Не знаю. Андрей Ранчин 94 повесть о дракуле ипредставления о добродетельном излом государев древнерусской книжности
 Скачать 1.2 Mb.
|
|
Фрагмент первый.Дракула и турецкий султан. Этот фрагмент делится натри части. Впервой Дракула, принимающий послов турецкого султана, интересуется, почему те не сняли передним шапок. Узнав от послов, что они соблюдали принятый в их земле обычай, валаш- ский князь говорит, что желает утвердить их в верности своему закону, и велит прибить шапки к головам гвоздями, заявив: «Шедше, скажите государю вашему онъ навыкъ от вас ту срамоту терп ѣти, мы жене навыкохом, да не посылает своего обычая ко иным государемъ, кои не хотят его им ѣти, ноу себе его да держит. Во второй части рассказывается о походе разгневанного султана на Дракулу, о разгроме численно превосходящего турецкого войска и о бесславном возвращении султана. Также сообщается о жестоком наказании Дракулой своих воинов, обратившихся в бою спиной к врагу полководец называет их не мужчинами, но женщинами и велит их посадить задним проходом на колья (задний проход, очевидно, в этом случае отождествляется им с вагиной.) Своим воинам Дракула объясняет Кто хощет смерть по- мышляти, той не ходи со мною, остани зде ». Смысл его фразы, очевидно, таков опаснее проявить слабость в сражении, чем стойко биться против турок в первом случае людей Дракулы неизбежно настигнет смерть по его приказу, во второму них есть шанс выжить. Часть третья султан отправляет к своему антагонисту посла, требуя выплаты дани. Дракула притворно покоряется, заявляя, что готов непросто платить дань, но служить турецкому властителю. Обрадованный султан объявляет, чтобы его люди не трогали Дракулу ни при каких обстоятельствах, ибо тот стал его подданным. После этого валаш- ский правитель нападает на земли турецкого владыки, не встречая сопротивления. Разорив их, Дракула отправляет к султану пленников с издевательским наказом «Шедше, пов ѣсте царю вашему, якоже вид ѣсте: сколко могох, толико есмь ему послужил. И будет ему угодна моя служба, и азъ еще хощу ему тако служити, какова ми есть сила». В этом фрагменте Дракула проявляет себя, во-первых, как гордый правитель, во-вторых, как храбрый полководец, в-третьих, как жестокий человек, в-четвертых, как злой остроумец. Его жестокость здесь, однако, пока что находится в рамках объяснимого и человече- ПОВЕСТЬ О ДРАКУЛЕ» И ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О ДОБРОДЕТЕЛЬНОМ ИЗЛОМ ГОСУДАРЕ -105- ского: турецкие послы наказаны за нанесение обиды, свои воины – за трусость. В обоих случаях жестокость по-своему логична. Как победитель неисчислимого воинства иноверцев-турок, Дракула должен вызывать если не восхищение, то изумление. Он может быть соотнесен с храбрым воителем князем Святославом Игоревичем, согласно Повести временных лет победившим десятикратно превосходящие силы греков (см [27, с. Правда, хотя Дракула назван православным христианином ион переселяет на свои земли христианских подданных султана, захваченных в плен, конфессиональная оппозиция православные валахи ↔ иноверные турки в Повести прямо не вы- ражена. Фрагмент второй.Дракула – справедливый правитель, карающий разбои и иное зло. Как сообщается в Повести, ее главный герой то- лико ненавидя во своей земли зла, яко хто учинит кое зло, татбу или разбой, или кую лжу, или неправду, той никако не будет живъ» . При этом Дракула карает за преступление невзирая на лица его наказания немо- гут избежать ни богатый, ни бедный, ни боярин, ни священник, ни монах. Дается пример, подтверждающий эффективность таких меру источника князь велел положить большую чашу из чистого золота, и никто не посмелее украсть. Соблюдение закона, пусть и достигнутое жестокими методами, и справедливость как будто бы говорят о Дракуле как о мудром (а не о «зломудром») правителе. Можно допустить, что автор одобряет его. Как заметил А.