и иное предназначение.

К подобным случаям применимо понятие объективированного духовного: произведения духовной деятельности приобретают характер объективно существующих и действующих образований.

Если условно разделить факторы, влияющие на развитие науки – как деятельности и как последовательности идей и представлений, методов, используемых для их достижения, на «внутренние» (это как раз внутренняя логика) и «внешние», то к таковым, в первую очередь, следует отнести политические и экономические факторы.

Нет нужды доказывать, что развитие науки, особенно сегодня, немыслимо без серьезного финансирования. Расходы на науку закладываются в государственный бюджет, значительные средства в науку вкладывает промышленность, нередко даже заказывая ученым конкретные задачи (впервые такую практику ввела Французская академия наук еще в XVIII в.). Многие ученые, даже целые научно- исследовательские лаборатории и научно-технические парки входят в состав корпораций. Вместе с тем проблемы, выводимые на повестку дня промышленностью, улавливаются даже независимыми исследователями. Таким образом, экономические факторы могут влиять не только на «скорость» выработки идей, но и на их содержание. Столь же очевидным и столь же неоднозначным выступает влияние политических факторов. Нередко оно принимает форму санкционированного государством и иными структурами гонения на «неугодные» области исследования или даже целые науки (например, генетику и кибернетику в СССР), что особенно характерно для тоталитарных государств. Бывает, напротив, и прямое поощрение и даже принуждение. Так, целые армии ученых работали (иногда в концлагерях) над созданием ядерного оружия в США и СССР (до того – в гитлеровской Германии; к чести немецких физиков, они, рискуя жизнью, фактически саботировали эти исследования, понимая, чем они грозят). С другой стороны, отнюдь не научной любознательностью советских и американских руководителей было вызвано бурное развитие космонавтики – тут шли демонстрация военного могущества, соревнование двух мировых систем, принявшее форму «холодной войны».

В течение всей истории науки ее развитие шло в тесном взаимодействии и с другими формами общественного сознания – философией, религией, искусством, моралью, правовым и политическимсознанием. Другое дело, что это влияние не всегда очевидно, оно может и не осознаваться и даже отрицаться учеными; любой ученый, однако, является детищем своей эпохи с ее методами образования, воспитания, общения, а сегодня еще и СМИ.

Вот ряд примеров. Известна глубокая религиозность И. Ньютона (как и большинства его современников). На склоне жизни он даже написал «Введение в Апокалипсис», где пытался с позиции физики обосновать поэтапно конец света. Многие биографы смущенно умалчивают об этой «лебединой песне» Ньютона. Обнаружилось, однако, что один и тот же круг «эзотерических» идей вел, одинаково естественно, и к этому опусу, и к теории тяготения [4, с.32]. В разработке теории тяготения для Ньютона естественным оказалось поместить вместо Бога Вседержителя, восседавшего в центре мира, с исходящими от него (вспомним картины эпохи Возрождения) лучами силы («славы»), некий условный центр тяготения с расходящимися от него

вполне прозаичными силовыми линиями, – и затем вычислять, как убывание силы (тяготения) связано с расстоянием. Это дало повод некоторым современникам (в частности, соперничавшему с ним Р. Гуку) обвинить Ньютона в спекулятивном подходе.

Противоречивое переплетение ведущих линий научного творчества Ньютона перестает выглядеть досадным курьезом, если учесть тот социокультурный фон, который питал мировоззрение Ньютона, особенности его воспитания и дальнейшей деятельности.

Важную роль в научных исследованиях тойэ похи (ХVII – ХVIII вв.) играла господствовавшая тогда картина мира как «часового механизма» и Творца как «Великого Часовщика Вселенной». Обязанная исключительным успехам механике и математике, в сочетании с религиозностью большинства ученых того времени, эта картина вселяла уверенность, что рано или поздно каждый винтик «механизма Вселенной» будет изучен. Ученых буквально вела «гносеологическая вера», что Господь не способен обманывать нас в наших наивысших устремлениях. Веками позже эту же мысль остроумно выразит Эйнштейн: «Господь изощрен, но не злонамерен». О том, что Вседержитель не должен быть скован какими-либо ограничениями в своем творении, что замысел Господа может быть и сложнее, и изящнее одновременно (чем наши привычные представления), говорил И. Кеплер (заменив круговые орбиты планет на эллиптические).

Самого Кеплера «гносеологическая вера» неуклонно вела на его многотрудном, полном лишений пути к трем законам обращения планет. Перепробовав самые различные модели, ученый на склоне лет прибег к пифагорейским представлениям о «музыкальной гармонии мира». Кеплер был убежден в существовании незримой, высочайшей, идущей от Творца гармонии, ступенями к которой являются математическая и музыкальная соразмерности. Отведя каждой из известных тогда семи планет («божественное число») по одной из семи нотных линий, Кеплер сумел найти соотношение «между высотой музыкального тона каждой планеты и ее расстоянием». Для него этот путь, пропитанный мистикой, оказался вполне естественным, так как он, находясь под влиянием современных ему каббалистических учений, не отделял астрономию от астрологии.

