5. циклы развития деятельности

• Название: 5. циклы развития деятельности
• Дата: 19.05.2022
• Размер: 127.33 Kb.
• Имя файла: Bratus_2_32.docx
• Тип: Документы; #538505
• страница: 2 из 8

то выше уже шла речь об ее уровнях, о борь­бе двух основных векторов, один из которых направлен к коллективному, общему, всеобщему, а другой, проти­воборствующий — к частному, прагматическому, эго­центрическому.

Исходя из представленного становится более понят­ной суть некоторых распространенных в психологии подходов, их возможности и ограничения. Так, если рас­сматривать личность как образование, целиком произ­водное от культуры (культурологические теории), то личность предстанет как некий слепок, сколок культуры (проекция на плоскость значений), и тогда каждый че­ловек, каждая личность может быть в конечном итоге охарактеризована ходячей фразой заголовка школьных сочинении: такой-то как типичный представитель своей эпохи, места, окружения. Подход, разумеется, важный и правомерный. С этой позиции можно объяснить фак­тически все многообразие личностных проявлений, не исключая таких, как творчество и мораль, ведь и то и другое так же имеют объективно существующие в об­ществе (т. е. предшествующие по отношению к конкрет­ному человеку) предпосылки, свое разработанное века­ми быгие и пути достижения, зафиксированные, крис­таллизованные, свернутые в знаках, значениях, по­нятиях, символах, поучениях, правилах, представлен­ных в той или иной форме, будь то книга, писаный или неписаный закон, народный обычай, предрассудок дан­ного времени и т. п.

Но этот подход имеет и свои ограничения, ибо остав­ляет в тени по крайней мере два важнейших момента. Во-первых, активность человека по усвоению всех этих знаков, навыков, норм и правил культуры и, во-вторых, возможность нравственной свободы человека в его дей­ствиях, в способах, формах и уровнях осмысления про­исходящего, без чего нельзя, в частности, понять, поче­му и как при одних и тех же обстоятельствах, в одина­ковых эпохах, «культурных нишах» вырастают столь разные по своему личностному достоинству люди *.

^v Кроме того, следует помнить, что со знаками, установлениями, схемами кулыуры связаны не одни высоты человеческого духа. Нали­цо также и сковывающая роль культуры. «Бюрократизм культуры,— писал, например, М. А. Лифшиц,— начиная с иероглифической

Другой весьма распространенный подход может быть уподоблен (в рамках нашей условной модели) проекции личности на деятельностную, бытийную плос­кость, и тогда личность начинает рассматриваться как субъект или даже как только «момент деятельности». Это также чрезвычайно важный и плодотворный ас­пект, подчеркивающий деятельностную природу челове­ка, значение труда, продуктивной деятельности для фор­мирования и проявления личности.

Однако принятие лишь такого взгляда Ъпять-таки обнаруживает известную недостаточность. Да, личность проявляет и формирует себя через деятельность, у нее нет по сути других путей формирования и реализации себя. Но она не сводится, не растворяется без остатка в любой из форм этой реализации, не сливается пол­ностью и безраздельно с субъектом деятельности *, а составляет особое, системное, прямо не сводимое к дея­тельности и прямо не выводимое из деятельности об­разование, существенной характеристикой которого яв­ляется нравственно-ценностное (или ценностно-смысло­вое) отношение к происходящему. Образно говоря, че­ловек лишь как субъект каких-то отдельных видов дея­тельности не всегда подлинный «хозяин» собственной личности в целом, а часто лишь ее исполнитель, наня­тый хозяином работник, которого нельзя полностью

письменности Египта и канцелярской мудрости шумерских писцов и кончая «чернильной культурой», на которую жаловался Гердер, и омертвевшими штампами средств информации более поздних вре­мен,— страшная вещь... Нельзя забывать, что общественное мышле­ние воплощается не только в телевизионных башнях, клубах, храмах и статуях или книгах. Оно воплощается и в «церебральных структу­рах» людей особого типа, грамотеев, служителей культуры, «мозго-виков», образующих в каждой области мысли свою ничтожную моно­полию, свою кастовую мафию». Поэтому «мы вовсе не обязаны всегда, без дальнейшего анализа, без distingio, «я различаю», становиться на сторону общественных воплощений» ⁷¹. Но это distingio, это разли­чение (иначе оно и немыслимо вовсе), может быть лишь функцией чего-то, с самой культурой прямо не совпадающего, но подразумеваю­щего свободный и нравственный выбор, т. е. в нашем понимании — функцией позиции личности.