Н.Ужанков, потрясающе Зло ненавидит зло. Воплощение зла ненавидит зло [35] 5 . Есть, однако, два нюанса. Во-первых, оставление у ручья золотой чаши – своеобразная провокация татей на воровство. Между тем, по речению Христа, невозможно не прийти соблазнам, но горе тому, через кого они приходят лучше было бы <...> если бы мельничный жернов повесили ему на шею и бросили его в море, нежели чтобы он соблазнил одного из малых сих (Лк. 17: 1–2; ср. Мф.18: 6–7). Искуситель – одно из имен дьявола, и человек, искушающий других, 5 Утверждение А.Н.Ужанкова, что Древняя Русь во времена Ивана III практически не знала смертной казни (якобы исключение – аутодафе еретиков, не соответствует действительности. Смертная казнь применялась как по делам о государственной измене (ср., например, наказание причастных к делу о бунте сына великого князя, будущего Василия III, или отсечение головы князю Семену Ряполовскому), таки по ряду уголовных преступлений (татьба / разбой, поджог, рецидивная кража в Судебнике 1497 года о смертной казни говорится в статьях 8, 9, 11, 13 (см [34]). Ярлыки и мифы- обнаруживает свое подобие Сатане. Во-вторых, не вполне ясно, насколько похвальна формальная справедливость валашского правителя, одинаково наказывающего и мирян, и церковных людей. На Руси вплоть дог. ни священнослужители, ни монахине подлежали гражданскому суду их судили церковные власти [36, c.385–387] 6 «<...> У нас, также как ив Греции, судебная власть епископов была расширена посредством того, что им предоставлены были в подсудность священники не только как духовные чиновники, но и как граждане, те. в подсудность не только по преступлениям против своей должности, но и по всем вообще, за исключением преступлений уголовных самых тяжких [12, c.395]. Впрочем, в отношении духовенства и на Руси, ив других христианских странах не было принято применять суровых наказаний даже по обвинению в государственной измене. Так, Иван III новгородского архиепископа Феофила, обвиненного в причастности к заговору против великого князя, в январе 1480 г. лишил кафедры и заточил в монастырь, ноне казнил (см [7, с 15, с. Неподсудность как белого, таки черного духовенства светской власти была оговорена в Судебнике Ивана III: А попа, и диакона, и чернъца, и черницу <...> то судить святитель или его судия» (ст.59) (цит. по [34]). Конечно, в принципе допустимо предположение, что для автора Повести небыли значимы ни это речение Христа (из идеи, что составитель этого текста не ставил оценку героя в зависимость от отношения Дракулы к религиозным заповедям, исходит в своих интерпретациях Я.С.Лурье (см [28, с, ни – тем более – нормы современного ему русского светского и церковного законодательства. Было бы соблазнительно объяснить такое гипотетическое вольнодумство принадлежностью (впрочем, столь же гипотетической) автора к кругу еретиков. Однако аргументировать это предположение практически невозможно нам неизвестны взгляды т.н. новгород- ско-московских еретиков на сей счет более того, не очевидно, что у них вообще была единая позиция в этом отношении. Мало того, согласно предположению Л.В.Черепнина, Федор Курицын, гипотетический автор Повести, лично участвовал в подготовке Судебника 1497 года (см [38, с. Конечно, даже если это так, из этого не следует, что государев дьяк во всем разделял нормы этого юридического документа, который составлял отнюдь не единолично. Роль Федора Курицына, оче- 6 В широко распространенном на Руси апокрифе – Хождении Богородицы по мукам гореть в огне присуждены грешники за непочтительное отношение к священнослужителям (см [3, с ПОВЕСТЬ О ДРАКУЛЕ» И ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О ДОБРОДЕТЕЛЬНОМ ИЗЛОМ ГОСУДАРЕ -107- видно, была скорее не творческой, а исполнительской право суда над духовенством последовательно отстаивала Церковь. Но это гипотетическое участие – обстоятельство, косвенным образом подкрепляющее сомнения в том, что автор Повести безусловно одобрял одинаковую подсудность мирян и духовенства. Но все-таки как действия против турок, таки внедрение справедливости, и обуздание воровства и разбоев вроде бы можно поместить в копилку благих деяний Дракулы. Фрагмент третий.