Вокруг красной лампы. Артур КонанДойль Вокруг красной лампы
 Скачать 362.82 Kb.
|
|
- Думали ли вы, - спросил он, наконец, - о том предмете, о котором я говорил с вами вчера вечером? Она ничего не сказала и продолжала молча идти рядом с ним, слегка отвернувшись в сторону. - Я не буду торопить вас, - продолжал он. - Я знаю, что такой серьезный вопрос нельзя решить сразу. Что касается меня, то мне пришлось-таки поломать голову, прежде чем я решился намекнуть вам о своих намерениях. У меня не эмоциональный темперамент, тем не менее в вашем присутствии я сознаю существование великого эволюционного инстинкта, делающего один пол дополнением другого. - Следовательно, вы верите в любовь? - спросила она, окинув его сверкающим взглядом. - Я вынужден верить. - И несмотря на это, вы все-таки отрицаете существование души? - Насколько эти вопросы относятся к области психологии и насколько к области физиологии - это еще вопрос, - сказал профессор снисходительно. Можно доказать, что протоплазма - физиологический базис любви, так же, как и жизни. - Как вы неумолимы! - воскликнула она. - Вы низводите любовь до уровня простого физического явления. - Или возвышаю область физических явлений до уровня любви. - Ну, это гораздо лучше, - воскликнула она со своим симпатичным смехом. - Это, действительно, очень красиво, и с этой точки зрения наука является в своем новом освещении. Ее глаза сверкали, и она тряхнула головой красивым своенравным жестом женщины, чувствующей себя хозяйкой положения. - У меня есть основание думать, - сказал профессор, что кафедра, которую я занимаю здесь, только этап на пути к гораздо более широкой арене научной деятельности. Однако даже эта кафедра дает мне около полутора тысяч фунтов в год; к этому нужно прибавить несколько сот фунтов дохода с моих книг. Поэтому я имею возможность обставить вас всем тем комфортом, к которому вы привыкли. Этим, я полагаю, исчерпывается материальная сторона дела. Что же касается состояния моего здоровья, то оно всегда было превосходно. В течение всей своей жизни я ни разу не был болен, если не считать приступов головных болей вследствие слишком продолжительного возбуждения мозговых центров. У моих родителей также не было никаких признаков предрасположения к каким-нибудь болезням, но я не скрою от вас, что мой дедушка страдал подагрой. Миссис О'Джеймс имела испуганный вид. - В чем заключается эта болезнь? - В ломоте в членах. - Только-то! А я подумала Бог знает что! - Это серьезный прецедент, но я надеюсь, что не сделаюсь жертвой атавизма. Я привел все эти факты потому, что считаю их факторами, которые вам не мешает принять в расчет, когда вы будете решать вопрос, как отнестись к моему предложению. Могу я теперь спросить вас, находите ли вы возможным принять его? Он остановился и посмотрел на нее серьезным, вопрошающим взглядом. В ней очевидно происходила сильная душевная борьба. Ее глаза были опущены вниз, своей маленькой ногой она нетерпеливо ударяла по земле, а ее пальцы нервно теребили цепочку. Вдруг быстрым, резким движением, в котором было что-то беспомощное, она протянула руку своему собеседнику. - Я согласна, - сказала она. Они стояли под тенью боярышника. Он нагнулся и поцеловал ее затянутую в перчатку руку. - Я хотел бы, чтобы вам никогда не пришлось жалеть о своем решении, сказал он. - А я хотела бы, чтобы вам никогда не пришлось жалеть об этом, воскликнула она. В ее глазах стояли слезы, а ее губы подергивались от сильного волнения. - Пойдемте опять на солнце, - сказал он. - Оно в высокой степени обладает способностью восстановлять силы. Ваши нервы расстроены. Вероятно, маленький прилив крови к мозжечку и Вароллиеву мосту. Это весьма поучительное занятие - сводить