* Б. Г. Ананьев писал по этому поводу, что в единой структуре человека характеристика субъекта деятельности так или иначе вза­имосвязана с характеристиками человека как личности Однако сов­падение личности и субъекта относительно даже при максимальном сближении их свойств ⁷². Другой психолог, В. Г. Норакидзе, справед­ливо подчеркивает, что утверждения «личность есть субъект деятель­ности» и «личность проявляет себя в каждый данный момент как субъект деятельности» вовсе не равнозначны, не эквивалентны между собой ⁷³.

отождествлять с тем, кто будет (сейчас или, быть может, через много лет) принимать и оценивать произведен­ную работу. Можно согласиться поэтому с Н. И. Сардж-веладзе, который пишет, что «субъект деятельности в каждый конкретный момент — преходящее явление;

фактически сколько деятельностей, столько и субъектов деятельности. Но за -этим преходящим субъектом стоит относительно устойчивое и перманентное образование, именуемое личностью. Личность, как относительно устойчивая и перманентная система, имеет множество своих преходящих проявлений в виде субъекта деятель­ности» .

Даже совершение одних и тех же действий, точнее, поступков (или проступков), движимых сходными моти­вами, не уравнивает пути и шансы личностного разви­тия, определяемого внутренним отношением к происхо­дящему (а чаще — к происшедшему), тем, как отразит­ся поступок в ценностно-смысловой плоскости сознания, с какими уровнями этой плоскости будет соотнесен, ка­кой урок сам человек (а не персонифицированная в его лице культура или преходящий субъект деятельности) извлечет сейчас или по происшествии времени из слу­чившегося. «Каждому,— свидетельствует писатель М. Ибрагимбеков,— если он захочет вспомнить, будет за что краснеть, просыпаясь по утрам, будет за что испытывать чувство стыда, но для одного эти плохие поступки в сумме составляют опыт, благодаря которому он становится еще хуже, для другого — это раскален­ная решетка, на которой он корчится, но очищается и становится лучше... Но разница между подлецом и до­стойным человеком в том, что они сделали разные вы­воды из своих прегрешений» ⁷⁵.

Теперь о понимании личности как проекции на смысловую плоскость. Если рассмотрение личности со стороны деятельности или усвоения значений, культуры достаточно широко представлено в научной психологии, то психологическое рассмотрение ее со стороны смысло­вой, нравственно-ценностной плоскости разработано по­ка крайне недостаточно. Этим отчасти и объясняется то, что мы уделили этой стороне особое внимание. Нами двигало при этом не только желание в какой-то степени по мере сил способствовать заполнению некоторого пробела общей психологии личности, но и сознание дей­ствительно особой значимости этой плоскости для пони­мания сути человеческой личности, путей ее нормального и аномального развития. Как мы пытались показать выше, главным в этой плоскости (плоскости, по нашей классификации, собственно личностного здоровья) ста­новятся не успехи человека и его социальные роли, не сама по себе его продуктивная деятельность, не харак­тер, не темперамент (т. е. то, что можно по преимущест­ву отнести к показателям индивидуально-психологи­ческого здоровья и здоровья психофизиологического), а мера участия, заинтересованности, пристрастности, проникновения его в нужды другого человека, общества, человечества в целом. Если рассматривать человека лишь как индивидуальность, то люди предстанут как бесконечно разные миры, становящиеся все более обо­собленными, особыми, неповторимыми по мере их раз­вития. Через восходящее движение в нравственно-цен­ностной плоскости происходит реальное единение лю­дей, приобщение к той, по словам А. Н. Леонтьева, не всегда видимой индивидом подлинной человеческой действительности, которая не обосабливает человека, а сливает его жизнь с жизнью других людей, их бла­гом ⁷⁶. Сжато и точно сказано у М. М. Пришвина:

