реферат история. Первая+мировая+Новые+подходы рефорат. Зарубежная историография 19 Заключение 28

• Название: Зарубежная историография 19 Заключение 28
• Анкор: реферат история
• Дата: 21.04.2022
• Размер: 148 Kb.
• Имя файла: Первая+мировая+Новые+подходы рефорат.doc
• Тип: Реферат; #488587
• страница: 2 из 2

Зарубежная историография

В зарубежной историографии отметим труды двух современных исследователей. Б. Видженцци рассматривает причины Первой мировой войны как проблему соотношения «короткого» и «длительного периодов».

Кроются ли предпосылки возникновения войны в кризисе июля 1914 г., в том невероятном клубке ситуаций, событий, сил, решений, который не мог быть распутан иначе как посредством вооруженного конфликта? Или политические, экономические, военные, социальные и культурные причины войны вызревали в течение длительного периода; и был ли июль 1914 г. безумным, но вполне предсказуемым концом болезни, в тот момент уже неизлечимой, которая стала очевидной после медленного, обманчивого, даже скрытного инкубационного периода? Именно этот вопрос продолжает волновать исследователей. Более того, при рассмотрении работ по данной проблематике обнаруживается формирование двух «моделей» (этот термин должен использоваться с осторожностью) в зависимости от того, относится ли воссоздаваемая историческая ситуация к «короткому» или «длительному» периодам.

Я полагаю, – пишет исследователь, – что в исследованиях последнего времени все возрастающее, по сравнению с прошлым, внимание уделяется «короткому» периоду – июлю 1914 г. Как никогда ранее исследования «короткого» периода буквально взорвали ситуацию по всем направлениям, заставляя явственно ощутить тесные, многочисленные, устойчивые и неожиданные связи с предшествующей эпохой и с последующим военным временем. Пристальное изучение этих трудов и того, что их связывает между собой, привело к мысли, что нет необходимости сводить «короткий» период только к истории дипломатии, действиям зачинщиков, правительств или политической истории. Конечно, у политической истории есть свое собственное место. Но что важнее и что все боле привлекает внимание исследователей, так это поиск ответа на вопросы, как и почему политическая история стала абсолютно неотъемлемой частью исследований и что означает это на историческом уровне.

Социальная и экономическая история, история общественной мысли, элит и масс, партий и менталитета также начинают находить свое место в контексте «короткого» периода.

В работах Ливена и Спринга, Штейнера и Брока, а также других авторов присутствует момент, показывающий, что анализ июльского кризиса 1914 г. заставил их посмотреть на события более широко и обратить внимание на структуры, амбиции, правила и даже наиболее употребимый вокабулярий, на напряженность и глубокую обеспокоенность, неуверенность, фантазии, мисперцепции, характерные для «великих держав». «Ответственность» Германии (если позволительно употреблять этот термин, который в настоящее время неточно истолковывается и должен быть приведен в соответствие с историческими реалиями) остается по-прежнему неопровергнутой. Что действительно вызывает удивление, так это наличие общих черт в поведении великих держав в 1914 г.

Иногда может показаться, что история «короткого» периода является несерьезной и излишне фрагментарной, демонстрируя слабости или же полное отсутствие реального смысла там, где необходим поиск убедительных взаимосвязей. Наиболее наглядным примером может служить изучение позиции деловых кругов в вопросах войны и мира. Исследования по этой теме, как правило, сохраняют приблизительный и поверхностный характер. Их авторы утверждают, что, например, Сити или его влиятельные представители, группы делового мира различных стран, несомненно, склонялись к нейтралитету или миру или стояли в стороне и занимали пассивную позицию. Недоставало проницательности? Корпоративная глупость? Символ уходящей эпохи? Такое суждение представляется сомнительным и недостаточно глубоким, если не учесть, что бросающийся в глаза фактор «присутствия-отсутствия» определенных фигур может иной раз очень ярко высветить определенную ситуацию и открыть дополнительные возможности изучения важных для истории страны связей.

С одной стороны, изучение документов, поэтапная реконструкция поведения промышленно-финансового сообщества подталкивает нас к выводу, что в Европе того времени разрыв между мировой «экономикой» и «политикой» был гораздо большим, чем представлялось вначале, что и вынуждает историков искать новый подход к исследованию.

Бергхан почти не сомневается в отсутствии каких-либо внешних влияний на принятие Вильгельмом решений по вопросам войны и мира. Настаивая на этом, он приходит и к другому выводу, а именно: все группы, занимавшие традиционно лидирующее положение в экономике, все еще связанные с интересами и обычаями «доиндустриальной эры», были лишь в малой степени способны на давление, которое обычно оказывают деловые круги на правительство. Они руководствовались тогда главным образом теми же ценностями, что и узкая правящая верхушка: общей национальной идеей и иерархическими принципами, господствующими в обществе.

