Здравый смысл. 4Здравый смы. Здравый смысл Общая характеристика Имплицитная смесь наивного реализма и идеализма
 Скачать 202 Kb.
|
1 2 Глава 4. здравый смысл Общая характеристика Имплицитная смесь наивного реализма и идеализма Психофольклор и дешевые идеи Когнитивные предубеждения Познание обыденное и научное 4.1. Общая характеристика 4.1.1. О здравом смысле — в терминах здравого смысла В советские времена идеологи и специалисты в области общественных и гуманитарных наук, в том числе психологи, относились к здравому смыслу с известной долей недоверия. Недоверие марксистов к здравому смыслу было оправдано, т.к. любое здравомыслие неизбежно приводило к ревизии марксистских догм. В пост-советской России предпринимались попытки противопоставить здравый смысл марксистской идеологии. Действительно, трудно переоценить значение здравого смысла для строительства гражданского общества, упорядочения жизни. Нас интересует вопрос о том, как соотносятся между собой здравый смысл и эмпирическая психология как наука. Но вначале следует разобраться в особенностях здравого смысла как такового. В настоящей главе будет предпринята попытка показать некоторые особенности здравого смысла и сопоставить здравый смысл и эмпирическую психологию. Нередко начинающиеся исследователи приходят в эмпирическую психологию со своими «идеями». Начинающий исследователь — это чаще всего студент или аспирант. Как правило, будучи не обремененным какими-либо систематическими и специальными знаниями, он привносит в эмпирическую психологию свой здравый смысл. Конечно, любой человек вооружен здравым смыслом и руководствуется им. Однако научное мышление не совпадает или совпадает лишь частично со здравым смыслом. И все же, может быть уместна замена научных знаний здравым смыслом? Может ли здравый смысл быть очевиднее, надежнее, эффективнее эмпирических знаний? Здравый смысл — верный помощник или, напротив, серьезная угроза эмпирической психологии? Материал, изложенный в этой главе, дает некоторые ответы на эти весьма непростые вопросы. Он поможет вам не только глубже разобраться с пониманием здравого смысла, но и не привносить его в эмпирическую психологию. Здравый смысл — это банальность в одних отношениях, но опыт и разум — в других. Наука сталкивается с большими проблемами, изучая здравый смысл именно потому, что он сочетает в себе, казалось бы, взаимоисключающие признаки и значения. Безусловно, здравый смысл зрелых исследователей имеет определенное значение для эмпирической психологии. В то же время здравый смысл молодых исследователей скорее мешает им, чем помогает. Эмпирическая психология учитывает позитивные элементы здравого смысла и вместе с тем подвергает критическому анализу обыденные, стихийно складывающиеся представления о психике и личности человека, его поведении. Платон и Гегель критически оценивали познавательный потенциал здравого смысла и считали, что наука и философия радикальным образом порывают с его «плоскими и вульгарными истинами» (см.: Философия…, 1996). 4.1.2. Общие особенности здравого смысла Т. Рейд (1710-1796), основатель так называемой шотландской философии здравого смысла, предложил понимать здравый смысл как естественные суждения человека о реальном существовании сознания и внешнего мира, которые известны ему непосредственно (естественный реализм). Рэйд утверждал, что хотя нельзя доказать реальность внешнего мира и человеческого сознания, истина заключается не в том, что они не существуют и непознаваемы. Но истина в том, что человеческое сознавание реальности внешнего мира и сознания есть безусловный факт, который не требует и не нуждается в доказательствах. Сознавание не выводится из каких-либо других посылок, а само является основанием для любых последующих доказательств. Познание и науки строятся на самоочевидных принципах. И каждый человек, имеющий здравый смысл, может быть компетентным судьей, поскольку его здравый смысл также строится на самоочевидных принципах (см., напр.: Huoranszki, 2002; Pakaluk, 2002). В марксистской философии под здравым смыслом понимают «…стихийно складывающиеся под воздействием повседневного опыта взгляды людей на мир и самих себя, принципы понимания и оценки явлений, правила действия в определенных ситуациях» (Здравый смысл…, 1989, с. 197). В психологии понятием «здравый смысл» обозначают Мы будем исходить из того, что здравый смысл есть повседневное знание. Оно покоится на опыте (чувственно-эмпирически приобретенных знаниях); в определенном диапазоне событий повседневной жизни является интуитивным и в то же время характеризуется рациональностью (в известных пределах разумен) и прагматизмом (ориентируется на действие и практическую полезность). Понятие здравого смысла имеет некоторое философское содержание. Но мы сосредоточимся далее на отношениях здравого смысла с житейской практикой (см. также: Анурин, 1998). Здравый смысл — это представления людей о природе, обществе, других людях, самих себе, технике, складывающиеся под воздействием их повседневного жизненного