эссе. Главная мысль кинофильма это поиск счастья, фраза из сочинения девятиклассника Счастье это когда тебя понимают
 Скачать 23.91 Kb.
|
|
Главное – фильм о дружбе, о любви, о школе и учителях. Кино поднимает вопросы, которые волнуют и нас, нынешних девятиклассников: «Легко ли быть подростком? Как найти взаимопонимание среди одноклассников? Первая любовь: счастье или переживание?». Каждый из девятиклассников пытается найти на них ответ, который, конечно, не может быть однозначным; ещё долгое время вопросы, затронутые в фильме, будут предметом обсуждения. Фильм добрый, спокойный, немногословный и правдивый. В нём нет взрыва эмоций, картина сосредоточена на отражении внутреннего мира каждого героя. Главная мысль кинофильма – это поиск счастья, фраза из сочинения девятиклассника: «Счастье – это когда тебя понимают». С самых первых кадров «Доживем до понедельника» взгляд зрителя ловит одно очень важное отличие от всей предшествующей советской кинематографической традиции (фильмы, снятые в жанре «школьного кино», такие как «А если это любовь?»? «Аттестат зрелости», «Друг мой Колька» и т.д.): в «Доживем до понедельника» у учителей появляется личное пространство. И хотя полноценным личным пространством обладает в фильме только один персонаж, учитель истории Илья Семенович Мельников, у остальных оно существует опосредованно: к связанным с ним обстоятельствам постоянно отсылают и главные герои, и второстепенные персонажи. Школьное публичное пространство теперь не ограничивается дверями класса или директорским кабинетом, появляются более неформальные помещения для бесед, например, учительская или актовый зал. Улица также подается не только как пространство, предназначенное для ученических забав, но и, как место для прогулки учителей. Даже сюжет фильма «Доживем до понедельника» завязан не традиционно на проблеме взаимоотношений учителя с учеником, а на стремлении двух женщин-учителей заслужить внимание неприступного Ильи Семеновича. Принципиальный, строгий, скрытный учитель истории, несмотря на свой возраст, не женат и живет с мамой. «У него пыль столетий на очках, а из женщин ему нравится только какая-нибудь Жанна д’Арк», - отзывается о нем молодой нагловатый учитель физкультуры. Действительно, Илья Семенович не подпускает к себе близко ни одну из влюбленных в него женщин, он игнорирует и их откровенные намеки на чувства, и их готовность первыми проявить инициативу. Никакое действие Ильи Семеновича не говорит о том, что он собирается-таки принять решение и сделать выбор в чью-либо пользу. Историк явно выделяет молодую учительницу и свою бывшую ученицу Наталью Сергеевну, но, несмотря на это, не дает ей серьезных поводов для надежды. Наталья Сергеевна, дружелюбная учительница английского языка с модной короткой стрижкой, недавно пришедшая на работу в школу, пытается не упасть в грязь лицом перед любимым учителем. Но сохранить достоинство в его глазах ей не так-то просто: ее профессиональные качества оставляют желать лучшего. Она вступает в панибратские отношения с учениками, завоевывает их любовь, но, как следствие, не может справиться с ужасной дисциплиной в классе как: к примеру, в той сцене, когда один из учеников приносит на урок английского языка ворону. Птица начинает летать по классу, а дети поднимают крик, скачут по партам со шваброй, бросаются едой. Наталья Сергеевна долго ничего не предпринимает, потом внезапно прекращает весь шум фразой «Довольно», успокаивает детей, ставит на парту стул, подбирается ближе к вороне и начинает подманивать ее кусочком хлеба. Тут в кабинет заходит Илья Семенович, классный руководитель этого 9а, и наблюдает за тем, как учительница выставляет себя не в очень выгодном свете перед учениками. Наталья Сергеевна, ощутив на себе его осуждающий взгляд, пытается оправдаться, забывая, что она уже не его ученица. А когда ей это не удается, спрыгивает с парты, как девочка, и бросается вслед за ним. «Предположим, я была виновата, но вы же могли помочь?», его ответ ожидаем: «В чем? Если вам нужна их любовь, то они от вас без ума». На это высказывание Наталья Сергеевна реагирует по-своему: «А вам теперь любовь не нужна?». Он, не обращая внимания на личностно мотивированный подтекст, возвращает все в прежнее русло и строго отчитывает ее: «Любовь зла. Не давайте им садиться себе на голову, держите дистанцию, чтоб не плакать потом!». У Светланы Михайловны, «старой учительницы» с традиционной шишкой на голове и скверным характером, шансов завоевать его любовь еще меньше. Она попросту не дотягивает до него, не подходит ни по каким критериям. Илья Семенович дает ей это понять вечером, оставшись с ней наедине в школьном актовом зале. Он, романтическая, тонко чувствующая натура, играет на фортепиано «Одинокого странника», когда в его «мир уединения» врывается раскованная женщина и начинает намекать на несостоявшуюся личную жизнь, путая странника с пешеходом. Илья Семенович считает такой откровенный разговор неприемлемым, поэтому, по большей части, молчит. Но когда Светлана Михайловна выдает фразу: «Это мы с вами не можем ничего себе позволить и простить», тем самым, объединяя себя с ним, Илья Семенович решает поскорее прервать нелепую ситуацию. Илья Семенович демонстрирует навязчивой учительнице свое превосходство и самым очевидным образом ставит ее на место. Такое внезапное появление огромного количества личных мотивов в кино можно объяснить существенными переменами в жизненном стиле советского человека конца 1960-х годов. Перемены в быту не сразу повлекли за собой перемены в человеческом сознании, но к 1968 году новый стиль жизни становится привычным. Личное пространство начинает вызывать интерес, становится любопытно, что происходит за закрытой дверью соседской квартиры. Поэтому повышенное внимание к личности учителя обусловлено повышенным вниманием к личности вообще. В школьной среде личность учителя становится важной не только вследствие вышеуказанных причин. Частая смена власти (Сталин, Хрущев, Брежнев), а значит, смена идеологий приводят к тому, что люди перестают верить голословным речам сверху. Некогда устойчивая школьная система начинает разрушаться: ученики больше не превозносят учителей, им требуется дополнительная мотивация для того, чтобы начать кому-либо доверять. Их любовь и уважение теперь завоевать не так-то просто. Чтобы это сделать, учителю приходиться стараться проявить свои лучшие человеческие качества в отношении с ними. Таким образом поступила Наталья Сергеевна. И, хотя, видимо, немного переусердствовала в своей демонстрации таких качеств, любви она все-таки добилась гораздо большей, чем другие учителя, придерживающиеся старых правил. После сцены с вороной и вошедшим Ильей Семеновичем, она поддалась эмоциям и предприняла попытку стать строгой, превратиться из хорошей в плохую учительницу- учительницу иностранного языка, как в фильме «А если это любовь?». Она выбросила ворону в окно, начала говорить в приказном тоне, выгонять учеников из класса… Дети не смогли принять таких изменений, в ответ на свое поведение она услышала пошлые выпады лидера класса Батищева: «Ребятки, нам подменили учительницу. У нас же была веселая и чудесная девушка». Наталья Сергеевна: «Я вам не девушка». Батищев: «Ну, женщина. Я извиняюсь. И вдруг, Аракчеев в юбке». Откровенного недопустимого бы в прежние годы хамства ученикам кажется мало, они устраивают «забастовку» и не являются на ее следующий урок, объясняя свой поступок так: «А мы, Илья Семенович, знаете, за что выступаем, за уважение прав личности. Надо англичаночку к порядку призвать, грубит». Открытая критика в адрес учителя и намеренное пренебрежение школьными правилами еще 7 лет назад посчитали бы случаем из ряда вон выходящим, но, судя по реакции, в 1968 году такую ситуацию максимум можно было назвать щекотливой и неприятной. Разрешается все не менее интересным образом… Сначала уладить проблему с классом пытается его классный руководитель Илья Семенович, для этого он обращается к историческому контексту: «Из орловского каторжного централа просочились мольбы, заключенных о помощи, там применялись пытки. В таких случаях, ваши сверстники не являлись в классы, бастовали и называли это борьбой за права человеческой личности, как Сыромятников…». Так раньше поступали учителя, если учеников нужно было поставить на место: читали мораль, обращаясь к цитатам; приводили в пример какого-нибудь национального героя, вроде Шмидта; или взывали к комсомольской совести, как злая немка в предыдущем рассматриваемом фильме. Но прежде действенные методы уже не работают, во время его монолога лица детей ничего не выражают, кроме немого вопроса «Зачем вы это нам говорите?» и вздоха «Ну, как всегда». К счастью, неожиданно прибегает Наталья Сергеевна и совершенно уничтожает старания Ильи Семеновича своим: «Вы простите меня, ребята. Я была неправа». Тогда на лица школьников становятся просветленными, и они начинают извиняться в ответ: душевные отношения восстановлены. Личное побеждает публичное, старые подходы проигрывают в сравнении с новыми. Это не слишком нравится принципиальному учителю истории. В итоге, понаблюдав за учительницей, которая употребляет слово «ложьте» вместо «кладите»; пообщавшись с бывшим учеником Рудницким, считающим что КПД дорогого учителя мог бы быть гораздо выше; поговорив с матерью ученика, вымаливающей для своего сына тройку, Илья Семенович начинает задумываться о предназначении учителя. Это кризис оттепельного мироощущения, кризис