Главная страница
Навигация по странице:

  • - Неужели вы не возьмете лекарства для девочки

  • - Вы хотите взять с меня деньги - спросила она. - Сколько же

  • - Полкроны За что - Послушайте, дражайшая, почему же вы не обратились к бесплатному врачу, если у вас нет денег

  • - Я доктор Орас Уилкинсон, живу по соседству. Нет ли в городе другого врача с этим именем

  • - Эй-эй, что такое - воскликнул желчный мужчина. - Вы доктор Уилкинсон, да

  • - Ага! Ну, хорошо, а где же Мэйсон - Не имею чести знать его. - Вот как! Странно. Он знает вас и ценит ваше мнение. Вы ведь не здешний

  • Вокруг красной лампы. Артур КонанДойль Вокруг красной лампы


    Скачать 362.82 Kb.
    НазваниеАртур КонанДойль Вокруг красной лампы
    АнкорВокруг красной лампы
    Дата04.04.2023
    Размер362.82 Kb.
    Формат файлаrtf
    Имя файлаВокруг красной лампы.rtf
    ТипДокументы
    #1036488
    страница5 из 15
    1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   15

    - Какого...?

    - Простите, сэр, нам нужен врач.

    В одно мгновенье он уже с приятнейшей профессиональной улыбкой потирал руки. Значит, им все-таки нужен врач, а он хотел прогнать их с порога первые посетители, которых он ждал с таким нетерпением. Правда, люди эти из самых низов. Мужчина, высокий цыган с гладкими волосами, отошел к лошади. Перед ним стояла невысокая суровая женщина с большой ссадиной у глаза. Голова у нее была повязана желтым шелковым платком, к груди она прижимала младенца, завернутого в красную шаль.

    - Входите, сударыня, - любезно произнес доктор Орас Уилкинсон. Уж тут-то диагноз можно поставить безошибочно, - Присядьте на диван, через минуту вам будет лучше.

    Он налил из графина воды в блюдце, наложил компресс из корпии на поврежденное место и сделал перевязку secundum artem [по всем правилам искусства(лат.) ].

    - Спасибо, сэр, - сказала женщина, когда он кончил. - Так хорошо теперь и тепло. Да благослови вас бог, доктор. Но пришла-то я не с глазом.


    - Не из-за глаза?

    Доктор Орас Уилкинсон начинал сомневаться в преимуществе быстрого диагноза. Поразить пациента - вещь, конечно, превосходная, но до сих пор пациенты поражали его.

    - Нет, у ребеночка вот сыпь.

    Она отвернула шаль и показала крохотную темноволосую черноглазую девочку. Ее смуглое горячее личико обметала темно-красная сыпь. Ребенок, хрипло посапывая, смотрел на доктора слипающимися со сна глазенками.

    - М-да! Верно, сыпь... и порядочно высыпало.

    - Я пришла показать ее вам, чтобы вы могли утвердить.


    - Что утвердить?

    - Ну, если что случится...

    - Вот оно что... Подтвердить, значит.

    - Ну, а теперь я, пожалуй, пойду. А то Рубен - это мой муж - спешит.


    - Неужели вы не возьмете лекарства для девочки?

    - Вы видели ее, значит, все в порядке. Если что случится, я скажу вам.

    - Вы должны взять лекарство. Ребенок серьезно болен.

    Он спустился в маленькую комнатку, которую приспособил под хирургический кабинет, и приготовил две унции успокаивающей мази в пузырьке. В таких городках, как Саттон, немногие могут позволить себе платить и врачу и фармацевту, и если врач не умеет приготовить лекарство, то ему вряд ли удастся заработать на жизнь.

    - Вот лекарство, сударыня. Способ употребления на этикетке. Держите девочку в тепле и не перекармливайте.

    - Премного благодарна вам, сэр.

    Женщина взяла ребенка в руки и пошла к двери.

    - Простите, сударыня, - тревожно сказал доктор, - не кажется ли вам, что неудобно посылать счет на такую небольшую сумму? Лучше, если вы сразу рассчитаетесь со мной.

    Цыганка с упреком глянула на него здоровым глазом.


    - Вы хотите взять с меня деньги? - спросила она. - Сколько же?

    - Ну, скажем, полкроны.

    Он назвал сумму небрежно, словно о такой мелочи и говорить всерьез не приходится, но цыганка подняла истошный крик.


