МЕЗЕНЦЕФАЛОН. Юра Дикий по прозвищу Китаец лежал на лавочке ебалом вверх. В организме медленно рассасывались шестьсот граммов водки. Китаец спал, почти не нарушая тишины, спокойно и безмятежно
 Скачать 324.99 Kb.
|
|
ЖИЗНЬ РАСТЕНИЙ С расчетом просуществовать до Старого Нового года в ночь на католическое Рождество был продан компьютер. Однако денег хватило едва до православного, после чего была пропита стиральная машина. В конце января – холодильник. Потом какая-то музыка с колонками. На исходе зимы дошла очередь до инструментов. Больше всего дали за бошевский перфоратор. Хилтиевская дрель ушла за пятьсот, а набор сверл вообще за бутылку. К Дню защитника Родины я продал сотовый, потерев его до блеска об рукав. А к Восьмому марта оторвал от шнура обычный телефон, за который дали флакон антистатика. К середине весны я за ненадобностью продал электроплиту, случайно найденное серебряное кольцо и еще что-то по мелочи с балкона. Теплый от моих рук, острый как бритва от постоянного затачивания, складной нож так никому и не понадобился, хотя я не раз среди ночи предлагал его купить охуевающим прохожим. Но когда я в очередной раз впал в забытье, Китаец выбросил его в форточку – от греха подальше… Потом я отрастил корни. Потом, как мне сказали, где-то на другой планете растаял к ебени матери снег… Вроде – ерунда новость. Но я проспал после этого три дня настоящим сном… ЖИЗНЬ ЖИВОТНЫХ – Дай-ка глотнуть! Много там осталось? – Да половина… Куда пойдем? – Да тут посидим пока, на лавочке… Какая-нибудь падла нарисуется все одно… – Китаец достал бутылку и налил мне в пластиковый стаканчик. Пока я пил, дверь подъезда скрипнула, и оттуда вылез выпивший интеллигент. Весенние, грязно-снежные сумерки с голыми кустами и незаметными лужами превращались в ночь. Мужик в приличном, но расстегнутом пальто сел рядом с нами и сказал: – Извиняюсь, сигаретки не найдется? Кончились, знаете ли… – «Приму» будешь? – спросил Китаец. – Эээ… – замялся интеллигент и, не желая обидеть, согласился. Дешевая крепкая сигарета порвала ему на хрен слабенькие легкие, отчего он сразу закашлялся. – Похлопай! – сказал я. – Спа-а-а-сибо! – простонал мужик, изнывая под кулаком Китайца. – Я, знаете ли, мало курю. А тут у товарища диссертация… в смысле – защитился… Вы не знаете, где я? Мы переглянулись. Ничто так не тренирует телепатию, как совместное многомесячное бухло. – Вам бы, – начал я издалека, – согреться. Хотите водочки? – Водочки? Мы, вообще-то, коньяк пили… Но водочки, я думаю, тоже можно… – Китаец, наливай! – сказал я и протянул интеллигенту пластиковый стаканчик. В него с готовностью полился настоящий гидролизный спирт, разбавленный на глазок. Мужик выпил, занюхал дорогим блестящим кашне и заулыбался. – Вы знаете, – вежливо сказал он, – хорошая водка. Крепкая… – Конечно, хорошая! Вас как зовут? – Ах, да, извините, не представился… Сергей Львович. – Юрий Алексеевич, очень приятно! – сказал я и пожал ему руку. – Китаец! – тупо ляпнул Китаец и прикусил язык. – В каком смысле? Вы же, вроде, русский… – удивился интеллигент. – Просто у него лицо такое… по утрам… – заржал я и осекся. – В общем, не важно. Вы в каком институте работаете? Хотя – тоже не важно, вижу, вы наверняка доктор… – Пишу! – с гордостью воскликнул мужик. – Такая, знаете ли, проблема… – Да я знаю. Я ведь тоже почти кандидат. Только тема очень длинно звучит, не буду время отнимать… – Серьезно? – обрадовался интеллигент. – У меня тоже тема почти на страницу. А Вы в какой области специалист? – Социолог… – я, не особо сортируя, в голове нашел совсем никчемную, на мой взгляд, специальность. И, чтобы на всякий случай отбить любую атаку даже от социолога, добавил: – Компьютерный анализ… – Как интересно! – с любопытством сказал мужик. – А я, знаете ли, физик. Вернее – гидродинамик… – Вот – за гидродинамику! – сказал я и подмигнул Китайцу. Он махом выплеснул в пластик порцию и театрально покачал бутылкой. – Кончается! – сказал он. – Да… – горестно добавил я, – придется вам одному за гидродинамику пить… – Ни в коем случае! – возразил интеллигент. – Где у вас тут продается? Я непременно должен вас угостить… – А-а-а!!! – хором заорали мы с Китайцем, взяли физика под руки и поволокли в ларек. Поставив его перед окошком, мы в оба уха сформировали заказ, а когда он расплатился, так же быстро уволокли его на другую скамейку. В темный, как смерть, и заросший, как джунгли, детский сад. Скамейка была детская, маленькая, почти игрушечная, поэтому мы на ней только все разложили. Затем я залез в кусты и выкинул оттуда в руки Китайцу два ящика и одну покрышку. Здесь у нас все было заточено и отрепетировано. – Как вы, однако, ловко все организовали! – восхищенно сказал мужик. – А то ж! – ухмыльнулся я и сорвал зубами металл с бутылки. – Ну, как я уже сказал, за