психологические и эмоциональные состояния к их физическим эквивалентам. Вы чувствуете под собой твердую почву точно установленного факта. - Но это страшно неромантично, - сказала миссис О'Джеймс со сверкающими глазами. - Романтизм - порождение фантазии и невежества. Там, куда наука бросает свой спокойный, ясный свет, к счастью, нет места для романтизма. - Но разве любовь - не роман? - спросила она. - Отнюдь нет. Любовь перестала быть исключительным достоянием фантазии поэтов и стала одним из объектов точного знания. Можно доказать, что любовь - одна из великих первоначальных космических сил. Когда атом водорода притягивает к себе атом хлора, чтобы образовать более совершенную молекулу хлористоводородной кислоты, сила, которая действует при этом, вероятно, вполне аналогична той, которая влечет меня к вам. По-видимому, притяжение и отталкивание - две первоначальные космические силы. Любовь - притяжение. - А вот и отталкивание, - сказала миссис О'Джеймс, увидев полную цветущую даму, направляющуюся к ним. - Как хорошо, что вы пришли, миссис Эсдэль! Здесь профессор Грэй. - Как поживаете, профессор? - сказала дама с легким оттенком какой-то напыщенности в голосе. - Вы поступили очень разумно, оставшись на воздухе в такую чудную погоду. Не правда ли, какой божественный день? - Да, сегодня очень хорошая погода, - ответил профессор. - Прислушайтесь, как ветер вздыхает в листве деревьев! - воскликнула миссис Эсдэль, приподнимая указательный палец. - Не представляется ли вам, профессор Грэй, что это не вздохи ветра, а шепот ангелов. - Подобная мысль не приходила мне в голову, сударыня. - Ах, профессор, у вас один ужасный недостаток, и этот недостаток заключается в вашей неспособности чувствовать природу. Я сказала бы даже, что это недостаток воображения. Скажите, вы не чувствуете волнения, слушая пение этого дрозда? - Признаюсь, ничего подобного я не чувствую, миссис Эсдэль. - Или глядя на нежный колорит этих листьев. Посмотрите, какая богатая зелень! - Хлорофилл, - пробормотал профессор. - Наука так безнадежно прозаична. Она все рассекает, приклеив к каждому предмету ярлычок и теряет из виду великое в своем преувеличенном внимании к мелочам. У вас плохое мнение об интеллекте женщины, профессор Грэй. Мне кажется, что я слышала, как вы говорили это. - Это вопрос веса, - сказал профессор, закрывая глаза и пожимая плечами. - Мозг женщины в среднем на две унции легче мозга мужчины. Разумеется, есть исключения. Природа эластична. - Но самая тяжелая вещь не всегда самая лучшая, - со смехом сказала миссис О'Джеймс. - Разве в науке нет закона компенсации? Разве нельзя допустить, что природа вознаградила нас качественно за недостаток в количестве? - Я не думаю этого, - серьезно заметил профессор. - Но звуки гонга призывают вас к завтраку. Нет, благодарю вас, миссис Эсдэль, я не могу остаться. Меня ждет экипаж. До свидания! До свидания, миссис О'Джеймс. Он приподнял шляпу и медленно направился к выходу по аллее, окаймленной кустами дикого лавра. - Он совершенно лишен способности понимать и чувствовать красоту, сказала миссис Эсдэль. - Напротив, - ответила миссис О'Джеймс. - Он только что предложил мне быть его женой. Когда профессор Грэй взбирался по лестнице, направляясь к себе домой, дверь его квартиры отворилась, и из нее вышел какой-то подвижный джентльмен. У него был несколько бледный цвет лица, темные, выпуклые глаза и короткая черная борода. Мысль и работа оставили следы на его лице, но по быстроте его движений было видно, что он еще не окончательно распростился с юностью. - Вот удача! - воскликнул он. - Я ведь непременно хотел повидать вас. - В таком случае пойдемте в библиотеку, - сказал профессор, - вы останетесь и