Борьба с болезнями и нищетой Дракула истребляет нищих. Дракула собирает к себе больных, убогих и нищих. И собрашась бесчисленое множество нищих и странных к нему, чающе от него великиа милости. Князь собирает их в роскошной храмине, щедро поит и кормит, а затем вопрошает, чего они хотят те отвечают, что полагаются во всем на его волю. Он предлагает сделать так, чтобы эти несчастные стали «беспечалны», собеседники Дракулы с радостью на это соглашаются. Тогда герой Повести сжигает бедняков заживо. Свой поступок он оправдывает таким образом Дав сте, что учиних тако: первое, да не стужают людем и никтоже да не будеть нищь в моей земли, но вси богатии; второе, свободих ихъ, да не стражут никтоже от них на семъ св ѣтѣ от нищеты иль от недуга» Это первый эпизод в Повести, в котором Дракула безусловно демонстрирует свою чудовищную, «зломудрую» сущность. Правитель действует в соответствии с принципами формальной логики (смерть избавляет от страданий, причем как бы лишь во исполнение просьбы доверчивых простецов, желавших стать беспечальными. Однако этот дикий поступок (радикальное решение вечной социальной проблемы) противоречит не только христианской заповеди милосердия, но и элементарной человечности и обязанности властителя помогать слабыми убогим. На средневековом Западе бытовала схожая легенда в разных версиях (например, о майнцских епископах Гаттоне I и Гаттоне II), причем убийц нищих настигало возмездие – они умирали страшной смертью. Правда, как заметил М.П.Одесский, в Повести Дракула не наказан за свое злодеяние [23, c.76–77]. Однако отсутствие наказания втек- сте произведения, по-моему, отнюдь не очевидно (об этом будет сказано ниже. 7 Оправе церковного суда, например, писал современник Ивана III новгородский архиепископ Геннадий в послании князю Борису Волоцкому (см [6, с Ярлыки и мифы -108- «Зломудрие» и садистский юмор Дракулы проявляются здесь в том, что он, говоря о беспечальной жизни, подразумевает смерть как избавление от страданий, а бедняки воспринимают его слова в сугубо материальном смысле – как предложение даровать им сытое существование, довольство. Непонимание слов князя (немудрость) карается смертью. По мнению А.Н.Ужанкова, казнь несчастных может трактоваться как средство стяжать для них Царство Небесное (те. подлинно беспечальное житие, искупив грехи страшными страданиями [35]. Однако такая трактовка сомнительна Дракула никогда не заботится о посмертной судьбе своих жертв и ни разу не задумывается в Повести о вечной жизни. Кроме того, если бы он рассматривал нищих и убогих как мучеников, себя он должен был бы посчитать нечестивым правителем- мучителем. Но герой Повести так себя, конечно жене оценивает. Я.С.Лурье сблизил этот и другие эпизоды Повести с ситуациями испытания, представленными в памятниках переводной и оригинальной древнерусской словесности Мотив испытания, проходящий через все эти эпизоды, принадлежит к числу популярнейших мотивов мировой литературы и фольклора. Мотив этот был хорошо знаком и древнерусской литературе также "изящно" итак же жестоко, как Дракула, "испытывала" древлянских послов Ольга в "Повести временных лет мотив испытания встречается ив "Повести об Акире премудром" ив житийной "Повести о Петре и Февронии"» [20, c.230]. Но сходство дракуловских испытаний мудрости собеседников с ситуациями в перечисленных исследователем произведениях обманчиво. Ни