гидродинамику! Сергей… эээ… Львович, поддержите. Только… знаете, что… Я вот тоже ученый… Ведь с утра до вечера одно и то же! Хочется, знаете ли, хотя бы на отдыхе не заниматься наукой… Вот давайте лучше на отвлеченную тему поговорим… – Хм-м… – явно разочарованно протянул физик. – Ну, давайте… Вы мне много не лейте, мне еще домой ехать… – Да где тут много? – удивился я. – Грамм по сто… В самый раз… Беззвучно чокнувшись с гидродинамиком пластиковым стаканом, я выпил и отошел в сторону поссать. – Сергей Львович, – сказал я, зипуя ширинку на потертых джинсах, – ответьте мне на вопрос… – Да-да? – раздался из темноты жующий голос. – Вы когда-нибудь слышали цикад? – Конечно, – ответил интеллигент. – А сейчас слышите? – Блядь… – раздался из темноты голос Китайца. – Заебал уже своими цикадами!.. Гы!.. – Нет, здесь они не водятся. Но вот на Средиземноморье… – Н-да… – перебил я его. – Еще у меня магнитофон в голове. Знаете, иногда просыпаюсь и мне кажется, что кто-то за стенкой и очень тихо прокручивает запись моего, скажем, вчерашнего, разговора… Пока просыпаюсь – ощущение стопроцентное. А как совсем проснусь – понимаю, что это все в голове… – Вы, видимо, много работаете… Это бывает, когда перенапрягаешься. Вот я, когда данные собирал для диссертации… – Или вот еще… – не слушая, сказал я. – Почему-то ко мне мертвые не приходят… – В смысле? – удивился физик. – Приходят ? – В том-то и дело, что – нет. А мне, знаете ли, надо… Ну, может, и не всех мертвых… Но одного надо… – Вам точно надо отдохнуть. Вы же переутомлены – это видно неворо… невуро… не-во-ору-жен-ным глазом… взглядом! – Да… а еще я очень понимаю животных. – Любите? У меня тоже дома собака… – Вот мне их еще любить не хватало… Я сказал – понимаю… Хотите тост? – Конечно. Только можно мне поменьше? – Это как так – поменьше? – спросил я. – Обижаете! Я, понимаешь, тост, а вы, понимаете, поменьше. И потом – я ж не прошу на брудершафт… Так вот… Поскольку тост длинный, то пить будем несколько раз. Китаец, налей-ка по сотке! Вот… О чем это я хотел… Ах, да… Значит, эта… Все идеальное на этой земле воплощено в человеке. Вершина творения. Пуп земли. Удача и смысл эволюции. Единственное существо, имеющее полнодуплексную связь с Богом. И сотворил , как говорится, Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину; сотворил их. И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь, значится, и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над всяким животным, пресмыкающимся по земле… Над всяким, значит… Библейский постулат. Правда жизни. Программа поведения. И – начало заблуждения. Я, конечно, не знаю, где эта самая правда. Но сдается мне, что в сущности человека нет ничего выдающегося и, тем более, законченного. Мало того, любая животина, не читавшая Библии, тем не менее подсознательно и абсолютно правильно считает, что человек – кто угодно, но только не вершина творения. И ведет себя по отношению к нему соответственно. А сам человек? Чем таким особым, тайным, невероятным отличаемся мы от животных? Душой? Вот не знаю я, что это! Мудак Гегель сказал, что это низшее проявление духа в его связи с материей. Другой мудила, Платон, сказал, что это вечная идея. Этих мудаков было – как собак нерезаных, и не закончится это никогда по причине очевидной: сколько людей – столько и душ. И слово «мудак» в данном контексте – не ругательное, а очень даже приличное. Ибо означает мужика с яйцами. Я сам мудак. Соответственно, мое понимание души можно выразить так – бестелесная такая субстанция, но с хуем наперевес. Вы пейте, Сергей Львович! – Пью-пью! – с готовностью отозвался мужик. – Вы продолжайте! – Он залпом выпил и стал ломать какую-то булку. – Да. Человек – создатель. Он создает ПРИНЦИПИАЛЬНО НОВОЕ. Надо оно, не надо – этот двуногий выродок еще не знает. Предсказать, к чему это приведет, тоже не умеет. Ветер в харю – я хуярю. Пользуются его творениями другие такие же создатели. В целом и общем – толпа возбужденных полетом мысли мудаков, трепеща и подпрыгивая, выдает на-гора продукт. Прогресс идет медленно. Векторы приложения сил уж очень как попало. Но идет. Катимся понемногу. Куда? А никуда!!! «Белеет парус одинокий». Видели, как муравьи затаскивают в муравейник гусеницу? Каждый тянет в свою сторону. Но поскольку микроскопический мозг все-таки имеет ориентир, гусеница медленно ползет куда надо. Один раз я им эту гусеницу положил прямо на муравейник. Подарок Бога, так сказать. Люди сказали бы – чудо, обнесли бы место приземления гусеницы частоколом и поставили храм. Муравьям религия чужда. Оне просто впихали консерву внутрь и забыли обо мне. Если вообще помнили. Тут дело вот в чем. Масштаб до того у нас с ними разный, что я для них даже и не конкурент. Я ж говорю – бог. То есть принципиально непознаваемое существо. А кто