1. Живопись и литература как как зеркало жизни 38 Произведения и статьи Гаршина об искусстве 814 Тема страдающего человека в произведениях В. М. Гаршина и художников передвижников 1420
 Скачать 0.55 Mb.
|
|
5. ТЕМА ВОЙНЫ В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ В.М.ГАРШИНА И В.В.ВЕРЕЩАГИНА. «Я плакал тяжкими слезами, Слезами грусти и любви, Да осияет свет лучами Мир, утопающей в крови...».2 В этом страшном, утопающем в крови, мире характерным для искусства было изображение человека на грани безумия. Человек у Гаршина не в силах справиться с неизбываемостью зла в мире, а самым большим злом была война. Рассказы Гаршина о войне отличались от произведений на военную тему писателей-предшественников. По новому изобразил войну в батальных картинах художник и В.В.Верещагин. Некоторые произведения на военную тему В.Гаршина и В.Верещагина будут объектом исследования в этой части работы. Изображение войны в рассказах писателя перекликаются с изображением войны, запечетленными на полотнах художника. «Предметы, которые сами по себе или части которых сосуществуют друг подле друга, называются телами. Следовательно, тела с их видимыми свойствами и составляют предмет живописи.Предметы, которые сами по себе или части которых следуют одни за другими, называются действиями. Итак, действия составляют предмет поэзии».1 Из этого следует, что предметом живописи является тело, а предметом поэзии – движение. Но если соеденить все картины В. Верещагина о войне в одну серию, то увидим там войну в движении, или же единый «роман» Гаршина о войне с последовательным развитием трагедии войны. Писатель В. Гаршин открыл страницы литературы, обращенные к апокалипсису войны. Батальные картины В. Верещагина очень живо перекликаются с рассказами Гаршина на военную тему. Много шума произвела в 1874 году в Петербурге выставка картин художника В.В.Верещагина. На выставке были представлены знаменитые „Туркестанские этюды“, отражающие жизнь недавно завоеванного русскими Туркестана. В картинах и этюдах были запечатлены и отдельные эпизоды войны в Средней Азии. Побывал на выставке и В.Гаршин, под впечатлением которой написал следующие строки: Толпа мужчин, детей и дам нарядных Теснится в комнатах парадных И, шумно проходя, болтает меж собой: „Ах, милая, постой! Regarde, Lili, Comme c‘est joli! Как это мило и реально, Как нарисованы халаты натурально!“ „Какая техника, -- толкует господин С очками на носу и с знанием во взоре: -- Взгляните на песок: что стоит он один! Действительно, пустыни море Как будто солнцем залито, И лица недурны!..“ Не то Увидел я, смотря на эту степь, на эти лица: Я не увидел в них эффектного эскизца, Увидел смерть, услышал вопль людей, Измученных убийством, тьмой лишений... Не люди то, а только тени Отверженников родины своей. Ты предала их, мать! В глухой степи—одни, Без хлеба, без глотка воды гнилой, Изранены врагами, все они Готовы пасть, пожертвовать собой, Готовы биться до после дней капли крови За родину, лишившую любви, Пославшую на смерть своих сынов... Плачь и молись, отчизна-мать! Молись! Стенания детей, Погибших за тебя среди глухих степей, Вспомянутся чрез много лет, В день грозных бед! 1 Уже из этих строк чувствуется отношение писателя к войне. Такой война изображена и в его рассказах. В батальных произведениях писателя и художника много общего. Для молодого Гаршина и для Верещагина война—это прежде всего массовое убийство несчастных людей, посланных умирать за неизвестные им цели. Они видят в войне факт бессмысленной смерти и страданий людей, посланных в степи „предавшей их родиной“. Интересен тот факт, что и писатель, и художник сами учавствуют в войне. Гаршин писал матери: «Мамочка, я не могу прятаться за стенами заведения, когда мои сверстники лбы и груди подставляют под пули. Я захотел видеть большую войну и представить ее потом на полотне не такою, какою она по традиции представляется, а такою, какая она есть в действительности...»2. В.