Феврония, ни Акир никого не губят. Племянник Акира Анадан лопается от надменности и гордыни, проиграв состязание в мудрости, к тому же он злодей, оклеветавший и пытавшийся обречь насмерть Акира – так что никакого сочувствия не заслуживает (см [3, с. Ольга действительно предает смерти древлян, не разгадавших ее речей-загадок (см [26, с, однако она мстит им за убийство мужа и за оскорбительное сватовство, причем делает это, еще будучи язычницей. Дракула же убивает совершенно невиновных людей. Итак, перед нами первый поступок, который можно внести в досье дьявольских злодейств героя «Повести». Фрагмент четвертый Дракула испытывает мудрость двух монахов и казнит за неразумие смертью. К князю приходят два монаха из Венгрии и видят на его дворе людей, посаженных накол. Дракула спраши- 8 См. о речах княгини как о загадках [37, c.77–98; 9, c.64–67; 44, p.301; 39, c.63–68]. ПОВЕСТЬ О ДРАКУЛЕ» И ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О ДОБРОДЕТЕЛЬНОМ ИЗЛОМ ГОСУДАРЕ -109- вает монахов, правильно ли он поступил с этими людьми. Один осуждает его, говоря Ни, государю, зло чиниши, без милости казниши; подобает государю милостиву быти. А ти жена кольи мученици суть. Дракула решает испытать другого чернеца Призвав же и другаго и вопроси его тако же. Он же отв ѣща: "Ты, государь, от Бога поставленъ еси лихо творящих казнити, а добро творящих жаловати. А ти лихо творили, по сво- имъ д ѣломъ въсприали". Он же призвавъ перваго и глагола к нему "Да почто ты из монастыря и ис келии своея ходиши по великым государемъ, не зная ничтоже? А нын ѣ самъ еси глаголалъ, яко ти мученици суть, азъ и тебе хощу мученика учинити, да и тыс ними будеши мученикъ". И повел его на колъ посадити проходомъ, а другому повел Ѣ дати 50 дукатъ злата, глаголя: "Ты еси разуменъ муж"» На первый взгляд семантика этого эпизода – апология казней как единственного правильного способа для борьбы власти с преступлениями. Противоположная идея – идея милосердия – саркастически вышучивается. Для этого есть как будто бы достаточно оснований. Неясно, почему первый монах считает казненных мучениками даже если они наказаны за преступления чрезмерно жестоко и Дракуле следовало быть более милосердным, это еще не делает его жертв мучениками. Однако и у второго монаха нет оснований считать, что посаженные накол заслужили свою участь. Ни один ни другой инокине могут знать, заслуженно или незаслуженно покараны эти несчастные. Первый a priori исходит из представления о недопустимости жестокой казни, приравнивая казненных к святым – страдальцам за веру. Второй же исходит из аксиомы, что обреченные насмерть ее заслужили. Его слова, обращенные к Дракуле, выглядят как лесть, проникнутая чувством страха за свою жизнь. В действительности в предложенных искусителем Дракулой обстоятельствах правильный (нес точки зрения милосердия, ас точки зрения заслуженности наказания) ответ попросту невозможен для него нет нужной информации. Конечно, истовость Дракулы во внедрении справедливости (второй фрагмент текста) побуждает скорее признать наказание заслуженным. Однако такой поступок, как расправа с нищими и убогими (третий фрагмент, позволяет усомниться в том, что герой Повести всегда справедлив, присуждая к смерти. Из дальнейших эпизодов произведения станет ясно, что эти сомнения небеспочвенны. Преступлением первого монаха оказывается неверная (сточки зрения Дракулы) мысль. Причем решение о казни, как обычно, облечено в Ярлыки и мифы- саркастическую шутку монах жалело мучениках, так пусть ион стяжает себе мученичество. Наконец, Дракула казнит монаха, что в Средние века было страшным преступлением. Например, Слово некоего отца к сыну своему, слова душеполезные, входящее в Изборник 1076 г, учило Поминай же суш- тиихъ въ манастырьхъ, аггельскый образъ носяштая; аште ти е како, въведи я въ домъ свой, постави имъ тряпезу въ чинъ манастырьскый, жену же свою идти и отрокы научи съ страхомъ и мълчяниемь служити, яко аггеломъ Божиемъ. Проважая же съ покланяниемь отъпусти я, въдавъ имъ и манастырю ихъ потр ѣбьная» [2, c.414]. По замечанию М.