для них тогда МОИ БОГ? – Погодите! – возразил интеллигент. – Этак слишком примитивно вы рассуждаете! – А что такое? – спросил я. – Вы уже, кстати, выпили? – Вы же ставите на одну ступень муравьев и людей! – Ах да, я забыл… Между нами миллионы лет эволюции, если Дарвин не соврал. Я хочу спросить вас, Сергей Львович, что в вас – в нас то есть – изменилось? С чего мы взяли, что человек – смысл Вселенной? Центр ее? Вершина творения? Вчера одна вершина творения разбила другой вершине творения все ебало вдребезги. Ну и что? Экипаж из трех смыслов Вселенной загреб обоих. Эта музыка будет вечной. Я, наивный, будучи ясноглазым мальчиком с еще лысыми яйцами, думал – люди обязательно станут лучше. Это же так просто – стать лучше. Не знаешь как – открой книжку. Другую открой, третью. Не ругайся матом. Не пей спирт гидролизный. Не еби мозги ближнему. Не убивай животных, если сыт. Его тоже – люди, как говаривал Дерсу Узала. А почему – если сыт? А не убивать – нельзя? Можно, говорит мне маман, крутя ручку мясорубки. Дайка, сынок, еще кусочек. В пельменях, если они настоящие, должно быть, по крайней мере, трое животных. И все – убитые. Двойственность и противоречивость мира рухнула на меня, пожалуй, лет в семь. С тех пор ничего не изменилось. Мало того, прочитав немало хороших книжек, я совершенно позабыл, где, собственно, начинается ЗЛО. Которое, как говорят мудрые, всегда привлекательно. А ДОБРО – малопредставимо. Может быть, абсолютное – да. Ну, как символ. А реально… где оно? Нищему монету бросить – добро? Как-то видал я за церковью, на траве, трех нищих в состоянии алкогольного отравления. Храпели дружно и сыто. И так во всем. Денег займешь – не отдают. Впрочем, я тоже не отдаю… В драке поможешь – тебе же по харе и съездят. Как-то кота с дерева снял. А мне – как вы смеете животное за шкирку?! Оно у нас дорогое! С родословной! Идите вы на хуй, говорю. И швыряю кота обратно в крону… И тут возникает вопрос. Ницшеанский, если хотите. Звучит это примерно так: знает ли животное о Добре и Зле? В голову приходят сразу два объяснения. Первое – ясен хрен, знает. Потому что оберегает малышей, предупреждает об опасности сородичей, враждует с соседними стаями и много еще чего. Бихевиористика на это даже не реагирует – детский лепет. Поскольку рефлекс, инстинкт и всякое такое прочее. Второе – ясен хрен, не знает. Поскольку это, если честно, на бытовом-то уровне скользкие понятия, а в философском плане – просто дебри. И в стороне остается совсем уж тонкий голосок – а на хрена? На хрена вообще Добро и Зло? Вот представляем себе Землю без людей. Трудно Землю – ладно. Необитаемый остров. Ждет мудака Робинзона. Кстати, пока дальше не поехали, очень меня с малых лет, еще с детского, урезанного варианта книги, интересовал один вопрос: кого на этом острове трахал неслабый, кстати, мужик Робинзон? Столько лет? Ответ у меня есть. Невиданный в мировом литературоведении, но такой естественный. Коз он трахал. Не он первый, не он последний. Так вот: на острове людей нет. Соответственно, нет ни Добра, ни Зла. А – ничего, все нормально. Попугаи летают, козы бегают, виноград растет. Через триста лет сюда приедут люди, разбирающиеся в философии, и устроят тут ядерный полигон. Эпицентр будет здеся. Не ёбаные людьми триста лет козы передохнут как мухи, не поняв великого смысла человеческого Добра. В очередной раз человек СОЗДАСТ НЕЧТО, НИКОМУ НЕ НУЖНОЕ. Мало того – не нужное даже самому человеку!!! Мне тут говорят – так это же крайность. Може, тут и не будет ядерного полигона. Може, тут будет Диснейленд. А я не об этом. Я – о том, что коз все равно не будет. Как не стало многомиллионных стай американского странствующего голубя. Последний этот дебил, не понявший сути Добра чегой-то, сдох, скотина, в тюрьме, поскольку клетка, как ее ни называй, все равно – тюрьма. Природное равновесие – и мощное и хрупкое одновременно. Там все – как надо. По понятиям. Один уходит – другой приходит. Один умирает – другой рождается. Мало еды – прекращают самки рожать. Много еды – начинают опять. Это глубинные, Божьи, если хотите, механизмы. Человек тоже им подчиняется. После войны всегда рождается больше мальчиков. В чем причина? А я ебу? Глубока она… В природе нет никакого планирования. Рождается столько, сколько нужно на данный момент, в данных условиях, плюс страховка. Выживут сильнейшие. Говоря «сильнейшие», я имею в виду не только мускулы. Врожденная смекалка, хитрость, железный характер, устойчивая нервная система, желание БЫТЬ. И – ВЕЗЕНИЕ. Фактор, никак не объясняемый, но очень важный. Следующее поколение станет еще более мощным. Потом еще. Пока не изменятся условия обитания настолько быстро, что не успеет вид приспособиться. И вид исчезнет. Но. Появится другой. Конкурент. Бывший в тени. И все повторится. Нет