    - Полкроны? За что?


    - Послушайте, дражайшая, почему же вы не обратились к бесплатному врачу, если у вас нет денег?

    Неловко согнувшись, чтобы не уронить ребенка, женщина пошарила в карманах.

    - Вот семь пенсов, - сказала она наконец, протягивая несколько медяков. - А впридачу дам плетеную скамеечку под ноги.

    - Но мне платят полкроны.

    Вся его натура, воспитанная на уважении к славной профессии врача, восставала против этой унизительной торговли, но у него не было выхода.

    - Да где же я возьму полкроны-то? Хорошо господам, как вы сами: сидите себе в больших домах, едите-пьете, что пожелаете, да еще требуете полкроны. А за что? За то, что скажете "добрый день"? Полкроны на земле не валяются. Денежки-то нам ох как трудно достаются! Семь пенсов, больше у меня нет. Вот вы сказали не перекармливать ее. Куда там перекармливать, кормить не знаю чем.

    Пока цыганка причитала, доктор Орас Уилкинсон рассеянно перевел взгляд на крохотную горстку монет на столе - все, что отделяло его от голода, и мрачно усмехнулся про себя, подумав, что в глазах этой бедной женщины он купается в роскоши. Потом он сгреб со стола свои медяки, оставив две монеты в полкроны, и протянул их цыганке.

    - Гонорара не надо, - сказал он резко. - Возьмите это. Они вам пригодятся. До свидания!

    Он проводил цыганку в прихожую и запер за ней дверь. Все-таки начало положено. У этих бродяг удивительная способность распространять новости. Популярность самых лучших врачей зиждется на таких вот рекомендациях. Повертятся у кухни, расскажут слугам, те несут в гостиную - так оно и идет. Во всяком случае, теперь он может сказать, что у него был больной.

    Он пошел в заднюю комнатку и зажег спиртовую горелку, чтобы вскипятить воды для чая; пока вода грелась, он с улыбкой думал об этом визите. Если все будут такие, то нетрудно посчитать, сколько потребуется больных, чтобы разорить его до нитки. Грязь на ковре и убитое время не в счет, но бинта пошло на два пенса и лекарства на четыре, не говоря уже о пузырьке, пробке, этикетке и бумаге. Кроме того, он дал ей пять пенсов, так что первый пациент стоил ему никак не меньше шестой части наличного капитала. Если появятся еще пятеро, он вылетит в трубу. Доктор Уилкинсон присел на чемодан и затрясся от смеха, отмеривая в коричневый керамический чайник полторы чайных ложки чая по шиллингу и восемь пенсов за фунт. Вдруг улыбка сбежала с его губ, он вскочил на ноги и прислушался, вытянув шею и скосив глаза на дверь. Заскрежетали колеса на обочине тротуара, послышались шаги за дверью, и громко задребезжал звонок. С ложкой в руке он выглянул в окно и с удивлением увидел экипаж, запряженный парой, и напудренного лакея у дверей. Ложка звякнула об пол, он недоуменно застыл. Потом, собравшись с духом, распахнул дверь.

    - Молодой человек, - начал лакей, - скажи своему хозяину доктору Уилкинсону, что его просят как можно скорее к леди Миллбэнк, в "Башни". Он должен ехать немедленно. Мы бы подвезли его, но нам нужно заехать еще раз к доктору Мэйсону посмотреть, дома ли он. Поторопитесь-ка передать ему это!

    Лакей кивнул и исчез; в ту же минуту возница хлестнул лошадей, и экипаж понесся по улице.

    Дела принимали неожиданный оборот! Доктор Орас Уилкинсон стоял у двери, пытаясь собраться с мыслями. Леди Миллбэнк, владелица "Башни". Очевидно, состоятельная и высокопоставленная семья. И случай, видно, серьезный - иначе зачем такая спешка и два врача сразу? Однако каким чудом объяснить, что послали именно за ним?

    Он скромный, никому не известный врач. Тут какая-то ошибка. Да, так оно, верно, и есть... А может быть, кто-нибудь решил сыграть с ним злую шутку? Но так или иначе пренебрегать таким приглашением нельзя. Он должен немедленно отправиться и выяснить, в чем дело.

