спектакль 2021-22 сценарий. Действие первое
 Скачать 67.46 Kb.
|
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕВ доме Подхалюзина богато меблированная гостиная. Явление первое Олимпиада Самсоновна сидит у окна в роскошном положении; на ней шелковая блуза, чепчик последнего фасона. Подхалюзин в модном сюртуке стоит перед зеркалом. Тишка за ним обдергивает и охорашивает. Тишка. Ишь ты, как оно пригнато, в самый раз! Подхалюзин. А что, Тишка, похож я на француза? а? Да ты издали погляди! Тишка. Две капли воды. Подхалюзин. То-то, дурак! Вот ты теперь и смотри на нас! (Ходит по комнате.) Так-то-с, Алимпияда Самсоновна! А вы хотели за офицера итти-с. Чем же мы не молодцы? Вот сертучок новенький взяли да и надели. Олимпиада Самсоновна. Да вы, Лазарь Елизарыч, танцовать не умеете. Подхалюзин. Что ж, нешто не выучимся; еще как выучимся-то — важнейшим манером. Зимой в Купеческое собрание будем ездить-с. Вот и знай наших-с! Польку станем танцовать. Олимпиада Самсоновна. А мне новую мантелью принесли, вот мы бы с вами в пятницу и поехали в Сокольники. Подхалюзин. Как же-с, непременно поедем-с; и в Парк поедем-с в воскресенье. Себя показывать будем-с! Тишка убегает. (Садится подле Олимпиады Самсоновны.Пауза.) Так-то-с, Алимпияда Самсоновна! Пущай себе смотрят. Молчание. Олимпиада Самсоновна. Что это вы, Лазарь Елизарыч, меня не поцелуете? Подхалюзин. Как же! Помилуйте-с! С нашим удовольствием! Пожалуйте ручку-с! (Целует.Молчание.) Скажите, Алимпияда Самсоновна, мне что-нибудь на французском диалекте-с. Олимпиада Самсоновна. Да что же вам сказать? Подхалюзин. Да что-нибудь скажите — так малость самую-с. Мне все равно-с! Олимпиада Самсоновна. Ком ву зет жоли. Подхалюзин. А это что такое-с? Олимпиада Самсоновна. Как вы милы! Подхалюзин (вскакивает со стула). Вот она у нас жена-то какая-с! Ай да Алимпияда Самсоновна! Уважили! Пожалуйте ручку! Входит Тишка с трубкой. Тишка. Устинья Наумовна пришла. Подхалюзин. Зачем ее еще чёрт принес! Тишка уходит. Явление второе Те же и Устинья Наумовна. Устинья Наумовна. Как живете-можете, бралиянтовые? Подхалюзин. Вашими молитвами, Устинья Наумовна, вашими молитвами. Устинья Наумовна. Что ж это вы меня позабыли совсем, бралиянтовые? Все, чай, друг на друга любуетесь да миндальничаете. Подхалюзин. Есть тот грех, Устинья Наумовна, есть! Устинья Наумовна. То-то же: какую я тебе сударушку подсдобила! Подхалюзин. Много довольны, Устинья Наумовна, много довольны. Устинья Наумовна. Еще б недоволен, золотой! Чего ж тебе! Вы теперь, чай, все об нарядах хлопочете. Много еще модного-то напроказила? Олимпиада Самсоновна. Не так чтобы много. Да и то больше оттого, что новые материи вышли. Устинья Наумовна. Сколько ж всего-то-на̀всего у тебя, изумрудная? Олимпиада Самсоновна. А вот считай:… (считает на пальцах в уме и что-то шепчет)… тридцать одно. Ну там еще кисейных, муслиновых да ситцевых штук до двадцати; да там блуз да капотов — не то девять, не то десять. Да вот недавно из персидской материи сшила. Устинья Наумовна. Ишь ты, бог с тобой, сколько нагородила. А ты поди-ка выбери мне какое пошире из гродафриковых. Олимпиада Самсоновна. Гродафрикового не дам, у самой только три; пожалуй, коли хочешь, возьми крепрашелевое. Устинья Наумовна. Ну, уж видно нечего с тобой делать, помирюсь и на атласном, так и быть. Поди отпирай