никакой здесь трагедии… Человек, напрягая свои извилины, тащит в жизнь ВСЕХ. Слабых, сильных, уродов, красавцев, кретинов, гениев, потенциальных убийц с лишней хромосомой в генотипе, святых с сиянием над головой… – Погодите, – перебил меня Львович, – вы же сейчас упадете в фашизм! – А, бросьте… Штирлиц и так идет по коридору… Давайте-ка еще по сто грамм! Давайте-ка мы с вами сейчас выпьем, а потом я вам процитирую… У меня плохая память… Но я процитирую, потому что выучил наизусть. Слово имеет Артур Кёст-лер: «Человек наделен своего рода „филогенетической шизофренией“ – врожденными дефектами координации эмоциональных и аналитических способностей сознания как следствием патологической эволюции нервной системы приматов, как раз и завершившейся появлением человека разумного». Объясняю для гидродинамиков специально – человек не ВЛАСТЕЛИН, а ОШИБКА природы. Ветвь тупиковая. Нет хороших или нехороших людей. Мы все выродки. Тысячи мыслителей искали смысл жизни, а Он. Нам. Не нужен. Хотя человек, которого я уже не видел месяца два, говорит, что смысл все же есть… – Он что, уехал? – спросил интеллигент, уже сам разливая водку. – Нет, он умер полтора года назад. Он говорит, что смысл жизни вообще – развитие разума… Или, если уж быть точным, – от мышления через интуицию к озарению. Причем так развивается даже неживая материя, но это он явно врет… Строго говоря, человечество давно должно было исчезнуть – по законам природы. Как вид, пришедший в полное несоответствие с внешними условиями. Мы не погибаем только по причине явных дефектов координации эмоциональных и аналитических способностей сознания. То есть – другими словами, – из-за глобального гамлетизма, ведущего нас к смерти через жопу. То есть еще одно сравнение – мы идем, как в «Пикнике на обочине», ведомые мало что понимающим сталкером в мало представимое место счастья. То есть, еще проще – нас ведет ПЬЯНЫЙ БОГ. А маршрут в этом случае проходит по местам, не один раз пройденным. Или по местам, где ходить ни к чему. А то нет? Скажите мне – зачем покорять Джомолунгму? Там нет ничего. Все, что ты можешь вынести с этой вершины, – это труп предыдущего неудачника. Смысла в экстремальном, запредельном альпинизме – нет. Что толкает нас туда? Внутреннее противоречие? Неудовлетворенность собой? Тоска по неизведанному? Желание смерти? Тщеславие? Я знаю. Я в горах бывал… Это – путь к себе самому. Побывав там, ты узнаешь – кто ты. Ты почувствуешь свой предел. Ты поймешь, что там, внизу – не настоящая жизнь, а так – фуфло. Что ты родился, чтобы вдохнуть когда-нибудь этот разряженный воздух. Еще раз повторю – ты придешь к себе. А дальше? А дальше будет вот что. Уныние. Тоска. Потеря ценностей. Нервный срыв. Попытка самоубийства. И, как следствие, желание сходить еще раз. Вдруг там будет НЕЧТО? Да не будет там ничего! Это песня ПЬЯНОГО БОГА! Он ведет нас в долину смерти через – опять же – жопу. Почему – смотри выше. Мы уже не нужны этому миру. Он прекрасно обойдется без нас. Знаете, в чем, может, главная проблема человека? ПОЛЯРНОСТЬ МИРА ОН МЕНТАЛЬНО ПОСЕЛИЛ У СЕБЯ ВНУТРИ. Не сам, конечно. Патологическая эволюция приматов. А поняв, что он противоречив, стал добиваться однозначности. Титанические усилия. Коту под хвост. Любая империя. Любой тоталитаризм. Любое господство на века. Все прахом. Все рождается. Все живет. И все умирает. А как иначе? Закон природы. Вот только хули тогда трепыхаться? Буддийские монахи это давно поняли. Самые просветленные ушли в пещеры и сидят там в немыслимых позах, законсервировав свои чувства и мысли на века. Что видят они в своем то ли сне, то ли смерти? Загадка. Кто говорит – подключились они к Звездам. Кто говорит – к Общему Компьютеру. А кто ничего не говорит. Сидит рядом. Ну хули тогда трепыхаться??? Трепыхаемся… До просветления нам далеко. Бесконечно далеко. А муравей – тот бегает. У него свой компьютер. Он работает миллионы лет. И ни разу не ошибся. В масштабах вида, конечно. Для отдельно бегающего муравья компьютер может и не учесть его особенности. Но его гибель ничего не значит. Страховка. Муравьев должно быть до хрена, чтобы в любом случае осталось много. Осознают ли они свой возраст? Осознают ли они свое превосходство над нами? Нет. МЫ НЕ В ИХ СИСТЕМЕ ЦЕННОСТЕЙ. Не в их масштабе. Не на их шкале… А что это мы вдруг загордились? Я не сказал, что они – ниже. ОНИ ДРУГИЕ. И нам так же не понять их. И нам так же далеко до них. Совершенство человека смешно, если перечислять возможности животных. Берем собаку. Обычную или не совсем – не суть важно. Скорость бега – до семидесяти километров в час. Могут и больше. Человек в жопе. Холодовая устойчивость – до минус восьмидесяти градусов. Безо всякой там одежды. Спит на снегу – поебать. Человек там же – в жопе. Слышит звуки частотой до семидесяти