Возникновение и развитие эпохи Возрождения в Испании Испания в xvxvi веках
 Скачать 55 Kb.
|
|
Ничего сверхъестественного нет также в гибели Селестины и ее сообщников. Но здесь мы переходим ко второму, "низкому", социальному плану трагикомедии. С Селестиной связаны слуги и проститутки, т.е. бесправные бедняки. Автор не затушевывает их недостатков. Но он в то же время хорошо понимает, что у них своя правда, свои справедливые претензии к миру господ. О горькой участи служанок говорит, например, проститутка Ареуса, гордящаяся тем, что она "никогда ничьей не называлась". Ведь сколько оскорблений и унижений приходится выносить служанкам, зависящим от надменных хозяек: "Тратишь на них лучшее время, а они тебе платят за десять лет службы дрянной юбкой, которую все равно выбросят. Оскорбляют, притесняют так, что слова не смеешь при них вымолвить". Слуга Семпронио произносит красноречивую тираду об истинном благородстве, заимствованную из арсенала европейского гуманизма: "Иные говорят, что знатность - это награда за деяния предков и древность рода, я же говорю, что от чужого света не заблестишь, если своего нет. Поэтому не суди о себе по блеску своего достославного отца, а лишь по-своему собственному".[16, 224] В трагикомедии немало выразительных фигур. Однако самой выразительной, самой колоритной фигурой, бесспорно, является Селестина. Автор наделяет ее умом, пронырливостью, лукавством, проницательностью. У нее есть свои привязанности. Но главная черта ее характера - это хищный эгоизм. Стоя за пределами "приличного" общества, Селестина совершенно свободна от каких бы то ни было норм сословной морали. Это обстоятельство привело ее к циничному и аморальному поведению и в то же время позволило ей без всяких предрассудков взирать на такие естественные человеческие страсти, как, например, любовь. Конечно, Калисто Селестина помогала ради денег. Но самую любовь молодых людей она вовсе не считала грехом и греховным не считала свое ремесло, поскольку оно, по ее мнению отнюдь не противоречило естественным требованиям природы. На этот счет у нее даже имелась своя философия, заметно попахивающая ересью. По словам Селестины, ежедневно "мужчины страдают из-за женщин, а женщины из-за мужчин, так уж велит природа; природу сотворил бог, а бог не может сделать ничего плохого. И потому мои старания весьма похвальны, раз они вытекают из такого источника". Но, разумеется, не из альтруизма занималась Селестина сводничеством и прочими темными делами. Без выгоды она и шагу не желала ступить. Уверенная в том, что в современном обществе только деньги делают жизнь сносной, она не придавала никакого значения тому, что деньги доставались ей бесчестным путем. С гордостью рассказывает Селестина о своих былых успехах, о том времени, когда перед ней, молодой и ловкой, заискивало множество именитых клиентов. И на склоне лет не перестает она гнаться за выгодой, разбрасывать повсюду семена порока. Возникающий буржуазный мир с его практикой "бессердечного чистогана" щедро наделил ее своими недостатками. Селестина вырастает в повести в собирательный образ, в грозный символ разрушительной мощи своекорыстия чувств. Так на заре испанского Возрождения появилось произведение, тревожно откликнувшееся на рост буржуазного эгоизма, равно враждебного как обветшалому миру, так и миру гуманистических иллюзий.[16, 267] Сама Селестина лишена каких бы то ни было иллюзий. У нее очень трезвый взгляд на вещи, обусловленный всем жизненным опытом. Непрестанно сталкиваясь с изнанкой жизни, она не обольщается ее нарядной показной стороной. Она полагает, что нет и не может быть идиллических отношений там, где есть господа и подневольные слуги, богатые и бедные. Хорошо зная горькую цену бедности, стремясь урвать для себя все, что возможно, Селестина в то же время не идеализирует богатство. Не только потому, что с богатством в ее представлении соединена утомительная забота и оно многим уже "принесло