Введение в языкознание (М.Ю.Маслов). Введение в языкознание
 Скачать 1.56 Mb.
|
|
§ 20. Литературный язык, обслуживающий два или несколько разных народов, имеет' соответственные варианты. Так, различают британский и американский варианты литературного английского языка. Ср., например, 'железная дорога': брит. railway амер. railroad; 'метро': брит. underground амер. subway (в Англии последнее слово обозначает 'подземный переход, тоннель'); 'багаж': брит. luggage амер. baggage. Свои особенности имеют и другие варианты английского языка австралийский, новозеландский, южноафриканский. Сходными примерами можно было бы иллюстрировать различия между испанским языком в Испании и в Латинской Америке (причем в отдельных латиноамериканских странах есть еще свои местные особенности), между португальским в Португалии и Бразилии, между французским во Франции, в Бельгии, Швейцарии и Квебеке (франкоязычной части Канады). Для немецкого языка укажем на такие специфические варианты, как швейцарский и австрийский. Так, субботу в Австрии называют Samstag (в Германии обычно Sonnabend), месяц январь Janner (в Германии Januar). § 21. Рассмотрим различия в языке, отражающие профессиональную дифференциацию общества. Каждая отрасль производства и науки нуждается в громадном количестве специальных слов и выражений, в богатой и разветвленной терминологии. Ср., например, термины автомобильного дела: карбюратор, карданный вал, задний мост, коробка передач, бампер, буксовать и т. д. или следующие особенности языка ряда специальностей: у моряков принято говорить компас, рапорт, у физиков атомный, у техников искра (вместо литературных форм компас, рапорт, атомный, искра). Кроме официальных терминов в каждой отрасли производства есть еще неофициальные обозначения тех или иных понятий, то, что называют профессиональным арго. Так, в арго шоферов встречаем мигалку (официальное обозначение «лампа указателя поворота»), дворники («щетки стеклоочистителей») и т. д. В научной и технической литературе мы наблюдаем некоторые особенности и в употреблении грамматических форм. Так, в математической литературе почти не используется форма прошедшего времени, все изложение ведется с помощью настоящего. В любой научной литературе крайне редки формы 2-го лица, а форма 1-го лица ед. ч. часто заменяется формой мн. ч. (так называемое «авторское мы»); не используются образования с уменьшительно-ласкательными суффиксами. Как видим, профессиональные особенности в языке не ограничиваются одной терминологией, в связи с чем теперь обычно говорят о профессиональных подъязыках: «подъязык радиоэлектроники», «подъязык биохимии» и т. д. Близко к профессиональным и ремесленным арго стоят арго тех или иных коллективов, объединенных общими интересами. Таковы специфические выражения в речи охотников, рыболовов, шахматистов, школьников, студентов и т. д. Существование профессиональных и иных подобных различий в языке не подрывает единства общенародного языка и, как правило, не служит помехой при общении между представителями разных профессий, разных поколений и т. д. При таком общении специфические профессиональные и арготические слова и выражения, которые могли бы быть непонятны собеседнику, обычно используются в меньшей мере, в контексте общепонятных слов и всегда в составе предложений, строящихся по законам и моделям общенародной грамматики данного языка. Зато при общении членов данного более узкого профессионального или иного коллектива между собой соответствующие специфические особенности находят полное применение, позволяя более точно обозначить все детали и оттенки, порой очень важные для «посвященных». Таким образом, и здесь мы можем говорить о своеобразном «двуязычии» и даже «многоязычии»: представитель данной профессиональной группы владеет и общенародным языком, и его «ответвлением» — профессиональным «подъязыком» своей специальности, а также одним (или несколькими) арго. § 22. В обществе, разделенном на антагонистические классы, а тем более на резко обособленные и замкнутые сословия, касты и т. д., наблюдаются элементы еще большей социальной дифференциации в языке, возникают классовые, сословные и кастовые арго. Так, в эпоху, предшествующую Французской буржуазной революции, верхушка французской аристократии обособляется от остального общества и создает свой особый «салонный язык», арго придворных кругов Версаля. В этом арго некоторые слова общенародного языка избегались как «неприличные», заменяясь жеманными описательными выражениями. Вместо les oreilles 'уши' предпочитали говорить les portes de l' entendement (букв. 