финансы. Рычкова А. история. Бартольд Георг Нибур
 Скачать 337.25 Kb.
|
|
Доклад на тему: « Бартольд Георг Нибур »  Выполнила: студентка 1 курса 208 группы Рычкова Алина Проверил: кандидат исторических наук, доцент Юдин К.А I. Биография Нибура Бартольд-Георг Нибур родился 27 августа 1776 г. в Копегагене, в семье известного в свое время датского путешественника Карстена Нибура, который первым познакомил европейский ученый мир с такими изысками восточной письменности, как иероглифы и клинопись. Детские годы Бартольда-Георга прошли в небольшом городке Мельдорфе в Западном Шлезвиг-Гольштейне, куда семья переехала в 1778 г. Карстен Нибур сам руководил первоначальным образованием сына. Мальчик жил в мире книг и порожденных ими фантазий, но здоровая натура отца и встречи с известными учеными и литераторами, часто посещавшими дом Нибуров, вносили существенные коррективы в эту книжную жизнь, тая в себе скрытые импульсы к общественной деятельности и светской жизни. Основательное домашнее образование Бартольд-Георг дополнил обучением в Кильском университете (1794-1796), после чего определился на государственную службу Нибур никогда не прерывал начатые еще в юные годы научные занятия. Его влекла к себе античная история, и с 1802 г. он серьезно занялся изучением римского аграрного права. Его авторитет в научных вопросах неуклонно возрастал, и еще до выхода в отставку (осенью 1810 г.) он был избран членом Берлинской Академии наук и назначен королевским историографом. А когда в Берлине был открыт новый университет Нибур, только что ушедший в отставку с государственной службы, был приглашен прочесть в этом университете курс лекций по всеобщей истории. В зимний семестр 1810/1811 г. он прочел с огромным успехом курс по римской истории, немедленно же обработал прочитанное и в течение двух лет опубликовал первые два тома своей знаменитой "Римской истории" (1811-1812), где изложение было доведено до галльского нашествия на Рим в начале IV в. до н.э. С 1812 г., когда вступило в рещающую фазу европейское сопротивление наполеоновскому диктату, Нибур вновь погружается в занятия политикой, в особенности патриотической публицистикой. Правда, он не терял из виду науку и в 1815 г. поддержал в Берлинской Академии наук предложенный Августом Бёком проект издания "Сокровищницы античных надписей", ставший прелюдией к изданию знаменитого "Свода греческих надписей". Но в 1816 г. он принял предложение отправиться прусским послом в Рим, к ватиканскому престолу, и в этом качестве провел в Италии семь лет (1816-1823). Близкое знакомство с Италией и обрадовало и разочаровало Нибура: обрадовала возможность познакомиться с памятниками римской старины, со страной - колыбелью древней европейской цивилизации, разочаровал же сам итальянский народ, который, по словам Нибура, являл собой "нацию ходячих мертвецов". Все же и в Италии Нибур не оставлял своих научных занятий, внимательно изучая рукописные фонды местных библиотек. Результатом этих изысканий было, в частности, открытие в Вероне палимпсеста с текстом "Институций" (учебника права) римского юриста II в. Гая. Но вот, наконец, закончилась и эта дипломатическая миссия. Нибур вернулся в Германию, в Пруссию, где в 1824 г. стал членом Государственного совета. Однако его вновь властно влекла к себе ученая деятельность, и с 1825 г. он стал преподавать в Боннском университете, где вновь с успехом читал общий курс истории Рима, а также ряд специальных курсов по географии и народонаселению древнего мира, по римским древностям, государственным и частным, и др. Одновременно он много писал и издавал, готовил, в частности, к изданию 3-й том "Римской истории", где обзор доводился до 1-й Пунической войны включительно (том был издан посмертно в 1832 г.). Склонность Нибура к общественной деятельности проявлялась и в сфере науки. Так, в 1827 г. при его участии был основан новый научный журнал "Рейнский музей по классической филологии" (теперь это - старейший журнал в Германии по антиковедению). От природы чрезвычайно впечатлительный и нервный, Нибур тяжело переживал личные и общественные невзгоды. Пожар в его доме и переживания, навеянные революционными событиями 1830 г., подкосили его здоровье. Он умер 2 января 1831 г. II. Научные свершения Нибур был выдающимся историком, преподавателем и исследователем одновременно. О его успехах в качестве университетского профессора было сказано выше. Теперь обратимся к научной стороне его деятельности. Из многочисленных его трудов исторического содержания назовем важнейшие: - "Римская история - "Лекции по римской истории - "Лекции по древней истории" - "Лекции по древнему страно- и народоведению" - "Лекции по римским древностям" Как лекции, так и изданные им самим или другими, опиравшиеся на эти лекции, сочинения отличались большой исторической полнотой и яркостью. Это объяснялось прежде всего огромной эрудицией ученого: владея древними классическими и многими новыми языками, он был невероятно начитан и, обладая удивительной памятью, равно чувствовал