Собрание юмористических рассказов. Антон Павлович Чехов
 Скачать 6.42 Mb.
|
ФилантропВ роскошном, затейливо убранном будуаре одной из известнейших московских бонвиванок сидел доктор. Был полдень. Она, хорошенькая хозяйка, только что поднялась со своего ложа и, развалясь на мягкой кушетке, лениво потягивалась и вопросительно заглядывала в глаза доктора. Доктор, молодой человек лет двадцати шести, сидел vis‑à‑vis ее в задумчивой позе и хмурился. Полуденное солнце играло на его массивных брелоках, жгло его большой белый лоб, заставляло щуриться его глаза, но он не замечал этого. Не до физических ощущений было ему, когда другие, более жгучие и более чувствительные болячки не давали ему покоя: у него болела душа. Он бранил себя, презирал, ненавидел… Он готов был растерзать свою особу. Дело в том, что она ждала от него слова… А что он ей скажет? «Негодяй я! – размышлял он, искоса поглядывая на личико сидевшей против него хорошенькой женщины. – Тысячу раз негодяй! Две недели я бегал за ней, надоедал ей, вертелся перед ней, как самый последний фат, рисовался, как дурак какой‑нибудь… И что же? Я добился того, что она полюбила меня… Не проходит дня, чтобы она раза четыре не присылала за мной… Я заставил ее полюбить себя, но… разве я способен платить ей тем же? Несчастная! А как жалобно она смотрит! С каким нетерпением она ожидает решительного объяснения!» Действительно, глаза, покоившиеся на докторском лице, были полны самой нежной любви, самой горячей, трескучей, бешеной страсти! «И для чего я добивался ее любви? – продолжал размышлять доктор. – Так… фатовства ради… Хотелось самолюбие свое пощекотать. Фаты и дураки любят побеждать женщин. Для чего им эти победы, они не спрашивают себя… Ну что я, например, буду делать с этой куклой? Бедная!» – И правую руку ломит! – перебила дамочка докторские размышления. – Всю ночь ломило. И голова болела ночью… – Гм… Так‑с… А спали хорошо? – Плохо… Шум в голове какой‑то… – Сердцебиение? – спросил от нечего делать доктор. – Да, и сердцебиение, – соврала дамочка. – Вообще нервы ужасно расстроены. Не знаю, что и делать… Каждый день вас беспокою, и т. д. Прошло полчаса в подобных расспросах и ответах. Наконец противно стало. Доктор поднялся и взялся за шляпу. – Движения нужно побольше, – сказал он. – Волнений избегайте… Летом за границу, пожалуй, на Кавказ… Завтра заеду. Дамочка тоже поднялась и молча сунула в протянутую руку конверт. Он взял, не глядя на нее… Но он нечаянно взглянул в зеркало и увидел там… что маленькое, хорошенькое, капризное личико собиралось заплакать. Глазки, бедные голубые глазки, усиленно мигали и подергивались влагой. Губки сжимались от злости и досады. «Несчастная!» – подумал доктор, вздохнул и сжалился над нею… – Впрочем, вот что… – пробормотал он. – Попробуйте‑ка принять эти пилюли… Сейчас я пропишу… Попробуйте… Доктор сел, вырезал из белого листа бумажку для рецепта и, после рецептурного значка (Rp.), написал: «Быть сегодня в восемь часов вечера на углу Кузнецкого и Неглинной, около Дациаро. Буду ждать». Доктор надел перчатку, поклонился и вышел. В восемь часов вечера… Впрочем, поставлю точку. Одну точку я всегда предпочитал многоточию, предпочту и теперь. РазговорОсобы обоего пола сидели в мягких креслах, кушали фрукты и, от нечего делать, бранили докторов. Порешили так, что если бы на этом свете вовсе не существовало докторов, то было бы прекрасно; по крайней мере люди не так бы часто болели и умирали. – Впрочем, господа, иногда… впрочем… – заговорила в конце концов маленькая, тщедушная блондиночка, кушая грушу и краснея. – Иногда доктора бывают полезны… Нельзя отрицать