Вышесказанное вполне соотносится с той критикой, которую нарисовал Спринг, описывая заседания русского кабинета министров 24 июля 1914 г., где на проявления «твердости» (как на способе по возможности сохранить мир) больше всего настаивал министр земледелия А. В. Кривошеин. Министр излагал свои взгляды с особым упором на традиции «русского народа». Высказанные им мысли далеко выходили за рамки чисто военной стратегии. «Необходимо больше верить в русский народ, – говорил он, – и его пронесенную через века любовь к Родине, которая всегда обладает приоритетом по отношению к соображениям о степени готовности и неготовности к войне».

Эти слова – пример того, как автор, занимавшийся «коротким» периодом 1914 г., обращается к предшествующей многовековой истории «аграрной» Европы с ее порядками и традициями, с ее аристократией и крестьянством. Таким образом, связи между «коротким» и «длительным» периодами возникают естественным путем в процессе исторического исследования, но они требуют различных форм своего выявления, подсказывают различные опосредования. Так, например, теме «поколения 1914 г.» принадлежит особое место в исследованиях, рассматривающих «короткий» период. Роберт Воул берет ее за отправную точку своей интересной книги, в которой анализ «лихорадочного энтузиазма» широких слоев европейской образованной молодежи в начале войны потребовал от него обратиться к предшествующему периоду. Это было необходимо для того, чтобы объяснить само происхождение мифа о «поколении» во всех его взаимосвязях с социальной историей, историей общественной мысли, историей общественной мысли и нравов, со всеми его порывами, страстностью, его лозунгами, иллюзиями, которые, как правило, не были чем-то новым, но в 1914 г. казались таковыми и становились неотъемлемой составляющей войны и послевоенной жизни. Примерно то же следует сказать об интеллигенции в целом.

Если мы снова обратимся к урокам июля 1914 г., когда Европа действительно находилась на грани войны и мира и испытывала на себе всю тяжесть этого выбора, пугаемая его неизвестностью и сомнительными соблазнами, мы сможем лучше понять историю великого конфликта и его место в событиях нашей эпохи.¹

Э. Урибес Санчес дает развернутую характеристику современной французской историографии происхождения Первой мировой войны, уделяя основное внимание методологии и проблематике.

Внешнеполитическая история первой мировой войны 1914-1918 гг. на протяжении вот уже почти восьми десятилетий привлекает внимание французской историографии. У истоков исследования этой проблематики стоит выдающийся французский историк, член Французской Академии Пьер Ренувен (1893-1974 гг.) – основатель современной французской школы исследования внешней политики и международных отношений.

Предложенная П. Ренувеном новая теория международных отношений, развиваемая его учеником Ж. Б. Дюрозелем и другими представителями его школы, является своего рода синтезом крупнейших направлений французской и европейской историографии 30-50-х годов ХХ в. – социально-экономической истории «школы Анналов» – Ф.Броделя и политологического – Ф.Шабо – Р. Арона, синтез, который привел к возрождению внешнеполитической истории на новом методологическом уровне. Следуя принципу междисциплинарности в исследовании международных отношений и внешней политики государств, будучи открытой и в то же время критически осторожной в восприятии новых идей и методов американской клиометрии, она в своей основе сохраняет и развивает историко-социологическую и политологическую основу, применяя методы самого широкого диапазона – от традиционных историко-логических до новейших методов системного анализа, социальной психологии, антропологии и теории принятия внешнеполитических решений. Восприняв некоторые важнейшие положения марксизма, в частности исторического материализма, представители этой школы их по-разному интерпретируют, стремясь в то же время к самому широкому охвату и учету объективных и субъективных факторов и их взаимодействия во внешнеполитической истории. Такое стремление в отображении внешнеполитического процесса, сфокусированное в конечном итоге на человеческую деятельность и на конкретную личность, являясь отличительной чертой французской школы историков- международников.

Теоретическое обоснование нового методологического подхода к исследованию внешней политики и международных отношений было дано Ренувеном в вышедшей в 1964 г. в Париже книге «Введение в историю международных отношений», соавтором которой был его ученик, соратник и приемник Жан Баптист Люрозель. Существо предложенной им многофакторной теории так называемых глубинных сил, определяющих внешнюю политику государств и международные отношения, было сформулировано на первых же страницах труда: «Географические условия, демографические изменения, экономические и финансовые интересы, коллективные менталитет и психология, – это те «глубинные силы», которые составляют основу отношений между человеческими коллективами и по преимуществу определяют их характер».

