Д. Б. Эльконин Психология игры От Автора Биография
 Скачать 1.62 Mb.
|
|
Игра может быть и фактически является предметом изучения различных наук, например биологии, физиологии и т. д. Является она и предметом изучения психологии, и прежде всего той ее отрасли, которая занимается проблемами психи.ческого развития. Психолога, исследующего эти проблемы, игра интересует прежде всего как деятельность, в которой осуществляется особый тип психической регуляции и управления поведением. Несомненным является, что игра как особая форма поведения возникает лишь на определенной стадии эволюции животного мира и ее появление связано с возникновением детства как особого периода индивидуального развития особи. Гроос и особенно Бойтендайк правильно подчеркивают этот эволюционный аспект возникновения игры. Примем в качестве исходных некоторые положения Бойтендайка. Примем, что играют только детеныши плотоядных млекопитающих (хищников) и обезьян; примем также, что игра является не отправлением организма, а формой поведения, т. е. деятельностью с вещами, и притом с вещами, обладающими элементами новизны. Для того чтобы установить, какой биологический смысл может иметь деятельность с такими предметами у детенышей этих видов животных, выясним, на каком уровне находится психическая регуляция поведения взрослых особей. По А. Н. Леонтьеву (1965), животные этих видов находятся на различных стадиях развития перцептивной психики, а высшие виды — на стадии интеллекта. Психическое управление поведением на стадии перцептивной психики заключается в том, что животное выделяет в окружающей его действительности условия, в которых объективно дан предмет, непосредственно побуждающий его деятельность и могущий удовлетворять биологическую потребность, а на стадии интеллекта выделяет и отношения между вещами, составляющими условия осуществления деятельности. Характерным для организации поведения последнего вида является возникновение в нем подготовительных фаз. Такие элементы деятельности, как обход препятствий, подстерегание добычи, преследование с преодолением встречающихся преград и обходными путями, направлены не на самый предмет потребности, а на условия, в которых он дан. Эти элементы поведения управляются психическим отражением условий, их образами. Главное здесь заключается не в том, что животное воспринимает преграду, стоящую на пути к достижению цели, а в том, что появляется ориентация на отношение между предметом и другими условиями. Ориентировка приводит к тому, что в движении, направленном на эти условия, как бы уже усматривается путь к конечному объекту. Как справедливо отмечает П. Я. Гальперин, «значение опытов Келера (и всех опытов, построенных по этому типу) заключается еще и в том, что они показывают очень простые ситуации, которые, однако, не решаются путем «случайных проб и ошибок» — без ориентировки животного на существенные отношения задачи. В них процесс ориентировки выступает как обязательное условие успешного поведения. После этих ситуаций становится еще ясней, что и в задачах, которые решаются путем случайных проб, также необходима ориентировка, хотя бы минимальная, — на отношение действия к успешному результату». «Ориентировка поведения на основе образа среды и самого действия (или хотя бы его пути к конечному объекту), — продолжает П. Я. Гальперин, — составляет необходимое условие (постоянное, а не единичное и случайное) успешности действия» (1966,с. 245). Такова существенная психологическая характеристика деятельности животных, стоящих на этой ступени эволюционного развития. Необходимо особо подчеркнуть, что для успешности действия требуется не просто ориентировка, а быстрая и точная ориентировка, доведенная до совершенства и приобретшая почти автоматический характер. В борьбе за существование всякое промедление или неточность «смерти подобны». Можно ли представить себе, что такая организация действий возникает в ходе индивидуального приспособления, при осуществлении деятельностей, непосредственно связанных с борьбой за существование? Нет, по этому пути развитие такой организации не могло идти. Это приводило бы очень быстро к тому, что животные вымирали бы от голода или гибли от врагов. Следовательно, должен был возникнуть особый период в индивидуальной жизни животных и особая деятельность в этот период, в которой развивалась бы и совершенствовалась необходимая организация всякой последующей деятельности, непосредственно направленной на борьбу за существование и сохранение рода. Дж. Брунер (J. Bruner, 1972) подчеркнул, что природа детства и способы и формы воспитания