опыта и общения. В естественном языке имеются тысячи слов, обозначающих черты личности, психические состояния человека, мотивы и поведение, межличностные отношения, и т. д. Но здравый смысл оперирует ими как «житейскими» (Выготский), а не научными понятиями. Здравому смыслу не учат. Люди осваивают его в процессе повседневного общения, в действиях с предметами жизненного мира. Для приобретения здравого смысла не требуется какое-либо предварительное знание, а понятия здравого смысла не специализированы. Индивидуальный здравый смысл Здравый смысл характеризует сознание и присущ каждому человеку, приобретающему повседневные знания и опыт в одиночку. Повседневные знания в значительной степени носят скорее единичный, чем обобщающий, личный, чем присущий многим людям характер. Повседневное знание ограничено личным жизненным опытом конкретного человека, событиями его жизни. — Так неужели ж никогда, никогда не кончится этот ужасный раздор! — вскричал я грустно. — Неужели ж ты до того горда, что не хочешь сделать первый шаг! Он за тобою; ты должна его первая сделать. Может быть, отец только того и ждет, чтоб простить тебя... Он отец; он обижен тобою! Уважь его гордость; она законна, она естественна! Ты должна это сделать. Попробуй, и он простит тебя без всяких условий. — Без условий! Это невозможно; и не упрекай меня, Ваня, напрасно. Я об этом дни и ночи думала и думаю. После того как я их покинула, может быть, не было дня, чтоб я об этом не думала. Да и сколько раз мы с тобой же об этом говорили! Ведь ты знаешь сам, что это невозможно! (Достоевский, 1977, с. 83). В вышеприведенном фрагменте из романа Достоевского «Униженные и оскорбленные» Ваня и Наташа не могут придти к согласию, потому что каждый герой руководствуется собственным здравым смыслом. Его повседневный опыт и ее повседневный опыт — разные, и вряд ли возможно, чтобы Наташа усвоила и приняла личный опыт Вани. Включенные в здравый смысл повседневные знания и опыт чувственно очевидны для человека. В этом важнейшая особенность здравого смысла. Человеку очевидно то, что он делает или то, как он понимает и оценивает различные события. Для некоторых женщин очевидно, что у их личных вещей есть одна неприятная особенность — они периодически исчезают, и приходится прилагать большие усилия, чтобы их отыскать. Некоторые москвичи относятся с неприязнью к лицам «кавказской» национальности. Когда эти москвичи приходят на рынок, им очевидно, что именно лица «кавказской» национальности высокими ценами на продукты и товары угрожают их благосостоянию, а поведение «кавказцев» — их покою и безопасности. Чувственная очевидность складывается из определенного набора признаков. Здравый смысл Иванова обращается к одним признакам очевидности, а здравый смысл Петрова — к другим. Водитель Петров, проезжая на машине мимо школы, сбавляет скорость: внезапно могут выбежать на дорогу дети. Об этом свидетельствует и предупреждает дорожный знак. Водитель Иванов, проезжая на машине мимо школы, скорость не сбавляет: он здесь проезжает не первый раз, и ни разу дети не выбегали на дорогу. Следовательно, чувственная очевидность носит избирательный характер. Она имеет разные очертания для Петрова и Иванова. Однако существуют границы чувственной очевидности. Перед тем, как уехать в отпуск, Петров перекрывает в своей квартире все краны: несколько лет назад он не сделал это, но какой-то кран износился, и затопило квартиру. Перед тем, как уехать в отпуск, Иванов не предпринимает в своей квартире никаких мер предосторожности. Ранее ничего не случалось; он не считает необходимым побеспокоиться о квартире и теперь. События, выходящие за границы чувственной очевидности (в настоящем или в прошлом), представляются неочевидными, и потому скорее не включаются, чем включаются в сферу действия здравого смысла. Для Иванова возможность затопления его квартиры — нечто маловероятное, поскольку может произойти в будущем, но выходит за границы чувственной очевидности в настоящем. За границы чувственной очевидности выходят также объяснения каких-либо явлений или событий. Здравый смысл оценивает и объясняет явления и события путем приписывания им функции следствия других явлений и событий, но чисто случайным (произвольным, субъективным) образом. Социальный здравый смысл Конечно, существует социальный опыт познания окружающего мира и обращения с ним — опыт, который усваивает каждый человек в ходе социализации. Социальный опыт помогает приобрести элементарные сведения о мире и навыки повседневной жизнедеятельности. Подчеркивая социальный характер здравого смысла, употребляют такие выражения, как «народная психология», или, как предлагает R.J. Bogdan (1991a), «психофольклор», «фольклор сознания». Универсум всегда служил предметом интереса обычных людей. И их интерес дорос до народной астрономии. Однако современная «народная астрономия» является весьма умозрительной и служит наивной вере в том, что мы в центре универсума, все вращается вокруг земли, другим успокаивающим или, напротив, пугающим