доклад. А. А. Асоян древние цивилизации в глобальном мире. Египет и греция аннотация. Статья
 Скачать 438.72 Kb.
|
|
А.А. Асоян листе лотоса четыре хтонических божества и Осирис на своем троне и над всей этой сценой 42 судьи (см 37, с. 240). По представлению египтян человек состоял из тела (chet), души (Ba), тени (chaibet), (Ren), наконец, Ка, понятия, которое лучше всего передается термином Двойник. Представление о Ка наиболее древнее и важное в египетской религии (18, с. 57–95). Скульптурные изображения Ка имели некоторые характерные признаки, одинаковые для тех случаев, когда оно имело вид двух рук без туловища, и тех, когда оно было целой человеческой фигурой. Эти признаки – посохи знак, причем на посохе изображена голова, а на знаке написано имя человека, с которым связано Ка, считавшееся как и при его жизни представителем его личности (53, с. 231). Ка – первый экземпляр умершего, его точная копия, со всеми индивидуальными чертами, лишь из более нежной, легкой материи. Это – проекция покойника на воздушную плоскость. Ка рождается вместе с человеком и всюду следует за ним. После смерти человека он продолжает свое существование ив могиле – это жилище Ка. Кану- ждался в пище и питье, он мог дойти до того, что питался собственными экскрементами и пил мочу (53, с. 28). Поэтому ему делались регулярные приношения всего, что могло ему понадобиться погребальные службы совершались также для него. Ба представлялась первоначально в форме птицы, очевидно, это была идея души человеческой. В противоположность двойникам Бане была связана с гробницей и могла свободно покидать ее. Широко распространено было в Египте так называемое Осирисово учение о бессмертии легенда об Осирисе повествует, что, умерщвленный Сетом, Осирис снова был возвращен к жизни при помощи волшебных чар Исидой, Горусом и Анубисом. Эти магические приемы и являются сутью бальзамирования трупа. Отсюда предполагался вывод если с телом покойника поступают так, как с Осирисом, то он оживет и его можно будет называть Оси- рис имярек. Чтобы достигнуть блаженства, душа должна слиться с Осирисом и получить от упомянутых выше богов ту помощь, которую они оказали самому Осирису. Райскую жизнь египтяне представляли подобно земной жизни после смерти египтянина ожидали те же полевые работы и те же молитвы богам, какие привык он исполнять во Древние цивилизации в глобальном мире 37 время земной. Блаженство же его состояло в том, что все ему удавалось и нив чем никогда ему не приходилось нуждаться (53, с. 230). Но Античность решительно отходит от тысячелетиями довлевшей над человеком проблемы смерти. Замкнутая цикличность бытия начинает понемногу выпрямляться жесткое ритуальное время сего концепцией вечного возвращения постепенно трансформируется в ми- форитуальное, а затем в мифопоэтическое и, наконец, в историческое. В целом для античного искусства в качестве содержательной основы характерен миф в союзе с ритуалом. Но идея постоянного воспроизводства жизни утрачивает свой физиологический смысл. Она приобретает обобщенную форму «акме» – прославления цветения бытия, репродуктивного возраста человеческой жизни. Гомер еще уподобляет соотичей природе Листьям в дубравах древесных подобны сыны человеков: Ветер один по земле развевает, другие дубрава, Вновь расцветая, рождает, и с новой весной возрастают Так человеки: сии нарождаются, те погибают (Илиада, VI, 146–149). Но уже хору Со- фокла поет Высший дар нерожденным быть Если ж свет ты увидел дня – О, обратной стезей В лоно вернись небытья родное (35, с. 105). Таким образом, смерть ничего не разрешает. Ахилл, тень которого вызвал Одиссей, сетует Лучше б хотел я живой, как поденщик, работая в поле, Службой у бедного пахаря хлеб добывать свой насущный, Нежели здесь над бездушными мертвыми царствовать, мертвый (Одиссея, XI, 489–491). Загробное существование никого не вознаграждает, кроме героев, и никого не карает. К вечным мукам были приговорены только Икси- он, Тантал и Сизиф, нанесшие личные оскорбления Зевсу. Менелай в качестве мужа Елены, соответственно – зятя Зевса, после смерти обрел Элизий вместо Аида. Но греки укрепились в своем пессимизме, осознав неверность человеческого существования. С одной стороны, не будучи strictsensu (в строгом смысле) божьей тварью, человек не смеет надеяться на божие благорасположение, с другой – он с рождения до смерти ведом роком. Срок существования ему изначально назначен. За этим следят мойры. В тоже время такие выражения, как «мойра богов (Одиссея, III, 26) или «айса Зевса (Илиада, XVII, 322), допускают толкование, что Зевс самолично решает судьбы людей. По идее он на это способен, недаром хотел спасти сына Сарпедона, и только упрек Геры пре- А.