«В знании общего дела есть сущность личности, потому что просто индивидуум знает только себя» ⁷⁷. Психоло­гия личности, не приобщенная к этому знанию, зако­нам нравственного мира, будет по своей сути оставать­ся психологией «знающих только себя» человеческих индивидов.

Однако и эта взятая сама по себе точка зрения не является исчерпывающей. Проекция исключительно на данную плоскость может породить представление о лич­ности лишь как решающей и оценивающей те или иные нравственные проблемы и коллизии; при этом бытие начинает рассматриваться только как сценическая пло­щадка, на которой вновь и вновь, на разной обществен­но-исторической основе разыгрывается репертуар че­ловеческих судеб.

Известны слова Л. Н. Толстого о том, что люди де­лают только вид, что воюют, торгуют, строят, главное же, что они делают всю жизнь,— это решают нравствен­ные проблемы. В противовес этому мнению .современ­ная научная психология чаще всего, напротив, либо старается вовсе игнорировать в своих исследованиях нравственную сферу, либо рассматривает ее как некий довесок, добавок к продуктивной деятельности и воз­никающим вокруг нее производственным отношениям.

И тот и другой подход следует признать односторонним, высвечивающим важную, 'но только одну сторону про­блемы, поскольку, если воспользоваться нашей моделью, в первом случае личность целиком и полностью проеци­руется на смысловую, нравственно-ценностную плос­кость, а во втором — на плоскость бытийную, деятель-ностную.

Итак, понятно, что личность в целом не проекция на одну какую-нибудь из представленных плоскостей, но системное образование, по-своему отражающееся в каждой из них *. Если же попытаться все же обозначить принцип, который является сквозным, связывающим всю систему, то для процесса формирования личности таким принципом будет принцип деятельностного опос-редствования ⁷⁸. Суть его заключается в производности личностных образований от реального бытия субъекта и, следовательно, в необходимости при исследовании, воспитании, коррекции личности выхода за рамки са­мих этих образований в мир реальной жизни, в мир деятельностей, их опосредующих. Именно через сово­купность деятельностей, через бытие человека происхо­дит присвоение культуры, происходит удвоение значе­ний (появление субъективного значения данного объек­тивного значения), которое и порождает личностные смыслы человеческого существования. Вне целенаправ­ленной активности, не будучи освоенной деятельностью, культура выступает для человека лишь разрозненным и отчужденным набором значений, правил, норм и т. п. Проходя через деятельность, опосредствуясь деятель­ностью **, эти значения приобретают смысл, порождают особый внутренний план — нравственное сознание с присущими ему уровнями и функциями.

* Отсюда, в частности, ход к типологии личностей: ведь, к при­меру, на одной и той же бытийной, деятельностной основе могут воз­никнуть существенно разные нравственно-ценностные построения и развитая система значений может сочетаться с низким смысловым уровнем (эгоцентризм, группоцентризм).

** Надо сказать, что именно понятие «опосредствование» было первоначально центральной характеристикой деятельности у Л. С. Вы­готского и А. Н. Леонтьева ⁷⁹. В дальнейшем этот момент был несколь­ко затушеван, а деятельность в ряде трактовок стала представляться как самодовлеющая психическая реальность. Видимо, как реакцию на такого рода перегиб можно рассматривать некоторые недавние выступления в научной печати по поводу понятия «ведущая дея­тельность». А. В. Петровский, например, считает, что это понятие вообще лишено достаточных оснований, поскольку определяющим для развития является не какая-либо ведущая деятельность, а тип

Итак, мир человеческой культуры предшествует лич­ности и являет собой неисчерпаемый источник возмож­ностей, депо смысловыражения. Однако, прежде чем стать смысловой, внутриличностной реальностью, зна­чения должны быть опосредствованы деятельностью, пройти через жизнь, бытие человека *, которое пред­ставляет собой бесконечное в своих возможностях депо смыслопорождения. Если же попытаться коротко опре­делить взаимосвязь всех трех плоскостей, то это будет следующая формула: смысл есть прошедшее через жизнь (систему деятельностей) человека значение.