Совершенно естественным для средневековых иатрохимиков (изготовителей лекарств) образом объяснялись целебные свойства лекарства от головной боли, добываемого из сердцевины грецких орехов: «существует симпатия между строением ореха и мозга». Через поиск «симпатий» и «антипатий» средневековая алхимия все же сумела добыть много ценных сведений, которые затем вошли в эмпирический арсенал науки химии.

Получается, что каждая эпоха порождает образы и представления, естественные для ее культуры, причем эти представления оказываются наиболее эффективными, плодотворными для данной эпохи. Как мы увидим из изложения истории науки, источники научных идей и ассоциаций могли обнаруживаться также в искусстве, в правовой и политической сфере.

Особое место среди общекультурных факторов занимает философия. Она не только обосновывает во многом стихийно сложившиеся представления о целях науки, критериях научного познания, его идеалы и нормы, картину мира, но и направляет дальнейший поиск.

Что касается общекультурных факторов, то, будучи по своему происхождению внешними по отношению к «собственно науке», они постепенно становятся частью мышления ученого, приобретая характер «внутренней социальности». При этом вовсе не исключается одновременное происхождение различных «парадигм», конкурирующих между собой и все равно несущих на себе отпечаток своей эпохи.

Социокультурная обусловленность эволюции науки выражается уже в том, что любой ученый, даже самый независимый, в своем поиске проблем и путей их решения в действительности имплицитно выражает объективные потребности культуры. Впечатление независимости «чистой» науки, ее целей и задач от социальной практики порождается как раз неявностью, незаметностью того, как общественные потребности улавливаются наукой. Выбор ученого, даже максимально свободный от политического, экономического и прочего принуждения, исходит из уже сложившейся социокультурной среды – ею в значительной мере формируются ориентиры поиска, его установки и нормы. Соотношение социального заказа и свободного научного творчества, должного и сущего в науке, преодоление воздвигаемых на пути развития науки запретов (инквизиции, лысенковщины, современного администрирования) диктуются общим развитием общества.

Таким образом, реализация внутренней логики науки проходит в широком русле, образуемом социокультурными условиями, но любой из его путей складывается в конечном счете естественно-историческим образом. И это не просто метафора. Вспомним К. Маркса: «Ни одна общественно-экономическая формация не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых она дает достаточно простора, и новые производственные отношения не появляются раньше, чем созреют материальные условия их существования в недрах самого старого общества». Точно так же никакие отношения в научной деятельности (внутри научных сообществ и между ними, между научными сообществами и социумом), никакие идеи, возникающие в ходе научной деятельности, не появляются раньше, чем исчерпают себя старые представления и не созреют условия для новых – во внутренней логике науки, в культуре данной эпохи, в общественном сознании, в совокупности экономических, политических и прочих факторов. Таким же естественно-историческим образом определяются цели и задачи научного познания.

Наука развивается в объективно существующей социокультурной обстановке, по объективным, от ее производителей не зависящим закономерностям, а образование и функционирование «формаций научного познания» (В. Швырев) тесно связано со способом производства знаний, который может быть понят только в контексте всего общественного развития. Уместно сказать, что любая наука на любой стадии своего развития является отражением не только исследуемой ею области, но и общественного бытия в самом широком смысле. Составляя элемент более широкого целого, наука функционирует и «мыслит» в соответствии с фундаментальными закономерностями, в составе которых ее собственные закономерности выступают лишь одной из сторон этого целого. Именно поэтому в ходе функционирования формаций научного познания, определенных типов науки, сменяющихся в ходе ее развития, внутренние закономерности развития науки «работают» на ее внешние задачи и функции как элементы социокультурного целого, а связь науки с практикой, ее «вращенность» в определенный социально-культурный контекст определяют способы деятельности внутри науки.

Заключение

Человечество вступило в III тысячелетие с двойственным отношением к науке. Очевидны все возрастающие возможности науки, очевидны и немалые угрозы со стороны этого «двуликого Януса».

Рост науки происходит экспоненциальным образом. Объем научной деятельности и научной информации удваивается за 10-15 лет. Если в начале XX в. в мире насчитывалось всего 100 тыс. ученых, то к его концу их стало 5 млн (т. е. 1 из 1000 живущих на планете людей). Влияние науки на нашу жизнь в наибольшей степени выражается в ее технических приложениях – от бытовой химии, техники, компьютеров и мобильной связи до нового поколения транспортных средств. Между тем перед современным образованием стоит задача привнести в мышление людей те концептуальные изменения, которые порождены современной наукой. Прежде всего следует отказаться от разделения культуры на сциентистскую и гуманитарную. Оправданное поначалу, оно исчерпало себя и становится даже опасным, ограничивая мышление и закрепляя изжившие себя стереотипы.

