докдад Библия и английская революция. библия и англ революция. Библия и английская революция
 Скачать 28.65 Kb.
|
|
Библия и английская революция Переведенная на английский язык Библия стала непременным атрибутом жизни в Тюдоровской Англии — фундаментом монархической власти, независимости протестантской Англии, учебником морали и общественной субординации. Ее огромное значение в жизни общества сделало ее ареной борьбы нескольких идеологий — английского национализма против римского католицизма, епископальной идеологии против пресвитерианской и сектантской. Общество было в смятении, и от Библии ожидали помощи в решении насущных проблем. Перевод Библии на английский язык сделал ее доступной для новых и гораздо более широких общественных групп, чем прежде, включая мастеровых и женщин, и они вычитывали из священных текстов свои собственные проблемы и их решения. Библия не является монолитом — она далека от этого. Принятый канон строился в течение веков; он включает множество различных и иногда противоречивых идей и отношений. К. Хилл в своей книге «Английская библия и революция» мастерски показал роль Библии в эволюции коллективного сознания людей в революционных событиях Англии XVII в. По мнению историка, авторитет Священного Писания в столетие, предшествовавшее английской революции, был непоколебим и закономерен. Библия могла иметь различный смысл для разных людей в разные времена и при разных обстоятельствах. Она была огромным сундуком, из которого можно было вынуть все, что угодно. Существует очень мало идей, в поддержку которых нельзя было бы подыскать соответствующего библейского текста. Многое можно прочесть не только в ее строках, но и между строк. Доступность Библии на английском языке стала стимулом для того, чтобы учиться читать; а это, в свою очередь, помогало развитию дешевого печатного дела и распространению книг. Это была культурная революция беспрецедентных масштабов, последствия которой трудно переоценить. Прямой доступ к священному тексту давал мирянам чувство уверенности, которого прежде им недоставало, и поддерживал постоянную критику церкви и ее духовенства. Библия была центром всей интеллектуальной, а также нравственной жизни в XVI и XVII вв. Для большинства ученых Библия также была главным авторитетом. (в космологии, медицине, астрономии, алхимии, матеорологии, магнетизма, физики, музыки, арифметики, геометрии, риторики, механических искусств, нравственной философии и политики). Они старались показать, что наука доказывает существование Бога и совместима с Библией. Библия в то время была основой всех искусств, наук и литературы. Выражения и темы из Библии до такой степени вошли в повседневный обиход, что от нас сейчас требуются немалые усилия, чтобы понять их. Люди, перед которыми вставала какая-нибудь проблема, наугад листали страницы Библии, чтобы найти текст, который дал бы им руководящую идею. Во время гражданской войны верили, что жизни многих сторонников парламента “были спасены потому, что пули ударялись о маленькие карманные Библии, которые они носили с собой” (показывает сознание человека иного) Библия присутствовала в повседневной речи. Мы не должны думать о Библии просто как о книге, которую надо было прочесть или прослушать. Она была повсюду в жизни мужчин, женщин и детей. Не только в церковной службе, которую они должны были посещать, но и в балладах, которые они покупали и распевали, и в их повседневном окружении. Библия, таким образом, была вездесуща в убранстве домов В Англии XVII века, века революции и гражданской войны, все партии обращались к Библии за подтверждением своих взглядов. Охотники за ересями вроде Томаса Эдвардса и Эфраима Пэйджита указывали на подобия между ересями их времени и ересями древней церкви. Радикалы XVII в. заявляли, что нашли свои идеи в Библии. И они были правы. Все ереси происходили из Библии, потому что сама Библия являлась компиляцией, компромиссом; ортодоксия изменялась, включая в себя или превозмогая ересь, которая сама происходила из библейского текста. Англичане столкнулись с совершенно неожиданными революционными ситуациями в 1640-х и 1650-х годах, не имея того теоретического руководства, какое Руссо и Маркс обеспечили их французским и русским последователям, и никакого опыта в таких событиях, которые назывались революциями. Они вынуждены были импровизировать. Библия на английском языке была книгой, к которой они, вполне естественно, обратились за руководством. Это было Слово Божие, авторитет