позавтракаете с нами. Они вошли в переднюю, и профессор повел своего гостя в свое святая святых. Там он усадил его в кресло. - Надеюсь, что вы имели успех, О'Бриен, - сказал он. - Я ни за что не стал бы оказывать давления на свою сестру Аду; я дал ей только понять, что я никого так не желал бы видеть своим зятем, как своего лучшего ученика, автора "Заметок о пигментах желчи". - Вы очень добры, профессор Грэй, вы всегда были очень добры. Я говорил с мисс Грэй по этому поводу и она не сказала "нет". - Значит, она сказала "да"? - Она предложила оставить вопрос открытым до моего возвращения из Эдинбурга. Я еду сегодня, как вы знаете, и надеюсь завтра же начать свое исследование... - "О сравнительной анатомии червеобразного отростка, монография Джемса Мак-Мердо О'Бриена", - громко отчеканил профессор. - Это великолепная тема тема, затрагивающая самые основания эволюционного учения. - Ах, она чудная девушка! - воскликнул О'Бриен во внезапном порыве свойственного кельтской расе энтузиазма. - Правдивая и благородная душа! - Червеобразный отросток... - начал профессор. - Она настоящий ангел... - прервал О'Бриен. - Боюсь, что ее отталкивает от меня моя защита свободного научного исследования в области религиозной мысли. - Вы не должны уступать в этом пункте. Вы должны сохранить верность своим убеждениям и не идти на компромисс. - Мой рассудок верен агностицизму, и однако я чувствую, что мне чего-то не хватает. Слушая звуки органа в старой деревенской церкви, я испытывал ощущения, каких мне никогда не приходилось испытывать во время занятий в лаборатории. - Чувство, не более чем чувство, - сказал профессор, потирая подбородок. - Смутные наследственные инстинкты, вызванные к жизни возбуждением обонятельных и слуховых нервов. - Может быть, может быть, - задумчиво ответил О'Бриен. - Но я, собственно, хотел поговорить с вами совсем о другом. Так как я собираюсь вступить в вашу семью, то ваша сестра и вы имеете право знать все, что касается моей карьеры. О своих надеждах на будущее я уже говорил с вами. Только одного пункта я не коснулся: я вдовец. Профессор удивленно приподнял брови. - Это действительно новость для меня, - сказал он. - Я женился вскоре по прибытии в Австралию. Ее звали мисс Терстон. Я встретился с нею в обществе. Это был самый несчастный брак. Какое-то тяжелое мучительное воспоминание, по-видимому, овладело им. Его выразительные черты исказились, его белые руки крепко сжали ручку кресла. Профессор отвернулся к окну. - Вам лучше, конечно, судить об этом, - заметил он, - но по-моему вам нет надобности входить в детали. - Вы имеете право знать все, вы и мисс Грэй. Это такой предмет, о котором мне было бы слишком тяжело говорить с ней. Бедная Дженни была прекрасная женщина, но была доступна лести и легко подпадала под влияние хитрых людей. Она была неверна мне, Грэй. Это тяжело говорить о покойной, но она была неверна мне. Она бежала в Ауклэнд с человеком, с которым была знакома до своего замужества. Корабль, на котором они ехали, пошел ко дну, и все пассажиры погибли. - Это очень грустная история, О'Бриен, - сказал профессор, - но я все-таки не понимаю, какую связь она имеет с вашими видами на мою сестру. - Я успокоил свою совесть, - сказал О'Бриен, вставая. - Я рассказал вам. Я не хотел, чтобы вы узнали об этой истории от кого-нибудь другого. - Вы правы, О'Бриен. Вы поступили в высшей степени благородно и рассудительно. Но во всей истории вас не в чем упрекнуть, разве только в том, что вы поступили слишком опрометчиво, женившись на девушке, которую так мало знали. О'Бриен схватился руками за голову. - Бедная девушка! - воскликнул он. - Помоги мне, Боже! Я все еще люблю ее... Но я должен идти. - Разве вы не