В. Распутин Рудольфио. Валентин Григорьевич Распутин
 Скачать 28.78 Kb.
|
|
Рудольфио  Валентин Григорьевич Распутин РУДОЛЬФИО Первая встреча состоялась в трамвае. Она тронула его за плечо и, когда он открыл глаза, сказала, показывая на окно: - Вам сходить. Трамвай уже остановился, и он, проталкиваясь, прыгнул сразу за ней. Она была совсем девчонка, лет пятнадцати-шестнадцати, не больше, он понял это тут же, увидев ее круглое, моргающее лицо, которое она повернула к нему, ожидая благодарности. - Спасибо,- сказал он,- я ведь мог проехать. Он почувствовал, что ей этого недостаточно, и добавил: - Сегодня был сумасшедший день, я устал. А в восемь мне должны позвонить. Так что ты меня здорово выручила. Кажется, она обрадовалась, и они вместе побежали через дорогу, оглядываясь на мчащуюся машину. Шел снег, и он заметил, что на ветровом стекле машины работал "дворник". Когда идет снег - вот такой мягкий, пушистый, словно где-то там, наверху, теребят диковинных снежных птиц,- не очень-то хочется идти домой. "Подожду звонка и снова выйду",- решил он, оборачиваясь к ней и размышляя, что бы ей сказать, потому что дальше молчать было уже неудобно. Но он понятия не имел, о чем можно с ней говорить и о чем нельзя, и все еще раздумывал, когда она сама сказала: - А я вас знаю. - Вот как! - удивился он.- Это каким же образом? - А вы живете в сто двенадцатом, а я в сто четырнадцатом. В среднем два раза в неделю мы вместе ездим в трамвае. Только вы, конечно, меня не замечаете. - Это интересно. - А что тут интересного? Ничего интересного нету. Вы, взрослые, обращаете внимание только на взрослых, вы все ужасные эгоисты. Скажете, нет? Она повернула голову вправо и смотрела на него слева, снизу вверх. Он хмыкнул только и не стал ничего ей отвечать, потому что все еще не знал, как вести себя с ней, что можно и что нельзя ей говорить. Некоторое время они шли молча, и она глядела прямо перед собой и, так же глядя прямо перед собой, как ки в чем не бывало заявила: - А вы ведь еще не сказали, как вас зовут. - А тебе это необходимо знать? - Да. А что особенного? Почему-то некоторые считают, что если я хочу знать, как зовут человека, то обязательно проявляю к нему нездоровый интерес. - Ладно,- сказал он,- я все понял. Если тебе это необходимо - меня зовут Рудольф. - Как? - Рудольф. - Рудольф.- Она засмеялась. - Что такое? Она засмеялась еще громче, и он, приостановившись, стал смотреть на нее. - Ру-дольф,- она округлила губы и снова закатилась.- Ру-дольф. Я думала, что так только слона в зверинце могут звать. - Что?! - Ты не сердись,- она тронула за рукав.- Но смешно, честное слово, смешно. Ну что я могу поделать? - Девчонка ты,- обиделся он. - Конечно, девчонка. А ты взрослый. - Сколько тебе лет? - Шестнадцать. - А мне двадцать восемь. - Я же говорю: ты взрослый, и тебя зовут Рудольф. Она снова засмеялась, весело поглядывая на него слева, снизу вверх. - А тебя как зовут? - спросил он. - Меня? Ни за что не угадаешь. - А я и не буду гадать. - А если бы и стал - не угадал бы. Меня зовут Ио. - Как? - Ио. - Ничего не пойму. - Ио. Ну, исполняющий обязанности. Ио. Отмщение наступило моментально. Не в силах остановиться, он хохотал, раскачиваясь то вперед, то назад, как колокол. Достаточно было ему взглянуть на нес, и смех начинал разбирать его все больше и больше. - И-о,- булькало у него в горле.- И-о. Она ждала, оглядываясь по сторонам, потом, когда он немного успокоился, обиженно сказала: - Смешно, да? Ничего смешного - Ио - такое же обыкновенное имя, как все другие. - Ты извини,- улыбаясь, он наклонился к ней.