А. Асоян 38 дотвратил это преступление против dike. Уже Еврипид осуждал богов Когда бессмертные свершают злое дело, они уже не боги (Еврипид. Беллерофонт, 292). Вместе стем чрезмерное честолюбие и чувство превосходства над живыми рискует обернуться гордыней и дерзостью для человека, как это произошло с Аяксом, похвалявшимся, что он вопреки воле богов избежал смерти, за что и был убит Посейдоном Одиссея, IV, 499–511). Гомер учил греков жить благородно и исключительно настоящим (5, с. 115–125). Поскольку боги положили предел возможностям человека, грек начал превозносить и даже обожествлять чисто человеческие возможности и свойства. Освящение телесного совершенства в греческой культуре шло вслед за сакрализацией чувственно- телесного космоса (24, с. 146–151). Любопытно, что Теофраст писал, что если красота есть дело природы или случая, то награждать (в конкурсах. – А. А) следует тех, кто добродетелен, и только такая красота будет прекрасна, в противном случае она грозит обернуться распущенностью, с. 178–197). Так греческий мир формирует канон прекрасного. Как пишет Кеннет Кларк, осмысляя эллинский вклад в мировую эстетику, нагота – не предмет искусства, но его форма (21, с. 326). Антропоморфность греческих богов, каковыми они предстают в мифах, позже вызвавшая резкое неприятие философов, вновь обретает религиозный смысл в скульптурных изображениях. Странным образом религия, которая провела черту между мирами богов и смертных, считает должным изображать богов согласно канону человеческого тела. Но еще важнее, что древний грек открыл для себя сакральный смысл радости бытия. Стоит подчеркнуть именно ее религиозную ценность. Она не всегда осознается, поскольку закамуфлирована в повседневности, в сиюминутном и обыденном. Ее порождает блаженное чувство следования, пускай скоротечного, вселенскому закону и причастности к величию мироздания (31, с. 103–114). Как говорил Архилох, познавай тот ритм, что в жизни человеческой сокрыт (2, с. 73). Так грек понял, что самое надежное средство одолеть всевластие времени – наиболее полно переживать каждое мгновение (49, с. Стремление превратить всю жизнь в один прекрасный миг естественно влияет на отношение греков к смерти и рождает такой феномен Древние цивилизации в глобальном мире 39 греческой ментальности как а, когда человек устремляется навстречу року, навстречу непредугаданной судьбе. У этого феномена есть два оправдания, два измерения историческое и мифологическое. Первое объясняется характером архаической родовой общности, при которой человек еще не выделился из рода как личность и все его интересы это интересы рода, но ирод рассматривает любого члена своего сообщества как свою неотъемлемую часть. В такой ситуации для каждого существует непроговариваемый императив рода, который и посылает воина навстречу судьбе, какой бы она ни казалась. В нем, как в Ахилле, клокочет жизнь, но он устремляется навстречу смерти. Мифологическое объяснение «amorfati» в верованиях греков ни один волос не упадет с головы человека без ведома Зевса. Судьба человека принадлежит ему, а не герою. С мгновения рождения судьбой каждого управляют мойры, подвластные верховному божеству Клото, Лахесис и Атропос. В более древние времена считалось, что одна из богинь свивала новорожденного льняным свивальником, и на нем проступали племенные и родовые знаки, определяющие участь ребенка. Человек, закончивший свою жизнь в подвиге, также, как и тот, кто был рожден от супружеской пары бога и смертного, почитался героем. О нем свято хранили память в потомстве, которая называлась славой, и эта слава была идеальным бессмертием героя (9, с. 98–112). Героическая смерть обеспечивала павшему культ потомков. Он слыли после смерти защитником своего рода или полиса. По представлениям древних, ему уготована посмертная жизнь в Элизиуме, или на Островах блаженных. Но, судя по ремарке Ахилла вовремя его встречи в Аиде с Одиссеем, который был, в отличие от Патрокла, героем и порождению, и по героической смерти, самая жалкая и ничтожная жизнь лучше того существования, которое он ведет, почитаемый всеми, в царстве теней. Хотя, будучи живым, тот же Ахилл заявлял лягу, где суждено Но сияющей славы прежде добуду (Илиада. XVIII, 120–121. Пер. НИ. Гнедича). Это противоречие неслабых, а тех, которые остро ощущают трагический характер человеческого су- ществования. По греческим поверьям, умершие обычной смертью оказывались на асфоделевых лугах. В этом не было ничего зазорного, но было страшно умереть безвестной смертью. Ее оплакивали как некое бедст- А.