позавтракаете с нами? - Нет, профессор, я должен еще уложиться. Я уже простился с мисс Грэй. Через два месяца мы увидимся. - Вы, вероятно, найдете меня уже женатым человеком. - Женатым? - Да, я думаю жениться. - Мой дорогой профессор, поздравляю вас от всего моего сердца. Я совершенно не подозревал об этом. Но кто эта леди? - Ее имя миссис О'Джеймс; она вдова, одной с вами национальности. Но вернемся к делу. Я бы очень хотел видеть корректуру вашей статьи о червеобразном отростке. Я мог бы сделать к ней несколько примечаний. - Ваша помощь для меня в высшей степени ценна, - с энтузиазмом сказал О'Бриен, и собеседники прошли в переднюю. Оттуда профессор прошел в столовую, где за столом, сервированным для завтрака, уже сидела его сестра. - Я вступаю в брак без церковного обряда, - сказал он, - очень советую и вам сделать то же. Профессор Энсли Грэй был человек верный своему слову. Двухнедельная вакация в школе была благоприятным обстоятельством, которым грешно было бы не воспользоваться. Миссис О'Джеймс была сирота, у нее не было родственников и почти не было друзей. Не было никаких препятствий к немедленному заключению брака. Поэтому они обвенчались самым скромным образом и уехали в Кембридж, где профессор и его очаровательная жена присутствовали при разных академических обрядах и совершали нашествие на биологическую лабораторию и медицинскую библиотеку. Многочисленные ученые друзья рассыпались перед ним в поздравлениях не только по поводу красоты миссис Грэй, но еще более по поводу ее необычайной осведомленности в вопросах физиологии. Профессор сам удивлялся обстоятельности ее познаний. - У вас удивительные познания для женщины, Анна, - говорил он. Он даже готов был допустить, что ее мозг обладал нормальным весом. В одно пасмурное дождливое утро они вернулись в Берчспуль, так как на другой день должны были начаться занятия, а профессор Энсли Грэй гордился тем, что ни разу в жизни не опоздал на свою лекцию. Мисс Грэй встретила их с принужденным радушием и передала ключи новой хозяйке. Миссис Грэй горячо упрашивала ее остаться, но она объяснила ей, что уже получила от одной своей подруги приглашение приехать к ней. В тот же вечер она уехала на юг Англии. Через два дня, когда завтрак только что кончился, в библиотеку, где сидел профессор, просматривая свою утреннюю лекцию, вошла горничная и подала ему карточку доктора Джемса Мак-Мердо О'Бриена. О'Бриен при встрече с профессором обнаружил шумную радость, а его прежний учитель был холоден и сдержан. - Как видите, у нас произошли некоторые перемены, - сказал профессор. - Да, я слышал. Мне писала об этом мисс Грэй; кроме того я прочел сообщение об этом в Британском журнале. Итак, вы действительно женились. Как тихо и незаметно прошла ваша свадьба! - У меня органическое отвращение ко всему, носящему характер церемоний. Моя жена умная женщина; я готов даже сказать, что для женщины она необыкновенно умна. Она вполне одобрила мой образ действий. - А ваши исследования о валиснерии? - Этот матримониальный инцидент прервал их, но я возобновил свои лекции и скоро снова начну работать вовсю. - Я должен видеть мисс Грэй, прежде чем покинуть Англию. Я переписывался с ней и думаю, что дело придет к благоприятному концу. Она должна ехать со мной. Я думаю, что я был бы не в состоянии уехать без нее. Профессор покачал головой. - Ваша натура вовсе не так слаба, как вы думаете, - сказал он. - В конце концов вопросы этого порядка должны стушевываться перед великими обязанностями, налагаемыми на нас жизнью. О'Бриен улыбнулся. - Вы хотели бы, чтобы я вынул из своего тела душу кельта и вложил вместо нее душу человека саксонской расы, - сказал он. - На самом деле, что-нибудь одно: или мой