- Но мне действительно было смешно. Вот теперь мы квиты, правда? Она кивнула. Первым был ее дом, а за ним - его. Остановившись у подъезда, она спросила: - А какой у тебя телефон? - Тебе это не надо,- сказал он. - Боишься? - Дело не в этом. - Взрослые всего на свете боятся. - Это верно,- согласился он. Она вынула из рукавицы свою ручонку и подала ему. Рука была холодной и тихой. Он пожал ее. - Ну, беги домой, Ио. Он опять засмеялся. У двери она остановилась. - А теперь ты меня узнаешь в трамвае? - Еще бы, конечно, узнаю. - До трамвая...- Она подняла над головой руку. - ...в котором мы вместе поедем,- добавил он. * * * Через два дня он уехал в командировку на север и вернулся только через две недели. Здесь, в городе, уже чувствовался пряный, острый запах наступающей весны, сдунувшей с него, словно пепел, зимнюю неясность и неотчетливость. После северных туманов все здесь было ярче и звонче, даже трамваи. Дома жена чуть ли не сразу же сказала ему: - Тут тебе каждый день какая-то девчонка звонит. - Какая еще девчонка? - равнодушно и устало спросил он. - Не знаю. Я думала, ты знаешь. - Не знаю. - Она мне надоела. - Забавно,- нехотя улыбнулся он. Он принимал ванну, когда зазвонил телефон. Через дверь было слышно, как жена отвечала: приехал, моется, пожалуйста, попозже. И он уже собирался ложиться, когда телефон зазвонил снова. - Да,- сказал он. - Рудик, здравствуй, ты приехал! - раздался в трубке чей-то радостный голос. - Здравствуйте,- осторожно ответил он.- Кто это? - А ты не узнал? Эх ты, Рудик... Это я, Ио. - Ио,- тотчас вспомнил он и невольно рассмеялся.- Здравствуй, Ио. Ты, оказывается, подобрала для меня более подходящее имя. - Да. Тебе нравится? - Меня так звали, когда мне было столько же, сколько сейчас тебе. - Не важничай, пожалуйста. - Нет, что ты... Они замолчали, и он, не выдержав, спросил: - Так в чем дело, Ио? - Рудик, она что - твоя жена? - Да. - А почему ты не сказал мне, что женат? - Прости меня,- шутливо ответил он,- я не знал, что это очень важно. - Конечно, важно. Ты что - любишь ее? - Да,- сказал он.- Ио, послушай, пожалуйста: не надо мне больше звонить. - Ис-пу-гал-ся,- нараспев произнесла она.- Ты, Рудик, не подумай чего. Ты, конечно, живи с ней, если хочешь, я не против. Только так тоже нельзя: не звони. А может, мне по делу надо будет. - По какому делу? - улыбаясь, спросил он. - Ну как по какому? Ну... ну, например, из одного резервуара у меня вода никак под ответ не выкачивается в другой,- нашлась она.- Ведь тогда можно, правда? - Не знаю. - Конечно, можно. А ее ты не бойся, Рудик, ведь нас двое, а она одна. - Кого? - не понял он. - Да жену твою. - До свидания, Ио. - Ты устал, да? - Да. - Ну, хорошо. Пожми мне лапу и ложись спать. - Жму тебе лапу. - А с ней даже не разговаривай. - Ладно,- он засмеялся.- Не буду. Все еще улыбаясь, он вернулся к жене. - Это Ио,- сказал он.- Так зовут эту девочку. Забавно, правда? - Да,- выжидающе ответила она. - Она не могла решить задачу с двумя резервуарами. Она учится не то в седьмом, не то в восьмом классе - не помню. - И ты помог ей с задачей? - Нет,- сказал он.- Я все перезабыл, а резервуары - это действительно сложно. * * * Утром телефон зазвонил чуть свет. Какой там свет - никакого света не было, весь город спал последним предрассветным сном. Поднимаясь, Рудольф взглянул на дом напротив - ни одно окно еще не было освещено, и только подъезды, как губные гармошки, сияющие металлом, светились четырьмя правильными рядами. Телефон трезвонил беспрерывно. Подходя к нему, Рудольф взглянул на часы: половина шестого. - Слушаю,- сердито сказал он в трубку. - Рудик, Рудик... Он рассвирепел: - Ио, ведь это же черт знает что такое... - Рудик,- перебили его,- послушай, не сердись, ты еще не знаешь, что случилось. - Что случилось? - остывая, спросил он. - Рудик, ты уже больше не Рудик, ты Рудольфио,- торжественно объявили ему.