вещам. Тем не менее, для многих людей народная астрономия выглядит весьма убедительной. Две трети британцев не знают, что Земля вращается вокруг Солнца. Зато каждый пятый британец верит в то, что Земля проносится вокруг Солнца за один день (цит. по: Bogdan, 1991b). Народная психология подобна народной астрономии, впрочем, как и народной механике, термодинамике, метеорологии, химии, или биологии. Народная психология — это общая схема концепций, грубо соответствующих требованиям повседневной жизни, но весьма отличающаяся от реальной действительности. Это обстоятельство не мешает «простому» человеку понимать, объяснять, предсказывать и оперировать «народными» концепциями так, как будто они действительно соответствуют реальным особенностям психики, личности и поведения людей (Churchland, 1991). 4.2. Имплицитная смесь наивного реализма и идеализма На первый взгляд, такие признаки здравого смысла как опора на чувственный опыт, рационализм и прагматизм, могут свидетельствовать о том, что здравый смысл является естественным союзником эмпирической психологии. В самом деле, ведь эмпирическая психология тоже опирается на чувственный опыт, рационализм и прагматизм. И все же между здравым смыслом и эмпирической психологией имеются существенные различия. 4.2.1. Наивный реализм Люди верят в реальность мира и в то, что он представлен в их сознании таким, каков он в действительности. В этой части здравый смысл оказывается близким к наивному реализму. Я называю такой реализм наивным, имея в виду его избыточную упрощенность и неполное соответствие сути вещей. Ведь многое из того, что кажется очевидным и ясным, на самом деле неочевидно и неясно. Одни и те же вопросы могут иметь разные ответы. Алексей, ученик 11 класса, регулярно посещает уроки в школе. Почему он не пропускает уроки? Потому, что ему интересно в школе? Потому, что он хочет поступить в университет? Потому, что он боится наказания учителей? Потому, что он боится наказания родителей? Потому, что в школе он освобождается от опеки родителей? Потому, что он любознательный? Потому, что он встречается с друзьями? Потому, что он хочет заслужить похвалу? Потому, что девушка, которая ему нравится, регулярно посещает уроки? Потому, что он привык соблюдать правила поведения? Здравый смысл оперирует простыми ответами. Учитель мог бы сказать, что Алексей посещает уроки, потому что хочет поступать в университет: Алексей делился своими планами с учителем. Друзья могли бы сказать, что вместе с Алексеем учится девушка, которая нравится ему: как-то он сам признался в этом. Родители могли бы сказать, что Алексею присуща дисциплинированность: он уважает и слушает своих родителей. Возможно, в каждом из этих ответов есть своя доля «правды». С точки зрения здравого смысла ситуация кажется очевидной и ясной. С точки же зрения эмпирической психологии эту ситуацию можно было бы охарактеризовать как неочевидную и неясную. По меньшей мере, исследователь попытался бы определить прежде всего настоящие причины и отделить их от действия случайных факторов. Затем он мог бы установить вклады разных причин в поведение Алексея: указать причины, которые оказывают наибольшее влияние на поведение, и причины, роль которых в поведении Алексея невелика, и т.д. Таким образом, здравый смысл дает либо ошибочные, либо приближенные и весьма неточные ответы, либо вообще не способен дать верный ответ, если существует несколько причин и нужно определить, какая из них главная. Здравый смысл «похож» на правду, и в этой похожести суть наивного реализма. 4.2.2. Идеализм В здравом смысле наивный реализм сочетается с идеализмом. Как правило, «простой» человек исходит из того, что мир дан его сознанию таким, каков он в действительности. Поэтому человек доверяет своим ощущениям и восприятиям, чувствам и интуиции, представлениям и мышлению, сознанию и опыту. «Простой» человек не отделяет свои ощущения и восприятие от мышления и представлений. В его сознании они слиты. Но если человек доверяет своему мышлению и представлениям, значит, он руководствуется не реальностью мира, а реальностью своего мышления и представлений. В конечном итоге не мир воспринимается таким, каков он есть, а субъективное представление о нем берется за базовую систему отсчета событий в мире. Вера в собственное сознание, которое «адекватно отражает» мир, есть чистейшей воды идеализм. На эту особенность здравого смысла обратил внимание Берн. «Люди действуют и чувствуют не в соответствии с действительными фактами, а в соответствии со своими представлениями об этих фактах. У каждого есть свой определенный образ мира и окружающих людей, и человек ведет себя так, как будто истиной являются эти образы, а не представляемые ими объекты» (Берн, 1992, с. 44). Эту особенность здравого смысла иллюстрирует «история с молотком». «Некто возымел желание повесить картину. У него есть гвоздь, но нет молотка. И наш герой решает одолжить молоток у соседа, но потом его одолевают сомнения: «А вдруг сосед не захочет дать мне свой молоток ? Он так