эволюционируют и подвергаются такому же естественному отбору, как и любая другая морфологическая или поведенческая форма. Одной из гипотез относительно эволюции приматов, пишет Брунер, является предположение, что эта эволюция базируется на прогрессивном отборе совершенно определенной структуры детства. Это предположение представляется близким к истине и относится не только к эволюции приматов, но и к эволюции всех видов животных, обитающих в предметно расчлененной среде, требующей приспособленности поведения к индивидуально неповторимым условиям, в которых может выступать предмет потребности. Именно в силу неповторимости этих условий возникает, как это показал П. Я. Гальперин, объективная необходимость в психической регуляции действий, т. е. в регуляции на основе образа ситуации, условий действия. Здесь невозможна стереотипность, а требуется максимальная вариативность действий. Включение детства как особого периода жизни в общую цепь эволюционного процесса является важным шагом на пути понимания его природы. Эмбриологи уже давно сделали этот шаг. В русской науке этот шаг был сделан А. Н. Северцевым. И. И. Шмальгаузен, развивая идеи А. Н Северцева, писал: «Прогрессивное усложнение организации взрослого животного сопровождается и усложнением процессов индивидуального развития, в результате которых эта организация создается» (1969, с. 353). Обобщая имеющиеся в эмбриологии материалы, Шмальгаузен подчеркивает: «Онтогенез не только результат филогенеза, но и его основа. Онтогенез не только удлиняется путем прибавления стадий: он весь перестраивается в процессе эволюции; он имеет свою историю, закономерно связанную с историей взрослого организма и частично ее определяющую. Филогенез нельзя рассматривать как историю лишь взрослого организма и противополагать онтогенезу. Филогенез и есть исторический ряд известных (отобранных) онтогенезов» (там же, с. 351—352). Эти важные положения относятся не только к эмбриональному развитию морфологических форм, но и к постэмбриональному развитию форм поведения. Характеризуя организацию поведения животных, стоящих, по терминологии А. Н. Леонтьева, на стадии развития перцептивной психики, мы указывали на обязательное наличие в таком поведении ориентировочной деятельности, которая может проходить в различной форме — предваряя поведение или сопровождая его. Возникновение ориентировочной деятельности само по себе не приводит к появлению новых форм поведения. П. Я. Гальперин, которому мы обязаны разработкой теории ориентировочной деятельности, в уже цитированной работе пишет: «Участие ориентировочной деятельности в приспособлении животного к индивидуальным особенностям обстановки не обязательно означает появление каких-то новых форм поведения. Наоборот, прежде всего оно открывает возможность гораздо более гибкого, а значит, и широкого использования уже имеющегося двигательного репертуара. И это чрезвычайно важное обстоятельство — ориентировка в плане образа позволяет не создавать новые формы поведения для крайне изменчивых индивидуальных ситуаций, а использовать общие схемы поведения, каждый раз приспосабливая их к индивидуальным вариантам ситуации. И это значит также, что о наличии психической регуляции поведения свидетельствует не появление особых, новых форм поведения, а особая гибкость, изменчивость и многообразие их применения» (1976,с. 117). Мы уже указывали, что ориентировочная деятельность и совершенное регулирование на ее основе поведения должны сложиться до того, как животное начнет самостоятельную борьбу за существование, т. е. в детстве. Игра и есть та деятельность, в которой складывается и совершенствуется управление поведением на основе ориентировочной деятельности. Подчеркиваем: не какая-то конкретная форма поведения — пищевого, оборонительного, сексуального, а быстрое и точное психическое управление любой из них. Именно поэтому в игре как бы смешаны все возможные формы поведения в единый клубок, и именно поэтому игровые действия носят незавершенный характер4. Широко развернувшиеся в последние десятилетия исследования поведения животных в естественных условиях, а также специальные экспериментальные исследования привели к выделению новых видов поведения. Для нас представляет интерес выделение специального исследовательского поведения. Р. Хайнд, обобщая имеющиеся материалы, считает целесообразным различать ориентировочную реакцию, которая связана с неподвижностью, и активное исследование, при котором животное движется относительно обследуемого объекта или участка. Исследовательское поведение Хайнд описывает как