    Хотя кое-что он может узнать еще на своей улице. На ближайшем углу есть крохотная лавчонка, где один из старожилов торгует газетами и сплетнями. Сперва он отправится туда... Доктор надел начищенный цилиндр, рассовал инструменты и перевязочный материал по карманам, не выпив чая, запер свою приемную и пустился навстречу приключению.

    Торговец на углу был ходячим справочником обо всех и обо всем в Саттоне, так что очень скоро доктор Уилкинсон получил необходимые сведения. Оказалось, что сэр Джон Миллбэнк - популярнейшая фигура в городе. Крупный оптовик, он занимался экспортом письменных принадлежностей, трижды был мэром и, по слухам, стоил никак не меньше двух миллионов стерлингов.

    "Башни" - это богатое поместье сэра Джона Миллбэнка недалеко от города. Супруга его давно хворает, и ей становится все хуже. Все выглядело пока вполне правдоподобно. Они вызвали его благодаря какой-то поразительной случайности.

    Но вдруг доктора снова одолели сомнения, и он вернулся в лавку.


    - Я доктор Орас Уилкинсон, живу по соседству. Нет ли в городе другого врача с этим именем?

    Нет. Торговец был уверен, что второго доктора Уилкинсона в городе нет.

    Итак, все ясно, ему выпал неслыханно счастливый случай, и он должен незамедлительно воспользоваться им. Он подозвал кэб и помчался в "Башни". У него то кружилась голова от радостных надежд и восторга, то замирало сердце от страха и сомнений, что он не сможет быть полезным или что в самый критический момент у него не окажется с собой нужного инструмента или какого-нибудь средства. В памяти всплывали всякие сложные и простые случаи, о которых он слышал или читал, и задолго до того, как добраться до "Башен", он окончательно убедил себя, что его немедленно попросят сделать по меньшей мере трепанацию черепа.

    "Башни" оказались большим домом, стоящим посреди парка на другом конце аллеи. Подкатив к дому, доктор выпрыгнул из кэба, отдал кэбмэну половину своего земного имущества и последовал за величественным лакеем, который, справившись, как доложить, провел доктора через великолепную, обшитую дубом и с цветными стеклами в окнах залу, стены которой были увешаны оленьими головами и старинным оружием, и пригласил в большую гостиную. В кресле у камина с раздраженным видом восседал желчный мужчина, а в дальнем конце комнаты, у окна, стояли две молодые леди в белом.


    - Эй-эй, что такое? - воскликнул желчный мужчина. - Вы доктор Уилкинсон, да?

    - Да, сэр. Я доктор Уилкинсон.

    - Так, так! Вы как будто очень молоды, гораздо моложе, чем я ожидал. Однако вот Мэйсон - старик, а все же, кажется, не очень разбирается что к чему. Наверно, стоит попробовать теперь с другого, так сказать, конца. Вы тот самый Уилкинсон, который писал что-то про легкие?

    Теперь все ясно! Два единственные сообщения, которые он послал в "Ланцет" и которые были помещены где-то на последних страницах среди дискуссий о профессиональной этике и вопросов насчет того, во сколько обходится держать в деревне лошадь, - два эти скромные сообщения касались именно легочных заболеваний. Значит, он не напрасно трудился. Значит, чей-то взгляд остановился на них и имя автора было замечено. Кто после этого осмелится утверждать, что труд может остаться невознагражденным!

    - Да, я писал о легких.


    - Ага! Ну, хорошо, а где же Мэйсон?

    - Не имею чести знать его.


    - Вот как! Странно. Он знает вас и ценит ваше мнение. Вы ведь не здешний?

    - Да, я приехал совсем недавно.

    - Мэйсон так и сказал. Он не дал мне ваш адрес. Сказал, что сам привезет вас. Но когда жене стало хуже, я навел справки и без него послал за вами. Я послал и за Мэйсоном, но его не оказалось дома. Однако, мы не можем так долго ждать, бегите-ка наверх и принимайтесь за дело.

    - Гм, вы ставите меня в весьма неловкое положение, - сказал доктор Орас Уилкинсон неуверенно. - Насколько я понимаю, меня пригласили сюда на консилиум с моим коллегой, доктором Мэйсоном. Мне вряд ли удобно осматривать больную в его отсутствие. Я думаю, что лучше подождать.