'ворота слуха'). Вспомним также, как Гоголь высмеивал в «Мертвых душах» (т. I, гл. VIII) жеманную манеру светских дам своего времени: эти дамы отличались «необыкновенною осторожностью и приличием в словах и выражениях. Никогда не говорили они: «я высморкалась», «я вспотела», «я плюнула», а говорили: «я облегчила себе нос», «я обошлась посредством платка». Особое явление представляют собой арго деклассированных элементов общества — нищих, бродяг, воров и т. д. В том «воровском жаргоне», который существовал в царской России и назывался «блатной музыкой», употреблялись, в частности, следующие специфические иносказательные выражения: скамейка 'лошадь', колеса 'сапоги', мокрое дело 'убийство', царева дача 'тюрьма'. «Воровской жаргон», а отчасти и некоторые другие арго являются своего рода «тайными языками»: в них существенную роль играет стремление «зашифровать», сделать непонятным для посторонних передаваемое сообщение. § 23. Итак, в общенародном языке наблюдается дифференциация, отражающая всю сложность внутреннего членения соответствующего языкового коллектива. Рассматривая эту дифференциацию, мы доходим до такой ячейки общества, как семья, которая тоже, как любое объединение людей, может иметь свои, пусть «микроскопические», особенности языка (что было подмечено, например, Л. Н. Толстым)1. Дальше идет уже отдельная личность, индивид со своими речевыми привычками, индивидуальным тембром голоса, со своей степенью владения языком и т. д. Наличие в устной и письменной речи индивидуальных особенностей (обобщаемых в понятии «идиолект» — индивидуальный вариант языка) несомненно, и ученые исследуют идиолекты отдельных личностей, в частности великих писателей, своим творчеством вносящих важный вклад в сокровищницу языка общенародного. Принятием понятия «идиолект» нисколько не отменяется принципиальная социальность языка. Ведь индивид осуществляет речевую деятельность, чтобы быть понятым другим. И в языке важно и значимо только то, что общезначимо, «надындивидуально», Язык коллектива (народа, нации, а также и более узких коллективов, например диалект отдельной области, говор района или отдельного села, то или иное арго и т. д.) не есть «научная фикция», вынужденное «усреднение» фактов индивидуальной речи. Он существует объективно, но только не как «непосредственная данность», а как общее, существующее в отдельном, как то, что вновь и вновь воспроизводится в речи, повторяясь в тысячах, миллионах и миллиардах высказываний, произносимых и воспринимаемых в соответствующем коллективе 2.  е) Стилистические различия в языке§ 24. Обслуживая общество в самых различных областях его жизни и деятельности и как бы приноравливаясь к различным формам и случаям человеческого общения, язык, естественно, обнаруживает еще один тип внутренних различий различия функционально-стилистические. Ср. нейтральные, вполне уместные и в случаях официального общения слова отец и мать с неофициальными, употребляемыми в семье и в кругу близких друзей словами папа и мама, или поэтическое очи и нейтральное глаза, или разговорное картошка и книжное картофель_и т._д. Г ' В автобиографической повести «Юность» (гл. XXIX) Толстой писал: «... у нас с ! Володей установились, бог знает как. следующие слова с соответствующими понятиями: изюм I означало тщеславное желание показать, что у меня есть деньги, шишка (причем надо было ! соединить пальцы и сделать особенное ударение на оба ш) означало что-то свежее, здоровое, но 1не щегольское; существительное, употребленное во множественном числе, означало ! несправедливое пристрастие к этому предмету и т. д., и т. д.». I 2 Из литературы по социолингвистике: Швейцер А. Д., Никольский Л- Б. Введение в ! социолингвистику. М., 1978; Новое в лингвистике. М., 1975. Вып. 7; Белл Р. Г. '[Социолингвистика. М., 1980. Имея в виду такого рода различия, говорят о языковых стилях, изучением которых занимается с т и л и с т и к а. Каждый стиль, кроме, пожалуй, лишь нейтрального, характеризуется прежде всего своими особыми, стилистически окрашенными словами, выражениями, оборотами. Их «окрашенность» выступает отчетливо на фоне слов нейтрального стиля. В известной мере для языковых стилей типичны и грамматические особенности. Так, в русском языке для высокого стиля характерны, в частности, такие слова и выражения, как година (вместо нейтрального время), гордыня (вместо гордость), отчизна, возмездие, чаяния, сокровенный, незыблемый, извечный, предначертанный, обуять, осенить, краеугольный камень, с открытым забралом, сжечь свои корабли и