Историческая_поэтика_и_литературоведение_XX_в. Историческая поэтика общая характеристика глава ii
 Скачать 181.5 Kb.
|
|
Содержание Введение…………………………………………………………………………..3 Глава I. § 1. Историческая поэтика: общая характеристика ……………………………4 Глава II. § 1. Историческая поэтика и сравнительно-историческое литературоведение (В.М.Жирмунский)……………………………………………………………….9 § 2. Историческая поэтика и античная литература (О.М.Фрейденберг)………………………………………………………………11 § 3. Историческая поэтика и древнерусская литература (Д.С.Лихачев)…………………………………………………………………….16 § 4. «Историческая поэтика» С.Н.Бройтмана …………………………………21 Заключение……………………………………………………………………….33 Список литературы……………………………………………………………....34 Введение М.М.Бахтин, оценивая состояние литературоведения в 1970 гг., писал: «Пагубно замыкать литературное явление в одной эпохе его создания, в его, так сказать, современности <…> произведение уходит своими корнями в далекое прошлое. Великие произведения литературы подготовляются веками, в эпоху же их создания снимаются только зрелые плоды длительного и сложного процесса созревания»1. Речь идет ни о чем ином, как об исторической поэтике. Историческая поэтика понимается в нескольких значениях. С.А.Щульц выделяет, по крайней мере, три значения. Во-первых, историческая поэтика – область литературоведческих исследований, обращенная к проблеме становления и развития различных форм художественной мысли (прежде всего, в сфере жанра). Во-вторых, это система определенных методологических принципов, исследовательских стратегий, нацеленных на решение указанных выше проблем. В-третьих, это сам литературный материал в его внутренней логике, с присущими ему – как эпифеномену «мыслящих миров» (Ю.М.Лотман) – самосознанием, «памятью жанра» (М.М.Бахтин)2. В работе мы принимаем положение В.Е.Хализева, согласно которому историческая поэтика «призвана, не ограничиваясь изучением единичных явлений литературного творчества, сопоставлять друг с другом их «кодовые» черты в широкой историко-художественной перспективе»3. Цель реферата – рассмотреть историческую поэтику и отечественное литературоведение XX в. Для этого предстоит: определить сущность и содержание исторической поэтики; изложить взгляды на историческую поэтику таких исследователей, как В.М.Жирмунский, О.М.Фрейденберг, Д.С.Лихачев, С.Н.Бройтман. Глава I § 1. Историческая поэтика: общая характеристика «Девятнадцатый век, – пишет М.Б.Храпченко, – принес с собой мощное развитие исторических исследований литературы, породил стремление рассмотреть с исторической точки зрения поэтические средства, виды и роды, охарактеризовать их эволюцию, породил стремление заложить основы исторической поэтики»1. Общепризнанным родоначальником исторической поэтики считается А.Н.Веселовский, но ему не удалось создать «единую всеобщую поэтику, охватывающую широчайший круг литературных явлений»2. В последние три десятилетия XX в. интерес к разработке проблем исторической поэтики заметно усилился. М.Б.Храпченко называет ряд предпосылок для построения исторической поэтики как единого целого. Во-первых, это работы исследователей 70 – 80 гг. XX в., которые разрабатывают вопросы исторической поэтики как на материале русской, так и зарубежной литератур: В.Виноградов, Д.Лихачев, Г.Фридлендер, Е.Мелетинский, С.Аверинцев, М.Гаспаров, О.Фрейденберг и др. Во-вторых, завершение десятитомной истории всемирной литературы, содержащей «обобщение процессов исторического развития литератур разных стран и народов. В-третьих, живой интерес к проблемам исторической поэтики со стороны целого коллектива ученых. Определив особенность исторической поэтики, которая рассматривает «развитие путей и средств художественного претворения действительности и изучает их в более крупных измерениях, обращаясь к литературному творчеству различных народностей и наций, к литературным направлениям и жанрам»3, М.Б.Храпченко характеризует предмет исторической поэтики: «исследование эволюции способов и средств образного освоения мира, их социально-эстетического функционирования, исследование судеб художественных открытий»1. Исследователь, обозначив содержание и предмет исторической поэтики, намечает направления ее «исследовательского труда»: создание всеобщей исторической поэтики; изучение поэтики национальных литератур; исследование вклада выдающихся художников слова в развитие поэтики национальной и мировой литературы; эволюция отдельных видов и средств художественного воплощения, а также судеб отдельных открытий в области поэтики2. Эти направления тесно взаимосвязаны друг с другом. Недостаток литературоведения XIX в. Н.К.Гей видит в подразделении на теоретическое и конкретно-историческое изучение художественных феноменов. Заслуга А.Н.Веселовского как раз в том, что он попытался найти «органическое соединение исторических и теоретических подходов к литературе»3. Основоположником исторической поэтики исследуется генезис таких поэтических форм, как эпитет, психологический параллелизм, родовые и жанровые структуры, мотивы и сюжетные формы повествования. По словам Н.