себя хозяином и в древней, и в средневековой, и в новой истории. Но, кроме того, свою роль тут сыграли богатая, с детства развитая чтением исторических книг фантазия и столь же изощренная, обогащенная практическим политическим опытом интуиция, позволявшие Нибуру с легкостью рисовать картины древней истории. Заметим в этой связи, что если наличие фантазии является не только непременным, но и обычным условием творческой работы историка, то наличие политического опыта не всегда сопутствует деятельности тех, кто посвятил себя историческим изысканиям. Чаще историк - это книжный червь. Нибур в этом отношении в новое время был одним из редких исключений, и эта исключительность роднит его с великими историками прошлого - Геродотом, Фукидидом, Ксенофонтом, Полибием, Тацитом, Макиавелли. Но вернемся к оценке научного творчества Нибура по сушеству. Надо отметить, что для новейшей науки истории важен не столько непосредственно содержательный аспект трудов Нибура - он давно перекрыт работами тех, кто трудился в области древней истории после него, - сколько разработанный им критический метод работы с историческими источниками и фактами. Суть этого метода сводится к процедуре двоякой реконструкции. С одной стороны, это -выделение исторических зерен из массива древних мифологизированных преданий, а затем - обнаружение редких свидетельств древней аутентичной литературной традиции в массе более поздних сообщений, сочетающих элементы исторической правды с потоком историко-художественного вымысла. С другой стороны, это - обнаружение аналогичных реликтов древних институтов и правовых норм в позднейшей государственной и частной жизни. По существу эти обозначенные Нибуром принципы исторического исследования и по сей день остаются краеугольными камнями серьезной источниковедческой работы и исторической реконструкции. III. Взгляды Нибура на классическое образование Нибур был не только практически действующим, но и рефлектирующим ученым, что тоже роднит его с такими выдающимися представителями исторической науки, как Фукидид и Полибий. Взгляды Нибура на науку о классической древности и, шире, на классическое образование с большой полнотой отражены в небольшом трактате, условно обозначаемом как "Письмо к молодому филологу". Это и в самом деле письмо, отправленное Нибуром в 1822 г. из Рима одному своему молодому родственнику, который собирался посвятить себя изучению классических древностей и даже уже приступил к написанию сочинения о римских колониях. Это письмо - подлинный кладезь драгоценных мыслей и советов, не утративших своей ценности и по сию пору. В обзоре этих мыслей Нибура мы воспользуемся переводом "Письма", приложенным к русскому изданию биографии великого историка, написанной Иоганном Классеном. Нибур начинает с указания на фундаментальное значение классической филологии для высшего гуманитарного образования. Это положение приводится сначала в виде эпиграфа из Гёте: "Пусть занятие греческой и римской литературой всегда останется базисом высшего образования. Китайские, индийские, египетские древности всегда только курьезы; для нравственного и эстетического образования они мало плодотворны". Затем то же положение развивается Нибуром от собственного имени: "Ввиду того, что филология есть введение ко всем другим научным занятиям, то тот, кто еще в школе ею ревностно занимается, тем самым подготовляет себя ко всякой другой дисциплине" (с.102). В этой связи заметим сразу же, что под классической филологией Нибур в духе того времени понимает всеобъемлющую науку о классической древности, то, что мы сейчас назвали бы антиковедением, но - и опять же в духе своего времени - с превалирующим акцентом именно на филологическом элементе. Нибуром обстоятельно характеризуется метод научного познания: "В научном познании должно идти от частного к общему.При этом можно отступить от системы в сторону случайных склонностей при условии, что пробелы будут восполнены" (с.106). - "Древность можно сравнить с огромным городом развалин, при котором нет даже плана, в котором каждый должен сам разобраться и понять целое из частей, а части из тщательного сравнения и изучения отношения последних к первому" (с.107). Для изучения классической древности, подчеркивает Нибур, необходимо овладеть всей суммой знаний, составляющих существо классической филологии. Только тогда можно будет постичь не только букву, но и самый дух традиции, освещающей классическую древность. "Мы должны точно знать грамматику в древнем смысле слова; должны, как возможно шире, изучить все отдельные дисциплины науки о древности. Умение делать самые блестящие эмендации, объяснять с листа труднейшие места не составляет большого искусства, если вместе с тем не проникнешься мудростью и силой духа знаменитых мужей древности, как они мыслили и чувствовали" . В контексте этих рекомендаций Нибур выделяет два главных элемента антиковедения - собственно филологический и исторический: Важным моментом является изучение древних языков и литературы: "Для изучения языка