т. д., более частое, чем в других стилях, использование устаревших церковнославянизмов (страждущий вместо страдающий, разверстый вместо раскрытый и т. д.). В научном и научно-популярном стилях используются в большом количестве элементы специальной терминологии и такие слова и выражения, как являться (тем-то, таким-то), представлять собой (то-то), подразделяться (на), состоять (из того-то или в том-то), как правило, по определению, такой и только такой, необходимое и достаточное условие и т. д. Некоторые из этих выражений употребительны ив газетно-публицистическом стиле, но здесь к ним присоединяются новые; поднять (или поставить) вопрос, взять обязательство, в центре внимания, тревожный сигнал, реагировать на критику и др. Для официально-делового стиля характерны такие слова и выражения, как проживать (вместо нейтрального жить), жилплощадь, место жительства, наложить резолюцию, на повестке дня, в рабочем порядке, академическая задолженность. В области грамматики для рассмотренных стилей более или менее типичны широкое использование сложных предложений, обилие причастных и деепричастных оборотов, сравнительно частое появление страдательной конструкции, замена глаголов отглагольными существительными. Противоположными признаками характеризуется разговорный стиль, и особенно его бытовая разновидность. Разговорными являются, например, такие слова и выражения, как белиберда, околесица, проныра, пустомеля, хлипкий, горланить, ляпнуть, удосужиться, втирать очки, без году неделя, качать права; такие варианты слов, как печка, надо (нейтральные печь, нужно). В грубом сниженном стиле к этим словам присоединяются элементы просторечия (§ 19) и арго (§ 21). Особо выделяется так называемый сленг— стиль, характеризуемый сознательным, нарочитым отказом от принятых норм, ироническим переименованием некоторых понятий (предки вместо родители, приварок в значении 'незаконный приработок', жестянка — о легковой машине), демонстративной грубостью (забалдеть, балдёж) и цинизмом. В области грамматики для разговорного стиля типичны более короткие (часто — так называемые неполные) предложения, формируемые «на ходу», прерываемые разного рода вставками, часто недосказанные или обнаруживающие некоторую рыхлость грамматической структуры. Отмечается также широкое употребление уменьшительных, уничижительных или иных суффиксов эмоциональной оценки (ср. домишко, домина, домище). Особое место занимают поэтический и народно-поэтический стили. Поэтический стиль отчасти смыкается с высоким (торжественным), но содержит и менее «патетические» слова и обороты (тишь, синь, даль, лучистый, пламенеть, озарить, реять), а также включает в том или ином количестве и разговорные элементы, порой даже бытовые и сниженные, придающие речи естественность и простоту или вносящие ироническую нотку. Современная поэзия зачастую нарочито сталкивает элементы разных языковых стилей или стремится почти полностью отказаться от использования «поэтических» слов, которые в той или иной мере воспринимаются как «избитые» и «затасканные». Напротив, весьма устойчив и традиционен состав стиля народнопоэтического: добрый молодец, красна девица, белы рученьки, тоска-кручина, горе-горемычное, палаты белокаменны, леса дремучие, мать — сыра земля, буйная головушка, пригорюниться и т. п. § 25. Специально в области произношения следует также выделить известные различия стилистического порядка, и прежде всего два главных стиля произношения — так называемые полный и разговорный. Полный стиль используется в публичной речи (лекции, доклад, выступление по телевидению и т. д.) и вообще в официальной обстановке, также нередко при телефонных переговорах; он характеризуется более тщательным и четким выговариванием всех элементов слова. Разговорный стиль встречается чаще всего в непринужденной беседе, когда многое «скрадывается», «проглатывается», так как речь и без того понятна собеседнику. В рамках этого стиля возникли разговорные варианты здрасте! и даже драсть! вместо здравствуйте, обращения вроде пап! Петь! с отпаданием конечного гласного, разговорные варианты имен и отчеств: Иван Александрович превратилось в Иван Александрии и даже Ван Санч, Мария Павловна — в Марь Пална. § 26. В некоторых языках различия между языковыми стилями значительно глубже, чем в русском. Но в большинстве современных литературных языков между отдельными стилями нет непроходимых перегородок. Напротив, стили обычно взаимодействуют друг с другом, грани между ними являются подвижными. Если территориальные, профессиональные, социальные различия в языке порождаются соответствующей дифференциацией языкового коллектива, то стилистические различия обусловлены многообразием ситуаций и форм использования языка в жизни общества. Поэтому каждый носитель языка в принципе владеет несколькими и даже всеми основными стилями данного языка (хотя разными стилями часто в неодинаковой степени). Стилистическое богатство и разнообразие языка — свидетельство сложности и богатства духовной жизни народа. 