шестидесятников. Хрущевская идеология «индивидуального энтузиазма», призывающая каждого советского человека честно трудиться и самоотверженно выполнять свой общественный долг, рушится под тяжестью прогибающихся под систему «Рудницких» и липовых троечников. Понимая, что при создавшихся обстоятельствах Илья Семенович не может оправдать своего призвания, не может выполнять те функции, которые должен, учитель принимает решение покинуть свой пост. Илья Семенович врывается в кабинет директора Бориса Николаевича, просит дать ему отпуск, а самому предлагает встать на его место преподавать историю. Тот не без сарказма реагирует на это предложение, видимо, принципиальность историка известна каждому: «Как же ты меня допускаешь преподавать, калечить юные души? У меня эластичные взгляды, я легко перестраиваюсь. Свежие газеты для меня - последнее слово науки. Это твои слова». Тут уже учителю нечего возразить, высокомерно улыбаясь, он подтверждает, что слова его. Действительно, Илья Семенович приверженец традиций, прежних морально-нравственных установок, и именно из-за таких вот «перестраивающихся» субъектов ему хочется бежать из школы, чтобы и не поступаться своими принципами, и не видеть, как его принципы перестают быть эффективными. В отличие от переживающего учителя, Николай Борисович давно подстроился под произошедшие изменения, поэтому директора, очевидно, раздражают излишняя принципиальность, порядочность и надменность старого друга: «На покой захотелось? Честность свою холить? А другие пусть строят. Построим: пожалуйте, Илья Семенович. А ведь ты руки не подашь, скажешь: замарали руки-то, пока строили». И, не обращая внимания на то, что напротив сидит сам директор, на то, что перед ним человек, который спас ему жизнь, как позже выяснится, Илья Семенович отвечает: «Смотря чем замараешь, а то и не подам». Профессиональные честь и достоинство для него выше дорогой дружбы. Николай Борисович в этом его не поддерживает, по всему видно, что он даже жалеет страдающего учителя. Директор считает, что принципы в некотором роде убивают человеческое в человеке, оттого и говорит, что Мельникова можно только уважать, но любить сложно. И хотя Илья Семенович слышит подобные вещи не в первый раз, его это как-будто, нисколько не пугает. Он верит в собственные убеждения, ради них он готов быть один. Старый приятель хочет указать на еще один минус и, как и бывший ученик Борис Рудницкий, начинает намекать на практическую сторону вопроса: «Эх, Илья, принципами не пообедаешь, не поправишь здоровье, не согреешься». Но этим учителя не зацепить тем более: «А принципы не шашлык, не витамин Б12, не грелка – некоторые чудаки ради них жертвуют обедом. Бывает плата и подороже. В 41 под Вязьмой мы с тобой это хорошо понимали». При всей своей правильности и хорошо развитом чувстве справедливости, Илья Семенович приходит к выводу, что он не может больше работать в школе, отнюдь не потому что считает себя неспособным к преподаванию и воспитанию детей. Наоборот, он убежден в том, что делает все правильно, то есть во всем виноваты новое время, новое поколение, кто угодно, но только не он. «А учитель, который перестал быть учителем – тебя устраивает? Сеет разумное, доброе, вечное – а вырастает белена с чертополохом!» Фраза, брошенная в пылу идейного спора, ясно дает понять, что, по мнению Ильи Семеновича, учитель не обязан меняться со временем, не обязан искать новые подходы во взаимоотношениях с детьми, не обязан ни под кого подстраиваться. Илья Семенович несомненно хотел бы остаться в школе, но только в том случае, если бы он и дальше мог придерживается образа старого доброго советского учителя, говорить с детьми по-старому, внушать им старое, доброе, вечное, а дети бы в тот момент по-старому внимали его словам. Но еще не долго ему выступать против новых правил. Вскоре такие маленькие человеческие радости, как прогулка с Натальей Сергеевной и девочка, которой стыдно за своего назойливого отца, заставят Илью Семеновича увидеть в этом новом обществе что-то хорошее, по-иному взглянуть на вещи, почувствовать ответственность за свое поведение перед детьми и учителями. Совсем скоро он начнет страстно желать личного: «Мам, ты не замечала, что в безличных предложениях есть какая-то безысходность?», вспомнит о фронтовой дружбе с Николаем Борисовичем, наигрывая «Иволгу». Он пересмотрит свои взгляды на многие вещи. «Машина, не способная испытывать человеческие эмоции» превратится, в конце концов, в человека. На протяжении всего сюжета «Доживем до понедельника» периодически всплывает на поверхность тема «прозрачности и непрозрачности». Комсомольцев воспитывали так, чтобы они были абсолютно прозрачными, закладывали в их головы идеи, которые были известны всем и