которого никто не мог отрицать. И она была главным наследием английской протестантской нации. Она стала доступной в печатном виде только благодаря конфликтам и мученичеству английской реформации, существенной части предыстории революции. В беспорядках XVII в. Библия стала разделяющим мечом или скорее арсеналом, из которого все партии выбирали себе оружие, отвечавшее их нуждам. И что за арсенал! Великим преимуществом Библии было то, что ее можно было цитировать для доказательства неортодоксальных или непопулярных идей. Греческие и римские классики тоже иногда цитировались с подобной же целью. Но знание классиков было доступно только ученым мужам или по крайней мере людям, обладавшим каким-то образованием; Библия на родном языке была открыта для всех, даже для низших классов, чтобы, как угодно, грабить ее и использовать. Кристофер Хилл говорит о “библейской революции” в двух смыслах. Во-первых, чтобы подчеркнуть, что язык и образы Библии использовались для выражения политической и в конечном итоге революционной оппозиции правительству Карла I и поддержания морального состояния во время гражданской войны; во-вторых, об упадке Библии. Славой этой революции, как заметил Милтон, была эта дискуссия, этот фермент: истина могла иметь не одну форму63 — ОБРАЩЕНИЕ К БИБЛИИ Стоит еще раз отметить, что обе стороны революции пользовались Библией в отражении и подтверждении своих интересов. для большинства людей Библия была настольной книгой, отвечавшей на все их мысли. Таким образом, когда ученые в результате трудоемких исследований доказывают, что левеллеры, или Милтон, или Уинстэнли “испытывали воздействие религии”, они доказывают не более, чем то, что эти мыслители жили в XVII веке. Тогда Библия была источником буквально всех идей; она давала и выражения, в которых эти идеи обсуждались. Гоббс и Филмер пользовались языком Библии не менее, чем левеллеры, или Милтон, или Уинстэнли. Как иезуиты, так и радикальные члены парламента защищали свое дело с помощью библейских аргументов. Сказать, что Английская революция имела дело с религией, — это тавтология. Просто она происходила в XVII веке. Кристофер Хилл разбирал отношение к Библии, выражавшееся главным образом авторами, которые находились на парламентской, или пуританской стороне. Многие пуритане, например, думали, что “Книга забав” была приглашением к тому, чтобы нарушить четвертую заповедь. Но и воззрения роялистов-англикан равным образом основывались на Библии. Политические лозунги могли черпаться как из библейских текстов, так и из умолчаний. В 1648 г. Оливер Кромвель, настаивая на разрыве отношений с Карлом I, говорил членам парламента: “Написано: ‘Ты не должен позволять лицемеру править’”. Кромвель полагал, что его аудитория не нуждается в том, чтобы давать точную ссылку, хотя он (или т от, кто за ним записывал) вспомнил цитату из книги Иова (34.30) неточно. Генри Мартен, не самый благочестивый из членов парламента, с удовольствием цитировал Библию, выступая против благочестивых. Когда Ассамблея богословов требовала “божественного права Как указывал советский историк М.А. Барг, радикальные сектанты главное ударение делали не на гнев Божий, а на его любовь; и старались распространить возможность спасения на всех людей. Уильям Уолвин редко ссылался на Ветхий Завет, опираясь в своих аргументах на Новый Завет. Но ударение, которые делали левеллеры на прирожденном праве, на наследии — как и защита развода Милтоном — восходит вспять, к патриархальному обществу Ветхого Завета. Уинстзнли цитирует Ветхий Завет чаще, чем Новый. Члены парламента перед 1640-м годом умудрялись с помощью библейских цитат совмещать откровенность и осторожность. Д-р Кроуфорд дала нам новое понимание поворотного момента Английской революции. Мы теперь можем видеть, что Библия была в первую очередь ответственна за казнь Карла I, а цареубийц можно считать ответственными за окончательное пораже-ние радикальной революции. Цареубийство раскололо парламентский лагерь, объединив консерваторов с роялистами, и раскололо радикалов, отделив конституционных демократов вроде левеллеров и замечательных коммунистов-диггеров от набожных милленариев. Оно имело, может быть, даже более далеко идущие последствия. Библия дала людям возможность задуматься над возможностями цареубийства. Несмотря на усилия пуританских реформаторов в 1640-х и 1650-х годах, английское законодательство никогда не было приведено в полное соответствие с Библией: юристы обладали достаточной властью, чтобы