их пользы в некоторых случаях. В семейной жизни, например. Представьте себе, что жена… Мужа моего нет здесь? Блондинка окинула взором собеседников и, убедясь, что в гостиной нет ее мужа, продолжала: – Представьте себе, что жена, в силу каких бы там ни было причин, не желает, чтобы, положим, он… не смел и подходить к ней… Представьте, что она не может, одним словом… любить мужа, потому что… одним словом, отдалась другому… любимому существу. Ну, что ей прикажете делать? Она отправляется к доктору и просит его, чтобы он… нашел причины… Доктор идет к мужу и говорит ему, что если… одним словом, вы меня понимаете. У Писемского даже есть кое‑что в этом роде… Доктор приходит к мужу и во имя здоровья жены приказывает ему отказаться от своих супружеских обязанностей… Vous comprenez?114 – А я ничего не имею против господ докторов, – сказал сидящий в стороне старичок, чиновник. – Милейший и, могу вас уверить, умнейший народ! Благодетели наши они, ежели вникнуть. Рассудите сами, сударыни мои… Вы вот, мадам, сейчас насчет супружеских обязанностей говорили, а я вам скажу насчет наших обязанностей. Мы тоже ведь любим спокойствие и вожделение душевное этакое, чтоб все хорошо было. Службу свою я знаю, но ежели, ваше, положим, превосходительство, вы изволите требовать что поверх службы, то извините‑с, это уж атанде. Нам наш покой тоже дорог… Вы знаете нашего генерала? Душа человек! Великодушие! Все поступки, можно сказать, душевные. И не обидит тебя, руку тебе подаст, насчет семейства расспросит… Начальник, а равного с тобой поведения. Шуточки этак, прибауточки всякие, анекдотцы… Как отец, одним словом, короче говоря. Но раза три в год в этом великом человеке переворот бывает. Меняется! Совсем другим делается и… не дай тебе господи! Любит, знаете ли, реформы вводить… Это его струна, идея, как говорят социалисты. И когда вот он – раза три в год с ним это случается – начнет реформы вводить, не подходи к нему тогда! Как тигр или лев какой‑нибудь! Красный ходит такой, потный, дрожит, говорит, что у него людей нет. Ходим все мы тогда бледные и… помираем от ужаса. И держит нас на службе до поздней ночи, мы пишем, бегаем, архив роем, справки… и не дай тебе господи, и злому татарину этого не пожелаю. В аду кромешном лучше. А намедни плакал, что его не понимают, что помощников настоящих у него нет… Плакал‑с! А нешто нам приятно видеть, как начальник плачет? Старичок умолк и отвернулся, чтобы не показать слез, заблестевших на его глазах. – При чем же тут доктора? – спросила блондинка. – А вот при чем‑с… Постойте‑с… Как только мы заприметим, стало быть, что начинается этот самый переворот, мы сейчас к доктору: «Иван Матвеич, голубчик! Благодетель, отец родной, выручи! На тебя только и надежда. Сделай божескую милость, спровадь ты его за границу! Жить нет возможности…» Ну‑с… Доктор‑то старичок славный такой… Известно, сам в подчинении был и всю сладость вкусил. Идет к нашему, свидетельствует… «Печенки, – говорит, – не того… Что‑то в них там не того, ваше превосходительство… Вы бы, говорит, за границу, водами пользоваться…» Ну, напугает печенками, а тот, известно, человек мнительный, болезней страшится… Сейчас за границу, а реформы – тю‑тю! Вот‑с! – А вот ежели присяжным заседателем, положим… – начал купец. – К кому идти, ежели… После купца стала говорить одна пожилая дама, сын которой недавно чуть было не пошел на военную службу. И докторов стали хвалить; говорили, что без них никак нельзя, что если бы на этом свете не было докторов, то было бы ужасно. И решили в конце концов так, что если бы не было докторов, то люди болели бы и умирали гораздо чаще. |