килогерц. Человек – в трех жопах одновременно, поскольку и двадцать пять для него – предел. Чует запах серной кислоты в разведении один к десяти миллионам. Но это для нас просто не имеет осмысленного представления, поэтому другой пример. Собака чует запах чайной ложки поваренной соли, растворенной в двух бочках воды. Мы в анусе. Для нас соль вообще не пахнет. Ну и так далее. Я других животных не беру, чтобы не подчеркивать крайнее убожество человека разумного… – Это вы, конечно, хватили, но мне тоже ин… ин… иногда кажется, что следующее поколение читать будет только рекламные слоганы, и то по слогам! – качнувшись, махнул рукой пьянеющий физик. – А давайте за угасание человечества! – предложил я. Из темноты под свет фонаря проникла рука Китайца, налила нам, себе, взяла кусок сыра и нырнула опять в темноту. – Давайте! – обрадовался интеллигент. – Да… – после порции продолжил я, – так вот, про угасание. Человечество угасает по очень простой причине. По причине себя. Сила духа, но ленность мысли. Мощь разума, но слабость тела. Многогранность «я» и безличие этого же «я», находящегося в толпе. Одним словом, ПОЛЯРНОСТЬ МИРА, ЖИВУЩАЯ ВНУТРИ НАС. И мечется интеллигентный Гамлет по замкам Дании. Отомстить – не отомстить. Надо – не надо. Быть – не быть… Пуп земли, а, Сергей Львович?! Есть такое понятие – антропный космологический принцип. Он интересен тем, что человек додумался до того, что он не просто так существует. Он, согласно этому принципу, условие существования Вселенной!!! Ни много ни мало… – Да-да! Условия возникновения жизни более-менее известны, – перебил меня физик. – Для этого фундаментальные частицы должны обладать не просто какими попало свойствами, а очень конкретными. Например, если массу электрона изменить более чем на одну десятую процента от массы атома водорода, то время существования звезд уменьшается настолько, что его не хватит для эволюции жизни… – Для чего не хватит? – не расслышал я и снова налил. – В общем… не будет нас тогда… А водка будет! – вдруг заржал он и выпил без приглашения. – Ага. Свойства материи сразу были такими, чтобы в конце концов во Вселенной возник разум. Сильный антропный принцип, так сказать. Его еще можно вывернуть наизнанку, и тогда он потрясает не хуже стакана водки: ВСЕЛЕННАЯ СУЩЕСТВУЕТ БЛАГОДАРЯ НАЛИЧИЮ РАЗУМНОГО НАБЛЮДАТЕЛЯ. В данном случае – человека. Строго говоря, не человека как такового, не homo sapiens. Я – о мыслящем существе, разумном наблюдателе. Но поскольку мы с вами другого такого существа в упор не видим, то и принцип – антропный. Принцип как принцип. Можно принимать, можно не принимать. Меня здесь интересует только исключительность человека. Декларируемая. Типа – мы пупы Вселенной. В нас – искра мироздания. В нас – промысел Божий. А вот и доказательство. Ебанись об угол и пляши. Что-то не пляшется мне. Почему – не знаю. Может, потому, что я не вижу себя пупом Вселенной. При всей строгости доказательств, мое двойственное нутро чтой-то не принимает явную вкуснятину. Вглядываясь в себя, не могу я представить, что ради вот этого вот несовершенства создавались небо, солнце, горы, леса и звезды. И если я – по образу и подобию Божию, то эволюция – это патология. А Бог – это ПЬЯНЫЙ БОГ. Се ля ви. А может, и не патология. Просто исходя из смысла и антропной линейности эволюции (я говорю «линейности», поскольку только человек с вершины своей мачты может представить эволюцию поступательной до идиотизма, да еще и закончившейся на нем, любимом), так вот, просто исходя из смысла трактуемой человеком эволюции, следует признать ее принципиальную нескончаемость и, следовательно, промежуточность сапиенса как вида. И очень мне в этом смысле нравятся слова Марка Твена: «Возможно, птеродактиль воображал, будто эти тридцать миллионов лет были потрачены на то, чтобы подготовить его – ведь птеродактиль способен вообразить любую глупость, – но он ошибался». Только в данном случае это мы – на месте птеродактиля. Ему-то, кстати, было чем гордиться. Он был не только совершенен и исключителен, да еще и прожил столько, что время существования его, как вида, имеет геологическую продолжительность. То есть если человек, в лучшем случае, может похвастаться двухсоттысячелетней историей, то тут речь идет о десятках миллионов лет. Животные умом вроде не блещут. Нет в них искры разума. Но вспоминая буддийских монахов в своих пещерах, я вдруг задумываюсь. А посмотрев в их тысячелетние глаза, можно ли увидеть искру разума? Или то, что в их глазах, уже не называется разумом? Разум, понявший сам себя. Представивший вечность. Постигнувший ян-инь как основной принцип Вселенной. И остановившийся на пике мысли. Или – уснувший на этом пике, поскольку выполнены все задачи мозга, и он заслужил отдых, сравнимый со смертью. Подарок Воланда в восточной