Что касается практических, в частности воспита­тельных, психопрофилактических выводов, то эта фор­мула лишний раз свидетельствует о том, что ни значе­ния, ни слова, ни сама по себе активная предметная деятельность не являются гарантами воспитания полно­ценной, нравственной личности. Только слова, значения, соотнесенные, сопряженные с жизнью, пропущенные через нее, через нелегкий труд бытия, через сложную

взаимоотношений личности, которые складываются у нее с референт­ными группами и лицами ⁸ . Такое противопоставление кажется, од­нако, излишне категорическим. Два понятия — «смежличностное об­щение» и «деятельность» (что показано в самих работах А. В. Пет­ровского и его сотрудников) — не только не противополагаются, но прямо подразумевают друг друга, поэтому ведущая (т. е. наиболее соответствующая, лидирующая для данного возраста) деятельность во многом задает круг референтного общения, равно как этот круг видоизменяет характер данной деятельности.

Другое дело, что нельзя сводить все многообразие и взаимозави­симость форм активности -только к одной ведущей деятельности «Ве­дущая» не должна пониматься как «подавляющая». Именно забве­ние этого момента, считает К. А. Абульханова-Славская, привело к тому, что в некоторых психологических исследованиях личностная активность оказалась сведенной к ведущей деятельности ⁸'. Но, на наш взгляд, с водой выплескивается и ребенок — ценнейшая идея стержневого вида, типа деятельности, с которым связывается, ассо­циируется соответствующий возрастной этап и отнятие, отсутствие которого было бы фактическим лишением человека детства или зрело­сти. И разве в последних случаях это не будет игра и труд, т. е. дея­тельности не рядовые, а именно ведущие для соответствующих этапов жизни? Ну а то, что в «производстве» этих деятельностей важнейшую роль играют общение, социальные институты, референтные группы, другие формы активности и т. п., разумеется, безусловно, верно. Ины­ми словами, то, что ведущая деятельность формируема и зависима, пусть даже производив от многих обстоятельств, не умаляет ее значе­ния и не устраняет необходимости ее учета и рассмотрения

* Надо ли говорить, что «проход» этот практически никогда не напоминал собой легкой, увеселительной прогулки. «Жизнь про­жить — не поле перейти»,— говорит пословица, подчеркивая слож­ность и тяжесть реальных путей человеческой жизни.

совокупность и многообразие деятельностей, могут стать подлинной основой нравственного сознания. Сле­довательно, при воспитании необходимо так строить и направлять деятельности воспитанника, чтобы в ходе этих деятельностей, в ходе их развития, их последо­вательных этапов объективные и поначалу как бы вне человека существующие значения и идеалы, прежде всего значения и идеалы нравственные, приобретали личностный смысл, становились собственным, пережи­тым, активным отношением воспитанника к миру *.