- Рудоль-фио! Здорово, правда? Это я только что придумала. Рудольф и Ио - вместе получается Рудольфио, как у итальянцев. Ну-ка повтори. - Рудольфио.- В его голосе смешались отчаяние и ярость. - Правильно. Теперь у нас с тобой одно имя - мы нерасторжимы. Как Ромео и Джульетта. Ты Рудольфио, и я Рудольфио. - Послушай,- приходя в себя, сказал он.- Ты бы не могла в другой раз нарекать меня в более подходящее время? - Ну как ты не поймешь, что я не могла ждать. Вот. А потом, тебе пора вставать. Рудольфио, запомни: в половине восьмого я жду тебя на трамвайной остановке. - Я сегодня не поеду на трамвае. - Почему? - У меня отгул. - А что это такое? - Отгул - это внеочередной выходной, я не пойду на работу. - А-а,- сказала она.- А как же я? - Не знаю. Поезжай в школу, и все. - А у твоей жены тоже отгул? - Нет. - Ну, это еще ничего. Только ты не забывай: нас теперь зовут Рудольфио. - Я счастлив. Он водворил трубку на место и, чертыхаясь, пошел кипятить чай. Уснуть теперь все равно он бы не смог. К тому же в доме напротив уже светились три окна. * * * В полдень в дверь постучали. Он как раз мыл полы и, открывая, держал в руках мокрую тряпку, которую почему-то не догадался оставить где-нибудь по дороге. Это была она. - Здравствуй, Рудольфио. - Ты! - удивился он.- Что случилось? - Я тоже взяла отгул. Лицо как у святой - ни единой капли того, что называют угрызениями совести. - Вон как! - мужественно ответил он.- Гуляешь, значит. Ну, проходи, коли пришла. Я сейчас домою. Не раздеваясь, она села в кресло возле окна и стала смотреть, как он, склонившись, водит тряпкой по полу. - Рудольфио, по-моему, ты несчастлив в семейной жизни,- заявила она через минуту. Он выпрямился. - С чего ты взяла? - Это очень легко увидеть. Например, ты без всякого удовольствия моешь полы, а у счастливых так не бывает. - Не выдумывай,- улыбаясь, сказал он. - А скажешь, счастлив? - Ничего не скажу. - Ну вот. - Ты лучше разденься. - Я тебя боюсь,- заглядывая в окно, сказала она. - Что-что? - Ну, ты же мужчина. - Ах вон что.- Он засмеялся.- Как же ты осмелилась сюда прийти? - Ну, мы же с тобой Рудольфио. - Да,- сказал он,- я все забываю об этом. Это, конечно, накладывает на меня определенные обязанности. - Конечно. Она замолчала и, пока он гремел ведром в кухне, сидела тихо. Но когда он вышел к ней, пальто уже висело на спинке кресла, а лицо Ио было задумчивое и печальное. - Рудольфио, а я сегодня плакала,- вдруг призналась она. - Отчего, Ио? - Не Ио, а Рудольфио. - Отчего, Рудольфио? - Это из-за моей старшей сестры. Она устроила скандал, когда я решила взять отгул. - По-моему, она права. - Нет, Рудольфио, не права.- Она поднялась с кресла и стала возле окна.- Один раз можно, как вы не поймете. Я сейчас знаешь какая счастливая, что с тобой говорю... Она опять замолчала, и он внимательно посмотрел на нее. Сквозь платье, волнуясь, у нее пробивались груди, как два маленьких гнездышка, которые лепят неведомые птицы, чтобы выводить в них птенцов. Он заметил, что уже через год лицо у нее удлинится и станет красивым, и ему стало грустно от мысли, что со временем будет и у нее свой парень. Он подошел к ней, взял ее за плечи и, улыбнувшись, сказал: - Все будет хорошо. - Правда, Рудольфио? - Правда. - Я тебе верю,- сказала она. - Да. Он хотел отойти, но она позвала: - Рудольфио! - Да. - Зачем ты так рано женился? Ведь еще бы два года, и я бы вышла за тебя замуж. - Не торопись,- сказал он.