П.Одесского, Дракула выступает в роли мучителя и гонителя людей Церкви [23, c.78]. Впрочем, как уже было сказано в комментарии ко второму фрагменту, допустимо предположить, что этико-социальные представления автора могли расходиться с общепринятыми. Как считает Я.С.Лурье, автор сознательно отмечал противоречивые черты в образе Дракулы, но видел в нем "великого государя если в немецком сказании о Дракуле анекдот о двух монахах, один из которых польстил Дракуле, а другой назвал его извергом, кончался оправданием правдивого обличителя и казнью льстеца, тов русской Повести наказанию подвергался именно хулитель, не умеющий говорить с "великим государем [22, c.508–509]. Однако достаточных оснований для такой трактовки нет решение Дракулы казнить монаха, осудившего князя за жестокость, и похвалить и наградить одобрившего казни может быть понято как проявление «зломудрия» и небескорыстного снисхождения к апологету – те. как деяние «злое». Фрагмент пятый.Дракула и иноземный купец испытание на честность. У некоего иностранного купца были в земле Дракулы украдены дукаты. Властитель, признавая в том свою вину, велит возместить потерю, но подкладывает в мешок одну лишнюю монету. Купец, обнаружив ее, возвращает князю. Дракула хвалит егоза честность, прибавляя, что если бы тот поступил иначе, то лишился бы жизни – был бы посажен накол. Семантика деяний Дракулы здесь амбивалентна: с одной стороны, он все тот же приверженец справедливости, с другой, – также уже хорошо известный нам искуситель-провокатор. Фрагмент шестой Дракула карает прелюбодеек. Дракула жестоко наказывает женщин за прелюбодеяние, вырезая им гениталии и / или срывая с них кожу, отрезая сосцы, пронзая гениталии раскаленным ме- ПОВЕСТЬ О ДРАКУЛЕ» И ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О ДОБРОДЕТЕЛЬНОМ ИЗЛОМ ГОСУДАРЕ -111- таллическим прутом девушкам, не сохранившим девственность, и вдовам, нарушившим целомудрие. Дракула ив этом фрагменте, как и раньше, выступает в роли черного юмориста согрешивших женщин он прежде всего лишает орудия греха и одновременно как бы совершает сними новый коитус / еще раз лишает девственности, веля вонзить раскаленный прут в вагину. Вместе стем его роль – жестоко (изуверской смертной казнью) наказывать за сексуальный грех. Прелюбодеяние (кроме особенных извращенных форм соития и случаев инцеста) не каралось смертной казнью ни на Руси, нив Византии, из которой были заимствованы представления о различении уголовного преступления и преступления против Бога, греха. Византийское светское законодательство допускало месть – убийство мужем неверной жены и ее любовника, застигнутых на свидании. Сербский закон разрешал в той же ситуации мужу увечить жену отрезать ей носи ухо перед изгнанием [45, p.184]. Однако на Руси такая практика не была легализована. Правила святого Василия Великого устанавливали для неверных жен развод «оскверньшиже ся жена от иного мужа, мужъ отпустить (е правило) [17, лоб. По законам Юстиниана, также предписывавшим в этой ситуации развод, изменившая жена могла быть заключена в монастырь на покаяние. По Закону градскому в этом случае также был необходим развод, при этом муж получал назад вено, уплаченное при заключении брака, и приданое, принесенное женой. Развод как следствие измены жены устанавливали и законы Леона Премудрого и Константина [19, лоб об, 502]. По византийским законам муж мог отправить жену на двухлетнее покаяние в монастырь, после чего мог вернуть ее [45, p.183]. В православном славянском мире и Правила Василия Великого, и светские законы