гибель", но и потому, что не люди владеют богатством, как они наивно полагают, а "богатство владеет ими", делая их своими рабами. Для Селестины же высшим благом является независимость, не скованная ни ходячей моралью, ни заботами о накопительстве. Не переоценивает также Селестина и благочестия католического духовенства. Ей отлично известны повадки испанского клира, ибо не только "дворяне, старые и молодые", но и "священнослужители всех званий от епископа до пономаря" являлись ее клиентами. В повести в довольно откровенной форме изображено распутство, царящее в церковных кругах. В условиях феодально-католической Испании подобные проблески гуманистического вольномыслия встречались не часто, да и то собственно лишь на раннем этапе испанского Возрождения. "Селестина" примечательна и тем, что это первое большое литературное произведение реалистического направления в Испании эпохи Возрождения. Правда, ее художественный состав неоднороден. В то время как нравы общественных низов изображены без всяких прикрас, эпизоды, рисующие любовь Калисто и Мелибеи, более условны и литературны. Нередко влюбленный превращается в искусного ритора, рассыпающего цветы красноречия, хотя бы это и не очень вязалось с данной психологической ситуацией. Так, Мелибея в длинном предсмертном монологе перечисляет известные в истории случаи, когда родителям приходилось тяжело страдать. Тирады Калисто могут служить образцом любовной риторики. "О ночь моей отрады, - восклицает он, - когда б я мог вернуть тебя! О лучезарный Феб, ускорь свой привычный бег! О прекрасные звезды, покажитесь раньше положенного часа!" и т.п.[ 19, 286] Понятно, что слуги и их подруги изъясняются гораздо проще и даже иногда подтрунивают над высокопарной манерой господ. Как-то раз Калисто, с нетерпением ожидая прихода Мелибеи, велеречиво сказал Семпронио: "До тех пор я не приму пищи, хотя бы кони Феба уже отправились на те зеленые луга, где обычно пасутся, завершив дневной свой бег". На что Семпронио заметил: "Сеньор, брось ты эти мудреные словечки, всю эту поэзию. На что нужны не всем доступные и малопонятные речи. Скажи "хотя бы солнце зашло" и твоя речь дойдет до всех. И съешь немного варенья, а то у тебя сил не хватит". Речь Селестины и других персонажей плебейского круга, как впоследствии речь Санчо Пансы, круто замешана на народных пословицах и поговорках. Это переплетение, а подчас и столкновение "высокого " и "низкого" стилей служит в трагикомедии одним из способов социальной характеристики и, таким образом, несомненно, связанно с реалистической концепцией произведения.[19, 259] Наибольшего успеха автор достигает, изображая среду, в которой царит Селестина. Именно здесь мы находим наиболее острые и близкие к жизни характеристики и жанровые зарисовки. Великолепна, например, сцена пирушки у Селестины. Бойкие слуги Калисто приносят с собой яства из хозяйских запасов. Их ждут возлюбленные. Милые бранятся и милуются. Проститутка Элисия ругает Семпронио за то, что он в ее присутствии осмелился похвалить красоту Мелибеи. Ей вторит Ареуса, заявляющая, что "всех этих знатных девиц расписывают да превозносят за богатство, а не за красивое тело". Разговор переходит к вопросу о знатности. "Низок тот, кто сам себя считает низким, - говорит Ареуса. - Каковы дела, таков и род; все мы, в конце концов, дети Адама и Евы. Пусть каждый сам стремится к добродетели и не ищет ее в благородстве предков". (Вспомним, что нечто подобное уже говорил Семпронио. Это настойчивое повторение гуманистических истин, несомненно, указывает на то, что истины эти были всегда дороги бакалавру Рохасу). Тут же Ареуса сетует по поводу тяжелого положения служанок в богатых домах. Селестина переводит разговор на другие темы. В кругу приятных ей людей она чувствует себя легко и свободно. Она вспоминает о своих лучших годах, когда она жила в довольстве и почете. Но молодые годы ушли, она постарела. Однако до сих пор радуется ее сердце, когда