шкап. Олимпиада Самсоновна. Я сейчас, подожди немножко. Устинья Наумовна. Подожду, золотая, подожду. Вот еще мне с супругом твоим поговорить надо. Олимпиада Самсоновна уходит. Что же это ты, бралиянтовый, никак забыл совсем свое обещание? Подхалюзин. Как можно забыть-с, помним! (Вынимает бумажник и дает ей ассигнацию.) Устинья Наумовна. Что ж это такое, алмазный? Подхалюзин. Сто целковых-с! Устинья Наумовна. Как так сто целковых? Да ты мне полторы тысячи обещал. Подхалюзин. Что-о-с? Устинья Наумовна. Ты мне полторы тысячи обещал. Что ж ты, курицын сын, шутить, что ли, со мной вздумал? Я, брат, и сама дама разухабистая, на четырнадцатом классе сижу, какая ни на есть, все-таки чиновница. Подхалюзин. Да хоть бы генеральша — мне все равно; я вас и знать-то не хочу, — вот и весь разговор. Устинья Наумовна. Ан врешь — не весь: ты мне еще соболий салоп обещал. Подхалюзин. Чего-с? Устинья Наумовна. Соболий салоп! Что ты оглох, что ли? Подхалюзин. Соболий-с! Хе, хе, хе... Устинья Наумовна. Да, соболий! Что ты смеешься-то, что горло-то пялишь! Подхалюзин. Еще рылом не вышли-с в собольих-то салопах ходить. Олимпиада Самсоновна выносит платье и отдает Устинье Наумовне. Явление третье Те же и Олимпиада Самсоновна. Устинья Наумовна. Что ж это вы в самом деле — ограбить меня, что ли, хотите? Подхалюзин. Что за грабеж, а ступайте с богом, вот и все тут. Устинья Наумовна. А коли так, я и смотреть на вас не хочу! Ни за какие сокровища и водиться-то с вами не соглашусь! Кругом обегу тридцать верст, а мимо вас не пойду! Скорей зажмурюсь да на лошадь наткнусь, чем стану глядеть на ваше логовище! Плюнуть захочется, и то в эту улицу не заверну! Лопнуть на десять частей, коли лгу! Провалиться в тартарары, коли меня здесь увидите! Подхалюзин. Да вы, тётенька, легонько: а то мы и за квартальным пошлем. Устинья Наумовна. Уж я вас, золотые, распечатаю: будете знать! Я вас так по Москве-то расславлю, что стыдно будет в люди глаза показать!.. Ах я, дура, дура, с кем связалась! Даме-то с званием, с чином... Тьфу! Тьфу! Тьфу! (Уходит. Олимпиада Самсоновна. Охота вам была, Лазарь Елизарыч, с ней связываться! Подхалюзин. Да помилуйте, совсем несообразная женщина! Олимпиада Самсоновна (глядит в окно). Никак тятеньку из ямы выпустили — посмотрите, Лазарь Елизарыч! Подхалюзин. Ну, нет-с: из ямы-то тятеньку не скоро выпустят; а надо полагать, его в конкурс выписывали, так отпросился домой... Маменька-с! Аграфена Кондратьевна! Тятенька идет-с! Явление четвертое Те же, Большов и Аграфена Кондратьевна Аграфена Кондратьевна. Где он? Где он? Родные вы мои, голубчики вы мои! Целуются. Подхалюзин. Тятенька, здравствуйте, наше почтение! Аграфена Кондратьевна. Голубчик ты мой, Самсон Силыч, золотой ты мой! Оставил ты меня сиротой на старости лет! Большов. Полно, жена, перестань! Олимпиада Самсоновна. Что это вы, маменька, точно по покойнике плачете! Не бог знает что случилось. Большов. Оно точно, дочка, не бог знает что, а все-таки отец твой в ямс сидит. Олимпиада Самсоновна. Что ж, тятенька, сидят и лучше нас с вами. Большов. Сидят-то сидят, да каково сидеть-то! Каково по улице-то итти с солдатом! Ох, дочка! Ведь меня сорок лет в городе-то все знают, сорок лет все в пояс кланялись, а теперь мальчишки пальцами показывают. Подхалюзин. Э, тятенька, бог милостив! Все перемелется — мука будет. Что