Византии вошли в состав Кормчей книги – свода законов для управления Церковью и церковного суда. Измена или потеря девственности незамужней женщиной небыли, таким образом, подсудны в православном славянском мире светской власти. На Руси Устав князя Владимира Святославича отнес суд по сексуальным грехам к прерогативе Церкви (ст. Церковный устав его сына Ярослава Мудрого предписывал развод, если муж застигнет жену с любовником (ст. – См [29, c.139–140; 13, с В существующем виде оба устава – памятники довольно поздние, однако их ядро действительно относится к временам Владимира Святославича и Ярослава Мудрого (см. об этом, например [41, c.12–135; 30, c.279, 393–396]). Ярлыки и мифы -112- Он также давал мужу право отправлять неверную супругу на покаяние в монастырь – как и нормы византийского права [45, p.183]. В качестве церковного наказания за блуд в Древней Руси налагалась публичная епитимья (отлучение от причастия, пост, молитвы, творение милостыни и т.д.); срок ее определял духовник по силам согрешивших, с. Девицам, потерявшим девственность, назначалась епитимья сроком от года до четырех [45, p.193]. Санкции в принятых на Руси ив Византии законах об измене жени о лишившихся девственности до брака женщинах разительно отличались от чудовищной практики Дракулы: они не карали смертью, а были направлены на исправление и спасение души согрешивших. Дракула же стремится уничтожить не грех, но грешников. В этом отношении он следует примеру не христианских правителей, а язычников. Например, египетского царя Феосты (Гефеста, отождествленного со славянским богом Сварогом), который, согласно рассказу Повести временных лет в редакции Ипатьевской летописи под 1114 (6622) годом, женщин, «аще прелюбы д ѣющи, казнити повелѣваше» [27, c.127] (сказание заимствовано из переводной Хроники Иоанна Малалы). Дракуле абсолютно чужда мысль опрощении согрешивших женщин, выраженная в евангельской истории о женщине, которую хотели за ее грех побить камнями Спаситель изрек кто из вас без греха, первый брось в нее камень, и толпа разошлась (Иоан. 8: 7). Дракула же, казня прелюбодеиц, поступает так, словно на нем грехов нет, – те. дерзновенно претендует на место Бога, в чем и оказывается подобен дьяволу. Как воплощение карающего начала, Дракула подобен бесам, мучащим грешников в аду. Бесы тоже наказывают зло, грехи в этом смысле служат справедливости и исполняют волю Бога неслучайно в относительно ранних текстах (например, в апокрифическом Хождении Бого- Дирк Боутс (Dieric Bouts). Ад ПОВЕСТЬ О ДРАКУЛЕ» И ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О ДОБРОДЕТЕЛЬНОМ ИЗЛОМ ГОСУДАРЕ -113- родицы по мукам, посвященных адским мукам, функция наказания грешников принадлежала еще не им, а грозным ангелам» «Если в раннем Средневековье образ бесов – адских палачей – не был распространен (эту роль выполняли грозные ангелы, то впоследствии роль мучителей прочно закрепилась за падшими духами во множестве текстов и изображений. Этот процесс был характерен и для католической Европы, и для Руси [1, c.269]. Сам характер наказаний, которым Дракула подвергает согрешивших женщин, напоминает принцип наказаний грешников в аду бесами – правда, не в древнерусской, а в западной традиции, где в изображениях принцип символического соответствия греха и наказания проводился более последовательно (прелюбодеям отрезают гениталии <...>) <...> На Руси такие сюжеты встречаются редко они распространяются только в XVIII в, преимущественно в старообрядческой традиции [1, c.261–262]. Если принять предположение, что Повесть написал или посольский дьяк Федор Курицын, или кто-то из подначальных ему людей, участвовавших в посольстве в Венгрию (второе почти бесспорно, то с большой долей вероятности можно утверждать, что автор произведения был знаком с этой западной традицией. |