нехотя мне ответил, когда я вчера с ним поздоровался. Конечно, может, он просто спешил. Или же нарочно притворился, будто ужасно спешит, а на самом деле хотел избежать разговора, потому что плохо ко мне относится. Интересно, почему он ко мне так плохо относится ? Я всегда с ним любезен. Непонятно, что он против меня имеет, но здесь явно что-то не так. Если бы кому-нибудь понадобился мой инструмент, я бы дал его без всяких разговоров. Почему он не хочет одолжить мне свой молоток, что я его съем, что ли ? Да и вообще не понимаю, как можно отказывать людям в такой пустяковой просьбе ? Вот такие-то люди и отравляют нам жизнь... Может, он решил, что, раз у него есть молоток, а у меня нет, значит, я у него в руках ? Ладно, сейчас я ему прочищу мозги». Наш герой вскакивает, в ярости мчится к квартире соседа и звонит в дверь. Ничего не подозревающий сосед открывает дверь, но не успевает он произнести и слово «Здравствуйте», как на него обрушивается крик нашего героя: «Подавись ты своим молотком, ты, кретин!» (Вацлавик, 1990, с. 40). Здравый смысл не делает принципиальных различиймежду сознанием и реальностью. «Простой» человек особенно не озабочен вопросом о том, соответствуют ли, и если да, то в какой степени, его представления о реальности собственно реальности как таковой. Так возникает тождество сознания и внешнего мира, совпадение мышления и реальности, причем по критериям сознания и мышления. Не контролируемый чувственным опытом, разум впадает в противоречия. Каждому тезису может быть противопоставлен антитезис. Тезис и антитезиз могут быть получены из одной и той же предпосылки и доказаны с равной степенью «очевидности» (Кант). Здравый смысл легко переходит от тезиса к антитезису и не замечает в этом противоречий. Здравый смысл попадает в поле зрения эмпирической психологии, в частности, в некоторых областях социальной психологии — в исследованиях атрибуции, имплицитных теорий личности, социальных стереотипов, и т. д. 4.2.3. Имплицитные теории личности и поведения Здравый смысл основывается также на имплицитных теориях человеческого поведения. Каждый человек имеет имплицитные теории, и они структурируют его действия и мысли о себе и других людях. Довольно редко люди выражают эти теории эксплицитно и в ясной логической форме. Если теории и осознаются, то лишь по мере необходимости обосновать или аргументировать конкретные мысли, действия, поступки. Люди имеют в своем арсенале не одну, а некоторое множество имплицитных теорий. Но они не соотносятся между собой связным и логически непротиворечивым образом. Скорее они подобны лоскутному одеялу, сотканному из общих принципов, наставлений, клише и стереотипов о человеческих нормах, ценностях, поведении. Проблема здравого смысла заключается в том, что он противоречит сам себе; его утверждения носят характер всеобщности, и потому их невозможно фальсифицировать, в отличие от научных утверждений. Некоторые явления и механизмы, характеризующие здравый смысл, входят в предмет имплицитных теорий личности, теорий атрибуции, социальных стереотипов, и т. д. Здравый смысл — это оценки, представления, взгляды, убеждения человека, основанные на имплицитных теориях. Но здравый смысл — это также «затвердевшие», или стереотипные представления и взгляды, характеризующие общественные оценки и установки — на образование, промышленность, воспитание детей, здравоохранение, преступность, другие благополучные и неблагополучные сферы общественной и личной жизни. 4.2.4. Угроза когнитивного диссонанса Эмпирическая психология бросает вызов здравому смыслу и серьезно подрывает его самоуверенность в своей самодостаточности. Не каждому из вас это понравится: возникают когнитивный диссонанс и нарастающие сомнения в том, в чем у вас раньше сомнений не было. В самом деле, всякая правда о реальности мира оказывается «хуже» сказок о ней. Даже правда о Деде Морозе может стать серьезным поводом для огорчения. Некоторые люди чувствуют себя дезориентированными, если их установки не находят подтверждений, если нужно пересматривать взгляды и убеждения: изменять то, что казалось незыблемым. И все же это был бы обман, если бы ученые пытались скрыть от общественности и студентов неполную адекватность здравого смысла реальности мира. Далее будут показаны более конкретно и детально различия между знанием в форме здравого смысла и научным знанием, возможностями познания на уровне здравого смысла и на уровне эмпирической психологической науки. 