2. ЯЗЫК—СВОЕОБРАЗНАЯ ЗНАКОВАЯ СИСТЕМА а) Что такое знак? § 27. В фантастических «Путешествиях Гулливера», написанных Дж. Свифтом, рассказывается, в частности (ч. III, гл. 8), об удивительных людях, которые решили обходиться без языка и вели беседы не с помощью слов, а с помощью самих предметов, предъявляемых «собеседнику». Фантазия Свифта наделила каждого такого мудреца большим мешком, в котором он носил с собой все предметы, нужные для «разговора». В действительности обмен информацией в человеческом обществе строится на другом, прямо противоположном принципе: адресату сообщения предъявляются вовсе не предметы, о которых идет речь, не те или иные «реальности», служащие темой сообщения, а некие заместители этих реальностей, представители их, вызывающие в сознании образ, представление или понятие об этих реальностях, в частности, и тогда, когда самих этих реальностей поблизости нет. Адресату сообщения предъявляется не Л, о котором идет речь, а некое В, являющееся «представителем» этого А для сознания адресата. Вот это В, замещающее и представляющее А, мы и называем знаком. «Знаковая ситуация» наличествует всякий раз, когда, как говорили в старину по-латыни, aliquid stat pro aliquo — «что-то стоит вместо чего-то другого». Впрочем эта формула является слишком широкой, и в нее нужно внести одно уточнение. Ведь нас интересуют знаки, используемые в процессе человеческого обмена информацией, осуществляемого его участниками сознательно, преднамеренно и целенаправленно. Тучи на небе можно в каком-то смысле назвать «представителем» приближающегося дождя, и они могут быть для человека своего рода «знаком». Восприняв этот «знак», человек сделает практические выводы (например, отправляясь из дому, захватит с собой зонт). Но в этом случае нет ситуации общения: нет «отправителя сообщения», нет и «адресата», для которого сообщение предназначалось. Здесь поэтому правильнее говорить не о «знаке», а о признаке, или симптоме. Симптом хотя и позволяет наблюдателю делать определенные выводы, но вовсе не предназначен специально для получения таких выводов. Знак же в собственном смысле имеет место лишь тогда, когда что-то (некое В) преднамеренно ставится кем-то вместо чего-то другого (вместо Л) с целью информировать кого-то об этом Л. Во всех случаях преднамеренного обмена информацией мы имеем дело с такого рода знаками. Портфель, случайно забытый на стуле в аудитории,— не знак (хотя и признак того, что там кто-то был); портфель же, сознательно положенный на стул, может служить знаком того, что место занято. Все системы средств, используемых человеком для обмена информацией, являются знаковыми, или семиотическими, т. е. системами знаков и правил их употребления. Наука, изучающая знаковые системы, называется семиотикой, или семиологией (от др.-греч. sema 'знак'). Язык не составляет исключения из общего правила. Он тоже знаковая система. Но он — самая сложная из всех знаковых систем. § 28. Примерами относительно простых систем могут служить железнодорожный семафор, светофоры разных типов, дорожные знаки, информирующие водителей о тех или иных особенностях предстоящего отрезка пути либо предписывающие или запрещающие выполнение каких-то действий. Рассматривая эти и некоторые другие подобные системы, мы можем сделать следующие наблюдения: 1. Все знаки обладают материальной, чувственно воспринимаемой «формой», которую иногда называют «означающим», а мы будем называть «экспонентом знака» (от лат. ехропо 'выставляю напоказ'). В наших примерах экспоненты (поднятое или опущенное крыло сема- фора, красный, зеленый или желтый огонь светофора, то или иное изображение на куске жести) доступны зрительному восприятию. В других случаях экспонент воспринимается слухом (например, в телефоне непрерывный гудок низкого тона, частые гудки высокого тона и т. п.), осязанием (буквы шрифта для слепых) ', в принципе возможны системы, использующие обонятельные и вкусовые экспоненты. Существенно только то, чтобы экспонент был так или иначе доступен восприятию человека (либо «восприятию» заменяющего его автомата), т. е. чтобы экспонент был материальным.
