Эссе по 4 произведениям. Человек и Миф в будущем

Название	Человек и Миф в будущем
Дата	28.10.2022
Размер	36.8 Kb.
Формат файла
Имя файла	Эссе по 4 произведениям.docx
Тип	Закон #760061

Человек и Миф в будущем

Эссе

Образы будущего, возникающие в сознании человека, всегда опираются на какие-то основания, чаще всего исторические или мифологические. История помогает осмыслить глобальные закономерности развития общественных процессов, а миф выступает хранителем ценностей, памяти и культуры. Мифы нужны для связи человека и остального мира, личности и его народа, его предков. Зачастую миф служит формой для выявления зашедших в тупик реалий исторического развития. Яркий пример этому мы наблюдаем в повести А. Платонова «Котлован» (1930).

На первый взгляд, «Котлован» Платонова – произведение в духе социалистического производственного романа, однако при более внимательном прочтении становится понятно, что это лишь дозволенная цензурой форма, вскрывающая глубокий пласт философских и социальных проблем. Через систему образов повести, опирающуюся на идейно-композиционный стержень самого котлована – гигантской ямы, которую строители, по сути роют самим себе, своим надеждам и чаяниям, Платонов развенчивает систему «советского мифа» о строительстве светлого будущего.

Мифологические основы мышления автора просматриваются в сюжетной канве повести. Так, повествование организовано вокруг традиционного для русского народной сказки мотива скитальчества: лишенный должности за особую «задумчивость среди общего темпа труда», типичный герой-правдоискатель Вощев отправляется в неизвестном направлении в поисках истины и счастья, но находит городок, в котором роют котлован для строительства «общепролетарского дома». Абсурдность этой идеи подчеркнута автором множеством тончайших деталей, демонстрирующей несовершенство настоящего и предрекающей неизбежный конец, разрушение мира в будущем. В образе котлована мы видим коррелят «вавилонской» башни – древнего мифа о стремлении человека приблизиться к Богу, который в повести А. Платонова транслируется в «перевернутом» виде: строители тянутся не ввысь, а вглубь. Котлован становится символом всеобщей могилы, что подчеркивают многочисленные образы смерти и ее вещных проявлений – гробов, могил, каменных надгробных плит.

Пейзаж в «Котловане» также выявляет скрытую угрозу распада и гибели мира: «скучно лежала пыль на безлюдной дороге», «дерево … качалось от непогоды, и с тайным стыдом заворачивались его листья». Вощева окружает символический образ пустыни: пустота, неподвижность, жара, дом шоссейного надзирателя, который «привык к пустоте», попавшаяся по дороге усадьба с «бессемейными детьми». Все эти детали усиливают одиночество героя и тем самым формируют мифологему герой – «скиталец в пустыне». Неполный календарный цикл (лето – осень – зима), видимое убывание света приводят нас к ощущению соприкосновения с эсхатологической мифологией, превращаясь в символы грядущего Конца Света.

Библейские мотивы возникают в повести в связи с образами сада и их традиционной райской символикой. В повести упоминается о «фруктовом саде» инженера Прушевского, который непосредственно связан с образами, поскольку является автором проекта «общепролетарского дома», воплощающим мечты о светлом будущем. Однако эти туманные мечты о всеобщем счастье несбыточны, и сам герой теряет точки соприкосновения с окружающим миром, отсюда его настойчивые мысли о самоубийстве.

А. Платонов создает миф о «новом человеке» – человеке-функции. Таким является кузнец Миша Медведев, который предстает в облике зверя, «дьявола», «идола шерстяного». Он напоминает бога Гефеста из античной мифологии, языческий культ которого сопровождался человеческими жертвоприношениями. В «Котловане» мы видим аналогичную ситуацию с массовыми человеческими жертвоприношениями по имя будущего: умирает Козлов, Сафронов, дочь кафельщика и другие. Однако автор вскрывает несостоятельность подобной теории через образ Насти, которая является символ будущего поколения в повести. Ребёнок становится для жителей барака тем самым «элементом будущего», для которого и стоит возводить дом. Однако мотив смерти получает свое развитие в истории Насти: девочка спит в одном из отрытых в котловане гробов, а в другом находятся её «мёртвые» игрушки, напоминающие «утильсырье», в забытье болезни она требует кости матери.

Настя – главный идейный центр будущего утопического мира – заболевает и вскоре умирает, подтверждая господство абсурдности и грядущий распад: «элементу будущего» нет места в грядущем «новом дивном мире». Финал романа – ночь, когда Чиклин хоронит Настю, принеся традиционную строительную жертву – дав Медведеву «прикоснуться к Насте на прощанье».