4.3. Психофольклор и дешевые идеи 4.3.1. Общественные стереотипы и реальность Как уже отмечалось, здравый смысл, в котором аккумулируется опыт многих людей, приобретает социальныйхарактер. Многие общественные и культурные стереотипы (установки) можно отнести к народной психологии, или психофольклору. Как правило, они не соответствуют реальности мира и не подтверждаются (полностью или частично) данными эмпирических исследований. Воспользуемся обзором некоторых работ, которые приводит Stanovich (1992) для иллюстрации некоторых общественных мифов. Существует общее убеждение в ценности для старшеклассников опыта самостоятельной работы. Ее полезность усматривают в следующем. (1) Старшеклассники заработают деньги, и эти деньги можно отложить для оплаты будущего обучения в вузе или включить в текущий бюджет семейных доходов и расходов. (2) Старшеклассники усвоят «рабочий этический кодекс»; позже это позволит им работать более добросовестно и с большей ответственностью. (3) Они станут с большим уважением относиться к достижениям общества в области экономики, а (4) мотивация к учебе возрастет в силу их большей зрелости и более осознанного планирования своего будущего. Были проведены специальные исследования, направленные на выяснение эффекта опыта самостоятельной работы на поведение, установки и успеваемость старшеклассников. Greenberger and Steinberg (1986)1 показали, что общественные установки в пользу ценности рабочего опыта старшеклассников были в основном ошибочными. Чрезвычайно малую часть заработанных денег старшеклассники отдавали в семейный бюджет или откладывали на свое будущее обучение в вузе. Зато очень большая часть денег тратилась на покупку роскошных товаров, подчеркивающих высокий социальный статус их владельцев, или потребность в которых искусственно навязывалась телевизионной рекламой. Работа оказала сильный отрицательный эффект на успеваемость старшеклассников. При этом опыт работы сделал их более циничными и способствовал снижению их уважения к работе как таковой, признания ее роли в экономике страны и процветании общества. Работающие старшеклассники делали, например, следующие заключения: «людей, которые работают больше, чем это необходимо, можно считать немного сумасшедшими» или «нет таких фирм, которые заботились бы о своих служащих». Вместе с тем неработающие старшеклассники не были столь циничными в отношении ценностей работы. В конечном итоге, Greenberger and Steinberg пришли к заключению, что опыт самостоятельной работы скорее способствует, чем удерживает старшеклассников от некоторых форм делинквентного поведения. Как замечает Stanovich (1992), похоже, что в обществе создан культурный миф о ценности работы для молодых людей. Однако общая риторика о «созидающем характере» опыта работы и важности знать цену «заработанной копейке» оказалась ложной. Такого рода клише можно отнести к разряду «народных баек» о том, что дети миллионеров заправляют бензином машины на бензоколонках. Подобного же рода «народные истории» обнаруживают антропологи в развивающихся странах — истории, которые вызывают у людей оптимизм и надежду; они включены в культурные практики этих стран, но не имеют, однако, оснований для этого в реальности. Еще один пример общественного стереотипа — о детях, которые имеют высокие достижения в учебе и много читают. Типичное мнение заключается в том, что физическое состояние у таких детей ослаблено, а уровень их социального приспособления понижен («книжные черви» являются неженками и трусами). Вопреки этому, однако, эмпирические исследования свидетельствуют о том, что дети, которые имеют высокие достижения в учебе и много читают, физически более крепкие и в большей степени вовлечены в общественные мероприятия, чем дети, которые не читают или читают мало книг. Дети с высокими достижениями в учебе, имеют больше шансов быть принятыми сверстниками, чем дети с низкими достижениями в учебе (Gage& Berliner, 1984). Более вероятно, что спортом, оздоровительным бегом, туризмом занимаются люди, которые много читают, чем люди, которые мало читают (Zill& Winglee, 1990). В фильмах читатели книг часто показываются как отшельники, замкнутые, необщительные, погруженные в себя личности. Книги, казалось бы, замещают им остальной мир. Однако это — стереотип, созданный сценаристами и режиссерами, миф, продиктованный здравым смыслом. Согласно эмпирическим данным, читатели не являются ни интровертами, ни социально отверженными; они проявляют высокую активность в широком социальном и культурном диапазоне. Вопреки расхожим мнениям, уровень их активности выше активности тех, кто не читает книги (MarketFacts, 1984). В одном из исследований опрашивали родителей о том, что, по их мнению, угрожают безопасности их детей. Большая часть родителей беспокоилась о насильственном похищении их чад. Фактически же, вероятность наступления такого события равна 1/700000 (MacDonald, 1990), а вероятность гибели ребенка в автомобильной катастрофе, в 100 раз выше вероятности его похищения (Paulos, 1988). Таким образом, американские родители беспокоятся в большей степени о низковероятных событиях, чем о высоковероятных (MacDonald, 1990). Этот факт также свидетельствует против здравого смысла. Здравый смысл подсказывает, что большинство женщин страдает от предменструального синдрома (ПМС): перед наступлением менструаций женщины испытывают напряжение, перепады настроения, раздражительность, депрессию. Когда женщин просто спрашивали об этом, они действительно сообщали о повышении эмоционального напряжения перед наступлением менструаций. Однако, когда