видит она счастливых влюбленных. Ведь она на себе испытала силу любви, которая "равно повелевает людьми всех званий, разбивает все преграды". Ушла любовь вместе с молодостью, зато осталось вино, которое "гонит печаль из сердца получше, чем золото, да кораллы". На этот раз Селестина предстает перед нами в новом свете. Она уже не хищная лукавая лисица, выслеживающая добычу, но человек, влюбленный в жизнь и ее великолепие. Обычно такая расчетливая и трезвая, она в этой сцене становится поэтом, находящим очень яркие и теплые слова для славословия земных радостей. Сама эпоха Возрождения говорит ее устами. К этому следует добавить свойственное ей остроумие, находчивость, проницательность, умение вести беседу - то совсем просто, а то витиевато, в пышном восточном вкусе, в зависимости от того, с кем говорит и какую цель преследует старая сводня.[18, 324] Автор создает довольно сложный и выпуклый характер. Из всех персонажей трагикомедии запоминается больше всего именно Селестина. Недаром "Трагикомедию о Калисто и Мелибее" называют обычно ее именем, ставшим в Испании нарицательным. В Селестине отразились некоторые характерные черты той противоречивой переходной эпохи. Поэтому она то отталкивает, то привлекает, это сама жизнь. Да и трагикомедия в целом является своего рода зеркалом испанской жизни на рубеже XV и XVI вв. "Селестина" оказала заметное влияние на последующее развитие испанской литературы. Это влияние чувствуется в драматургии и, особенно в плутовском романе, где широко изображена жизнь городских низов. До появления "Дон Кихота" Сервантеса "Селестина" несомненно, была самым значительным произведением испанской литературы эпохи Возрождения. В 1554 году увидел свет первый испанский плутовской роман "Жизнь Ласарильо с Тормеса и его удачи и несчастья", написанный, видимо, в 30-х годах XVI в. неизвестным автором. Возможно, что роман создан кем-либо из вольнодумцев - последователей Эразма Роттердамского, критически относившихся к католической церкви. Такие вольнодумцы встречались в Испании во времена Карла V. Во всяком случае, в "Жизни Ласарильо" очень заметна, хотя и несколько приглушенная антиклерикальная тенденция. Испания была страной кричащих контрастов. Это очень заметно не только в социальной жизни, но и в литературе. Заключение Испанская литература эпохи Возрождения в IV – VI веках, в отличие от других европейских стран этого времени, развивалась в очень специфических условиях. В стране еще сохранились пережитки средних веков, города не получили современного значения, дворянство, которое приходило в упадок не утратило своих привилегий, и, наконец, церкви еще принадлежала огромная власть. В литературе Испанского Возрождения огромное внимание уделялось человеку, его чувствам. Следует отметить, что в испанской литературе эпохи Возрождения собственно буржуазный элемент выражен гораздо слабее, чем в литературе ряда других европейских стран с более интенсивным буржуазным развитием. Буржуазный индивидуализм не пустил глубоких корней на испанской почве. Гуманистические идеалы подчас облекались здесь в традиционные формы. Не ускользали от писателей и темные стороны испанской жизни, порожденные уродливым развитием страны: трагические социальные противоречия, раздиравшие Испанию, массовая нищета и обусловленный ею рост преступности, бродяжничества и т.п. Нечто трагическое было и в судьбе самого испанского гуманизма, на который все время падали багровые отблески костров инквизиции. В Испании не было и не могло быть своего Боккаччо не только потому, что там свирепствовала инквизиция, но и потому, что его бурный сенсуализм был внутренне чужд испанским гуманистам, тяготевшим к более строгим нравственным концепциям. Католический ригоризм нередко теснил гуманистическое жизнелюбие и даже брал над ним верх. Это в значительной мере определяло тот внутренний драматизм, который присущ испанской культуре XVI в. Но величие испанской литературы эпохи