Становится все более очевидным, что естественно-научное объяснение не может быть полноценным без характерного для гуманитарных наук понимания, вживания в природу, и точно так же гуманитарное знание оказывается порой беспомощным в своей отгороженности от естествознания и используемых им методов исследования. Лишив природу ее очарования, произведя ее «разбожествление», сциентистское мышление выхолащивало и естественные науки. В науки, вновь обретающие связь с природой, возвращаются красота, поэзия, гармония, и не наука виновата, что мы не находим времени «восхищаться небом над головой», как это делал Кант. Мы видим, сколь проницательно предсказание Маркса: «Естествознание включит в себя науку о человеке в той же мере, в какой наука о человеке включит естествознание, это будет одна наука» [8, с.48]. В переходе от «предыстории человечества» к «подлинно человеческой истории» Маркс видел такое состояние общества, в котором «природное бытие человека становится его человеческим бытием» и которое есть «законченное сущностное единство человека с природой, подлинное воскресение природы, осуществленный натурализм человека и осуществленный гуманизм природы» [8, с.51].

Стремление к господству над природой неизбежно должно сменяться «целостным переживанием природы как условием ее понимания и познания, единства ее конструктивного преобразования и коэволюции с ней». «Экогуманизм», рассматривающий «природу как продолжение человеческого тела», а человека как обладающую сознанием часть природы, выступает как «самый глобальный ответ на вызов, исходящий из современной ситуации мира, на критическое состояние нашей планеты. Как таковой, он является новым мировоззрением,... новой этикой и новой религиозностью» [1, с.102].

Поскольку большинство современных исследований имеют своим предметом сложные развивающиеся системы, то синергия, т. е. совместные действия, взаимодействие и взаимопроникновение естественных и социально-гуманитарных наук, является велением времени, выражением объективно происходящих социокультурных процессов.

Современные научные исследования становятся все более «многослойными», ориентируясь не на дисциплины, а на проблемы. В проблемно-ориентированных формах исследовательской деятельности выдвигаются комплексные исследовательские программы, в которых участвуют специалисты самых различных областей знания.

В ходе написания реферата мною была рассмотрена роль науки в культурной истории человечества, изучены проблемы этики науки, а так же изучена внутренняя и внешняя этика развития науки.

Таким образом, я полагаю, что цель реферата достигнута, задачи выполнены в полном объеме.

Список используемых источников

1. БерналДж. Наука в истории общества. – М., 1964. – 436 с.

2. Винер Н. Кибернетика и общество. – М., 1958. – 389 с.

3. Глобальные проблемы и общечеловеческие ценности. – М., 1990. – 402 с.

4. Гусейнов A.A. Мораль и разум // Научные и ненаучные формы мышления. – М., 1996. – 469 с.

5. Зинченко В.П. Наука – неотъемлемая часть культуры? // Вопросы философии. 1990, № 11. – 509 с.

6. Кара-Мурза С.Г. Наука и кризис цивилизации // Вопросы философии. 1990. №9. – 446 с.

7. Ласло Э. Новое понимание эволюции. Вступление в глобальную эру // Один мир для всех. – М., 1990. – 380 с.

8. Лекторский В.А. Научное и ненаучное мышление: скользящая граница // Наука в культуре. – М., 1998. – 421 с.

9. Маркова Л А. Конец века – конец науки? – М., 1992. – 468 с.

10. Моисеев H.H. Быть или не быть ... человечеству? – М., 1999. – 388 с.

11. Наука в России: состояние, перспективы, трудности. Материалы «круглого стола» // Вопросы философии. 1993. № 10. – 407 с.

12. Пригожий И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой. - М., 1986, 2001. – 420 с.

13. Степин B.C. Философия науки. Общие проблемы. – М., 2006. – 480 с.

14. Степин B.C. Теоретическое знание. Структура, историческая эволюция. – М., 2000. – 308 с.

15. Степин B.C. Философия науки. Общие проблемы. – М., 2006.

16. Степин B.C., Горохов В.Г., Розов MA. Философия науки и техники. – М., 1996.

17. Тейяр de Шарден П. Феномен человека. Преджизнь. Мысль. Сверхжизнь. – М., 2003.

18. Фактор четыре. Доклад Римского клуба // Вопросы философии. 1997. №11. – 411 с.

19. Фролов И.Т. Философия и этика науки: Итоги и перспективы // Вопросы философии. 1995. № 7. – 421 с.

20. Швырев B.C. Теоретическое и эмпирическое в научном познании. – М., 1978. – 406 с.

21. Ясперс К. Смысл и назначение истории. – М., 1994. – 482 с.