они вели дневник своих настроений в течение долгого периода времени, обнаружилось, что у большей части женщин нет никакой связи между их настроениями и временем, предшествующем менструациям (McFarland, Ross, & DeCourville, 1989; Slade, 1984). В другом исследовании, которое носило систематический характер, было установлено, что примерно у 50% женщин, которые жаловались на симптомы ПМС, не было значимых связей между их эмоциональными состояниями и менструальным циклом (Gitlin& Pasnau, 1989). Эти данные показывают, что в ряде «свидетельских» показаний проявляется здравый смысл людей. Самоотчеты («свидетельские» показания) могут вводить в заблуждение не только общественное мнение, но и исследователей. Известную роль в порождении общественных стереотипов играют СМИ. Представьте, что по ТВ прошло сообщение о том, что аэробус потерпел катастрофу, 413 человек погибло. Очевидно, вы подумаете, как это ужасно. На следующей неделе ТВ сообщает о новом несчастье: вновь произошло крушение аэробуса, 442 погибших. Какое ужасное событие! Скорее всего не все в порядке с системой пассажирских авиационных перевозок. На следующей неделе ТВ вновь сообщает о крушении аэробуса: третья катастрофа, 432 человека погибли. Не только вы, но все СМИ, общественные деятели, политики потребуют создания правительственной комиссии для проведения расследования. Между тем каждую неделю на дорогах США погибает примерно 457 человек в легковых машинах плюс дополнительно 263, кто погибает на грузовиках и мотоциклах (данные национального совета безопасности США за 1990 г.). Однако вопрос безопасности на автомобильных дорогах не столь яркий, как авиационная катастрофа. На дорогах 720 человек не погибают одновременно и на одном и том же месте. 720 погибших на дорогах — это «статистика», а 400 человек, погибших одновременно и в одном и том же транспортном средстве — это событие, которое завораживает и захватывает дух своими масштабами и последствиями. Психологи объясняют это явление «яркостью случая». Люди обращают внимание на случаи и проблемы, которые являются яркими и поражают воображение своей необычностью. Вот почему авиационные катастрофы привлекают к себе всеобщее внимание, в то время как автомобильные аварии стали чем-то обыденным и привычным. Представьте теперь абсурдность ситуации, когда ваш друг вез вас 30 км на машине до аэропорта и затем желает вам безопасного полета протяженностью в 1200 км. Печальная ирония этого примера состоит в том, что шансов погибнуть в автокатастрофе у вашего друга в три раза выше, чем у вас в полете на расстояние в 1200 км (Stanovich, 1992). «Яркость случая» — еще одна особенность здравого смысла, которая приводит к заблуждениям и ошибкам. 4.3.2. Дешевые идеи Идея считается научной, если ее можно подвергнуть проверке. При эмпирическом тестировании научная идея либо поддерживается, либо отвергается. Эмпирическая поддержка свидетельствует о научной состоятельности идеи. Если научная идея не получает эмпирической поддержки, она отвергается, но не всякую идею можно подвергнуть эмпирической проверке. Такие идеи, считаются ненаучными; эмпирическая психология их отвергает. В этих двух положениях — краткая суть принципа фальсификации (Поппер, 1983). В отличие от эмпирической психологии, здравый смысл оперирует прежде всего идеями, которые невозможно тестировать эмпирически. Довольно часто здравый смысл поднимает проблемы так называемой предельной реальности. Как возникла вселенная? Есть ли у времени начало? Какова природа жизни? По выражению Gould, биолога и популяризатора науки (цит. по: Stanovich, 1992), такого рода проблемы имеют псевдорешения, и они основаны на дешевых идеях. Любой сообразительный человек может изобрести дюжину вопросов, относящихся к предельной реальности. Но ученые не тратят попусту время на вопросы о предельной реальности, потому что никому еще не удалось изобрести способы их эмпирического тестирования и, следовательно, невозможно решить, верны они или ложны. Здравый смысл имеет склонность к изобретению всеобщих теорий («гранд-теорий»). Они настолько глобальны, запутаны и расплывчаты, что их используют для объяснения всего, чего угодно. Однако гранд-теории невозможно фальсифицировать и, стало быть, нельзя проверить ни их истинность, ни диапазон их действия. Между тем научные теории фальсифицируемы. Они имеют определенный диапазон действия и ограничены определенными условиями и обстоятельствами. Поэтому проверка истинности научных теорий возможна. Гранд-теории предлагают дешевые идеи для массового потребительского спроса. Они могут вызывать чувство определенности и эмоционального комфорта от ощущения всеобщей ясности и понятности. Однако это ложные чувства и ощущения, поскольку они замешаны на спекулятивных идеях. Профессиональные исследователи напротив, ориентируются на идеи, содержащиеся в научных теориях. Научные теории предлагают идеи, которые служат решению одних проблем, но неизбежно оставляют открытыми и нерешенными другие. С точки зрения эмпирической психологии особенности