Гаршин чувствует и себя ответственным за страдания и смерть невинных людей и единственное спасение от невыносимых мук совести видит в том, чтобы самому разделить судьбу сынов народа, одетых в солдатские шинели. А В.Верещагин, принимая участие в войне, хотел рассказать посредством своих картин о героичности русского солдата и о трагедии войны. Увидев войну собственными глазами, Гаршин пишет рассказы «Четыре дня», «Из воспоминаний рядового Иванова», «Денщик и офицер», «Трус» и «Очень коротенький роман». На особый, неповторимый тон повествования и более века спустя делает писателя чрезвычайно современным, ранее других постигшим философию войны, распавшиеся молекулярные частицы добра и зла, любви и ненависти. Вот как описывает он движение армии к месту будущих сражений: „Мы обходили кладбище, оставляя его вправо. И казалось мне, что оно смотрит на нас сквозь туман в недоразумении. „Зачем идти вам, тысячам, за тысячи верст умирать на чужих полях, когда можно умереть и здесь, умереть покойно и лечь под моими деревянными крестами и каменными плитами?.. Останьтесь!“ „Но мы не остались. Нас влекла неведомая тайная сила: нет силы большей в человеческой жизни. Каждый отдельно ушел бы домой, но вся масса шла, повинуясь не дисциплине, не сознанию правоты дела, не чувству ненависти к неизвестному врагу, не страху наказания, а тому неведомому и бессознательному, что долго еще будет водить человечество на кровавую бойню - самую крупную причину всевозможных людских бед и страданий...“.1В рассказе есть характерное гаршинское описание боя, которое читается как пристыжение этого подлого мифа и как печальный и светлый реквием жертвенности и христианскому умению все претерпевать: „Говорят, что нет никого, кто бы не боялся в бою; всякий нехвастливый и прямой человек на вопрос: страшно ли ему, ответит: страшно. Но не было того физического страха, какой овладевает человеком ночью, в глухом переулке, при встрече с грабителем; было полное, ясное сознание неизбежности и близости смерти. И - дико и странно звучат эти слова - это сознание не останавливало людей, не заставляло их думать о бегстве, а вело вперед. Не проснулись кровожадные инстинкты, не хотелось идти вперед, чтобы убить кого-нибудь, но было неотвратимое побуждение идти вперед во что бы то ни стало, и мысль о том, что нужно делать во время боя, не выразилась бы словами: нужно убить, а скорее нужно умереть“.2 Батальные живописцы до В.Верещагина преимущественно восхваляли войну, прославляли ее инициаторов. В.Верещагин посвятил свою кисть борьбе с войной. Распространенному изображению войны, как красивого и эффектного зрелища, он противопоставил глубоко правдивую, полную драматического звучания картину военной жизни со щемящими душу сценами гибели и страданий народа. В картинах Верещагина, в отличие от большинства предшествовавших и современных ему произведений баталистов, главным героем и действующим лицом выступает солдатская масса, а не сиятельные военачальники-аристократы. И рядовой Иванов - главный герой повести Гаршина «Из воспоминаний рядового Иванова» (1883) идет на войну для того, чтобы там, если не помочь народу, то по крайней мере разделить с ним его тяжелую участь. Художник Верещагин был свидетелем многих боев и делал зарисовки их с натуры. Его картины «Перед атакой» и «После атаки» представляют собой неразрывное целое. В картине «Перед атакой» изображен отрезок передовой линии русских войск перед началом штурма. На первом плане – залегшая за невысоким укрытием группа солдат. Слева – группа штабных офицеров с генералом во главе, тревожно всматривающихся в даль. По контрасту с настроением штабных офицеров, лежавшие на земле солдаты спокойно и терпеливо ждут приказа о начале штурма. Лица солдат – типично русские, крестьянские. Обыденная простота, спокойствие и терпение солдат перед штурмом в картине невольно напоминает образы русских людей в рассказах В. Гаршина. «Солдат не имел в себе ничего щегольского, молодецкого или геройского; каждый был больше похож на простого мужика, только ружье да сумка с патронами показывали, что этот мужик собрался на войну. 