- Ты и так выйдешь замуж за какого-нибудь очень хорошего парня. - Я бы хотела за тебя, - Он будет лучше, чем я. - Ну да,- недоверчиво протянула она.- Ты думаешь, лучше бывают? - В тысячу раз лучше бывают. - Но это будешь не ты.- Она неумело вздохнула. - Давай лучше пить чай,- предложил он. - Давай. Он пошел на кухню и поставил чайник на плитку. - Рудольфио! Она стояла возле полок с книгами. - Рудольфио, у нас с тобой самое красивое имя. Вот посмотри, даже у писателей нет лучше.- Она на мгновение умолкла.- Может быть, только вот у этого. Эк-зю-пе-ри. Правда, красивое? - Да,- сказал он.- А ты не читала его? - Нет. - Возьми и почитай. Только без отгулов - договорились? - Договорились. Она стала одеваться. - А чай? - вспомнил он. - Рудольфио, я лучше пойду, хорошо? - Улыбка у нее стала грустной.- Ты только не говори жене, что я здесь была. Хорошо, Рудольфио? - Ладно,- пообещал он. Когда она ушла, он почувствовал, что ему стало тоскливо, он был полон какой-то необъясни-мой, еще не открытой тоски, тем не менее существующей в природе. Он оделся и вышел на улицу. * * * Весна наступила как-то сразу, почти без предупреждения. Люди за несколько дней стали добрее, и эти несколько дней казались им переходным периодом от поры ожидания к поре свершения, потому что весенние сны с мастерством опытной гадалки напророчили им счастье и любовь. В один из таких дней, уже вечером, когда Рудольф возвращался домой, его остановила пожилая женщина. - Я мать Ио,- начала она.- Вы простите, вас, кажется, зовут Рудольфио. - Да,- улыбнувшись, согласился он. - Я знаю о вас от дочери. В последнее время она много говорит о вас, но я... Она замялась, и он понял, что ей трудно спросить то, что необходимо было спросить как матери. - Вы не волнуйтесь,- сказал он.- У нас с Ио самая хорошая дружба, и ничего плохого от этого не будет. - Конечно, конечно,- смущаясь, заторопилась она.- Но Ио - взбалмошная девчонка, она нас совсем не слушает. И если вы повлияете на нее... Понимаете, я боюсь, возраст такой, что надо бояться,- она может натворить глупостей. И потом, меня пугает, что у нее совсем нет подруг среди одноклассниц и вообще среди сверстников. - Это плохо. - Я понимаю. Мне показалось, вы имеете на нее влияние... - Я поговорю с ней,- пообещал он.- Но, по-моему, Ио хорошая девочка, зря вы так беспокоитесь. - Не знаю. - До свиданья. Я поговорю с ней. Все будет хорошо. * * * Он решил позвонить ей сразу же, не откладывая, тем более что жены дома не было. - Рудольфио! - было видно, что она очень обрадовалась.- Какой же ты молодец, что позвонил, Рудольфио, а я опять плакала. - Нельзя так часто плакать,- сказал он. - Это все "Маленький принц". Мне его жалко. Ведь правда, он был у нас на земле? - По-моему, правда. - И по-моему, тоже. А мы не знали. Ведь это же ужасно. И если бы не Экзюпери, никогда бы не узнали, Не зря у него такое же красивое имя, как и у нас. - Да. - Я еще вот о чем думаю: хорошо, что он так и остался Маленьким принцем. Потому что страшно: а вдруг потом он стал бы самым обыкновенным? А у нас и так слишком много обыкновенных. - Не знаю. - Зато я знаю, это точно. - А "Планету людей" ты прочитала? - Я все прочитала, Рудольфио. По-моему, Экзюпери очень мудрый писатель. Даже страшно становится, до чего мудрый. И добрый. Помнишь: Барка выкупают на свободу, дают ему деньги, а он тратит их на туфельки для ребятишек и остается ни с чем. - Да,- сказал он.