психики, личности и поведения людей — это великая тайна и загадка. Исследователи раскрывают эти тайны и загадки последовательно и постепенно. Благодаря этому многое из того, что было непонятно вчера, становится понятным сегодня. В то же время многое требует пересмотра и переосмысления, а многое остается непонятным до сих пор. Истина не постигается внезапным озарением, осветившим вдруг все уголки мироздания, в котором мы живем. Здравый смысл, напротив, исходит из собственного совершенства и претендует на абсолютное знание. Здравый смысл позволяет чувствовать людям свою самодостаточность и самоценность. Это обстоятельство важно учитывать в прикладном плане: при психологическом консультировании и на сеансах психотерапии. Но перенос этого «состояния души» в область науки и производства эмпирического знания вреден, так как создаваемые здравым смыслом гранд-теории затемняют суть эмпирического познания и не имеют к нему никакого отношения. 4.4. Когнитивные предубеждения Когнитивные предубеждения — еще одна характерная черта здравого смысла. Часто люди рассуждают и/или принимают решения, которые оказываются пригодными для одних ситуаций, но вводят их в заблуждения в других ситуациях. Психологи обнаружили не менее 30 когнитивных предубеждений (пристрастий, необъективных смещений в оценках) (Lewicka, 1985). Когнитивные предубеждения разделяют на искажения подтверждений и искажения сравнений. 4.4.1. Интуиция Интуиция — важный когнитивный процесс. Порой человек не имеет другой возможности продолжить какое-либо действие иначе, чем следуя подсказке интуиции. Интуиция также может помочь принять решение в ситуациях, с которыми человек не встречался прежде. Однако интуитивная подсказка о том, что может быть правдой, не всегда согласуется с тем, что есть правда на самом деле. Столетиями люди верили Аристотелю, что более массивные тела падают быстрее, чем менее массивные. Видимо, утверждение Аристотеля соответствовало интуиции людей. Однако, Галилей установил опытным путем, что падая, тела ускоряются одинаково независимо от их массы. Восприятие может быть искажено тем, что человек неадекватно завышает вероятность одних событий и занижает вероятность других. Представьте, что воры два раза пытались выхватить у вас сумочку или вытащить кошелек во время прогулки. Вы начинали бороться с ними, но нуждались в помощи. Первый случай происходил в присутствии многих людей, наблюдавших за этим происшествием. Во втором случае свидетель – только один человек. Вопрос состоит в следующем: в какой из двух ситуаций вы имели больше шансов рассчитывать на помощь? Интуиция вроде бы подсказывает, что чем больше людей, тем больше вероятность получить помощь. Здесь, однако, действует противоположный эффект. Более вероятно получить помощь в ситуации, когда присутствует один, а не много человек (цит. по: Schaughnessy & Zechmeister, 1994). 4.4.2. Интуитивная статистика Закон больших чисел и средних значений Что происходит, когда люди пытаются оценить относительную частоту события, которое может произойти?2 Допустим, вас просят предсказать, как часто в серии из четырех бросаний монеты будет выпадать «орел». У монеты две стороны — «орел» и «решка». Выпадение «орла» или «решки» — независимые друг от друга случайные события, и потому существует равная вероятность выпадения как «орла», так и «решки». Следовательно, лучшим предсказанием будет следующее: два «орла» при четырех бросаниях монеты, т.е. вероятность в 50% является наиболее высокой для одного случая из двух независимых и в равной степени случайных событий при четырех бросаниях монеты. Однако в серии из четырех бросаний монеты выпадений «орла» вообще может не произойти. Дело в том, что сделанное выше предсказание, — два «орла» при четырех бросаниях монеты верно, но не для четырех, а для большого количества бросаний монеты. Если вы будете бросать монету 1000 раз, тогда действительно получится так, что «орел» и «решка» выпадут примерно одинаковое количество раз. Это не значит, что «орел» выпадет точно 500 раз, и столько же раз выпадет «решка». Например, «орел» может выпасть 525 раз, а «решка» — 475 раз. Однако в целом различия между количеством выпадений «орла» и «решки» будет примерно равным, т.е. около 50%. Это явление подчиняется закону больших чисел, который открыл Бернулли. Одно из недоразумений, связанных с законом больших чисел, проистекает из отношений этого закона с другим законом, законом средних. Предположим, после 10 бросаний монета ни разу не упала «орлом» вверх. Общая вера состоит в том, что теперь вероятность выпадения «орла» должна быть выше, чем вероятность выпадения «решки». Люди исходят при этом из закона больших чисел. Они рассуждают примерно так. Количество выпадений «орла» должно быть чаще после предшествующих частых выпадений «решки». Иначе говоря, если часто выпадает одна сторона монеты, то затем должна происходить компенсация в виде более частых выпадений другой стороны. Ошибочность этого рассуждения проистекает из того, что человек представляет