    - Подождать? Да вы что? Неужели вы думаете, что я позволю врачу прохлаждаться в гостиной, в то время как моей жене становится хуже и хуже! Нет, сэр, я человек простой и говорю попросту: либо вы немедленно идете к ней, либо уходите.

    Неподобающие обороты речи хозяина покоробили доктора. Хотя человеку многое прощается, когда у него больна жена. Поэтому доктор Уилкинсон удовольствовался сухим поклоном.

    - Если вы настаиваете, я иду к больной, - сказал он.

    - Да, настаиваю! И вот еще что: нечего простукивать ей грудь и прочие штучки. У нее обыкновенный бронхит и астма и больше ничего нет. Можете ее вылечить - милости просим. От всех этих простукиваний да прослушиваний она только силы теряет, а пользы все равно никакой.

    Доктор мог стерпеть личное неуважение, но когда неосторожным словом задевали его святыню - профессию врача, он не мог сдержаться.

    - Благодарю вас, - сказал он, беря шляпу. - Имею честь пожелать вам всего хорошего. Я не хочу брать на себя ответственность за больную.


    - Постойте, в чем дело?

    - Не в моих правилах давать советы, не осмотрев пациента. Странно, что вы предлагаете это врачу. Желаю вам всего хорошего.

    Сэр Джон Миллбэнк был сугубо коммерческий человек и неукоснительно придерживался коммерческого принципа: чем труднее заполучить что-либо, тем это дороже. Мнение врача определялось для него единственно тем, сколько за него будет заплачено. А этот молодой человек, казалось, не придавал никакого значения ни его состоянию, ни титулу. И потому он сразу же преисполнился уважения к нему.

    - Вот как? У Мэйсона кожа потолще, - сказал он. - Ну, ладно, ладно, пусть будет по-вашему. Поступайте, как знаете. Я молчу. Вот только поднимусь наверх и скажу леди Миллбэнк, что вы сейчас придете.

    Едва за ним захлопнулась дверь, как две застенчивые юные леди выпорхнули из своего угла и оживленно заговорили с доктором, которого все это до крайности удивляло.

    - Так ему и надо! - воскликнула та, что повыше, хлопая в ладоши.

    - Не позволяйте ему командовать собой, - сказала другая. - Хорошо, что вы настояли на своем. Вот так он и обращается с бедным доктором Мэйсоном. Он даже не имел возможности как следует осмотреть маму. Он во всем слушается папу. Ш-ш, Мод, он идет!

    Они мгновенно утихли и кинулись в свой угол, молчаливые и робкие, как прежде.

    Доктор Орас Уилкинсон последовал за сэром Джоном по широкой, устланной ковром лестнице в затемненную комнату, где находилась больная. За пятнадцать минут он тщательнейшим образом осмотрел ее и снова спустился с супругом в гостиную. У камина стояли два господина, один - типичный практикующий врач, аккуратный и гладко выбритый, другой - солидный, высокий мужчина средних лет с голубыми глазами и большой рыжей бородой.

    - А, это вы, Мэйсон! Наконец-то!

    - Сэр Джон, я не один. Я обещал привезти вам доктора Уилкинсона.

    - Кого? Вот доктор Уилкинсон!

    Доктор Мэйсон уставился на молодого человека.

    - Я не знаю этого господина! - воскликнул он.

    - И тем не менее я доктор Орас Уилкинсон с Кэнелвью-стрит, дом 14.

    - Боже мой, сэр Джон! - воскликнул доктор Мэйсон. - Неужели вы полагаете, что к такой больной, как леди Миллбэнк, я пригласил бы для консультации начинающего врача? Доктор Адам Уилкинсон читает курс легочных заболеваний в Регентском колледже в Лондоне, является штатным врачом больницы Святого Суизина и автором десятка работ по этой специальности. Доктор Уилкинсон проездом в Саттоне, и я решил воспользоваться его присутствием, чтобы выслушать высококвалифицированное мнение о состоянии леди Миллбэнк.

    - Благодарю вас, - сухо отвечал сэр Джон. - Этот молодой господин только что тщательно осмотрел мою жену, и боюсь, что это сильно утомило ее. На сегодня, думаю, хватит, но поскольку вы потрудились приехать, я, разумеется, буду рад получить от вас счет.