1Эти две картины перекликаются с отрывком из повести В.Гаршина «Из воспоминаний рядового Иванова». Художник увидел в войнах величайшее зло, против которого решил бороться своим искусством. Вместе с тем в этих картинах он стремился показать величие и беспредельный героизм русского солдата, олицетворяющие мужество родного народа. В картине «Смертельно раненный» художник создает выразительный образ обезумевшего от боли, обреченного на смерть солдата. В гримасе его лица, в широко раскрытых глазах запечатлен ужас, отрытый рот взывает о помощи. Судорожный жест рук, зажимающих рану, предсмертные конвульсии его тела переданы с большой экспрессией. Неустойчивая поза солдата, его поднятая нога, изображенная в резком ракурсе, неестественная, почти горизонтальная тень от фигуры говорят о стремительном беге, о предельном напряжении сил человека, инстинктивно стремящегося уйти от опасности, спастись. Затянутое пороховым дымом небо, бесплодная почва, раскаленная атмосфера жаркого дня образуют пейзажное окружение, придающее всей сцене большую реалистическую убедительность. Картина отличается глубокой жизненной правдой, она дышит горячим чувством человеколюбия. В картине «Забытый» изображен убитый русский солдат, лежащий в долине и оставленный уходящим отрядом. Он стал добычей шакалов и хищных птиц, кружащихся над трупом. В этом произведении художник ярко показал те жертвы и ужасы, которые влечет за собой война «Апофеоз войны» — это суровое осуждение художником захватнических войн, несущих смерть, уничтожение, разрушение. Картина воспроизводит одну из «пирамид», которые по приказу Тамерлана и других восточных деспотов складывали из черепов их поверженных врагов. И сразу приходит на мысль символический образ костяной улыбки черепа погибшего турка. «Страшная костяная улыбка, вечная улыбка, показалась мне такой отвратительной, такой ужасной, как никогда... «Это война, подумал я: - вот ее изображение». 1 Полотно «Апофеоз войны» — это изображение смерти, уничтожения, разрушения. Детали ее: мертвые деревья, полуразрушенный безлюдный город, высохшая трава — все это части одного сюжета. Даже желтый колорит картины символизирует умирание, а ясное южное небо еще больше подчеркивает мертвенность всего окружающего. Даже такие детали, как шрамы от сабельных ударов и дыры от пуль на черепах «пирамиды», еще явственнее выражают идею произведения. Чтобы полнее выразить ее, художник пояснил это надписью на раме: «Посвящается всем великим завоевателям: прошедшим, настоящим и будущим». Картина В. В. Верещагина носит не столько конкретно-исторический, сколько символический характер Продолжая мысль художника, замечательный русский критик В. В. Стасов писал: «Здесь дело не только в том, с каким именно мастерством Верещагин написал своими кистями сухую пожженную степь и среди нее пирамиду черепов, с порхающими кругом воронами, отыскивающими еще уцелевший, может быть, кусочек мясца. Нет! Тут явилось в картине нечто более драгоценное и более высокое, нежели необычайная верещагинская виртуальность красок: это глубокое чувство историка и судьи человечества...».1 В. Гаршин в своих рассказах о войне вывел тему «человек на войне» за рамки темы «человек и история». Рассказ „Четыре дня“ даже в мировой литературе не имеет себе равных по описанию безумной и жуткой реальности войны. Он написан в виде последовательного развертывания сменяющих друг друга импрессионистических картин. Рассказ показывает не человека вообще, то есть человека не в философском смысле, а конкретную личность, испытывающую сильнейшие, шоковые переживания и переоценивающую своё отношение к жизни. Рассказ «Четыре дня» можем разделить на три части. В первой идут размышления автора об осознании войны, об ее уродливом характере. Во второй – сочувствия, сопереживания Иванова, а в третьей – вывод: что и он, и турок жертвы войны. В рассказе нет подробного описания войны, военных событий, но вместе с тем произведение буквально пронизано ужасами войны. Фабула рассказа очень проста. Ужас войны  Верещагин В.