А. Асоян 40 вие независимо от жизненного срока. Такую смерть олицетворяли отвратительные гарпии, полуптицы-полуженщины, духи бурь, и горги. Об этом прежде всего свидетельствуют сетования сына Одиссея Те- лемака о своем отце Ныне ж иначе решили враждебные боги, по- крывши Участь его неприступною тьмою для целого света Менее стал бы о нем я крушиться, когда бы он умер Если б в троянской земле меж товарищей бранных погиб он Иль у друзей на руках перенес- ши войну, здесь скончался, Холм гробовой бы над ним был насыпан ахейским народом. Сыну б великую славу на все времена он оставил Ныне же Гарпии взяли его, и безвестно пропал он, Светом забытый, безгробный, одно сокрушенье и вопли Сыну в наследство оставив, с. 230–236). Для умерших безвестной смертью сооружали кенотаф (каменную гробницу, где душа усопшего могла бы найти пристанище и вечный покой. Нов греческом эпосе предстают персонажи, которые в смерти и через смерть обретают то, что является для людей признанием их величия и наградой за совершенство – бессмертную славу. Однако Смерть – это порог. Говорить о мертвых, увековечивать их, воспевать, поминать их в речах – дело живых. За порогом, по другую его сторону находится ужас несказуемого» (9, с. 29). Кардинальные различия древних цивилизаций проявляются ив архитектуре. Специалист в области искусства Древнего Египта считает, что местная концепция космоса нашла самое непосредственное отражение в памятниках архитектуры (30, с. 55). Храм мыслился небом на земле, залогом пребывания в нем бога. Религиозные мистерии и литургические действия совершались в храме, служили отражением небесной литургии. Каждый магический акт уподоблялся священнодействию, совершаемому богами. Нарастание эффектов, – писал французский историк архитектуры О. Шуази, – достигалось простейшими приемами. В большей части храмов, по мере приближения к святилищу, уровень пола повышается, плафон опускается ниже, темнота увеличивается, священный символ окружен мраком (48, с. 42). Идеальный храм существовал в правремени, и сущность построенного двойника соответствовала архетипу. Древняя традиция зодчества поддерживалась Строительными текстами. Египтяне были убеждены, что священная книга Строительных текстов упала сне- ба. В Книге планов храма ее правила представляли собой систему Древние цивилизации в глобальном мире 41 ориентации планов по звездам. Возведение пирамид ориентировалось по странам света. Вход помещался с северной стороны, откуда можно было спуститься в подземную камеру, расположенную так, что в нее проникал луч света, направленный на альфу созвездия Дракона. Вовремя строительства комплекса пирамид в Гизе, – пирамид Хеопса, Хефрена и Микерина – она воспринималась полюсом мира. Таким образом, все, от выбора места (на границе пустыни и орошаемых Нилом земель) до астральной символики, было продумано с ориентаций на небо. Гробница вписывалась в орбиту космоса. Угол наклона ее граней соответствовал углу, образуемому мерой сыпучих тел, в данном случае – песка. Стройные пропорции сооружения уравновешивали всю массу объема, придавая пирамиде незыблемое величие. Все ее соотношения основаны на пропорциях золотого сечения (30, с. 55). Во времена V династии Древнего царства появляются солнечные храмы. Центральное место здесь отводилось обелиску. Он служил главным предметом солярного культа. Религиозные представления египтян обрели конкретную форму в мистериальных действиях и церемониях. В храме Амона в Карнаке дорога литургических процессий пролегала через открытые, залитые солнцем дворы, ведя в полумрак гипостильного зала, где световой поток значительно сужался. Святилище – конечный пункт процессий, где мастаба состояла из двухосновных частей часовни и склепа, соединенных между собой шахтой или коридором Мастаба этого типа была распространена исключительно среди состоятельных египтян. Среди обычного населения мастаба была наполовину спрятана под землею и напоминала скорее яму, чем комнату (25, с. 53). Общность религиозно-культовых предпосылок, – отмечала НА. Померанцева, – направляла логику конструктивной мысли основой ее был принцип порядка, пропорционального соподчинения всех элементов ансамбля целому, что соответствовало представлению о гармоническом строении вселенной (30, с. 61). Этот вывод подтверждается и описанием храма Сфинкса (Мемфисское искусство, которое оставил потомкам некогда генеральный директор раскопок и древностей Египта (1880–1886) Г. Масперо (см 25, с. 53). Эллинский храм тесно связан не только с религиозной сферой, но и с социальной (см 48, с. 572). Немецкий антиковед Г. Дреруп полагал, что непосредственным предшественником храма был дом, ко А.