1 Письмо для слепых (так' называемый "Брайлевский шрифт»), как и всякое письмо. не! принадлежит к простейшим_знаковым_системам. ! 4. Установленная для каждого данного знака связь между его экспонентом и содержанием является условной, основанной на сознательной договоренности. Она может быть чисто условной: например, связь между зеленым цветом и идеей 'путь свободен'. В других случаях связь между экспонентом и содержанием может быть в большей или меньшей степени мотивированной, внутренне обоснованной, в частности, если экспонент имеет черты сходства с обозначаемым предметом или явлением. Элементы такой изобразительной, наглядной мотивированное™ находим в некоторых дорожных знаках (например, изображение бегущих детей, зигзага дороги, поворота и т. д.). 5. Что касается содержания знака, то его связь с обозначаемой знаком действительностью носит принципиально иной характер. Содержание знака есть отражение в сознании людей, использующих этот знак, предметов, явлений, ситуаций действительности, причем отражение обобщенное и схематичное. Так, знак извилистой дороги (изображение зигзага) в каждом конкретном случае своего использования указывает на реальные извилины данной конкретной дороги, вообще же (потенциально) относится к любой извилистой дороге, к классу извилистых дорог, обозначает самый факт извилистости дороги как общую идею, в отвлечении от частного и конкретного. Этим содержанием знак обладает также и тогда, когда никакой извилистой дороги поблизости нет (например, в учебной таблице дорожных знаков). б) Членение речевого высказывания (текста) и основные единицы языка § 29. Будучи средством общения, язык с необходимостью представляет собой систему знаков и правил оперирования этими знаками. Но какие же именно элементы (единицы) языка являются знаками? Для того чтобы ответить на этот вопрос, мы должны сперва выяснить, каковы вообще единицы языка и каковы взаимоотношения между этими единицами. Выделение единиц языка связано с членением речевого высказывания, с членением текста и самого потока речи. Как же протекает такое членение? Отдельное высказывание составляет основную единицу речевого общения. Как в любых случаях общения (§ 3), в высказывании различают две стороны: 1) «план выражения» и 2) «план содержания». План выражения — это звуковая, материальная сторона высказывания, воспринимаемая слухом (а при письменной передаче высказывания — материальная последовательность начертаний, воспринимаемая зрением). План содержания—это выраженная в высказывании мысль, содержащаяся в нем информация, те или иные сопровождающие эту информацию эмоциональные моменты. План выражения и план содержания изучаются в языковедении в тесной связи друг с другом. Высказывание членится на предложения, следующие друг за другом, либо состоит из одного предложения. § 30. Предложение, в свою очередь, членится дальше на какие-то значащие части. Наиболее привычными для нас значащими элементами в составе предложения являются слова. Но слово даже в пределах одного, а тем более при сравнении между собой разных языков оказывается единицей очень неопределенной как с точки зрения своей структуры и своих формальных признаков, так и с точки зрения своего смыслового содержания. В частности, есть слова «знаменательные» («полнозначные»), называющие те или иные явления реальной действительности (предметы, процессы, свойства предметов и т. д.) или их отражения в сознании людей, и слова служебные (как иногда говорят, «формальные») — предлоги, союзы, артикли, вспомогательные глаголы и т. д., выражающие смысловые и/или грамматические связи и отношения. Нисколько не отрицая важности слова, сосредоточим сперва наше внимание на другой, более элементарной единице, именно на минимальной значащей единице, четко характеризуемой уже самим этим признаком минимальности, неразложимости на более мелкие значащие части. Такой единицей является в речи, в тексте так называемый морф, а в системе языка — соответственно морфема (от др.