В. Апофеоз войны.1871.. заключается не в необходимости совершать героические поступки и жертвовать собой — как раз эти живописные видения представлялись добровольцу Иванову. Герой рассуждает: «Я не хотел зла никому, когда шёл драться.Мысль о том, что придётся убивать людей, как-то уходила от меня. Я представлял себе только, как я буду подставлять свою грудь под пули. И я пошёл и подставил. Ну и что же? Глупец, глупец!»1. Человек на войне даже с самыми благородными и добрыми намерениями неизбежно становится носителем зла, убийцей других людей. Человек на войне мучается не от боли, которую порождает рана, а от ненужности этой раны и боли, а также от того, что человек превращается в абстрактную единицу, про которую легко забыть: «В газетах останется несколько строк, что, мол, потери наши незначительны: ранено столько-то; убит рядовой из вольноопределяющихся Иванов. Нет и фамилии не напишут; просто скажут: убит один. Убит один, как та собачонка…». В ранении и смерти солдата нет ничего героического и красивого, это самая обыкновенная смерть, которая не может быть красивой. Герой рассказа сравнивает свою судьбу с судьбой запомнившейся ему с детства собачки: «Я шёл по улице, кучка народа остановила меня. Толпа стояла и молча глядела на что-то беленькое, окровавленное, жалобно визжавшее. Это была маленькая хорошенькая собачка; вагон конножелезной дороги переехал её, она умирала, вот как теперь я. Какой-то дворник растолкал толпу, взял собачку за шиворот и унёс. Дворник не пожалел её, стукнул головой об стену и бросил в яму, куда бросают сор и льют помои. Но она была жива и мучилась ещё три дня »1.Подобно той собачке, человек на войне превращается в мусор, а кровь его — в помои. Война полностью меняет все ценности человеческой жизни, добро и зло путаются, жизнь и смерть меняются местами. Герой рассказа, очнувшись и осознав своё трагическое положение, с ужасом понимает, что: «Передо мною лежит убитый мною человек. За что я его убил? Он лежит здесь мёртвый, окровавленный.Кто он? Быть может, и у него, как у меня, есть старая мать. Долго она будет по вечерам сидеть у дверей своей убогой мазанки да поглядывать на далёкий север: не идёт ли ее ненаглядный сын, её работник и кормилец?… А я? И я также… Я бы даже поменялся с ним. Как он счастлив: он не слышит ничего, не чувствует ни боли от ран, ни смертельной тоски, ни жажды».2 Живой человек завидует мёртвому трупу. Дворянин Иванов, лёжа рядом с разлагающимся вонючим трупом толстого турка, не брезгует страшным трупом, а почти равнодушно наблюдает все стадии его разложения: сначала «был слышен сильный трупный запах», затем «его волосы начали выпадать. Его кожа, чёрная от природы, побледнела и пожелтела; раздутое ухо натянулось до того, что она лопнула за ухом. Там копошились черви. Ноги затянутые в штиблеты, раздулись, и между крючками штиблет вылезли огромные пузыри. И весь он раздулся горою» ,потом «лица у него уже не было. Оно сползло с костей» ,наконец «он совсем расплылся. Мириады червей падают из него».3 В описании трупа писатель использовал элементы натурализма. Живой человек не испытывает отвращения к трупу! Причем настолько, что ползёт к нему для того, чтобы напиться теплой воды из его фляги: труп является спасителем убийцы. Картины «После атаки», «Панихида по убитым» воспроизводит конкретный факт, увиденный самим художником на войне. У художника сложилось впечатление, как будто все громадное пространство, до самого горизонта, было устлано трупами. В картине почти нет действия, движения. Композиция