мозг слишком мал или мое сердце слишком велико. Но когда я могу засвидетельствовать свое почтение миссис Грэй? Будет она дома после обеда? - Она и сейчас дома. Пойдемте в гостиную. Она будет рада познакомиться с вами. Они прошли по устланному линолеумом полу передней; профессор отворил дверь в гостиную и вошел туда, сопровождаемый своим другом. У окна, в плетеном кресле, напоминая в своем просторном розовом утреннем платье какую-то сказочную фею, сидела миссис Грэй. Увидев гостя, она встала и пошла навстречу вошедшим. Профессор услышал позади себя глухой стон и, оглянувшись, увидел, что О'Бриен, схватившись рукою за бок, бросился в кресло. - Дженни! - прерывистым шепотом произнес он, - Дженни! Миссис Грэй остановилась и смотрела на него с выражением крайнего изумления и страха. Затем, очевидно почувствовав себя дурно, сама пошатнулась и упала бы, если бы профессор не поддержал ее своими длинными нервными руками. - Лягте, - сказал он, подводя ее к софе. Она лежала среди подушек с тем же мертвенно-бледным, неподвижным лицом. Профессор стоял спиною к холодному камину и переводил взгляд с одного на другую. - Итак, О'Бриен, - сказал он наконец, - вы уже знакомы с моей женой! - С вашей женой! - хрипло прокричал тот. - Она вовсе не ваша жена! Она моя жена! Профессор неподвижно стоял на коврике перед камином, судорожно стиснув пальцы и слегка опустив голову на грудь. Те двое, по-видимому, не замечали его присутствия. - Дженни! - сказал О'Бриен. - Джемс! - Как могли вы бросить меня, Дженни? Как хватило у вас жестокости сделать это? Я думал, что вы умерли. Я оплакивал вашу смерть, теперь вы заставили меня жалеть о том, что вы остались в живых. Вы разбили мою жизнь. Она ничего не отвечала и неподвижно лежала на софе, все еще не спуская с него глаз. - Почему вы молчите? - Потому что вы правы, Джемс. Я поступила с вами жестоко, бессовестно. Но мой поступок в конце концов не так дурен, как вы думаете. - Вы бежали с Де Хортом. - Нет, я не сделала этого. В последнюю минуту я опомнилась. Он уехал один. Но у меня не хватило духу вернуться к вам после того, что я вам написала. Я уехала в Англию под другим именем и с тех пор жила здесь. Мне казалось, что я начинаю новую жизнь. Я знала, что вы считаете меня мертвой. Кто мог думать, что судьба опять сведет нас! Когда профессор просил меня... Она опять стала задыхаться. - Вам дурно, - сказал профессор. - Держите голову ниже, это помогает правильной циркуляции крови в мозгу. - Он поправил подушку. - Мне очень жаль, что я должен покинуть вас, О'Бриен, но мне предстоит сейчас читать лекцию. Может быть, я еще застану вас здесь. С мрачным, неподвижным лицом он вышел из комнаты. Ни один из трехсот студентов, слушавших лекцию, не заметил никакой перемены ни в его голосе, ни в его наружности и ни одному из них не пришла в голову догадка, что строгий профессор, сидевший перед ними на кафедре, понял, наконец, как трудно подавлять свою человеческую природу. Когда лекция кончилась, профессор прошел в лабораторию, а оттуда поехал домой. Выйдя из экипажа, он прошел через сад, намереваясь войти в дом через створчатую стеклянную дверь, выходившую в сад из гостиной. Подойдя к дому, он услышал голоса своей жены и О'Бриена, которые вели громкий и оживленный разговор. На мгновение он остановился в нерешимости, не зная, что ему делать, - войти ли и тем прервать их разговор, или не мешать им и уйти. Ничто не было так противно натуре профессора, как роль шпиона; но пока он стоял и колебался, до его слуха долетели слова, заставившие его превратиться в статую. - Вы все-таки моя жена, Дженни, - сказал О'Бриен, - и я прощаю вас от всего моего сердца. Я люблю вас и никогда не переставал любить вас, хотя вы и