«Глубинные силы», в интерпретации Ренувена, – это объективно существующие факторы, составляющие основу внешней политики, они не зависят от воли, желания и сознания государственного деятеля, оказывают постоянное влияние на него, заставляя действовать в определенном направлении, намечая рамки и пределы его действий. Он различал две категории «глубинных сил»: материальные и духовные. К первым он относил географический, демографический, экономический факторы, ко вторым – коллективный менталитет, психологию, национальные чувства и национальное самосознание, устойчивые течения общественно-политической мысли.

Период 1890-1914 гг. Ренувен выделяет как этап формирования глубинных причин мировой войны, проявления новых, качественных явлений в экономике и политике великих держав, связанных с вступлением капиталистических стран в особую полосу своего развития, которая отмечена активизацией колониальной экспансии великих держав, стремлением к окончательному разделу и подчинению слаборазвитых стран, глобализацией их внешней политики. Ренувен не признает империализм как особую стадию капитализма в его экономической интерпретации, как господство монополий и финансового капитала. Он традиционно характеризует его как захватническую внешнюю политику, как стремление промышленно развитых стран к созданию возможно более обширных имперских владений. С этими процессами было связано расширение противоречий между великими державами до глобальных масштабов, хотя эпицентр их оставался в Европе.

Согласно концепции Ренувена, не экономические причины были определяющими в возникновении мировой войны. В созданной им масштабной панораме взаимодействия разнообразных и равноправных по своей значимости глубинных факторов внешней политики он выделял присущую капитализму тенденцию к экономическому взаимодействию и сотрудничеству предпринимательских организаций и банковских монополий противостоящих друг другу стран во имя созидательных задач бизнеса, а также боязни риска в случае возникновения мирового конфликта.

Признавая косвенную роль экономического фактора в возникновении первой мировой войны, Ренувен в качестве решающих, определивших развитие драматических событий, выделял национальные и политические факторы в их взаимодействии и взаимосвязи. Европейский конфликт произошел между государствами и народами на почве столкновения национальных интересов, воплощенных в политические цели: прежде всего в стремлении Германии удовлетворить свои возраставшие национальные амбиции на путях достижения гегемонии в Европе, сплотившиеся против нее Францию, Россию и Англию; в борьбе за государственное выживание раздираемых национальными распрями Австро-Венгрии и Турции; в осуществлении вековых чаяний народов Балканского полуострова в достижении своего национального и государственного суверенитета; в росте реваншистских настроений во Франции за возвращение Эльзаса и Лотарингии и т.д.

Как самодовлеющий фактор внешнеполитического процесса кануна 1914 г. рассматривает Ренувен коллективную психологию народов и правящих кругов, «коллективные страсти». Особое внимание он обращает на то, что национальные чувства иногда психологически подводят народные массы и правительства к восприятию войны как единственного способа осуществления «национальных целей».

И все же решение проблемы развязывания войны в июле 1914 г. Ренувен связывает не с размахом национальных страстей, а с чисто политическими, а точнее, политико-дипломатическими факторами. Он отрицает стремление правящих кругов враждующих государств, ответственных за принятие внешнеполитических решений, к вооруженному конфликту как единственно возможному выходу из кризисной ситуации в июле 1914 г. Весь драматизм развития событий заключался в том, что доведенное до высшего напряжения политическое противостояние Тройственного союза и Антанты подводили правительства к тому, что лишь «забота о безопасности, мощи и престиже корректировала окончательный выбор».

В отличие от Ренувена, его ученики и последователи придают гораздо большее значение экономическому фактору и его влиянию, а все сферы жизни общества. С этих позиций они констатируют бурный экономический рост европейских стран, который вел к всеобщей дестабилизации обстановки в Европе. Экономической интеграции препятствовали два главных обстоятельства: различные уровни экономического развития стран и внутренние социальные мотивы, проистекавшие из экономических перемен.

В последнее время французские историки в гораздо большей степени, чем раньше, изучают социальные перемены и последствия, вызванные экономическими и иными причинами. В определенной степени это связано с разработкой в германской историографии проблемы так называемого социального империализма, который определяется как попытка со стороны правящих кругов и социальных групп регулировать социальные конфликты не путем глубоких реформ, но при помощи великодержавной националистической идеологии и колониальной экспансии. С этой точки зрения заслуживает внимания данное Х. Бемом определение германского империализма как попытку правящих кругов подавить с помощью националистических лозунгов и колониальной философии фундаментальные изменения социальных структур, которые происходили в результате промышленной революции. «Социалистическая «угроза», – пишет Жиро, – кажется, распространилась по всей Европе». Правящие круги отвечают на нее пропагандой национализма, представлявшим с их точки зрения «лучший инструмент национального объединения».

На общем фоне экономических, национальных, социальных процессов, определявших историческое развитие и взаимоотношения европейских держав в направлении к всеобщему вооруженному конфликту, политические и дипломатические причины возникновения войны не кажутся самодовлеющими, как это выглядело в концепции Ренувена. Как пишет Жиро, развитие политических и дипломатических отношений «представляется подчиненным мощной фатальности», «в действительности как в классической трагедии пьеса разворачивается с жесткой логикой».