ее такова, что над всем доминирует пейзаж – огромное поле над мрачным небом, поросшее бурьяном и устланное мертвыми телами. Трупы не так видны глазами, как угадываются нашим воображением. В сущности, эта картина – пейзаж войны – трагический и суровый. Изображение войны в произведениях художника Верещагина и писателя Гаршина можем разделить на две части. Первая часть – это время перед боевыми действиями, где простые солдаты шли на войну как освободители, не зная, что там их ждет. Среди них был и сам писатель, который сначала войну понимал, как освободительную. Но уже во второй части этих солдат видим жертвами войны а общий смысл войны, как массовое убийство. Этот страшный факт ничем нельзя оправдать. Животворящая сила совести в произведениях Гаршина и Верещагина соединилась с печалью о людях, которые воюют, с грустью о мире, в котором есть война. Батальным произведениям Гаршина и Верещагина на военную тему характерен особый, неповторимый тон и более века спустя делают авторов чрезвычайно современными, ранее других постигшим философию войны. 6. ТВОРЧЕСКОЕ РОДСТВО ГАРШИНА И РЕПИНА. НОВЫЕ ТЕНДЕНЦИИ В ИХ ТВОРЧЕСТВЕ. Последние годы жизни В. Гаршина отмечены дружбой с крупнейшим русским художником И. Репиным. Их дружба завязалась и окрепла в годы возвращения Гаршина после болезни к литературной деятельности. Творческие взаимоотношения Репина и Гаршина можем рассмотреть под такими аспектами: 1.Портреты Гаршина, исполненные И.Е.Репиным, а также картины, в которых позировал писатель («Не ждали», «Иван Грозный убивает своего сына»). 2.Иллюстрации Репина к гаршинским рассказам ( рассказ «Художники»). 3.Упоминания об отдельных картинах Репина в произведениях Гаршин .(рассказ «Художники», статья «Заметки о художественных выставках»). Репин, приехавший из Москвы в Петербург в 1882 году, познакомился с кружком молодых писателей: Гаршиным, Фофановым, Минским, Ясинским, Бибиковым и другими. Собирались обычно в квартире Репина, и Гаршин был частым участником этих собраний. Репин полюбил молодого писателя. Его влекли к нему обаяние его кроткой, нежной души и недюжинный ум. Как художника его привлекала необыкновенная красота лица Гаршина, и с первой же встречи ему захотелось написать портрет писателя. В свою очередь, Репин очень понравился Гаршину. Писатель Латкину писал: „Очень я сошелся с Репиным. Как человек он мне нравится не меньше, чем как художник. Такое милое, простое, доброе и умное создание божие этот Илья Ефимыч, а к тому еще, насколько я мог оценить, сильный характер, при видимой мягкости и даже нежности. Не говоря о том, как привлекателен уже самый талант его“.1 Встречи художника и писателя, неизменно сердечные и дружественные, стали систематическими. Летом 1884 года Репин приступил к работе над портретом Гаршина. „Когда Гаршин входил ко мне, -- вспоминал впоследствии Репин, -- я чувствовал это всегда еще до его звонка. А он входил бесшумно и всегда вносил с собой тихий восторг, словно бесплотный ангел“. Когда Репин писал фон и разные мелкие детали, Гаршин читал ему вслух. После сеанса, в сумерки, художник провожал писателя, и в бесконечных разговорах они подолгу блуждали по петербургским улицам. «В характере Гаршина, - пишет Репин, - главной чертой было – не от мира сего – нечто ангельское. Добрейшая, деликатнейшая натура: все переносила в себе в пользу мирных добрых отношений. Все молодые друзья любили его как ангела».2 С каждым днем дружба их крепла. Репин считал Гаршина одним из лучших молодых писателей эпохи. Гаршин преклонялся перед реалистическим талантом художника и огромным, впечатляющим действием его картин на массы. После окончания портрета Гаршина, Репин приступил к большой картине „Иван Грозный“. Он попросил писателя позировать ему для царевича Ивана. Как-то Репина спросили, почему он решил царевичу придать черты Гаршина, художник объяснил, что, задумав картину, он искал людей, у которых в фигуре, в чертах лица выражалось бы то, что ему хотелось показать в картине. В лице Гаршина его поразила печать обреченности. Именно такое лицо, по мнению Репина, и могло соответствовать задуманному образу царевича Ивана. Лицо Гаршина выражало печаль целой эпохи. Позировал Гаршин и в картине Репина «Не ждали». В.