К.Гея, первоначально исследования по исторической поэтике «ограничивались <…> рассмотрением эволюции художественных форм»4. Наивысшим этапом является изучение «всех элементов поэтики в их целостном системном функционировании внутри произведений (курсив мой. – М.С.)»5. Оперируя основополагающими литературоведческими понятиями форма и содержание, Н.Г.Гей определяет проблематику исторической поэтики как «историческую транскрипцию содержательных форм литературы в их генезисе и живом функционировании, когда данный художественный смысл есть сканирование многих диахронных смыслов текста в плане его генезиса и в плане жизни самого этого текста»1. Вопреки традиционному представления, согласно которому исторической поэтике надлежит заниматься изменчивыми поэтическими структурами, Гей утверждает, что она «рассматривает <…> соотнесенность устойчивого и подвижного в объекте изучения как гетерогенное начало художественных смыслов внутри художественного целого и в индивидуально-своеобразных, и в родовых своих проявлениях, одновременно»2. Поэтому, делает вывод исследователь, необходим комплексный анализ поэтических форм. Итак, исследователем намечаются три градации литературоведческих подходов: теория литературы, история литературы, критика и историческая поэтика, значимость последней – в пересечении синхронной и диахронной плоскостей осмысления литературы. Ссылаясь на выделенные М.Б.Храпченко области исследования исторической поэтики, Н.В.Бойко рассматривает описание как одну из категорий исторической поэтики. Именно описание, по словам исследователя, «связано двойной, определяющей и определяемой, связью с идиостилем, с жанром, с литературным направлением»3. Н.В.Бойко с целью установить «типологические закономерности в стилевом процессе»4 анализирует связь описания с «образом автора» на примере творчества Н.В.Гоголя и приходит к заключению: «Описание у него (Гоголя. – М.С.) становится имплицитной формой субъективизации повествования, т.е. способом выражения «образа автора» в основных его параметрах: экспрессивно-оценочном и конструктивном, определяющем повествовательную организацию произведения»5. В.Е.Хализевым обозначается ряд методологических аспектов исторической поэтики, предметную сферу которой составляет «“общий фонд“ творческих принципов и художественных форм в его становлении, трансформации, достраивании и обогащения»1, иными словами, предмет исторической поэтики – эволюция языков литературного творчества. Приоритетным исследователь признает «равноправное» рассмотрение как универсальной стадиальности форм и принципов литературного творчества, так и своеобразия культурно-художественной эволюции различных регионов, стран, народов с присущими им «константами» бытия и культуры»2. В числе «различных исторических концепций поэтики»3 В.Н.Захаров называет нормативные поэтики, основанные на «эстетическом догматизме, убеждении в том, что есть образцы искусства, существуют каноны, обязательные для всех»4. Иной характер носит поэтика историческая, честь открытия которой, по словам автора, принадлежит А.Н.Веселовскому. Именно Веселовским историческая поэтика была представлена как оригинальное филологическое направление со своей методологией («индуктивный метод»), со своими принципами изучения поэтики, с новыми категориями – сюжет и жанр. В.Н.Захаров определяет специфику исторической поэтики через принцип историзма, т.е. исторического объяснения поэтических явлений. Исходя из положения Н.К.Гея: «историческая поэтика опирается на обширный научный опыт сравнительно-исторического литературоведения (В.М.Жирмунский) <…>, историю древнерусской литературы (Д.С.Лихачев), на исследования античной литературы, мифологии, первобытного искусства (О.М.Фрейденберг)»5, – мы выстроили структуру второй главы следующим образом: в первом параграфе излагаются идеи В.М.Жирмунского; второй параграф посвящен воззрениям О.М.Фрейденберг на историческую поэтику; поэтика древнерусской литературы в ее отношение к исторической поэтике рассмотрены в третьем параграфе; в качестве систематизатора и «создателя» целостной концепции исторической поэтики выступает С.Н.Бройтман (§ 4). Глава II § 1. Историческая поэтика и сравнительно-историческое литературоведение (В.М. Жирмунский) А.Н. Веселовский, «первотворец исторической поэтики в России»1, в программной лекции 1870 г. назвал свой метод «сравнительным», подчеркнув его преемственную связь с «историческим»: «он есть «тот же исторический метод, только учащенный, повторенный в параллельных рядах, в видах достижения возможно полного обобщения»2. Итак, историческая поэтика «вышла» из сравнительно-исторического литературоведения, поскольку «ее (исторической поэтики. – М.