интерпретации. Разум, которому стали тесны рамки человеческого тела… А это… животные – разве должны иметь разум, схожий с нашим? Мы требуем от них человеческого понимания, не пытаясь понять их самих. Может, все-таки не учить птицу пользоваться вертолетом? Она как-нибудь и сама полетит. Может, все-таки не учить собаку мыслить примитивно, чтобы она различала – свой или чужой? Она как-нибудь сама определит, кого кусать, а кого миловать. Может, все-таки не считать лошадь глупее по причине незнания таблицы умножения? А она уж сама решит, надо ей это или нет. Есть две крайности в этом вопросе. Первый – очеловечить животное и признать за ним все права человека. Второй – признать животных принципиально отличными от нас и лишить их всяких прав. Первый – мы с тобой одной крови, ты и я. Второй – я начальник, ты говно. Ни то ни другое для меня не приемлемо. Ибо истина мало того что посередине, так еще и в области «слепого пятна». И сдается мне, что наша логика мало применима в мире животных. Вы же, физики, моделируете миры, в которых действуют измененные законы природы? – Каво?! – вдруг, почему-то агрессивно, заорал упитый интеллигент. – Да «никаво»! Не надо орать! Некоторые из таких миров могут теоретически существовать. Мне иногда кажется, что внутренний мир человека, его разум, его душа – из этих миров с измененными законами природы. Потому и мечемся по земле, как неприкаянные, и ищем пятый угол, и черную кошку в черной комнате, и человека с фонарем, как мудрый киник мудак Диоген. ЕСЛИ Б Я БЫЛ БОГОМ, Я БЫ ТАК И СДЕЛАЛ – поселил бы человека в чуждом ему мире, с другими законами природы, среди явных противоречий, для его же блага и ради эксперимента. Мучительные раздумья приведут его либо к гибели, либо к процветанию. Ну, в оконцовке то есть. Семь верст до небес, и все – лесом. Гланды режем через жопу. К звездам идем через тернии. Поспешаем не туда, да еще жалуемся, что медленно. Реки поворачиваем вспять, потом ищем виноватого. Ну, и самое главное – «по новым данным разведки, мы воевали сами с собой»… – Этат поизд в агне!!! – заорал гидродинамик. – Тихо ты! – раздался из темноты голос Китайца. – Детский сад все-таки… Гы!.. – У вас аквариум есть? – спросил я у стремительно косеющего интеллигента. – Нееее-а… – И у меня не-а. Но был. Я аквариумист – так себе, не фонтан. А в данном случае для рыб, улиток, растений, простейших и микробов я и есть БОГ. Их жизнь, смерть, процветание, прозябание – в моей абсолютной власти. Я для них безгранично могущественен. Грубая модель, конечно, но почему нет? Чем принципиально она отличается от наших с Богом взаимоотношений? Да ничем. То же гузно. Один принципиально безгрешен, совершенен и непознаваем, другие полностью от него зависят. Я могу опустить в аквариум кипятильник или высыпать туда ведро льда – кто мне запретит? Мало того, с точки зрения обитателей аквариума – это акт, никак с моралью не связанный. Форс-мажор. Обстоятельство непреодолимой силы. Кляни меня, не кляни меня – мы с рыбами настолько в разных масштабах, что это им не дано понять. Про улиток я вообще молчу. И уж совсем молчу про микробов. Этот мирок, если постараться, может стать самодостаточным и замкнутым сам на себя в данных условиях на какое-то время. То есть я могу создать мечту каждого аквариумиста – биологическое равновесие, когда мои усилия уже больше не потребуются. Там все будет само плодиться, размножаться, питаться, перерабатывать свои отходы и прекрасно без меня обходиться. Ихние философы, ежели такие найдутся, обоснуют существование этого аквариума и меня, творца, может статься, и не вспомнят. Се ля ви. Они не будут знать о существовании других аквариумов. Они не будут знать о том, что, в сущности, их вселенная – всего лишь прихоть Высшего Существа. Ну, скучал он. Хотелось ему покоя, созерцания жизни, хотелось ему в долгие зимние вечера, сидя в мягком кресле, читать Ницше или Шопенгауэра, эдак рассеянно посматривая на буйство красок. Или, придя расстроенным с работы, пялиться на глупых рыб, сознавая их полное ничтожество, и бурчать под нос: мне бы их заботы… Трудно сказать, зачем людям аквариумы. Одно понятно – функционально на хрен не нужны. Это продукт скучающего разума. Так вот: в этом мирке может родиться рыба-пророк. Она поплывет проповедовать всякую лабуду обо мне, о мире, об устройстве Вселенной, о морали, о королях и капусте. Не долго думая, ее сожрут. Потом поставят на месте ее гибели камушек и начнут отбивать поклоны. Они наделят своего пророка и меня, его пославшего, качествами, нигде не виданными. У них будет история, войны, три Рима, а то и четыре, политика, экономика, теология с религией и прочая и прочая и прочая. Они будут считать себя выше улиток, растений, простейших, микробов, у них будет свой, рыбный космологический принцип. И как-нибудь, после