вероятности выпадений разных сторон монеты как взаимосвязанные между собой. На самом же деле вероятность выпадения «орла» и вероятность выпадения «решки» являются независимыми друг от друга событиями. Следовательно, если после 10 бросаний монета ни разу не упала «орлом» вверх, это не значит, что вероятность выпадения монеты «орлом» вверх при следующих 10 выпадениях станет выше. Но это значит, что при большом количестве бросаний монеты (например, 1000 и более раз), монета будет падать «орлом» и «решкой» вверх в среднем примерно одинаковое количество раз (закон средних чисел). Например, монета может упасть «орлом» вверх» 475 раз, а «решкой» вверх — 525 раз. Иллюзорная корреляция Если человек воспринимает несколько событий как взаимосвязанные, в то время как в действительности они не связаны, значит он занимается иллюзорной корреляцией явлений — еще одно когнитивное предубеждение здравого смысла. Ward and Jenkins (1965) знакомили участников исследования с результатами гипотетического 50-дневного эксперимента с облаками, которые специально обрабатывают для того, чтобы вызвать осадки. Участникам сообщали, засевали облака или не засевали, и выпадали осадки или не выпадали по каждому из 50 дней наблюдений. Ward and Jenkins так построили эксперимент, что вероятность дождей в дни, когда облака засевали, и в дни, когда облака не засевали, были одной и той же. Иначе говоря, между засевом облаков и выпадением осадков не были никакой связи. Тем не менее участники были убеждены, что существует общая вариация (связь) между засевом облаков и выпадением осадков. Ward and Jenkins объясняют данное явление тем, что люди склонны верить скорее тем событиям, которые поддерживают их стереотипы, а не тем, которые их стереотипы подвергают сомнению. Это значит, что участники эксперимента обращали больше внимания и прочнее запоминали дни, в которые засевали облака и шел дождь, чем дни, в которые облака не засевали, но также шел дождь. Эти результаты представляют собой пример иллюзорной корреляции. 4.4.3. «Я знал это!» Бывает так, что человек взывает к здравому смыслу после наступления события. Но он утверждает, что наступившее событие «очевидно» и он знал о нем заранее. Заметьте, событие кажется очевидным именно послетого, как оно совершилось. До наступления событие не кажется очевидным. Это — феномен «я знал это!» (Fischhoff, 1975, 1977; Slovic & Fischhoff, 1977). В повседневной жизни, как правило, мы не думаем о событии до момента его наступления. Но когда оно наступает, обычно находятся объяснения, почему оно случилось. В результате мы как бы и не удивляемся этому событию. Как сказал датский философ Сёрен Кьеркегор «Жизнь идет вперед, но понимаешь ее задним числом». Артур Конан Дойл эту же мысль выразил так: «Легко быть мудрым после того, как что-то уже произошло» (цит. по: Майерс, 1996). В социальной психологии феномен «Я знал это» описан как ошибка хиндсайта. Ошибка хиндсайтаесть тенденция людей преувеличивать свою способность предвидеть какие-либо события, поскольку они делают свои прогнозы после того, как событие произошло, и после того, как результат стал известен. Создайте две условные группы студентов. Инструкция для студентов первой группы может быть следующей. «Социальные психологи обнаружили: выбираете вы друзей или влюбляетесь, вас более всего привлекают люди, чьи особенности отличаются от ваших собственных особенностей. Оказывается, верна старая поговорка «Противоположности притягиваются»». Инструкция для студентов второй группы может быть следующей. «Социальные психологи обнаружили: выбираете вы друзей или влюбляетесь, вас более всего привлекают люди, чьи особенности похожи на ваши собственные особенности. Оказывается, верна старая поговорка «Ворон — к ворону, голубь — к голубю». Сначала в каждой группе по отдельности попросите студентов объяснить этот факт. Затем спросите, этот факт удивил их или не удивил. Как правило, студенты любой группы скажут, что ничего удивительного в этом нет. В свою очередь вы можете заметить, что факты, которым не удивились студенты обеих групп, были взаимоисключающими (Майерс, 1996). Когда человек имеет дело с новым событием, он немедленно включает новое знание о нем в багаж своих прежних знаний. При этом граница между новыми и прежними знаниями размывается: они объединяются и сливаются. Но из-за этого новое знание не воспринимается как собственно новое. Знание о событии, возникшее после того, как оно наступило, интерпретируется как знание, возникшее до его наступления. Следовательно, хотя люди полагают, что могут объяснять события «наперед», в действительности они интерпретируют их, оглядываясь «назад». Ошибка хиндсайта приводит также к тому, что здравый смысл допускает взаимоисключающие умозаключения об одних и тех же событиях и не усматривает в этом противоречий. На самом деле, если взаимоисключающие выводы об одних и тех же событиях возможны, значит, они не имеют никакой цены. Примерами взаимоисключающих умозаключений могут служить пословицы (см. табл. 1). 1 2 |