С.) целью являлось раскрытие внутренней логики литературного развития – уяснение законов поэтической эволюции»3. Именно поэтому при рассмотрении исторической поэтики и отечественного литературоведения XX в. закономерным представляется начать с изложения идей В.М.Жирмунского. В центре внимания исследователя – «эволюция» поэтик: от нормативно-практической, к сравнительно-исторической и далее – к теоретической. Первая «ступень развития поэтики»4 – нормативная, или практическая, возникла «в результате желания обобщить поэтическую практику и преподать правила поэтического творчества в пределах определенной национальной традиции»5. Подобного рода поэтики содержат три основных раздела: метрика, стилистика, теория литературных жанров. С возникновением романтизма, раздвинувшего рамки историко-литературного опыта и выдвинувшего значение исторического и национального своеобразия, на смену нормативных поэтик приходит качественно новая поэтика. В числе предпосылок становления сравнительно-исторической поэтики Жирмунский называет: «расширение кругозора, расширение литературного опыта, освоение и использование всего многообразного, исторически и национально различного наследия человеческого творчества»1. Историческая, или сравнительно-историческая, поэтика изучает категории поэзии: литературные жанры, особенности поэтического языка или метрики – в историческом развитии. Именно на основе исторической поэтики строится поэтика теоретическая, «обобщающая исторический опыт, а не пренебрегающая им <…>, учитывающая изменчивость всех сторон поэтического произведения, но в то же время обобщающая исторический мир поэтического творчества разных времен и народов»2. § 2. Историческая поэтика и античная литература (О.М.Фрейденберг) В своей докторской диссертации, которая в 1936 г. была опубликована как монография, – «Поэтика сюжета и жанра» – О.М.Фрейденберг, пишет о недостаточном внимании к историческим связям и о том, что поэтика, являясь «наукой о закономерностях литературного процесса»1, по сути, превратилась в «голую» теорию литературы. Поэтому свою цель исследовательница видит в том, чтобы «показать, что поэтика есть наука о закономерности литературных явлений как явлений общественного сознания, что общественное сознание исторично (курсив мой. – М.С.)и меняется в зависимости от этапа развития общественных отношений и, следовательно, от этапа развития материальной базы, <…> показать, что поэтика есть и теория и конкретная история литературы»2. Для этого необходим генетический анализ. Работа О.М.Фрейденберг посвящена первичному этапу становления сюжета и жанра в античной, преимущественно древнегреческой литературе, где они находятся еще на стыке фольклора и литературы. Решающие вопросы в этой связи – об их происхождении и мировоззренческой сущности. Автор ставит задачу заниматься литературой «не формально, а по содержанию», и, что самое главное – «учитывать все новое, что стало известно в этих областях знания. То, что наше литературоведение игнорирует науку о мышлении и фольклор, что наша фольклористика игнорирует все отделы знания, ведущие к пониманию смыслового содержания фольклора – убийственная ошибка»3. Важность изучения категорий сюжета и жанра в их архаичной форме важен потому, что «без становления жанров в греческой литературе трудно понять их историю в Европе, и что, как бы ни отличались античные сюжеты и жанры от последующих европейских, но до XIX века они, с точки зрения последующего периода, представляют собой общее целое»4. Свое обращение к архаической системе мировоззрения О.М.Фрейденберг объясняет тем, что древнейшей литературе приходится иметь дело с мировоззренческим наследием, функционировавшим до нее, и поэтому она требует «расшифровки долитературного, нелитературного материала», и «дело не в пережитках и рудиментах, а в столкновении и борьбе двух общественных идеологий, из которых старая, побежденная, становится компонентом новой»1. О.М.Фрейденберг была против трактовки первобытного синкретизма как одного комкообразного синкретичного действа, происхождение из которого противоречило редублирующему характеру первобытного мышления, которое отождествляло слово, действие и вещь и повторяло свои представления в поливариантных друг другу формах. То есть синкретизм для нее – это не первоначальная слитность всех проявлений человеческой культуры, а мышление тождеством, семантически приравнивающее речь, действие и вещь, что создает возможность их симбиоза: «Ритмические акты словесные и действенные идут параллельными друг другу рядами, интерпретируя одинаковой семантикой одинаковые впечатления действительности». Следствием особенности первобытного мышления воспринимать мир в категориях слитного, обезличенного равенства являются специфические концепции времени и пространства, субъекта и объекта и т.д. О.М.