поведение, которое знакомит животное с его окружением или источником раздражения. Вместе с тем он указывает на необходимость различать исследовательское поведение и игру: «Хотя некоторые виды игрового поведения также способствуют ознакомлению с предметом, исследование и игру не следует отождествлять. Если предмет незнаком, то исследовательское поведение может предшествовать игровому и ослабевать по мере ознакомления с ним» (1975, с. 377). Различение исследовательского и игрового поведения важно потому, что очень часто первое переходит во второе. Таким образом, есть все основания выделять ориентировочную реакцию, исследовательское поведение и игру. Можно предполагать, что в этом порядке эти формы возникали в ходе эволюции и возникают в онтогенезе поведения молодых животных. Такое предположение подтверждается данными об онтогенезе форм поведения высших млекопитающих. К. Э. Фабри (1976) на основе обобщения многочисленных материалов относит игру как особую форму поведения молодых животных к периоду, непосредственно предшествующему половой зрелости. В самом предварительном порядке мы могли бы описать игру молодых животных как деятельность, в которой животное, манипулируя с объектом (вещью), создает своими движениями неповторимые и непредвидимые вариации его положения и непрерывно действует с вещью, ориентируясь на особенности этих быстро изменяющихся ситуаций. Основными при»? знаками игры при таком предположении являются быстро меняющиеся ситуации, в которых оказывается объект после каждого действия с ним, и столь же быстрое приспособление действий, управление ими на основе ориентировки в особенностях каждый раз новой ситуации. Центральное ядро такой деятельности — ориентировка в быстро и непрерывно меняющейся ситуации и управление на этой основе двигательными актами. Специфической особенностью движений в игре является их незавершенность, отсутствие в них исполнительного звена. Котенок царапает, но не растерзывает предмет, а щенок кусает, но не прокусывает его. Это и создавало у некоторых психологов иллюзию наличия в игре животных фикции или фантазии. Фрагментарные наблюдения над играми животных дают некоторые основания для предположений о пути развития игры в ходе индивидуальной жизни животных. Она развивается от деятельности с максимально развернутой ориентировочной частью и незаконченной, свернутой, приторможенной исполнительной частью к деятельности с максимально свернутой, мгновенной и точной ориентировочной частью. Эта свернутость, мгновенность и точность ориентации, включаясь в «серьезные», осуществляющие борьбу за существование деятельности, и создает иллюзию полного отсутствия в ней психической регуляции. Поэтому игра молодых животных есть упражнение, но упражнение не отдельной двигательной системы или отдельного инстинкта и вида поведения, а упражнение в быстром и точном управлении двигательным поведением в любых его формах, на основе образов индивидуальных условий, в которых находится предмет, т. е. упражнение в ориентировочной деятельности. Выделение в поведении высших животных ориентировочной фазы должно было сказаться на строении их нервной системы и на последовательности созревания различных ее частей. Мы специально не анализировали различий в последовательности созревания отдельных частей нервной системы при переходе от «неиграющих» животных к «играющим». На существенную перестройку порядка созревания отдельных частей нервной системы при переходе от животных к человеку есть прямые указания. Н. М. Щелованов при сравнительном изучении раннего онтогенеза установил, что «в самом ходе развития движений младенца, с момента рождения, отмечаются особенности, резко отличающие его от детенышей животных и имеющие большое значение для воспитания. Так, нами установлено, что у младенцев соотношение времени развития воспринимающих органов и движений иное, чем у животных. Уже на втором месяце у младенца начинает функционировать кора полушарий мозга, о чем свидетельствуют факты образования условных рефлексов со всех воспринимающих органов, включая зрительный и слуховой. В то же время движения двухмесячного младенца еще крайне несовершенны. Последовательность в развитии движений и воспринимающих органов у большинства животных иная. Их движения или уже организованы к моменту рождения, или оформляются прежде, чем могут быть образованы какие-либо условные рефлексы с высших воспринимающих органов или анализаторов, т. е. глаза или уха. Таким образом, у младенца сначала оформляются высшие анализаторы, зрительный и слуховой, — вплоть до их кортикальных отделов — и только