Гаршин упоминает отдельные картины Репина в своем рассказе «Художники». После смерти писателя в сборнике „Память Гаршина“ был помещен рисунок Репина, иллюстрирующий гаршинский рассказ „Художники“. Этим рисунком Репин как бы прощался со своим безвременно погибшим другом. На рисунке показаны художники Рябинин и Дедов, проходящие по набережной; мимо них оборванные рабочие тащат, надрываясь, тяжелые мешки. Безмерно печальны глаза Рябинина, устремленные на рабочих. Дедов же оживлен, и его внимание привлечено каким-то уличным происшествием. Репин придал Рябинину черты Гаршина, а Дедову свои собственные черты. Великий художник как бы говорил, что в их дружбе Гаршин был Рябининым, а он, Репин, -- Дедовым. Рябинин постоянно искал правду жизни, он требовал от искусства самоотверженной борьбы со злом и угнетением. Он требовал, чтобы художник брал темы для картин из гущи жизни и показывал эту жизнь без прикрас. Эти черты присущи произведениям В.Гаршинa. Гаршин смотрел на искусство. как на средство активного воздействия на умы и чувства людей. «Часто один мощный художественный образ влагает в вашу душу более, чем добыто многими годами жизни».1 Писатель выходил из реализма, но в его творчестве намечаются тенденции роммантизма, импресионизма, символизма и натурализма. У Гаршина заметно смешание реализма с натурализмом. Для его творчества характерны точность наблюдения и определённость выражений мысли. У него мало метафор, сравнений, вместо этого — простое обозначение предметов и фактов. Короткая, отточенная фраза, без придаточных предложений в описаниях. «Жарко. Солнце жжёт. Раненый открывает глаза, видит — кусты, высокое небо» («Четыре дня»). Широкий охват социальных явлений не удавался Гаршину, как не удавалась и более спокойная жизнь писателю поколения, для которого основной потребностью было «претерпеть». Он не мог изображать большой внешний мир , а узкое «своё». И это определяло все особенности его художественной манеры. Можем задать вопрос, был ли Гаршин реалистом, написав такие строки в письме к В. М. Латкину от 1-го мая 1885-го года: «Бог с ним, с этим реализмом, натурализмом, протокализмом и прочим. Это теперь в расцвете или вернее в зрелости и плод внутри уже начинает гнить. А ни в каком случае не хочу дожевывать жвачку последних пятидесяти-сорока лет, и пусть лучше разобью себе лоб в попытках создать себе что-нибудь новое, чем идти в хвосте школы, которая из всех школ, по моему мнению, имела меньше всего вероятия утвердиться на долгие годы. Ибо она представляет чистое «искусство для искусства» не в философском смысле этого слова, а в скверном. Для нее нет ни правды(в смысле справедливости), ни добра, ни красоты, для нее есть только интересное и неинтересное, «заковыристое и незаковыристое.»1 В творчестве В.М.Гаршина наблюдается постепенный переход от условностей реализма девятнадцатого века к импрессионистическому изображению. Он в своих рассказах изображал события, которые зависят от случайности. Фабула рассказов «Четыре дня», «Ночь», «Надежда Николаевна» состоит из отрывочных эпизодов. Но и в этом направлении, в поисках новых тенденций в изображении действительности, творчество художников было так близко творчеству В.Гаршина. Для чего художник берет в руки палитру и кисти? Для этого есть много причин, но главные из них - создание своего виртуального мира, в котором художник живет, мира внутреннего и очень личного и чтобы поделиться с другими своими наблюдениями, мыслями, впечатлениями, считая их общественно значимыми. Иногда эти причины совпадают, иногда — нет. У Гаршина и художников-передвижников эти причины совпадали. Для творчества Гаршина характерны сгущённость повествования, повышенная экспрессия, символизм. Дружба В.