-греч. morphe 'форма'). Морфы и морфемы — это, в частности, известные каждому из школы значащие части слова, такие, как корень, приставка, суффикс, окончание. Различие между морфом и морфемой такое же, как между экземпляром слова в тексте и словом-лексемой. Так же, как в приведенном выше примере Ворон к ворону летит. Ворон ворону кричит лексема «ворон» представлена четыре раза (четырьмя «словоупотреблениями»); так, два раза (т. е. двумя морфами) представлена в этом примере морфема -у—окончание дат. п. ед. ч.; два раза (двумя морфами) — морфема -т — окончание 3-го лица в глаголе и четыре раза (четырьмя морфами) — корневая морфема ворон-. Морфом и соответственно морфемой является и отдельное слово, если оно не членится на значащие части. В нашем примере такой случай представляет предлог к. Есть и другие типы морфем, с которыми мы познакомимся позже. Минимально предложение может содержать в себе одно слово (например, предложение Замолчи!), и это слово может быть одноморфемным (например, Стоп!). Все значащие элементы внутри предложения, вплоть до морфа и морфемы, обладают, как и предложение, планом выражения и планом содержания. Например, у морфемы -у (в форме ворону) план выражения представлен звуком «у», реализованным в определенной точке речевой цепи, а план содержания есть значение дательного падежа единственного числа. Обладая двумя указанными планами, и слово и морфема являются, как и предложение, двусторонними единицами: слово в тексте и морф — двусторонние единицы речи, а лексема и морфема — двусторонние единицы языка. § 31. И в речи, и в языке кроме двусторонних единиц существуют единицы односторонние. Таковы звуковые единицы, выделяемые в плане выражения и связанные с содержанием лишь косвенно. В русском и в большинстве других языков отрезок речевого потока, соответствующий одному морфу, может члениться дальше на отдельные звуки, или фоны (от др.-греч. phone 'звук, голос'). Например, отрезок рук-, соответствующий корню слова рука, членится на три фона —р, у и к. Однако значение корня рук- не разлагается, конечно, на какие-либо элементы, которые можно было бы соотнести с каждым из этих трех фонов. Иными словами, нельзя ответить на вопрос: «Что значит р (или что значит у или к) в слове рука (или в корне рук-)?» По отдельности ни р, ни у, ни к здесь ничего не «значат», значение имеет только все сочетание р+ у+ к в целом. Фонам, выделяемым в потоке речи, в системе языка соответствуют фонемы. Фоны — конкретные экземпляры фонем. Так, в произнесенном кем-либо слове мама. — четыре фона, но только две фонемы (м и а), представленные каждая в двух экземплярах. Ниже мы увидим, что есть языки, в которых выделяются не фонемы, а так называемые силлабемы, или слогофонемы (см. § 70). Наблюдаются в языках и нелинейные единицы— явления, не вычленяемые в виде отрезков речевой цепи (например, ударение, см. § 76 и след.). § 32. Языковыми знаками можно считать, конечно, только значащие, двусторонние единицы, и прежде всего слово (лексему) и морфему. Значение, выражаемое словом или морфемой, есть содержание соответствующего знака. Материальным экспонентом знака является звучание (вообще, план выражения) слова или морфемы. В частном случае экспонент может быть нулевым: например, отсутствие окончания в форме ворон есть показатель значения именительного падежа единственного числа (ср. другие формы того же слова—ворона, ворону, вороном, вороны, снабженные положительными, т. е. ненулевыми, окончаниями). Высшая языковая единица — предложение — чаще всего есть некая комбинация языковых знаков, создаваемая по определенной модели в процессе порождения высказывания. Фонемы, будучи единицами односторонними, не являются знаками, но служат «строительным материалом» для знаков, точнее — для экспонентов знаков. Известный языковед Луи Ельмслев (1899—1965) называл фонемы «фигурами плана выражения», «фигурами, из которых строятся знаки». В определенных случаях экспонент морфемы и даже слова состоит всего из одной фонемы. Таковы окончания -а, -у, -ы в разных формах слова ворон или предлоги к, у, с, союзы и, а и т. д. Но эти случаи, конечно, не стирают принципиального различия между фонемой и знаковыми (двусторонними) единицами языка, так же как случаи однословных (и одноморфемных) предложений не стирают принципиального различия между предложением и словом (или морфемой). Многоярусность языковой структуры обеспечивает существенную экономию языковых средств при выражении разнообразного мыслительного содержания. Всего из нескольких десятков фонем, с помощью их различных комбинаций, язык создает экспоненты для тысяч морфем (для многих сотен корней, для десятков префиксов, суффиксов и окончаний). Сочетаясь  различным образом, морфемы составляют уже сотни тысяч слов со всеми их грамматическими формами. Поистине, как говорил Ёльмслев, «язык организован так, что с помощью горстки фигур и благодаря их все новым и новым расположениям может быть построен легион знаков»1. Но экономия языковых средств особенно наглядно выступает при построении высказывания. Комбинируясь по-разному в зависимости от содержания нашей речи, слова образуют уже миллионы и миллиарды предложений. Так многоярус-ность языковой структуры делает язык очень экономичным и гибким орудием, обеспечивающим удовлетворение выразительных потребностей общества. § 33. Между языковыми единицами одного уровня (словом и словом, морфемой и морфемой, фонемой и фонемой) существуют отношения двух видов парадигматические и синтагматические. 