    Доктор Мэйсон был крайне раздосадован появлением другого Уилкинсона, друга же его, специалиста, напротив, история эта крайне позабавила. Когда они уехали, сэр Джон выслушал мнение молодого врача о состоянии своей жены.

    - Ну, а теперь я вам вот что скажу, - решил сэр Джон, когда тот кончил. - Я человек слова, понимаете? Когда мне кто понравится, я просто к нему прилипаю. Хороший друг и опасный враг - вот кто я такой. Я верю вам и не верю Мэйсону. Поэтому с сегодняшнего дня вы будете практиковать меня и мою семью. Заглядывайте к моей жене каждый день. Как у вас с расписанием визитов?

    - Я очень благодарен за добрые слова и ваше великодушное предложение, боюсь, однако, что я не смогу, по всей видимости, воспользоваться им.


    - В чем же еще дело?

    - Я вряд ли смогу взяться за лечение вашей супруги, поскольку доктор Мэйсон уже лечит ее. Это было бы неэтично с моей стороны.

    - Ну как хотите! - воскликнул сэр Джон. - Мне еще никто не доставлял столько хлопот. Вам сделано хорошее предложение, вы отказались, значит, и говорить не о чем!

    Миллионер, топая ногами, раздраженно выскочил из комнаты, а доктор Орас Уилкинсон, унося в кармане первую заработанную гинею, отправился домой, к своей спиртовой горелке и чаю по шиллингу и восемь пенсов, преисполненный гордого сознания, что он следовал лучшим традициям врачебной профессии.

    И все-таки это неудачное начало было вместе с тем и добрым началом, ибо доктор Мэйсон, конечно, узнал, что младший коллега, имея возможность лечить самого выгодного в округе пациента, отказался от предложения. К чести медиков надо сказать, что это скорее правило, чем исключение, хотя в данном случае, когда врач так молод, а пациент так состоятелен, искушение было, бесспорно, велико. Поэтому вскорости последовало благодарное письмо, затем визит. Завязалась дружба. И теперь почти все больные Саттона лечатся у известной медицинской фирмы "Мэйсон и Уилкинсон".

    Проклятие Евы

    Роберт Джонсон был человек самый заурядный, совершенно лишенный всякой оригинальности. Ему было тридцать лет от роду, он был женат, отличался умеренными взглядами, а его бледное лицо и наружность были совершенно бесцветны.

    Он держал галантерейный магазин в Нью-Норт-Роде, и вечная борьба с другими торговцами на почве конкуренции совершенно обессилила его. Постоянно занятый только одной мыслью - приобрести как можно больше покупателей, - он сделался льстивым и низкопоклонным и, в конце концов, стал походить скорее на какую-то бездушную машину, чем на живого человека. Никакие великие вопросы никогда не волновали его. Поглощенный всецело интересами своего маленького замкнутого мирка, он, казалось, был совершенно недоступен ни одной из человеческих страстей. Но такие события, как рождение, смерть или болезнь неизбежны в жизни всякого, и когда человеку в тот или другой момент его жизненной карьеры приходится сталкиваться с одним из этих явлений суровой действительности, маска цивилизации моментально падает с его лица, и перед нами предстает его истинный, более грубый и естественный облик.

    Жена Джонсона была тихая, кроткая, маленькая брюнетка. Его любовь к ней была единственной положительной чертой его характера. Каждый понедельник они вместе раскладывали товары в оконной витрине; вниз клались чистые сорочки в зеленых папках, наверху рядами развешивались галстуки, по бокам размещались белые карточки с дешевыми запонками, а на заднем плане красовались ряды мягких суконных шляп и масса ящиков, в которых более ценные шляпы находили защиту от солнечного света. Жена Джонсона сама вела книги и рассылала счета покупателям. Никто кроме нее не знал радостей и печалей его незаметного существования. Она разделяла его восторг, когда однажды какой-то джентльмен, отправлявшийся в Индию, купил в их магазине десять дюжин сорочек и невероятное количество галстуков, и была в не меньшем отчаянии, чем он сам, когда счет, посланный в гостиницу, где остановился этот джентльмен, был возвращен с пометкою, что такое лицо в ней не проживает. Так они трудились в течение пяти лет, занятые хлопотами по своему магазину и поглощенные любовью друг к другу, тем более исключительною, что у них не было детей. Но вот появились признаки, указывавшие на близость перемены в их жизни. Она уже не могла спускаться вниз и ее мать, миссис Пейтон, приехала из Кэмбервелла ухаживать за ней и нянчиться с ожидаемым ребенком.