Гаршина с художниками Н. А. Ярошенко и И. Е. Репиным повлияла на художественную манеру писателя. Но и Репин – автор не только исторических, реалистических картин, но и импрессионистических миниатюр, например «Видения одолели» (1886). Эта картина насыщена «гаршинской» атмосферой и писалась под впечатлением рассказа Гаршина «Ночь». И рисунок «Гаршин в гробу», набросок которого Репин сделал на похоронах В.М.Гаршина, сделан в импрессионистической манере. Импрессионисты смотрели на жизнь совсем по-другому, по-новому изображали человека. Импрессионизм - течение главным образом во французской живописи, характеризующееся стремлением передать средствами искусства мимолетные впечатления, богатство красок, психологические нюансы, подвижность и изменчивость атмосферы окружающего мира. Писатели-импрессионисты пытались передать наиболее точно и свежо подлинные, неповторимые, мимолетные, изменчивые ощущения и впечатления главного героя, его настроения в какой-то данный момент. Полные, логически связанные картины действительности, характерные для классического реализма, у писателей-импрессионистов заменяются отрывочными, часто неяркими деталями. Отсутствуют и эксплицитные указания автора-расказчика на этические, социальные, идеологические, дидактические моменты. Подобная манера письма означает не отход от действительности, а перемену фокуса, его сужение и часто – усиление. Об этом свидетельствует некоторые произведения Гаршина и художников-передвижников, анализ которых уже был проведен. В рассказах Гаршина «Красный цветок» и сказке „Attalea princeps“ уже встречаемся с символами, аллегорией. В рассказе «Attalea princes» встречаемся с образом гордой пальмы, томящейся в стеклянной клетке оранжереи. В образе пальмы – символ народников, которые в одиночестве боролись за лучшее будущее. Символ у Гаршина наполнен конкретным реалистическим смыслом, но в то же время стремится за рамки реального. Это уже были элементы символистского течения в искусстве. В этих произведениях Гаршин с наивной чистотой детского сердца изобразил борьбу со злом. Красный цветок - символ зла всего мира, а пальма – символ свободы. Сама повесть «Красный цветок» характерна для умонастроения начала 80-х годов, хотя в ней, разумеется, преломилась и болезненная натура писателя. В «Красном цветке» безумец срывает алый цветок, вобравший в себя все зло, всю кровь мира, и, жертвуя собой, прячет это зло у себя на груди, чтобы не изошло оно в мир, в человечество. «В этот яркий красный цветок собралось все зло мира... Цветок в его глазах осуществлял собою все зло; он впитал в себя всю невинно пролитую кровь (оттого он и был так красен), все слезы, всю желчь человечества. Это было таинственное, страшное существо, противоположность богу, Ариман, принявший скромный и невинный вид. Нужно было сорвать его и убить. Но этого мало, - нужно было не дать ему при издыхании излить все свое зло в мир».1 Каждое явление зла, произвола и насилия Гаршин переживал со всем напряжением своих болезненных нервов. И результатом были те чудесные произведения, которые утвердили навсегда его имя в русской и в мировой литературе. Факторы, повлиявшие на творчество Гаршина – социально-духовная жизнь России и душевная болезнь писателя. Особого внимания заслуживают все произведения Гаршина и художников-передвижников, их желание поддержать собственную творческую форму, служить народу посредством искусства и бороться со злом. Спустя более ста лет они актуальны и сегодня. Довро и зло – неотъемлемая часть жизни. «Юноша спросил у святого мудреца Джиафара: - Учитель, что такое жизнь? Хаджи молча отвернул грязный рукав своего рубища и показал ему отвратительную язву, разъедавшую его руку. А в это время гремели соловьи и вся Севилья была наполнена благоуханием роз».1 |