В антиутопической повести «Котлован» мы видим неутешительные образы конца советской эпохи, разрушение мечты о «светлом будущем». Своеобразная трактовка эсхатологических мотивов, представленных в виде Всемирного глобального взрыва, прослеживается и в других произведениях, среди которых – роман русского современного прозаика Т. Толстой «Кысь» (1986-2000).

Поэтика романа «Кысь» Т.Н.Толстой основана на обращении к традиционным сказочным мотивам. Пространство городка Федор-Кузьмичска мифологизировано: построен на семи холмах, вокруг него «поля необозримые, земли неведомые»: на севере – дремучие леса (а в них – Кысь), на юге – степи с чеченцами, на западе – опасная дорога, на восходе – клелевые леса. Время в романе разделено на «до Взрыва» / «после Взрыва». В городке сформировался особый тип «деградировавшей» культуры, которая проявляется главным образом в искажении языка, что в художественной системе автора равнозначно искажению мира: «аружые», «шадевры», «фелософия», «тродиция», «мозей», «осфальт» и др. Мифологическая модель мира демонстрирует антигуманизм и утрату культурных связей с прошлым.

Система образов строится вокруг главного героя Бенедикта, который предстает в виде «культурного деятеля»: пытается чтением приобщиться к прошлому (главы романа озаглавлены буквами старославянского алфавита: Аз, Буки, Веди и т.д.). Он «просвещает» жителей городка, пишет указы и книги, которые для современного читателя являются хорошо узнаваемыми текстами - это русские народные сказки («Репка», «Колобок»), стихотворения Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Блока, Окуджавы, Мандельштама.

В городке обитают жители «прежние», оставшиеся после Взрыва – выжившие старики и старухи, которые не умирают, а также новые люди – мутанты, «голубчики» со звериными признаками в теле – Васюк Ушастый, Варвара Лукинишна с петушиными гребнями на голове, Оленька с когтями, да и сам Бенедикт – с хвостиком.

На уровне жанра Толстая обыгрывает мифы (календарный, космогонический и эсхатологический), заговоры, предания о неведомых землях, сказки о пошехонцах, былички о русалке, лешем, кладе, праздники, похоронный обряд. Демоническая сила в романе представлена образом Кыси, которая становится выражением социального отчуждения и одиночества героя, его духовной деградации. Бенедикт в романе проходит своеобразный этап посвящения, однако не достигает гармонии с самим собой, с окружающими, с Космосом, попадает во власть страшного Санитара и деградирует. В основе его провала – отсутствие умения обращаться со Словом – он читает книги, не понимая смысла. Однако в финале Бенедикт не погибает вместе с остальными «голубчиками», по всей видимости, для того, чтобы продолжить нравственные поиски.

Итак, в романе Т. Толстой представлен эсхатологический миф, в котором доминирует Хаос – антимир, антигерой. Основная идея –духовное и моральное разложение общества, которое для Т. Толстой совмещается с утверждением высочайшей культурной роли Слова, возвышением книги и писательского мастерства.

Роль писателя как Творца образов будущего находит отражение в знаменитом романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита». Можно с уверенностью сказать, что многие образы и мотивы романа содержат глубинные мифопоэтические смыслы. Булгаков также, как и А. Платонов, выявляет несостоятельность мифа о построении счастливой «советской действительности» и обращается к теме разрушения культуры и прошлого, символически представленных в виде сожженного романа Мастера. Писателя (как Мастера, так и самого Булгакова) интересует христианский (библейский) пласт мифологического сознания современного человека, который стремилась напрочь выкорчевать советская система, и он обращается к образу Иисуса Христа и моменту его казни в Вифлееме, творчески переосмысляя его. В основе романа два вечных мифа об олицетворениях Добра и Зла – миф о Христе (Иешуа) и о дьяволе (Воланде), которые соотносят художественное пространство романа с традициями мировой культуры.

В библейском сюжете романа немало расхождений с мифологической версией. В образе Христа Булгаков подчеркивает человеческие черты, отказываясь от Божественной трактовки образа по Писанию. Иешуа выступает идеологом разрушения власти: его проповеди призывают к уничтожению насилия. Это факт сильнее подчеркивает аналогию с Мастером, который на смысловом плане выступает Творцом библейских глав романа и рисует в чертах своего героя Иешуа собственное альтер-эго. Понтий Пилат – мифопоэтическая проекция Булгакова на советскую власть и любую власть вообще. Бремя власти тяготит его душу, по сути, он человек глубоко несчастный: отправляя Иешуа на казнь, он предает единственного близкого человека.