Возрождения в том, что она не только не отшатнулась от гуманизма, но и обрела глубочайшее человеческое содержание. Испанские писатели проявили замечательную духовную энергию. Достаточно только вспомнить Сервантеса, чтобы понять это. Испанское Возрождение находится на скрещении двух путей. Оно, с одной стороны, ориентировалось на итальянское, а с другой - на “христианский гуманизм” Эразма и североевропейскую мистику. И оно смогло совместить в себе эти оба начала, присоединив их к своему собственному национально-культурному доренессансному опыту. Возрождение в Испании дает нам возможность оценивать Возрождение как период формирования особой идеи личности, и предвосхитившей новоевропейский индивидуализм как личностный проект, и перечеркнувшей его, сопоставившей его с идеей конкретно - исторически трактованной “соборности”, идеей “на все времена”, которую разглядел в комических похождениях Дон Кихота русский “христианский гуманист” XIX века Достоевский. Величие испанской литературы эпохи Возрождения в том, что она не только не отшатнулась от гуманизма, но и обрела глубочайшее человеческое содержание. Используемая литература Алексеев М.П., Жирмунский В.М., Мокульский С.С., Смирнов А.С. История зарубежной литературы: Средние века. Возрождение. / М.П. Алексеев., В.М. Жирмунский, С.С. Мокульский, А.С. Смирнов. – М., 1987. -437с. Бахтин М.М. Народная культура Средневековья и Ренессанса./ М.М. Бахтин. – М., 1990. -249с Виппер Ю.Б. XVII в мировом литературном развитии./ Ю.Б. Виппер. – М., 1969. - 531с. Испанская драматургия 50–70-х гг. и социально - историческое развитие страны. // Iberiaca. Культура народов Пиренейского полуострова в 20 в. Л., 1989, 432с Кравченко А.И. Культурология: Учебное пособие для вузов.— 3-е изд./ А.И. Кравченко. - М.: Академический Проект, 2002. - 496 с. Культурология. Теория и история культуры: Учебное пособие. - М.: общество «Знание» России, ЦИНО, 1996, 376с. Лосев А.Ф. Эстетика Возрождения./ А.Ф. Лосев. – М., 1978. - 467с. Лосев А.Ф. Типология и периодизация культуры Возрождения./ А.Ф. Лосев. – М., 1978. - 453с. Лосев А.Ф.Культура эпохи Возрождения./ А.Ф. Лосев. – М., 1986. - 398с. Лосев А.Ф. Культура эпохи Возрождения и Реформации./ А.Ф. Лосев. – Л., 1981. -342с. Луков В.А. Зарубежная литература от истоков до наших дней. 2-е издание, исправленное./ В.А. Луков. – М., 2005. - 512с. Марковой А.Н.. Культурология. История мировой культуры: Учебное пособие для вузов./ А.Н. Марковой. - М, 1995. -549с. Михальская Н.П.,. Луков В.А, Завьялова А.А.и др. История зарубежной литературы XV века: в 2ч.; Под ред. Н.П. Михальской./ Н.П. Михальская, В.А. Луков, А.А. Завьялова и др – М., 1991. -276с. Плавскин З.И. Испанская литература XV в./ З.И. Плавскин. – М., 1982. -544с. Плавскин З.И. Испанская литература XVI в./ З.И. Плавскин. – М., 1985. - 487с. Плавскин З.И. История зарубежной литературы XVII в./ З.И. Плавскин. -М., 1987. -296с. Плеханов Г.В. Искусство и литература./ Г.В.Плеханов. –М, 1976. – 586с. Пуришев Б.И. Литература эпохи возрождения. Курс лекций./ Б.И. Пуришев. – М., 1987. -333с. Пуришев Б.И. Зарубежная литература средних веков: Немецкая, испанская, итальянская, английская, чешская, польская, сербская, болгарская литературы. / Б.И. Пуришев. – М., 1975. -597с. Пуришев Б.И. и др... Зарубежная литература: Эпоха Возрождения: Хрестоматия. / Б.И. Пуришев. - М., 1976. -347с. Пуришев Б.И.; Пресл. и подготовка изд. В.А. Лукова. Западноевропейская литература XV века: Хрестоматия. / Б.И. Пуришев. – М., 2002. -295с. Самарин Р.М. Курс лекций по истории зарубежной литературе XVIIв./ Р.М.Самарин. –М., 1954. -221с. Силюнас В. Лопе де Вега и революция в жанре комедии: предпосылки «новой комедии» // Театр во времени и пространстве. М., 2002, 564с Узин В.С. Хрестоматия испанской литературы с XII по XVIII вв./ В.С. Узин. - М., 1948. – 311с. Шайтанов И.О. История зарубежной литературы. Эпоха Возрождения: в 2т./ И.О. Шайтанов. – М., 2001. - 341с. |