Роль воспитателя при этом чрезвычайна, поскольку он выступает как реальное, живое олицетворение, так сказать, держатель тех смысловых уровней, которыми пока не обладает и которые чаще всего и не предугады­вает воспитанник. Но на эти уровни — через общение с прямым или даже косвенным воспитателем, через сов­местные переживания, через совместную деятель­ность — он может со временем подняться **. Всякая высшая психическая функция, писал Л. С. Выготский, обнаруживает себя дважды: сначала как форма взаимо­действия и сотрудничества между людьми, как катего­рия интерпсихологическая, затем уже как функция субъекта, как категория интрапсихологическая. Сход­ным путем возникают, завязываются и смысловые отно­шения к действительности — сначала как бы разделен­ные между ребенком и взрослым, ребенком и его окру­жением, а затем становясь внутренними, собственными отношениями ребенка к действительности. Когда ребе­нок подрастает, роль взрослого, т. е. второго члена на­чального интерпсихологического отношения, может вы­полняться другим человеком, группой, коллективом, обществом, теми или иными событиями и идеями, но путь в целом остается прежним: через деятельность, через жизнь и труд бытия завязываются, осваиваются

* Этот принцип хорошо иллюстрируется следующей американ­ской пословицей: «Расскажи мне, и я забуду, покажи мне, и я запом­ню, вовлеки меня, и я пойму».

" * Когда мы говорим о воспитателе, то невольно подразумеваем нравственное, облагораживающее начало, но нелишне заметить в контексте данной книги, что помимо воспитания позитивного, поло­жительного существует и воспитание негативное. Так, мы увидим ни­же, что в случаях аномального развития человек, например, не просто привыкает к алкоголю, регулярному пьянству, но часто ак­тивно к нему кем-то приобщается (в данном случае — «негативными воспитателями»), вовлекаясь в так называемую алкогольную ком­панию, усваивая через ее лидеров ценностные установки и особое, «алкогольное» смысловое видение мира.

все новые и новые аспекты и уровни смысловых отноше­ний к действительности.

Причем, разумеется, жизнь не есть лишь сплошное формирование все новых и новых качеств и образова­ний. Будучи раз сформированными, войдя в целостную структуру смысловой сферы, они начинают свою само­стоятельную жизнь, приобретают собственную инерцию (смысловую установку, по А. Г. Асмолову), порождают собственные требования, т. е. становятся полноценными чертами личности, нравственного сознания, не просто отражающими действительность, но и творящими ее. Поэтому необходимо различать и стимулировать не только активность присвоения, формирования, завоевы-вания тех или иных позиций и смысловых содержаний, но и активность отдачи, активность проникновения, влияния на ценностно-смысловые уровни другого чело­века, других людей. Важные аспекты активности пос­леднего рода были разработаны в «концепции вкладов». Центральным для этой концепции является введенное В. А. Петровским понятие отраженной субъектности, которое «воплощает в себе представление о личностном аспекте бытия человека в мире как формы активного «идеального» присутствия человека в жизни других лю­дей, «продолженности человека в человеке»»⁸². Эта концепция справедливо останавливает внимание на том постоянно действующем личностном, смысловом влия­нии, которое оказывается всяким человеком на окру­жающий его мир. Отсюда личность выступает как иде­альная представленность индивида в других людях, как его «инобытие» в них. Для пояснения этого хода мыслей А. В. Петровский приводит метафорическое сравнение подлинной личности с источником некоего мощного из­лучения, радиации, способной изменять, преобразовы­вать других людей (радиация, как известно, может быть полезной и вредоносной, может лечить и калечить, уско­рять и замедлять развитие, становиться причиной раз­личных мутаций и т. д.). Тогда индивида, обделенного личностными характеристиками, можно уподобить нейт­рино — гипотетической частице, которая пронизывает любую, сколько угодно плотную среду, не производя в ней никаких — ни полезных, ни вредных — изменений. ««Безличность»,— продолжает автор,— это характери­стика индивида, безразличного для других людей, чело­века, от которого «не жарко.и не холодно», чье присут­ствие или отсутствие ничего не меняет в их жизни, не преобразует их поведение, не обогащает и не обездоли­вает их и тем самым лишает его самого личности» ⁸³.