В последнее время все больше изучается влияние культуры, культурных аспектов на внешнюю политику. Обязательным стало рассмотрение влияния на внешнюю политику господствующих идеологий светского и религиозного характера, социально-культурных традиций, средств массовой информации.

В последние годы принципиальное значение приобретает изучение самого внешнеполитического ведомства, его структуры, функций, личного состава, механизма принятия решений как на министерском уровне, так и «управляющим центром» страны. В последнее время французские историки ставят новую методологическую проблему – опасности модернизации истории, замены понимания отдельных исторических событий современными представлениями о них. Это касается, прежде всего, изучения коллективного сознания, общественного мнения, личности и менталитета государственных и политических деятелей, дипломатов и т.д.¹

Заключение

После длительного ослабления внимания к проблематике Первой мировой войны, отодвинутой на задний план еще более грандиозными событиями Второй мировой войны, закономерно оживление интереса историков к мировому вооруженному противостоянию начала XX в. Историки спорят о причинах первой мировой войны, степени готовности к ней стран-участниц, ответственности за ее развязывание. Современная дискуссия является продолжением полемики, разгоревшейся едва ли не сразу после подписания Версальского договора.

По словам историка Джеймса Джола, июльский кризис 1914 г., приведший к первой мировой войне, оказался в итоге наиболее полно документированным в современной истории. Тем не менее, исследования, посвященные причинам войны, продолжают интенсивно и почти беспрерывно публиковаться. Непосредственные ее причины и причины более общего характера изучались десятилетиями, но конца дискуссии до сих пор еще не видно.

Когда сегодня, 100 лет спустя, во Франции говорят о Первой Мировой войне и пытаются вникнуть в ее причины, то в конечном итоге последняя фраза почти всегда заключается в том, что мы не знаем причин Первой мировой войны. Это была война без причин или по причинам столь многочисленным, столь неуловимым, столь противоречивым, что мы не можем подвести под один общий знаменатель. И это, пожалуй, и есть самый большой урок Первой мировой войны.

Список используемых источников

Видженцци Б. Причины первой мировой войны как проблема соотношения «короткого» и «длительного периодов» // Первая мировая война: пролог ХХ века. М., 1998. С. 78-91.

Виноградов В. Н. «Вклад» малых стран в развязывание первой мировой войны // Первая мировая война: пролог ХХ в. М., 1998. С. 32-35.

Игнатьев А. В. Россия и происхождение первой мировой войны // Первая мировая война. Дискуссионные проблемы. М., 1994. С. 92-105.

Исламов Т. М. Восточноевропейский фактор в исторической перспективе. // Первая мировая война: пролог ХХ века. М., 1998. С. 44-48.

Миллер В. И. Первая мировая война: к анализу современной историографической ситуации. // Первая мировая война: пролог ХХ века. М., 1998. С. 60 - 61.

Пегушев А. М. Происхождение первой мировой войны: к вопросу о роли колониальных противоречий // Первая мировая война: пролог ХХ века. М., 1998. С. 62-65.

Ревякин А. В. Проблема вины и ответственности // Первая мировая война. М., 1998. С. 65-70.

Урибес Санчес Э. Современная французская историография происхождения первой мировой войны: методология и проблематика. // Первая мировая война. Дискуссионные проблемы истории. М.. 1994. С. 33-45.

1 Исламов Т. М. Восточноевропейский фактор в исторической перспективе. // Первая мировая война: пролог ХХ века. М., 1998. С. 44-48.

1 Миллер В. И. Первая мировая война: к анализу современной историографической ситуации. // Первая мировая война: пролог ХХ века. М., 1998. С. 60 - 61.

1 Пегушев А. М. Происхождение первой мировой войны: к вопросу о роли колониальных противоречий // Первая мировая война: пролог ХХ века. М., 1998. С. 62-65.

1 Ревякин А. В. Проблема вины и ответственности // Первая мировая война. М., 1998. С. 65-70.

1 Виноградов В. Н. «Вклад» малых стран в развязывание первой мировой войны // Первая мировая война: пролог ХХ в. М., 1998. С. 32-35.

1 Игнатьев А. В. Россия и происхождение первой мировой войны // Первая мировая война. Дискуссионные проблемы. М., 1994. С. 92-105.

1 Видженцци Б. Причины первой мировой войны как проблема соотношения «короткого» и «длительного периодов» // Первая мировая война: пролог ХХ века. М., 1998. С. 78-91.

1 Урибес Санчес Э. Современная французская историография происхождения первой мировой войны: методология и проблематика. // Первая мировая война. Дискуссионные проблемы истории. М.. 1994. С. 33-45.