каждому. Сопротивляться тогдашней выверенной психологической стратегии они просто не могли. А те, кто все-таки держал за душой что-то запретное личное, научились молчать. В 60-е годы делиться своими тайнами не то чтобы стало можно, но, по крайней мере, за это уже никого не судили. Даже темы для школьных сочинений стали свободнее. Светлана Михайловна дает детям одну из подобных: «Мое представление о счастье». «Старая» учительница убеждена, что все «напишут, как полагается». Предположение о том, что школьники могут скрывать то, что занимает их мысли на самом деле, никак не вписывается в рамки ее представлений о них. А вот Наталья Сергеевна, молодая учительница, несмотря на свои постоянные намеки на личное, удивляется заданной теме сочинения: «Не понимаю, как они могут писать на такую тему, я бы не смогла». Она сама не так давно сидела за партой, и прекрасно помнит, как разграничивала темы, которые можно озвучивать и которые нельзя. Илья Семенович по этому поводу предпочитает вообще не высказываться, он всегда либо возвращает разговор в профессиональную сферу, либо отсылает к праотцам цитатами, недоступными для понимания каждого. Если женщине еще допустимо мешать публичное с личным, то мужчине не подобает. Он так и остается непрозрачным до конца фильма. В отличии от взрослых, ребятам тема о счастье понравилась, и практически все остановили свой выбор на ней. Ученица Надя Огарышева рискнула написать о том, о чем «думает любая девчонка»: о любви, о семье, о детях. Светлана Михайловна шокирована таким откровением: «Я сама за искренность и, ты знаешь, поэтому я предложила такую тему, но что же это за мечты в твоем возрасте? Ты раскинь мозгами-то!». Она настаивает на том, чтобы девочка порвала сочинение, потому что так мечтать неправильно, и, она, как учитель советской школы, не может допустить, чтобы этот «душевный стриптиз» был исполнен прилюдно. Но 68-ой год это не 60-ый, поэтому класс не обращает внимание на перепуганную учительницу, теперь школьники сами могут принимать решение, читать сочинение или нет. «Но если вам можно знать, то нам и подавно», приводит последний решающий, хотя и не совсем веский аргумент Рита Черкасова. Новое поколение иначе смотрит на проблему прозрачности и непрозрачности, оно уже многое может себе позволить, но давление со стороны прежних авторитетов все еще не спадает. Такие как Надя Огарышева, теперь могут высказывать мнение без опасения за свою жизнь, но с огромной вероятностью быть осмеянными. «А пусть не лезет со своей откровенностью, мало ли что у кого за душой, обо всем в сочинении писать, да? Счастье на отметку- бред», - говорит о ней Батищев, отрицающий любую публичность. Нет пока еще полной свободы, но, по крайней мере, каждый уже с юных лет начинает понимать, что к чему. Шестопал произносит вслух то, о чем все знают, но предпочитают молчать: «Я теперь все понял: кто писал искренне, как Надька, те оказались в дураках, над ними будут издеваться; кто врал, работал по принципу У2, тот подонок первое У угадать, второе У угодить: когда чужие мысли, цитаточки дома приготовленные. Восхищает великолепная игра актёров, передавших чувства, переживания подростков. Им веришь безоговорочно. Персонажи реальны, ведь в каждом классе можно встретить типажи честного романтичного поэта Генки Шестопала, красавицы Риты Черкасовой, шалопая Сыромятникова, мечтательной Нади Огарышевой, циничного Кости Барышева. До глубины души трогают музыка Кирилла Молчанова и стихи, звучащие в фильме, песня «В этой роще берёзовой…» на стихи Николая Заболоцкого. Хочу вспомнить наиболее полюбившуюся сцену и не могу выбрать. Помню один из последних кадров на уроке Ильи Семеновича: глаза школьников, в которых вопрос, слёзы, ожидание, мольба. Каждый взгляд проникает не только в сердце учителя, но и в сердце зрителя. Прошло почти пятьдесят лет, иной стала жизнь, иной – школа, но фильм «Доживем до понедельника» никогда не состарится. ко своей соперницей, Светлана Михайловна внимательно оглядывает Наталью Сергеевну с ног до головы, оценивает. Понимая, что у той есть молодость, время и, вместе с ними, все шансы прийти все-таки к их общей цели, завладеть сердцем Ильи Семеновича, она говорит молодой Наташе: «Только с ребеночком не затягивайте, у учителей это всегда проблема». Получается, зачастую занятая состоявшаяся в профессиональном плане женщина не способна наладить свою личную жизнь, она отдает все время чужим детям, но от ума. Тема несостоявшейся учительской личной жизни встречается в таких советских фильмах, как «Дневник директора школы», «Вам и не снилось», «Чужие письма», «Ключ без права передачи», «Куколка», «Дорогая Елена Сергеевна». При анализе опиралась на лекцию профессора В. Ю. Михайлина "Штирлиц в школе" |