Таким образом, человеческую активность можно подразделить на активность присвоения и активность отдачи. Причем их несомненная и тесная связь не оз­начает, однако, их идентичности. Если первая своей энергетикой, мобилизующим действием способствует образованию, структурированию определенной позиции, присвоению и завоевыванию новых свойств и рубежей, то накал, энергетический потенциал второй обнаружи­вает себя через проникающее, «радиационное» влияние на других. Соотношения этих двух видов личностной энергии, личностной активности могут быть существен­но разными. В известной мере их можно уподобить двум каналам, двум руслам, по которым способна распреде­ляться энергия активности. Личность может выявлять себя в какие-то моменты как той, так и другой формой активности, поэтому, в частности, вряд ли стоит гово­рить о «лишении» личности того, кто на рассматривае­мый период «не обогащает и не обездоливает» других, поскольку личностная активность может быть устремле­на просто по другому каналу — каналу присвоения. Несомненна связь активности и с содержательным на­полнением мотивационных устремлений: эгоцентри­ческие ориентации в большей степени переключают, ориентируют активность человека на приобретение, на использование, на превращение окружающего в средст­во достижения своих целей, тогда как алоцентрические, просоциальные устремления по самой сути своей пере­ключают активность на процессы отдачи себя, преобра­зования мира в пользу других. Мир и люди становятся не средствами, но целью. Понятно отсюда, что актив­ность такого рода есть несомненный признак личностно­го здоровья.

Сказанное не означает, конечно, что человек эгоцен­трической ориентации, будучи занят собой, мало влияет на окружающих, не проявляет вовне направленную активность. Напротив, он, как мы упоминали, часто рас­сматривает свои ценности как достойные и должные быть присущими всем и порой не просто в активной, но даже в агрессивной форме пытается навязать, привить их другим. В этом плане следует говорить как бы о смы­словом силовом поле, возникающем вокруг каждого человека, его деятельности и миропонимания. Всякий случай нормального, в нашем понимании, полноценного, ведущего к приобщению к родовой сущности развития создает мощное силовое поле благотворного влияния на других людей, благотворных «вкладов» и возвышающих смысловых преобразований, тогда как всякий случай извращенного, аномального развития создает свое сило­вое поле, на этот раз отрицательного по отношению к задачам достижения человеческой сущности свойства, направленного на низведение помыслов, задач и смы­словых устремлений других до уровня эгоцентризма, а следовательно, в конце концов межлюдской разобщен­ности, психологической войны всех против всех и внут­реннего одиночества каждого из участников этой войны. Вот почему всякая удача воспитания, всякая удача психокоррекции аномального развития есть не просто удача индивидуальной судьбы отдельного человека, счастливое преобразование свойств и структуры его личности, но реальный фактор оздоровления, облагора­живания среды.

Разумеется, речь идет не просто о прямом и беспре­пятственном радиировании смысловых влияний. Чело­век не пассивный восприниматель, экран проекции «ино­бытия», бытия-другого-в-нем, но если продолжить ана­логию с радиацией, может быть либо в разной степени открыт ее проникающим влияниям, либо, напротив, на­глухо закрыт, иметь труднопробиваемую психологи­ческую защиту, подчас капсулирующую его в себе са­мом, отторгающую внешнее влияние как чуждое, заве­домо инородное. Поэтому всякое влияние, чтобы быть действенным, усвоенным, требует в качестве необходи­мого условия ответное усилие, ответную активность принятия, присвоения *. В этом акте должны соединить­ся два вида активности, направленные, настроенные на одну смысловую волну, чтобы в дальнейшем образо­вать, замкнуть, генерировать собой единое смысловое поле. Даже искусство, призванное, казалось бы, прямо, непосредственно транслировать личностные смыслы другим людям, на деле лишено этой способности. Оно до­стигает своих результатов лишь тогда, когда активно

* Отметим, что периоды преимущественного принятия или от­торжения тесно связаны с вышеобозначенными циклами деятель­ности: в переходных потребностно-мотивационных, поисковых состоя-ниях проницаемость для влияния других быстро возрастает, в перио­ды же стабильного развития деятельности, относительного равнове­сия операционально-технической и мотивационно-смысловой сфер сте­пень этой проницаемости всегда заметно меньше.