    Легкая тревога прокралась в душу Джонсона, когда приблизилось время родов его жены. Но ведь, в конце концов, это была неизбежная и естественная вещь. Жены других людей проходят это без вреда для своего здоровья, почему же с его женой должно быть иначе? Он сам происходил из семьи, в которой было четырнадцать человек детей, и однако его мать была жива и здорова. Вообще уклонение от нормального хода вещей возможно только как исключение. Но все-таки, несмотря на все эти рассуждения, он никак не мог отделаться от навязчивой, тревожной мысли об опасности, угрожавшей его жене.

    Еще за пять месяцев до срока Джонсон пригласил к своей жене лучшего местного акушера - доктора Майльса из Бридпорт-Плэса. По мере того, как шло время, в магазине стали появляться между крупными принадлежностями мужского туалета какие-то до смешного маленькие белые платьица, обшитые кружевами и украшенные лентами. И вот, однажды вечером, когда Джонсон занимался в магазине прикреплением к галстукам ярлычков с обозначением цены, он услышал наверху какой-то шум, и вслед за тем по лестнице сбежала вниз миссис Пейтон, заявившая, что Люси сделалось нехорошо и что по ее мнению следует немедленно послать за доктором.

    Роберт Джонсон был вообще медлителен по натуре. Он был человек положительный и степенный и любил делать все методически. От угла Нью-Норт-Рода, где находилась его лавка, до дома доктора в Бридпорт-Плэс было с четверть мили. Когда он вышел из дома, на улице не было ни одного кэба, так что он пошел пешком, оставив мальчика присмотреть за лавкой. В Бридпорт-Плэсе ему сказали, что доктора только что позвали к одному больному в Харман-Стрит, Джонсон отправился в Харман-Стрит, уже утратив часть своей степенности, так как им уже начало овладевать беспокойство. По дороге ему попались два кэба с седоками, но ни одного порожнего. В Харман-Стрите он узнал, что доктор уехал к больному корью, случайно оставив его адрес, Дунстан-Род, 69, на другой стороне канала Регента. Степенность Джонсона окончательно исчезла, когда он подумал о женщинах, ждущих доктора, и он теперь уже не шел, а бежал изо всех сил по Кингсланд-Роду. По дороге он вскочил в кэб и поехал в Дунстан-Род. Доктор только что уехал оттуда, и Роберт Джонсон чуть не заплакал от досады. К счастью он не отпустил извозчика и потому скоро опять был в Бридпорт-Плэсе. Доктор Майльс еще не вернулся домой, но его ждали с минуты на минуту. Джонсон остался ждать в высокой, плохо освещенной комнате, в воздухе которой был слышен чуть заметный, нездоровый запах эфира. Комната была уставлена массивной мебелью, книги на полках имели мрачный вид, большие черные часы уныло тикали над камином. Взглянув в них, он увидел, что было уже половина восьмого и что, следовательно, с тех пор, как он вышел из дома, прошел уже час с четвертью. Что-то думают теперь о нем жена и мать? Каждый раз, как на лестнице хлопала дверь, он с дрожью нетерпения вскакивал с своего места и ему казалось, что он уже слышит глубокий, грудной голос доктора. Наконец, точно гора свалилась у него с плеч, когда он услышал на лестнице чьи-то быстрые шаги и затем щелканье поворачиваемого в замке ключа. В тот же момент, прежде чем доктор успел переставить ногу через порог, Джонсон выскочил в переднюю.

    - Ради Бога, доктор, поедемте со мной! - воскликнул он. - В шесть часов моя жена почувствовала себя дурно.

    Он сам хорошенько не знал, чего он ждет от доктора, - во всяком случае какого-то необыкновенного энергичного поступка. Может быть, ему смутно представлялось, что доктор схватит кое-какие лекарства и порывисто устремится вместе с ним по освещенным газом улицам. Вместо этого доктор Майльс спокойно поставил в угол свой зонтик, несколько нетерпеливо сбросил с себя шляпу и заставил Джонсона опять войти в комнату.

    - Сейчас, сейчас! Вы приглашали меня, так ли? - спросил он не особенно любезно.

    1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   15


    написать администратору сайта