забыли меня. - Нет, Джемс, сердцем я всегда была в Мельбурне. Я всегда была вашей. Я думала только, что для вас будет лучше, если вы будете считать меня умершей. - Теперь выбирайте между нами, Дженни. Если вы решите остаться здесь, я буду нем, как могила. Если же вы решите ехать со мной, то мне безразлично, что будут говорить обо мне. Может быть я столько же виновен, как и вы. Я слишком много времени посвящал своей работе и слишком мало своей жене. Профессор услышал воркующий, нежный смех, который был так хорошо знаком ему. - Я пойду с вами, Джемс, - сказала она. - А профессор?.. - Бедный профессор! Но он не будет особенно тужить, Джемс, - у него нет сердца. - Мы должны сообщить ему наше решение. - В этом нет надобности, - сказал профессор Энсли Грэй, входя через открытую дверь в комнату. - Я слышал последнюю часть вашего разговора. Я не решился помешать вам в тот момент, когда вы готовы были прийти к окончательному решению. О'Бриен взял жену за руку, и они стояли рядом, освещенные солнечным светом. Профессор же, заложив руки за спину, стоял у двери, и его длинная черная тень упала между ними. - Ваше решение вполне разумно, - сказал он. - Отправляйтесь вместе в Австралию, и пусть то, что произошло между нами, навсегда будет вычеркнуто из нашей памяти. - Но вы... вы... - пробормотал О'Бриен. - Не заботьтесь обо мне, - сказал профессор. Женщина разразилась рыданиями. - Что я могу сказать в свое оправдание? - говорила она. - Как я могла предвидеть это? Я думала, что моя старая жизнь кончилась. Но она вернулась опять со всеми ее надеждами и желаниями. Что я могу сказать вам, Энсли? Я навлекла позор и несчастье на голову достойного человека. Я испортила вашу жизнь. Как вы должны ненавидеть и презирать меня! Зачем только я родилась на свет! - Я не питаю к вам ни ненависти, ни презрения, - спокойно сказал профессор. - Вы неправы, жалея о том, что родились на свет, так как вам предстоит быть подругой человека, который выказал такие дарования в одной из высших отраслей науки. По справедливости, я не могу винить вас в том, что произошло, потому что наука не сказала своего последнего слова относительно того, насколько отдельный индивидуум должен считаться ответственным за наследственные, глубоко вложенные в него инстинкты. Он стоял, жестикулируя и слегка наклонившись вперед, как человек, разбирающий трудный и не имеющий лично к нему никакого отношения вопрос. О'Бриен шагнул было к нему, чтобы сказать что-то, но слова замерли на его устах, когда он встретился с его бесстрастным взглядом. Всякое выражение сострадания или симпатии было бы дерзостью по отношению к этому человеку, личные страдания которого так легко растворялись в глубоких вопросах отвлеченной философии. - Я думаю, что мы можем считать вопрос исчерпанным, - продолжал профессор тем же бесстрастным тоном. - Мой экипаж стоит у дверей. Прошу вас пользоваться им, как своим собственным. Лучше всего будет, если вы оставите город немедленно. Ваши вещи, Анна, я пошлю вам вслед. Рука, которую О'Бриен протянул профессору, повисла в воздухе. - Я почти не смею предложить вам свою руку, - сказал он. - Напротив. Я думаю, что из нас троих вы в самом выгодном положении. Вам нечего стыдиться. - Ваша сестра... - Я позабочусь о том, чтобы у нее было правильное представление о происшедшем. До свидания! Пришлите мне оттиск вашей последней работы. До свидания, Анна! - До свидания! Они пожали друг другу руки, и на одно мгновение их взгляды встретились. Во время этого короткого обмена взглядами ей в первый и последний раз удалось заглянуть в тайники души этого сильного человека. Она вздохнула, и ее тонкая белая рука в течение нескольких мгновений продолжала покоиться на его плече. |