- А помнишь Боннафуса, который разорял и грабил арабов, а они его ненавидели и в то же время любили? - Потому что без него пустыня казалась бы им самой обыкновенной, а он делал ее опасной и романтичной. - Ты молодчина, если все это понимаешь,- сказал он. - Рудольфио...- она замолчала. - Я слушаю,- напомнил он. Она молчала. - Рудольфио,- отчего-то волнуясь, сказал он.- Приходи сейчас ко мне, я один. * * * Оглядываясь, она прошла к креслу и села. - Ты чего такая тихая? - спросил он. - Ее правда нет? - Жены? - Ну да. - Нет. - Мымра она у тебя. - Что? - Мымра - вот что! - Где ты взяла это слово? - В великом русском языке. Там для нее ничего более подходящего нет. - Ио, ну нельзя же так. - Не Ио, а Рудольфио. - Ах да, - Я недавно позвонила и попала на нее. Знаешь, что она мне сказала? Если, говорит, ты насчет резервуаров, то лучше обратись к учителю. По-моему, она ревнует тебя ко мне. - Не думаю. - Рудольфио, а правда, я лучше ее? Я ведь еще не оформилась как следует, у меня все впереди. Он улыбнулся и кивнул. - Вот видишь. По-моему, тебе пора с ней развестись. - Не говори глупости,- оборвал он ее.- Я тебе слишком многое позволяю. - Из любви, да? - Нет, из дружбы. Она, насупившись, умолкла, но было видно, что это ненадолго. - Как ее зовут? - Кого - жену? - Ну да. - Клава. - Ничего себе нагрузочка. Он рассердился: - Перестань. Она поднялась, на мгновение закрыла глаза и вдруг сказала: - Рудольфио, я ненормальная, прости меня, я не хотела... - Только не реветь,- предупредил он. - Не буду. Она отошла и отвернулась к окну. - Рудольфио,- сказала она,- давай договоримся так: я у тебя сегодня не была и ничего этого не говорила, хорошо? - Да. - Считай, что это "до свиданья" я тебе сказала по телефону. - Да. Она ушла. Через пять минут зазвонил телефон. - До свиданья, Рудольфио. - До свиданья. Он подождал, но она положила трубку. * * * Она уже больше не звонила, и он ее долго не видел, потому что опять уезжал и вернулся только в мае, когда на солнечных весах лето окончательно перевесило весну. В это время у него всегда было много работы; вспоминая о ней, он все откладывал: поговорю завтра, послезавтра, но так и не поговорил. Они встретились случайно - наконец-то в трамвае. Он увидел ее и стал нетерпеливо проталкиваться, боясь, что она сойдет,- ведь она могла сойти и на другой остановке, а он бы, наверное, не решился прыгнуть вслед за ней. Но она осталась, и он поймал себя на том, что обрадовался этому больше, чем следовало, наверное, при их дружеских отношениях. - Здравствуй, Ио,- касаясь рукой ее плеча, сказал он. Она испуганно обернулась, увидела его и, радостно замешкавшись, кивнула. - Не Ио, а Рудольфио,- как и раньше, поправила она.- Мы ведь с тобой все еще друзья, правда? - Конечно, Рудольфио. - Ты уезжал? - Да. - Я однажды звонила, тебя не было. - Я уже целую неделю здесь. Народу в трамвае было много, и их беспрерывно толкали. Пришлось встать совсем близко друг к другу, и ее голова касалась его подбородка, а когда она поднимала лицо и он, прислуши-ваясь, наклонялся, приходилось отводить глаза - настолько это было рядом. - Рудольфио, хочешь, я тебе что-то скажу? - спросила она. - Конечно, хочу. Она опять подняла лицо, совсем близко к его лицу, так что ему захотелось зажмуриться. - Я все время скучаю без тебя, Рудольфио. - Глупышка ты,- сказал он. - Я знаю.- Она вздохнула.