преимущественно рекомендую тебе Демосфена и Цицерона. Бери у первого речь "Pro corona", у второго "Pro Cluentio" и читай их со всем вниманием, к какому способен; проходи их так, чтобы дать себе отчет в каждом слове, в каждой фразе. Старайся уяснить себе все исторические обстоятельства и излагать их в порядке; отсюда увидишь, как мало ты еще знаешь <…>. Рядом с грамматической работой по окончании книги или отрывка восстанови в своей памяти прочитанное и наметь себе вкратце содержание; обозначь себе фразы и обороты, особенно часто встречавшиеся; критиков и эмендаторов пока еще не читай; придет время, и ты их с пользой узнаешь. Прежде чем художнику употреблять краски, нужно научиться рисовать" Заслуживает особого внимания предупреждение молодому филологу, как, в каких именно случаях надлежит испрашивать помощи у своего наставника. "Затем обращайся к своему учителю не для того, чтобы поразить его неожиданным трудным вопросом; ведь, например, в Cluentiana есть такие фактические трудности, которые разрешаются только с помощью гипотез, не всегда являющихся в нужный момент к услугам ученого. Но лишь в тех случаях обращайся к учителю, когда твои силы и имевшиеся вспомогательные средства истощились" Наряду с собственно филологической подготовкой другой важной задачей является знакомство с историей. Этой стороны дела Нибур касается более кратко (что и понятно, поскольку на многих элементах исторического знания он уже останавливался в связи с филологией). Его советы здесь исчерпываются краткими рекомендациями: "Историю учи по двойной системе: лиц и государств; делай себе синхронистические обзоры" Нибур не уставал подчеркивать, что непременным условием ученой деятельности является последовательная и основательная научная подготовка. В этой связи он предупреждал против скоропалительного составления письменного сочинения: "Ты решил написать для меня статью о римских колониях и их влиянии на государство. Но ведь невозможно, чтобы ты имел правильные о них понятия; чтобы говорить о влиянии их на государство, нужно знать не только римское государственное устройство и точно знать римскую историю, но и понимать политику - все это для тебя пока невозможно" (с.106). - "Учиться, дорогой мой, учиться, всегда испытывать и увеличивать свои познания - вот наш теоретический призыв к жизни и более всего он относится к молодежи, имеющей счастье беспрепятственно и всецело отдавать себя прелестям нового интеллектуального мира, раскрывающегося в книгах. Кто пишет сочинение, тот, что бы ни говорили, всегда имеет претензию поучать, а учить нельзя без известной доли мудрости, этой награды от Бога за уходящее счастье молодости. Мудрый ученик есть небылица" В этом же контексте Нибур подчеркивает значение подлинного знакомство с материалом, непосредственного, не через вторые руки, приобщения к источникам: "Когда я просто привожу цитату, это значит, что я сам ее нашел в источнике; поступающий иначе придает себе вид большей начитанности, чем какой обладает в действительности. Пусть другие будут менее строги, и мне незачем их порицать, если могу допустить, что им действительно все равно, приписывают ли им более глубокое изыскание, чем какое они сделали, или если они предполагают, как то некоторые делают, что большинство цитат берется, конечно, из ссылок. Но от юношей, начинающих работать, я требую непременно и неослабно - пусть это будет упражнением в добродетели - самой педантичной литературной правдивости, дабы Нибур обращает также внимание на литературное оформление научного труда, на стиль изложения: " Всякое письмо должно быть выражением мысли и речи: должно так писать, как будто ты на самом деле говоришь, точно и вполне выразительно. Все должно исходить из мышления, мысль образует все здание слов. Чтобы сделать успехи в этом отношении, нужно изучать язык, снабдить свою память запасом слов и выражений, будь то родной язык или чужой, живой или мертвый. Упражнения детей и юношей не должны иметь другой цели, как развития мышления, обогащения и чистоты их языка" Таковы главные положения составленного Нибуром "Письма к молодому филологу". Разумеется, не со всем в этом трактате можно согласиться безоговорочно. Так, современный антиковед-историк едва ли согласится с превалированием здесь чисто филологического элемента. По мере развития антиковедения не только как отрасли филологии, но и как части всеобщей истории становится очевидной равновеликость филологии и истории, а в связи с размахом археологических изысканий - равновеликость даже трех компонентов: филологии, истории, археологии. Так же отнюдь не бесспорным выглядит и запрет на составление учеником письменного сочинения. Конечно, первые опыты здесь будут небезупречными, даже ущербными, но как, спрашивается, без таких опытов возможно будет само превращение ученика в специалиста. Тем не менее, оценивая в целом Нибурово "Письмо к молодому филологу", надо признать, что это - подлинное научное завещание, следовать наставлениям которого для гуманитара и долг, и честь. |