А. Асоян 42 торый служил местом собрания общины для совместного отправления культа и коллективных трапез (см 54, с. 123). Подобной точки зрения придерживался В.Д. Блаватский, считавший, что храм возник из жилища царя, в котором первоначально совершался культ, постепенно становящийся общественным (8, с. 50, 52–55). В таких воззрениях на происхождение храма присутствует общая мысль, что входе эволюции постройки очаг, бывший ее неотъемлемым атрибутом, выносится заграницы жилища и становится алтарем. К эволюционным моментам истории греческого храма относится и ритуальная процессия движения к храму как к обители божества. Носам храм, его внутреннее пространство вместе с целлой, помещением, где ставилась статуя бога, не участвует в ритуале. Ритуал разворачивается вокруг алтаря. Храм же оказывается местом, предназначенным для хранения общественных приношений. По мнению ряда археологов, эта ситуация связана с процессом отказа от индивидуального богатства, его обобществления ради статуса раннегреческой общины или полиса в целом. Ритуальный смысл жертвоприношений как умершему, таки божеству заключается в поддержании жизни через смерть. Оно начинается с процессии. А значение процессии кроме чисто ритуального характера проявляется в конституировании коллектива людей, участвующих в жертвоприношении, на пути от места обитания человека к обители божества. Один из очевидных примеров – процессия вовремя Больших мистерий из Афин в Элевсин. Процессия отправляется на поиски исчезнувшего божества, в данном случае – Персефоны. Семиотика возвращения божества – это возвращение к порядку, благополучию и изобилию. Другой, чрезвычайно важный момент в семиотике греческого храма – это отождествление его с маркером, который служил выражением права общины на землю. Одним из таких знаков было кладбище, другим – храм, знаменовавший божественное покровительство тем, кто населял эту землю. Нередко он ставился на границе полисного пространства, служил своего рода межевым камнем. Греческий храм не есть сама конструкция. Набор основных конструкций, сохранение ее фасада, отмечал ЛИ. Таруашвили, определился еще в древности. Но одновременно сих появлением и внедрением в практику шел процесс их эстетического освоения, поиск их внешней выразительности, тех черт, каждая из которых являет зрительный образ определенной, одной соответствующей строительной Древние цивилизации в глобальном мире 43 конструкции – образ, спроецированный на вертикальную плоскость здания (36, с. 10). Ордерный храм в Элладе – феномен именно греческой культуры и нехарактерен для культуры крито-микенской. Главная черта греческого храма – его соразмерность человеку и полису. В первом случае это выражается в том, что главнейшей координатой храма является вертикаль (ненужно забывать, что среди других живых существ человек отличается именно своим вертикальным положением в пространстве. Соразмерность же храма полису выражается в автономности всех конструктивных частей сооружения ив их согласии друг с другом. Автономия частей ордера убедительно выражена в форме и положении колонны. Но главное заключается в том, что храм – это самодостаточное, независимое от окружающих его сооружений строение. Он всегда органично вписан в ландшафт, и архитектор грамотно использует природное пространство для выявления красоты сооружения в различное время суток. Греческий храм – это идеальный образ автаркии полиса, полагал А. Лоуренс (55, с. 115). Форма древнегреческого храма отражает целостность мировоззрения греков, глубоко чувствующих единство Вселенной и полноту смысла каждой вещи. По мнению Огюста Шуази, греческий храм – это высшее выражение идеи прекрасного, какое когда-либо имело место в зодчестве (48, с. 22). Панэстетизм греческой культуры диссонировал с иератизмом культуры Древнего Египта. Об этом свидетельствует и древняя скульптура. Египетское искусство ваяния преследовало, в сущности, две задачи создавать портретные статуи ради традиционного культа мертвых и статуи богов, фараонов и священных животных для украшения храмов, с. 11). В частности, поэтому египетская фигура как бы застыла в вечном ожидании. ожидая возвращения двойника – Ка. Между тем эллинский курос включен в поток времени Египетская статуя взирает на пустоту и тщету земных надежд, греческая глядит в пространство, апеллируя к нему (см 41, с. 64). Отсюда освоение реального окружения в греческой статуе, выявление в ней реальной структуры тела-костяка, сочленений мышц, жил, кожи. Египетская статуя, как правило, привязана к каменному блоку, греческая оторвалась от опоры, сделав шаг в реальное пространство. Можно сказать, что если египетская статуя пребывает поту сторону |