вовлекает воспринимающего его человека в свою сферу и образует не просто вербальное или чисто эмоциональ­ное воздействие, но особую, всегда совместную, друг к другу идущую деятельностную активность, призван­ную соединить в общем смысловом поле исполнителя и слушателя, актера и зрителя. Недаром говорят не толь­ко о хорошем или плохом исполнителе и актере, но и о хорошем или плохом зрителе, о хорошей или плохой ау­дитории, которая может зажечь и поддержать или пога­сить и затормозить творчество артиста: в первом слу­чае — чутким реагированием, точнее, сопереживанием, а во втором — отчуждением и равнодушием, т. е. раз­общенностью с исполнителем, отсутствием единой сов­местной деятельности *.

Таким образом, мы вновь приходим к утверждению важности идеи деятельностного опосредствования: для того чтобы сформировать устойчивые смысловые струк­туры, необходимо вовлечение человека в такого рода деятельности, в такого рода жизненные проблемы, где бы он мог реально осуществить, отстоять, испытать свои принципы и устремления, где бы они срослись, сплавились с его поступками и деяниями, стали личност­ными ценностями, т. е. осознанными смысловыми обра­зованиями, направляющими и оправдывающими весь конкретный ход его жизни. Такое деятельностное опос-редствование важно и для воспитания, и для коррекции отклонений личности, с той, однако, существенной раз­ницей, что в первом случае мы исходим из представле­ния о еще не сформированной личности, достаточно от-

* Заметим, однако, что и в случае образования такой сов­местной деятельности, возникшего общего смыслового поля воспи­тательное, преобразующее личность воздействие искусства имеет из­вестные пределы и ограничения. Пределы эти обнаруживаются уже за дверью театра, когда зритель возвращается в привычный ему мир жизни, в мир его субъективных деятельностей, их иерархии, накатанных смысловых отношений и установок. И тот, кто только что сочувствовал Гамлету (а в театре это делают практически все), ведет себя как Полоний или даже Розенкранц. Искусство растормо­зило, всколыхнуло, показало возможность нового видения мира, пусть даже — по Аристотелю — очистило (катарсис) человека, но если все это не будет подкреплено его дальнейшей конкретной дея­тельностью, его жизнью, трудом и подвигом его бытия, эффект окажется временным, собственные смысловые образования останут­ся почти не затронутыми. Еще В. Джеймс приводил в пример ба-рыньку, которая проливает в театре слезы над страданиями просто­людина, в то время как ее кучер стынет на морозе у театрального подъезда.

крытой нашим влияниям, а во втором — о личности уже сформировавшейся, и, следовательно, если в первом случае мы готовимся личность строить, то во втором — нам предстоит ее перестраивать. В обоих случаях про­движение возможно лишь тогда, когда работа и воспи­тателя, и коррекциониста основана на знании внутренних законов развития личности, знании того, что есть норма этого развития, к чему в итоге следует направлять стре­мления человеческой личности. В этой и предыдущей главах мы пытались обосновать некоторые ответы на эти вопросы и наметить ряд самых общих положений, гипо­тез о нормальном и аномальном развитии личности. Ра­зумеется, за рамками раздела осталось значительно больше проблем, нежели вошло в него, что объясняется не только нежеланием говорить скороговоркой о важ­ных вещах, но и тем, что в нашу задачу входило не отыс­кание как можно большего количества детерминант, частей, свойств личности, а попытка определить неко­торые стержневые, главные проблемы и ракурсы, ис­ходя из которых возможно в дальнейшем проникнове­ние и в более частные области.

...Однако любые теоретические рассуждения, сколь бы полны, искусны, изощренны они ни были, не в силах до конца разрешить ими же вскрываемые проблемы и противоречия. Для разрешения теоретических споров о личности необходимо вернуться на землю, к предме­ту, их порождающему,— самой реальной жизни. Но как психологу подойти к объективному исследованию жизни личности и возможно ли это в принципе?