помешать этому. Но в Новом Свете пасторы были сильнее юристов. В Род Айленде был введен институт судей в стиле ветхозаветных, и Джон Кот-тон выступал (безуспешно) за организацию правительственной структуры, основанной на Ветхом Завете. Но по крайней мере Ветхий Завет не внушал сомнений по части того, какого обращения заслуживают цари-злодеи. Каков был критерий злодейства? Грехи, которые специально подчеркивались в примечаниях на полях Женевской Библии, — это идолопоклонство и угнетение. Папизм был идолопоклонством по определению, и от папистов ожидали преследований. Так что пристрастие Карла к папизму (возможно, приписывавшееся ему) открывало его для самой широкой критики. В этой Хилл пишет нам, что цитировал Ветхий Завет гораздо чаще, чем Новый. Ветхий Завет намного суровее и более жесток, чем Новый, он более озабочен коллективным уничтожением Божиих врагов без разбору и спасением еврейского народа, нежели отдельных личностей Уолтер Крэдок в 1650 г, замечал, что Ветхий Завет полон ужаса, а Новый Завет — любви. В первом Господь имел дело с народом "городов и наций; а сейчас каждый человек... уважается в любой нации и любом городе"119 Уинстэнли говорил, что диггеры не отвергали закона: они добивались “реформ в нашем месте и нашем призвании согласно этому Национальному Завету”. Текстуальная точность Уинстэнли в переводе слова "завет", несомненно, ведет к ошибке, как он, вероятно, знал; но без сомнения, принятие Завета парламентом сопровождалось пропагандистской болтовней, которая порождала надежду на социальную, а не только политическую трансформацию. Уинстэнли трактовал Завет под сильным влиянием того, что, как он полагал, Библия говорила о “равенстве”, “разуме” и “реформации”. Чем больше обсуждалась Библия, тем меньше, казалось было согласия. Роялистские пропагандисты цитировали ряд библейских текстов, которые, как они доказывали (или допускали) подчеркивали абсолютное повиновение существующим властям. Большинство парламентских пропагандистов пытались их опровергнуть. Для роялистов Библия, хотя и полезная для выдвижения известных популярных лозунгов, тоже никогда не имела первостепенной важности: самые серьезные из их требований были исто рическими и конституционными СУЩЕСТВУЕТ И ДРУГАЯ ТОЧКА ЗРЕНИЯ Для этого стоит обратиться к статье Лабутиной «АНГЛИЙСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЕ РАЗВИТИЕ ОБЩЕСТВА В СЕРЕДИНЕ XVII ВЕКА» Соглашаясь с концепцией Хилла о значительном влиянии Библии на интеллектуальную жизнь общества, можно невольно попасть в плен заблуждений. К примеру, посчитать, что все англичане были знакомы с Библией, а следовательно, были грамотными. Но так ли это было на самом деле? По утверждению очевидца революционных событий памфлетиста Р. Бакктера, "чернь" - лудильщики, свинопасы, грузчики, барочники - вообще никогда не читали Библии. Совершенно очевидно, что происходило это в силу их неграмотности. А как вообще обстояло дело с грамотностью населения в стране в ту пору? Ответ на этот вопрос дал в своей книге "Грамотность и социальный порядок" профессор Калифорнийского университета Д. Крэсси. Оказывается, уровень неграмотности англичан в середине века колебался от 33% в Лондоне до 94,6% - в графстве Вестморленде. С женской грамотностью дело обстояло еще хуже. Так, в начале XVII в. неграмотность среди женщин, проживавших в столице, достигала 91%, к середине столетия она снизилась до 81% и только к концу века (явно под влиянием революции) сократилась почти вдвое, составив 52%. Поэтому многие революционеры-реформаторы выступали за радикадьные перемены в образовании. Революционное правительство не упускало из виду проблему образования, хотя она и не была в числе первостепенных. В годы революции было издано множество памфлетов, в которых содержалось немало проектов реформирования образовательной системы. Что читали англичане в революционную пору и что представляла собой литература тех лет? На взгляд Тревельяна, век Мильтона, Э. Марвелла и Р. Геррика был веком поэзии и учености, часто тесно связанных между собой. "В эти времена, - подчеркивал Тревельян, - не только писались и перелагались на музыку простые и прекрасные песни, но в домах культурных людей передавали из рук в руки в рукописях наиболее удачно и грамотно написанные поэмы, прежде чем пустить их в печать или предать забвению". Одной из характерных черт литературы эпохи революции было появление нового типа прозы, доступной для чтения "человека с улицы". После отмены цензуры