1. Парадигматические отношения это отношения взаимной противопоставленности в системе языка между единицами одного уровня, так или иначе связанными по смыслу. На этих отношениях основываются парадигматические ряды (парадигмы) типа ворон ворона ворону и т.д. (грамматическая падежная парадигма, в которой противопоставлены друг другу морфемы окончания разных падежей); кричу кричишь кричит (грамматическая личная парадигма, друг другу противопоставляются личные окончания); ворон сокол — ястреб — коршун и т. д. (лексическая парадигма, друг другу противопоставлены слова, обозначающие хищных птиц)'. В нашей речевой деятельности мы в зависимости от смысла, который хотим выразить, все время выбираем тот или иной член из парадигматического ряда. 2. Синтагматические отношения это отношения, в которые вступают единицы одного уровня, соединяясь друг с другом в процессе речи или в составе единиц более высокого уровня 3. Имеется в виду, во-первых, самый факт сочетаемости (ворон соединяется с формой кричит, но не с формами кричу и кричишь, с прилагательным старый, но не с наречием старо; сочетаясь с летит, кричит и многими другими глаголами, нормально не сочетается с поет или кудахчет; мягкие согласные в русском языке соединяются с последующим и, но не с последующим ы). Во-вторых, имеются в виду смысловые отношения между единицами, совместно присутствующими в речевой цепи (например, в старый ворон слово старый служит определением к ворон)., воздействие единиц друг на друга (звук «ч» в кричу выступает в огубленном_варианте перед^последующим «у»,_см. § _45, 1_)_и т._д. !" 1Ельмслев Л. Пролегомены к теории языка // Новое в лингвистике. М., 1960. ! Вып. 1. С. 305. ! 2 Парадигма, парадигматический от др.-греч. paradeigma 'пример, образец, модель'. В грамматических пособиях парадигмами первоначально называли образцы склонений и ! спряжений. ! 3 Синтагматический от др.-греч. syntagma букв. 'вместе построенное, составленное'. !_Ср. также_в_более_узком смысле термин_«синтагма*_и «синтагматическое ударение»_(§ _8_4). в) Сходства и различия между языком в искусственными знаковыми системами § 34. Итак, мы признали знаками такие значащие единицы языка, как слова и морфемы. Посмотрим подробнее, что же у них общего со знаками искусственных знаковых систем.
явлениями, вызывают мысль об этих предметах и явлениях и, таким образом, несут определенную информацию (обычно частицу общей информации, заключенной в высказывании).
Итак, знаки языка во многом сходны со знаками других знаковых систем, искусственно созданных людьми. Сходство это таково, что язык, без сомнения, нужно считать системой знаков и правил их функционирования. Вместе с тем язык — знаковая система особого рода, заметно отличающаяся от искусственных систем. § 35. Прежде всего язык — универсальная знаковая система. Он обслуживает человека во всех сферах его жизни и деятельности и потому должен быть способен выразить любое новое содержание, которое понадобится выразить. Искусственные системы, рассмотренные нами выше, не таковы. Все они — специальные системы с узкими задачами, обслуживающие человека лишь в определенных сферах, в определенных типах ситуаций 1. Все типы ситуаций, для которых созданы эти искусственные системы, в принципе предусмотрены заранее при создании системы. Следовательно, количество содержаний, передаваемых знаками такой системы, точно ограничено, конечно. Если возникает потребность выразить какое-то новое содержание, требуется специальное соглашение, вводящее в систему новый знак, т. е. изменяющее саму систему. Знаки в искусственных системах либо вовсе не комбинируются между собой в составе одного «сообщения» (например, не сочетаются поднятое и опущенное плечо семафора), либо же комбинируются в строго ограниченных рамках, и эти комбинации обычно точно фиксируются в виде стандартных сложных знаков (ср. запрещающие дорожные знаки, в которых круглая форма и красная кайма обозначают запрет, а изображение внутри круга указывает, что именно запрещается). Напротив, количество содержаний, передаваемых средствами языка, в принципе безгранично. Эта безграничность создается, во-первых, очень широкой способностью к взаимному комбинированию