после этого начинают развиваться движения. У большинства животных наблюдается обратный порядок» (1935, с. 64). Таким образом, у детенышей высших животных вся двигательная система является к моменту рождения почти готовой, в то время как система высших анализаторов еще не готова. Система же высших анализаторов и есть та система, посредством которой осуществляется ориентировочная деятельность, формирование образов предметов и условий, регулирующих поведение. А потому есть достаточно оснований предполагать, что у детенышей этих животных психическая регуляция — ориентировка поведения — к моменту рождения не готова. Рассогласование в развитии двигательных систем и их психического управления сформировалось в ходе биологической эволюции. Детство детенышей этих видов животных протекает в условиях, когда взрослые особи обеспечивают удовлетворение основных потребностей и детеныши из-за физической незрелости и несформированности психической регуляции поведения не выполняют деятельности по добыванию пищи. На этой основе и возникает особая деятельность, внутри которой происходит развитие процессов, составляющих основу для психической регуляции поведения. Эта деятельность и есть игра животных. Элементы новизны в предметах, на которые указывает Бойтендайк, являются необходимыми, так как, с одной стороны, поддерживают ориентировочную деятельность, с другой — в ходе манипуляций они непрерывно изменяются, требуя психической регуляции поведения. Выделение ориентировочных процессов на основе соответствующих изменений среды с построением особой деятельности, непосредственно не связанной с удовлетворением основных потребностей, является важнейшим фактом в эволюции форм поведения. Детство у высших животных, с этой точки зрения, есть период формирования психической регуляции поведения и на этой основе — ликвидации рассогласования между сформированностью основных двигательных систем и несформированностью высших анализаторных систем. Деятельностью, внутри которой происходит развитие и совершенствование психической регуляции, и является игра как обособившаяся в существенном содержании своем ориентировочная деятельность. Все эти высказанные нами положения, обобщая накопленный, но не систематизированный опыт, должны быть проверены в специальных сравнительно-психологических исследованиях. Как мы уже указывали, ссылаясь на данные исследований Н. М. Щелованова, порядок развития двигательных и высших анализаторных систем у ребенка является принципиально иным, чем у животных. Это дает основание предполагать, что причины и механизмы возникновения игры у ребенка будут существенно иными. Необходимо подчеркнуть, что при выведении своих положений мы исходили из теоретического представления о регулирующей функции психики для поведения и о прижизненном формировании этой функции у высших животных. В теориях игры, которые мы излагали и анализировали, проблема психического развития, т. е. развития ориентирующей функции психики, вообще не ставилась. Может быть, именно поэтому и не могла быть создана общая психологическая теория игры. Мы далеки от мысли, что нам удалось построить законченную теорию игры животных. Однако мы надеемся, что высказанные соображения натолкнут психологов, изучающих игру животных, на новый подход. Мы согласны с мыслью Р. Хайнда, что «открытие основ игрового поведения, несомненно, само по себе вознаградит исследователей за все их труды, не говоря уже о том, что оно прольет свет на природу регуляции многих других видов деятельности» (1975,с. 386). 2. Теории и проблемы исследования детской игры За исключением бихевиоризма, представители почти всех направлений в зарубежной психологии, так или иначе, пытались объяснить игру детей, реализуя, естественно, при этом свои общие теоретические концепции (психоанализ 3. Фрейда, структурная теория К. Коффки, динамическая теория личности К. Левина, теория эгоцентризма Ж. Пиаже). Если и не все представители этих различных направлений делали попытки создать целостную теорию детской игры, то все так или иначе пытались интерпретировать ее основные симптомы. Уже в конце XIX в., еще до появления работ К. Грооса, при описании детской игры психологи обращали основное внимание на работу детского воображения или фантазии. У Дж. Селли (1901) уже выделены две основные особенности той формы игры, которая называется ролевой и занимает господствующее положение в дошкольном возрасте. Это, во-первых, преобразование ребенком себя и окружающих предметов и переход в воображаемый мир и, во-вторых, глубокая поглощенность созданием этого вымысла и жизнью в нем. |