- Но ведь не скучаю же я по всяким мальчишкам, они мне сто лет не нужны. Трамвай остановился, и они сошли. - Ты пойдешь к своей Клаве? - спросила она. - Нет, давай погуляем. Они свернули к реке, туда, где начинался пустырь, и шли без дорожки, перепрыгивая через кочки и кучи мусора, и он взял ее за руку, помогая перебираться через завалы. Она молчала. Это было непохоже на нее, но она молчала, и он чувствовал, что она, как и он, тоже полна волнения - сильного, гудящего и ничему не подвластного. Они вышли к яру и, все еще держась за руки, смотрели на реку, и куда-то за реку, и снова на реку. - Рудольфио,- не выдержав, сказала она.- Меня еще ни разу никто не целовал. Он наклонился и поцеловал ее в щеку, - В губы,- попросила она. - В губы целуют только самых близких людей,- мучаясь, выдавил он. - А я? Она вздрогнула, и он испугался. В следующее мгновение он вдруг понял не почувствовал, а именно понял,- что она ударила его, закатила самую настоящую пощечину и бросилась бежать, снова туда - через пустырь, через кочки, через волнение и ожидание. А он стоял и смотрел, как она убегает, и не смел даже окликнуть ее, не смел броситься за ней и догнать. Он еще долго стоял - опустошенный, ненавидящий себя. * * * Это случилось в субботу, а в воскресенье рано утром ему позвонила ее мать. - Рудольфио, простите, пожалуйста, я, наверное, подняла вас... Голос у нее был сбивчивый, дрожащий. - Я слушаю,- сказал он. - Рудольфио, Ио сегодня не ночевала дома. Ему надо было что-нибудь ответить, но он молчал. - Мы в отчаянии, мы не знаем, что делать, что предпринять, это впервые... - Сначала успокойтесь,- сказал наконец он.- Может быть, она заночевала у подруги. - Не знаю. - Скорей всего так оно и есть. Если часа через два не придет, будем искать. Только успокойтесь, через два часа я позвоню вам. Он опустил трубку, подумал и сказал сам себе: ты тоже успокойся, может быть, она заночева-ла у подруги. Но успокоиться он не мог, наоборот, он почувствовал, что его начинает бить нервная дрожь. Чтобы унять ее, он пошел в чулан и, насвистывая, стал рыться в своих старых, еще школь-ных учебниках. Задачник по алгебре где-то запропастился, и, отыскивая его, он немножко отвлекся. Телефон, притаившись, молчал. Рудольф закрыл за собой на кухне дверь и стал листать учебник. Вот она: если из одного резервуара в течение двух часов перекачивать воду в другой резервуар... Зазвонил телефон. - Она пришла.- Не сдержавшись, мать заплакала. Он стоял и слушал. - Рудольфио, придите, пожалуйста, к нам. Она опять заплакала и уж потом добавила: - С ней что-то случилось. * * * Не спрашивая разрешения, он снял плащ, и мать молча показала ему рукой на дверь ее комнаты. Ио сидела на кровати, поджав под себя ноги, и, раскачиваясь, смотрела прямо перед собой в окно. - Рудольфио! - позвал он. Она обернулась к нему и ничего не сказала. - Рудольфио! - Перестань,- брезгливо сморщилась она.- Какой ты Рудольфио, ты самый обыкновенный Рудольф. Самый обыкновенный Рудольф, понимаешь? Удар был настолько сильным, что боль сразу охватила все тело, но он заставил себя остаться, он подошел к окну и оперся на подоконник. Она все раскачивалась взад и вперед и все смотрела перед собой, мимо него, и тихо скрипели под ней пружины кровати. - Ну хорошо,- соглашаясь с ней, сказал он.- Но объясни, где ты была! - Иди ты к черту! - не оборачиваясь, устало ответила она. Он кивнул. Потом снял с вешалки свой плащ и, не отвечая на молчаливые вопросы ее матери, спустился с лестницы и пошел к черту. Воскресенье только еще начиналось, прохожих на улице было мало, и никто его не остановил. Он перешел через пустырь, спустился к берегу и вдруг подумал: а куда же дальше? 1965 |