заметно возрос объем сатирической, аллегорической и полемической литературы. Определенных достижений в годы революции достигла наука. Хотя в стране еще не была учреждена Академия наук, тем не менее в университетах Оксфорда, Кембриджа, а также в Лондоне уже трудилась группа ученых, работы которых находились в центре внимания правительства как в период республики, так и после Реставрации. Именно в эти годы зарождается скептицизм. Под влиянием распространения скептицизма Библия перестает рассматриваться в образованных кругах как непогрешимый авторитет, и уже в 1657 г. депутатов, которые по старой привычке цитировали ее в своих речах, поднимали на смех. Говоря о влиянии революции на интеллектуальную жизнь английского общества, нельзя ограничиться рассмотрением состояния одной лишь культуры. Революция и гражданская война оказали огромное влияние на социальную активность населения, вызванную прежде всего изменениями менталитета у ряда представителей молодежи и женщин. Наиболее весомое влияние революция оказала на формирование мировоззрения и интеллекта женской половины населения Англии. Как видно, влияние революции на интеллектуальное развитие общества оказалось более весомым, чем было принято считать в историографии. Оно было продолжительным по своему воздействию, перешагнуло хронологические рамки и национальные границы. Даже спустя три с половиной столетия интеллектуальный резонанс революции эхом отзывается в созданной либералами модели современной демократии, которая прочно утвердилась в большинстве западных стран. Значение Английской революции середины XVII века поистине трудно переоценить. То есть как я поняла лабутина говорит о том что сознание людей менялось Некоторые библейские метафоры казались радикальным пури-танам особенно подходящими. Те, кто определенно чувствовал, что папа — это антихрист и что сторонники Лода движутся в сторону Рима, находили, что Египет, Вавилон, Содом — это есте-ственные ключевые слова для обозначения того, чему они проти-вились. Генри Бэрроу говорил об “этом старом папистском термине ‘миряне’”, и шотландские пресвитериане не находили различий между духовенством и мирянами в Новом Завете. Они возражали против того, чтобы старейшин называли “миряне-старейшины”: они имели такое же призвание, как и пасторы и доктора [богосло-вия]. Оливер Кромвель в январе 1650 г. сказал ирландцам, что различие между духовенством и мирянами “было незнакомо никому, кроме антихристовой церкви и тех, кто происходит от нее, ab initio non fuit sic”(а сначала не было так — слова Христа. — Прим. перев.). Когда они остались один на один со своими Библиями, что за странные фантастические идеи стали приходить им в голову, и они думали, что это Дух научает их. Richard Hooker, Of the Laws of Ecclesiastical Polity, Preface, VIII.7. Решительный момент настал в 1640 г., когда цензура и цер-ковные суды пали, а с ними и ограничения свободного обсужде-ния Библии — или чего бы то ни было еще. Группы мужчин и женщин теперь могли собираться вместе, чтобы слушать любого “ремесленного проповедника”, который имел талант и думал, что ему есть что сказать. Не стало никакой возможности контролиро-вать ереси, которые теперь можно было проповедовать: ориги-нальность была единственным способом, с помощью которого самозванный проповедник мог приобрести себе последователей. В 1650-х годах кромвелевская государственная церковь вернула себе некоторого рода порядок и контроль; но он был далек от совершенства: церковь, к которой присоединился Баниан в 1650-х годах, была по существу “составной” церковью, но ее проповед-ник получал то, что на деле было его жалованьем, от государст-венной церкви. Эта конгрегация, как и любая другая, играла ак-тивную роль в политике. Например, Изложение Нового Завета является продуктом социального переворота. Канон, каким мы его знаем, был конечным продуктом жарких споров о том, что является “еретическим” и потому “апокрифичным”, а что ортодоксальным. Только закончив эту книгу, я вспомнил слова Маркса: “Кромвель и английский народ воспользовались языком, страстями и иллюзиями, заимствованными из Ветхого Завета... Когда буржуазные преобразования были закончены, Локк сменил пророка Аввакума” об упадке Библии.потому, что политическая революция и ее последствия полностью разрушили всеобщее принятие Библии как непогрешимого авторитета, которому надо было безоговорочно следовать. Поскольку библейская революция потерпела поражение, саму Биб-лию постигла та же участь. |