дружеской вечеринки, я приду и разнесу это все царство божье к хуям собачьим. Форс-мажор. Что-то я не вижу между этой моделью и нашим миром принципиальной разницы. Говоря откровенно, главное и единственное условие существования такого мира – всего лишь мой каприз. Для меня рыбы – часть системы. Я могу их и не заводить, предвосхищая, таким образом, слабый рыбный космологический принцип. Сколько угодно аквариумов стоит без них. И ничего. Так с чего эти хвостатые и плавникатые решили, что они пуп земли, вершина творения и все такое прочее? Да мне насрать на них глубоко. Все их предназначение – услаждать мой взор. И ничего более. Мало того, я не могу их даже любить или ненавидеть. Не та шкала. Наш мир – тот же аквариум. Каприз высшего принципиально непознаваемого существа. Который, сдается мне, – тоже часть другого аквариума. Но это уже дебри, а остановиться можно вот на чем – в нас нет ничего выдающегося. Мы не боги животного мира планеты Земля. Мы даже не первые. Мы просто одни из. Ну, вот орел летает – он что, лучше? Да нет, он просто умеет летать. Где уж лучше. А человек создает, строит, творит, рассуждает – он что, лучше? Да нет, он просто умеет это делать. Кстати говоря, делает-то через жопу. Искусство, культура, религия, литература – одни ассоциативные мозаики, перетекающие в другие. Калейдоскоп снов. Хаос привидений. Мгновенная бесконечность. Немного солнца в холодной воде. Что-то вертится между полушариями и не находит выхода. Вот откуда тяга к маскам животных. Мы все хотим быть орлами, тиграми, альбатросами, да что там благородные животные! Мы не прочь стать змеями, крысами, свиньями, ослами и козлами, да насрать кем! Кровоточащим смогом над городами планеты висит застывший крик: «Не могу больше!!!!!!!!» Насрать кем – лишь бы не человеком. Лишь бы не чувствовать двойственности. Лишь бы не селить в душе сомнений. Лишь бы жить десять миллионов лет, как птеродактиль, и не знать наркотического, бесконечно прекрасного, потрясающего, искрящегося слова – «САМОУБИЙСТВО»! У животного есть жесткая врожденная инстинктивная программа поведения. У человека ее нет. Он выжил и стал пупом земли благодаря ИМИТАЦИИ поведения других животных. Когда имитации поведения реальных животных не стало хватать, он стал сочинять всяких драконов и грифонов и подражать уже им. А когда кончились драконы, то он все равно сочинял всякую херню, поскольку родилась потребность загружать свой мозг не существующими в реальной природе вещами. Устройство и функционирование человеческого мозга с каждым годом объяснить все сложнее. А чего тут удивляться? Сюрреалист пишет картину между кофе и сигаретой, а потом критики глотки дерут – дескать, какая глубокая метафизика духа. Маньяк режет детишек, как курей, а психоаналитики ищут корень зла. Стреляет подросток себе в рот из папиного ружья, а следователь ломает бестолковку – почему. А ведь дело-то не в хуевых картинах, трупах и смыслах жизни, а в том, что это будет ВСЕГДА. Исходя из двойственной и патологической природы самого человека как вида. Выхода нет в принципе. Мне, что ли, одному это в голову приходило? Да их валом, этих прозревших! А почему будет всегда? Почему человек таков? Да потому, что мы – не в том аквариуме. Наш Создатель поместил нас то ли не туда, то ли не с теми. Мы чувствуем дискомфорт, а понять ничего не можем. Ищем смысл, а его сам создатель не ведает. Он же – художник. Рисует, кисти гнет, мазки накладывает, кофе пьет, сигареты курит. Ах, черт, не получилось! Вот ведь незадача. Ну ладно, вот сейчас здесь линию проведу. И вот здесь. А это – к свиньям собачьим. Это лишнее. Да вообще все лишнее. Нет, не получилось. Не судьба. А подать сюда второй экземпляр! В этом НЕ ТОМ аквариуме человечество и сдохнет. И рыдать тут нечего. Се ля ви. Форс-мажор. Каприз принципиально непознаваемого существа. Сдается мне, что не видит он разницы между человеком и животным. Для него это вообще не вопрос. Ну, как для нас – ясен хрен, что муравей устроен намного сложнее инфузории. Намного. Он еще и социален вдобавок. И что? Да ничего – насрать. Ну сложнее и сложнее. У квадрата тоже больше сторон, чем у треугольника. На одну. И тоже – насрать. Не та шкала. У Бога тоже есть интерес. Интерес создателя. Азарт родителя. Сам процесс, как говорится, интересен. Я Его ощущаю и даже где-то верю в Его существование. Но мы на таких разных уровнях, что нет смысла в моей ВЕРЕ. Философия червя, не имеющего крыльев в принципе. Ограниченность мозга, не способного представить даже элементарные для Бога вещи. Взрыв или угасание Солнца для нас – катастрофа. Для Него – ничего. Скорее всего, и не заметит даже. Как мы не замечаем раздавленного нами муравья. А даже заметив, не испытываем никаких угрызений совести. Нехуй шляться где попало. Для нас муравей, как и, в