Фрейденберг показывает, как складывалось первобытное мышление по содержанию и в какую структуру отливалось, «как оно создало такие отливки, которые могут рассматриваться в виде долитературного, потенциального состояния сюжетов и жанров, и наконец, как это мышление потеряло функцию смыслового содержания и перешло на роль литературной формы»2. Многое в особенностях первобытного мышления объясняется при изучении мифа и ритуала, которые являются господствующими компонентами первобытной культуры. По определению О.М. Фрейденберг, миф – это образное представление в форме нескольких метафор, где нет логической казуальности, и где вещь, пространство, время поняты нерасчлененно и конкретно, где человек и мир, субъект и объект едины. При этом миф – не жанр. Первоначально он не несет никакой повествовательности, название мифом только словесно выраженного рассказа – условность. Миф пронизывает всю первобытную жизнь, мифом служат и вещи, и действия, и речь, и боги. Нет единой формы выражения мифа. Имея с самого начала языковую и ритмическую фактуру, словесные мифы функционируют как плачи, вои, инвокации, обращения, брань, хвала, выкрики-речения, ответы-вопросы. О.М. Фрейденберг говорит о словесном, вещественном и действенном мифе, но это не параллельные циркуляции форм. Словесные мифы инсценируются действием, действенные «ословняются», и те и другие обрастают бутафорией. На уровне мифотворического сознания словесные, действенные и вещные «парафразы» единого семантического смысла равноправны. Ничто не является определяющим. Что же исследовательница понимает под обрядом? Поскольку сознание первобытного общества орудует одними повторениями и тождествами, оно ставит знак равенства между тем, что происходит во внешнем мире и в жизни самого общества; переосмысляя реальность, это общество начинает компонировать новую реальность в виде репродукции того же самого, что оно интерпретирует. Это и есть то, что мы называем обрядом. Рядом с объективным ходом вещей появляется действенный, вещный, персонифицированный мир «искаженной действительности». Человек есть природа, его жизнь – повторение космических действ. Производство, акты труда, биологические моменты – все интерпретируется космогонически и соответственно воспроизводится в действии. Сам обряд О.М.Фрейденберг предлагает назвать «священным сказанием», так как считает его далеко не первичным явлением. Это мифическое действо, функционирующее стороной одних только форм, когда мифология уже угасает. «Действа» консервативнее «словес», они переживают свои смыслы, становятся обрядами, для объяснения которых и переосмысливаются «священные сказания». Обряд представляется механизмом, консервирующим и поставляющим культуре мифические схемы, которые она и переосмысливает. Таким образом, ни одна мифология в словесном или несловесном сюжете не есть что-либо, кроме «космогонии-эсхатологии», но так как первобытный коллектив осмысливает свое существование как умирание и воскресение тотемов, «метафора» передает космогонию именно как борьбу-схватку тотемов (шествие-странствие, разрывание и пожирание, рождение и смерть). Далее О.М. Фрейденберг рассматривает основные метафоры, свойственные мифологическому сознанию – метафоры еды, метафоры рождения и метафоры смерти. Оказываются объяснимыми многие взгляды, поступки и обычаи людей древних обществ. Они либо остались закрепленными в нашем сознании (например, связь праздника, еды, соединения полов и смерти закреплена в обычаях, бытовых праздниках; естественны для нас ассоциации: жизнь = солнце, смерть = мрак, преисподняя); либо остались в своей эпохе и совершенно не понятны для нас (например, восприятие смерти, ритуальное значение смеха, глумления). В итоге оказывается, что акты еды-смерти-производительности тесно сливаются в первобытном сознании. Они осмысливаются как наличие-отсутствие космоса (тотема) в форме борьбы. Отсюда – равенство образов «еды», «производительного акта» и «смерти-воскресения», сливающихся друг с другом и переходящих друг в друга; их генетическое равноправие, их невозводимость одного к другому. Основные выводы этой части исследования: и в мифе, и в обряде создается системность, отражающая систему мышления. Эта системность имеет закономерную композиционность нанизанности, и кажущаяся несвязность отдельных эпизодов или мотивов оказывается стройной системой, в которой все части семантически равны между собой и лишь многообразно оформлены. Это результат мышления, нанизывающего тождественные значимости, объективно различимые. Метафоры в мифе логически не связаны, так как мышление, их создавшее, не причинно-следственное: «Именно здесь, в обряде и мифе подготавливается будущая длительная жизнь метафор, которые начнут функционировать стороной забытого смысла... То, что впоследствии становится лирикой, драмой и пр., есть вариации метафор смеха, плача, брани, инвокации и т.д., так как является парафразой, новым иносказанием того же смысла, т.е. интерпретации действительности. Эти метафоры, перекомбинируясь и варьируясь, оформляют литературные жанры и сюжеты и становятся их морфологической частью»1. |