Надо заметить, что М. Булгаков кардинально изменил трактовку мифа о Сатане, придав ей собственное оригинальное прочтение. По его мнению Дьявол и Бог, Добро и Зло нуждаются друг в друге и реализуются лишь во взаимном сосуществовании и взаимозависимости. Это две стороны одной медали, призванные выполнять единую функцию – контролировать соотношение темных и светлых сил в мире через восстановление справедливости. Так, в момент апофеоза демонических сил – на балу у Воланда – в тексте романа как бы неожиданно возникает христианский символ: чаша, из которой Воланд причащается кровью, для Маргариты уже содержит вино. Миф о дьяволе встречается в этой точке романа с мифом о Христе. Звучит явная отсылка на Евангелие, где сам Христос отождествляет себя с виноградной лозой: «Я есмь истинная виноградная лоза...»

Философское осмысление существования света и тьмы видится М. Булгакову и в образах будущего. Так, Иешуа предрекает приход царства истины, в котором все люди будут жить по законам любви. В романе Булгаков постоянно обращается к одной теме: положению человека в обществе и его возможности влиять на своё будущее. Для нашего общества эта тема не потеряла своей актуальности, но во время написания романа, при нарастающих тенденциях подавления личности государственным аппаратом, она была особо значима. По мнению М. Булгакова, духовное разложение человека в условиях культурного кризиса и политической деспотии могла приостановить только великая сила искусства, потому что творец подобен Богу: он Словом творит мир и человека в нем.

Сила писательского слова однозначно оценивается современностью, формирующей роман нового типа, в котором значение читателя в конструировании смыслов художественного текста соразмерно роли автора, его создавшего. Наиболее известное и нашумевшее творение подобного характера «Хазарский словарь» М. Павича (1984), в котором автор, исследуя проблему идентичности личности и целого народа, обращается к мифу о происхождении славян и народов Малороссии от древнего исчезнувшего народа – хазар.

Образы будущего в миропонимании Павича сплетаются с образами прошлого и настоящего. Время «осуществляется в разных местах и в разных лицах одновременно, в один и тот же миг». Таким образом, события романа дублируются и дробятся до бесконечности, представляясь как бы отраженными во множестве осколков зеркала. Множественность истин обусловливает и множественность трактовок самого словаря: одно и то же событие имеет несколько версий – еврейскую, христианскую и арабскую, которые изложены в трех частях «Словаря».

Философия времени в романе тесно связана с философией сна – «и любой сон воплощается как чья-то чужая явь». По этой причине в повествовании М. Павича важную роль играют сновидения. Отказавшись от линейности, он вернулся к механизму потока сознания, в которых человек и миф искусно переплетаясь в едином сознании, транслируют некую онтологическую истину. В представлении М. Павича, книги тождественны сновидениям. Таким образом, литературное, как и философское творчество – вариант проникновения человека в мир духа, вечности.

В романе М. Павича наиболее масштабный образа Будущего – мифологическая фигура Адама – прачеловека, который представляет собой как бы все человечество в целом. И все герои романа, и все мы – клетки его тела, сегменты его фрактальной структуры, включающей в себя бесконечное число одинаковых повторяющихся друг в друге элементов. Само собирание «Хазарского словаря» рассматривается его создателями Коэном, Масуди, и Бранковичем как воссоздание тела Адама. Таким образом человечество предстает как единая личность, архисущество и в то же время прообраз каждого человека в отдельности. Тело Адама, собираемое в романе, имеет свою протяженность в пространстве и во времени, но в момент повествования время как бы стоит для наблюдателя процесса. Все события происходят одновременно. Тело Адама – это не только архисущество человечества, но и микромодель пульсирующей Вселенной, время в которой остановилось как бы за секунду до взрыва. Так в тексте М. Павича звучат эсхатологические мотивы, то есть мы возвращаемся к очередной трактовке мифа о Конце Света.

Подводя итоги, следует сказать о роли мифа в формировании мировоззрения человека. Его функция значительна и состоит в сохранении культурного наследия и передаче его будущим поколениям через знакомые мотивы и идеи. Современная и классическая литература основывается на мифологических образах, художественно перерабатывая их, так же, как и сознание современного человека значительно расширилось в сравнении с первобытным, но продолжает вмещает его как значимый багаж знаний и традиций.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:

Мелетинский Е.М. Поэтика мифа / Е.М.Мелетинский. – М.: Наука,1976.
Элиаде М. Миф о вечном возвращении. Архетипы и повторяемость: пер. с фр. / М. Элиаде.– СПб.: Алетейя, 1998.