принципе, любое другое животное, – ниже не потому, что он проще или ущербней. Это свойство человеческого мозга – не понимаю, значит – не имеет смысла. Легко и просто. Мы храним наши познания в форме записей. Любая бумага, книга, пленка, диск, перфокарта, скрижаль – это запись. Уже в этом мерещится отличие от животного. Животные не делают записей. А кто, собственно, сказал, что не делают? Отметки когтей, запаховые метки, следы на земле и так далее. Но не это главное. Огромная информация хранится непосредственно в животном, внутри него, в его генном материале и передается из поколения в поколение по бесконечной цепочке. Что, если человек просто не умеет читать эту информацию – тупой то есть? Ему нужны записи. Он совершенствует их формы, он гордится библиотеками, он сортирует архивы. Животное не понимает смысла книги. Но, может, и мы так же не понимаем смысла сохраненной животными информации? И никогда не сможем понять, как не сможем услышать семидесятикилогерцевый звук. Любое тело, исчезнув, передвинувшись, оставляет после себя свой призрачный след. Эти слепки прошлого даже можно зарегистрировать, сфотографировать, одним словом, записать. Это уже делают некоторые исследователи. Лептонные образы и всякое такое. Так вот, некоторые животные видят их так же, как мы видим газету. Не все, но видят. Так и люди – не все умеют читать! Мозг животного так же сложен, как и человеческий. В нем работают другие механизмы, нам неведомые. Душа животного так же сложна, как душа человека. Ее уносят другие ангелы, нам ненужные. Животное думает так же сложно, как и я, – со всеми ассоциациями, догадками и ОЗАРЕНИЯМИ. Его мысль так же не останавливается никогда, но из-за врожденной мудрости, продиктованной миллионами выживших предков, действовавших ПРАВИЛЬНО, животное не ищет пятый угол и черную кошку в черной комнате, и не объявляет себя пупом вселенной. И только человек, с его кашей в голове, напяливает на себя корону животного мира. Пусть потешится ребенок – говорят животные и идут свои дела делати. Излишнее любопытство, не проходящее никогда, тяга к новому и неизведанному, исчезающая у любого половозрелого животного, человеку свойственны в любом возрасте. Аксолотль недоделанный. Вечная личинка. Казус природы. И снова на память приходят буддийские монахи в своих пещерах. Может, они и стали настоящими людьми? Всезнание, всепрощение, абсолютное отречение от всего. И – возврат в животное состояние. В состояние ЦИСТЫ, ждущей изменения условий. Или в состояние АБСОЛЮТНОЙ ЦИСТЫ, НЕ ЖДУЩЕЙ ВООБЩЕ НИЧЕГО. О как! Человек в его высшей фазе! Не мешающий никому жить. Так выпьем же за это, дабы отшибло у нас последние мозги, и да приблизимся мы, неправильные, к великому таинству разума путем наименьшего сопротивления во славу Господа нашего, забывшего нас еще миллион лет назад, и да станем мы недвижными, как камни, и как камни же – бессловесными, и да падет на Землю великое безмолвие ПЬЯНОГО БОГА, хотевшего как лучше, да не сумевшего объять своей же мудростью свою же Вселенную! В этот раз мы выпили вдвоем с Китайцем. Физик храпел, сидя на ящике, опустив голову между коленями. Я встал. – Ну и горазд ты пиздоболить! – сказал Китаец. – Спит? – спросил я. – Как суслик! – Обыщи. Китаец пьяно, но быстро вытащил бумажник, сотовый телефон, бросил на скамейку. Так. Денег четыре тысячи. Паспорт, документы… Это не надо. Сотовый тяжелый. «Самсунг» какой-то, и не бюджетный. Выключен. Видимо, сам отрубил, чтобы не мешали праздновать… Симку я вытаскивал минут пять, не сразу поняв механизм. Выкинул ее в кусты… До остановки мы дотащили Сергея Львовича без проблем, всего пару раз уронив, да и то не в лужу. – Бросим тут? – спросил запыхавшийся Китаец. – Нет. Вон – такси. Тащим туда. Эй, шеф! Довези ученого! Нет сил уже таскать! Ага, перебрал… Вот, в паспорте адрес, погоди, гляну… Ага, туда. Сколько? Да ладно, не смеши, хули. Ну вот. Другое дело… Пятьсот – это по-божески… Бывай! Там проснется. Что значит – если не проснется? Ну, минералкой полей… Такси исчезло за углом, мигнув поворотником, и стало тихо. – Гы! – сказал Китаец. – Куда пойдем? – Дай отдышаться! – мы сели под навес остановки. Людей там не было. Видимо, уже была конкретная ночь. – Что делать-то будем? – забеспокоился Китаец. Я встал, отсчитал половину денег, отдал ему и ушел со словами: – Все. Не ходи за мной… Жизнь похожа на крупный марафонский забег. В нем участвуют сотни, иногда тысячи. Но все равно, среди этой огромной толпы ты совершенно один… Количество людей только усугубляет одиночество. Ты ведь борешься только с самим собой. И все эти локти, все эти разговоры на бегу, все улыбки, все обещания помочь – ничего не значат. Потому что в марафоне помочь невозможно. Либо ты добежал, либо нет… Но даже если добежал – это никому не надо, кроме тебя… |