и, во-вторых, безграничной способностью языковых знаков получать по мере надобности новые значения, не обязательно утрачивая при этом старые. Отсюда — широко распространенная многозначность языковых знаков: петух— птица и петух — 'запальчивый человек, забияка' (см. § 109 и след.), § 36. Далее, язык система, по своей внутренней структуре значительно более сложная, чем рассмотренные искусственные системы. Сложность проявляется здесь уже в том, что целостное сообщение лишь в редких случаях передается одним целостным языковым знаком вроде приведенного выше Стоп! Такая передача одним знаком возможна лишь для некоторых сообщений. Обычно же сообщение, высказывание есть некая комбинация большего или меньшего числа знаков. Это комбинация свободная, создаваемая говорящим в момент речи, комбинация, не существующая заранее, не стандартная (хотя и строящаяся по определенным «образцам» моделям предложений). Языковой знак, как правило, есть, следовательно, не целое высказывание, а лишь компонент высказывания; как правило, он дает не целостную информацию, соответствующую определенной ситуации, а лишь частичную информацию, соответствующую отдельным элементам ситуации, на которые этот знак указывает, которые он выделяет, называет и т. д. При этом знак, в свою очередь, может быть простым, элементарным (т. е. морфемой) или сложным (многоморфемным словом, так называемым устойчивым сочетанием слов вроде белый гриб). Некоторые языковые знаки являются «пустыми», т. е. не обозначают никаких «внеязыковых реальностей». Эти знаки выполняют чисто служебные функции. Так, окончания прилагательных в русском языке обычно функционируют лишь как показатели синтаксической связи (согласования) данного прилагательного с определяемым существительным (новый журнал новая газета новое письмо); немецкая приинфинитивная частица zu есть, собственно, лишь показатель зависимости инфинитива от другого слова в предложении и т. д. Сложность структуры языка проявляется, далее, в том, что в языке есть не только ярус, лежащий «выше» знакового ярус предложений и свободных (переменных) словосочетаний вроде белая простыня, но также и ярус» лежащий «ниже» знакового, ярус «незнаков», или «фигур», из которых строятся (и с помощью которых различаются) экспоненты знаков. !" ' Мы здесь не говорим о письме. Развитое письмо представляет собой знаковую систему,! непосредственно связанн § 37. Кроме того, каждый язык складывался и изменялся стихийно, на протяжении тысячелетий. Поэтому в каждом языке немало «нелогичного», «нерационального» или, как говорят, между планом содержания и планом выражения нет симметрии. Во всех языках немало знаков с полностью совпадающими экспонентами, так называемых омонимов (§ 115), например лук (растение) и лук (оружие), что следует отличать от многозначности, когда один знак (например, петух), помимо своего «прямого» значения обладает еще другим, логически выводимым из первого ('забияка'). Иногда язык допускает разное осмысление одного и того же сочетания знаков. Так, Я знал его еще ребенком может означать 'когда он был ребенком* и 'когда я был ребенком'; приглашение писателя может означать, что писатель кого-то пригласил либо же что кто-то пригласил писателя; английская фраза Flying planes may be dangerous может означать 'Вождение самолетов может быть опасно' и 'Летающие самолеты могут быть опасными'. Встречаются в языках и знаки, полностью совпадающие по содержанию, так называемые абсолютные синонимы, например огромный и громадный (см. § 106, 2). При всей принципиальной экономичности своей структуры язык оказывается иногда очень расточительным и в пределах одного сообщения выражает одно и то же значение несколько раз. Так, в предложении «Вчера мы водили нашу маленькую внучку в цирк» значение множественного числа выражено дважды: словом мы и окончанием -и в глаголе; значение женского рода (здесь можно сказать женского пола) четыре раза: суффиксом в слове внучка (ср. внук) и тремя окончаниями (-у, -ую, -у); значение прошедшего времени дважды, один раз в более общем виде (суффиксом -л в глаголе), а другой раз более точно (словом вчера). Подобная избыточность не является, однако, недостатком: она создает необходимый «запас прочности» и позволяет принять и правильно понять речевое сообщение даже при наличии помех. Наконец, в отличие от знаков искусственных систем в значение языковых знаков нередко входит эмоциональный момент (ср. ласковые слова, и, напротив, ругательства, так называемые суффиксы эмоциональной оценки, наконец, интонационные средства выражения эмоций). |