же, тятенька, кредиторы-то говорят? Большов. Да что: на сделку согласны. Что, говорят, тянуть-то, — еще возьмешь ли, нет ли, а ты что-нибудь чистыми дай, да и бог с тобой. Подхалюзин. Отчего же не дать-с! Надать дать с! А много ли, тятенька, просят? Большов. Просят-то по двадцать пять копеек. Подхалюзин. Это, тятенька, много-с! Большов. И сам, брат, знаю, что много, да что ж делать-то? Меньше не берут. Подхалюзин. Кабы десять копеек, так бы ладно-с. Большов. Я так-то говорил, да и слышать не хотят. Подхалюзин. Зазнались больно! А не хотят они осемь копеек в пять лет? Большов. Что ж, Лазарь, придется и двадцать пять дать, ведь мы сами прежде так предлагали. Подхалюзин. Да как же, тятенька-с! Ведь вы тогда сами изволили говорить-с, больше десяти копеек не давать-с. Вы сами рассудите: по двадцати пяти копеек денег много. Вам, тятенька, закусить чего не угодно ли-с? Маменька! Прикажите самоварчик поставить, уж и мы, для компании, выпьем-с. А двадцать пять копеек много-с! Аграфена Кондратьевна. Сейчас, батюшка, сейчас!(Уходит.) Большов. Да что ты мне толкуешь-то: я и сам знаю, что много, да как же быть-то? От одного страму-то не знаешь, куда спрятаться. Аграфена Кондратьевна с водкой; Тишка вносит закуску и убегает. Аграфена Кондратьевна. Голубчик ты мой! Кушай, батюшка, кушай! Чай, тебя там голодом изморили! Подхалюзин. Кушайте, тятенька! Не взыщите, чем бог послал! Большов. Спасибо, Лазарь! Спасибо! (Пьет.) Пей-ка сам .Подхалюзин. За ваше здоровье! (Пьет.) Маменька! Не угодно ли-с? Сделайте одолжение! Аграфена Кондратьевна. А, батюшки, до того ли мне теперь! Эдакое божеское попущение! Ах ты, господи боже мой! Ах ты, голубчик ты мой! Подхалюзин. Э, маменька, бог милостив, как-нибудь отделаемся! Не вдруг-с! Аграфена Кондратьевна. Дай-то господи! А то уж и я-то, на него глядя, вся измаялась. Большов. Ну, как же, Лазарь? Подхалюзин. Десять копеечек, извольте, дам-с, как говорили. Большов. А пятнадцать-то где же я возьму? Не из рогожи ж мне их шить. Подхалюзин. Я, тятенька, не могу-с! Видит бог, не могу-с! Олимпиада Самсоновна. Мы, тятенька, сказали вам, что больше десяти копеек дать не можем, — и толковать об этом нечего. Большов. Уж ты скажи, дочка: ступай, мол, ты, старый чорт, в яму! Да, в яму! В острог его, старого дурака. И за дело Все молчат. Большов пьет. А вы подумайте, каково мне теперь в яму-то итти. Что ж мне, зажмуриться, что ли?... Ведь меня в Сибирь сошлют. Господи!.. Коли так не дадите денег, дайте христа-ради! (Плачет.) Аграфена Кондратьевна. Варвар ты, варвар! Разбойник ты эдакой! Нет тебе моего благословения! Разбойник ты, эдакой разбойник! Ишь ты! Ах, ах, ах!.. Да я тебя прокляну на всех соборах! Олимпиада Самсоновна. Проклинайте, пожалуй! Аграфена Кондратьевна. Да! Вот как! Умрешь, не сгниешь! Да!. .Олимпиада Самсоновна. Очень нужно! Большов (встает). Ну, прощайте, дети. Подхалюзин. Что вы, тятенька, посидите! Надобно же как-нибудь дело-то кончить! Большов. Да что кончать-то? Уж я вижу, что дело-то кончено. Сама себя раба бьет, коли не чисто жнет! Ты уж не плати за меня ничего: пусть что хотят, то и делают. Прощайте, пора мне! Подхалюзин. Прощайте, тятенька! Бог милостив — как-нибудь обойдется! Большов. Прощай, жена! Аграфена Кондратьевна. Прощай, батюшка Самсон Силыч! Когда к вам в яму-то пущают? Большов. Не знаю! Аграфена Кондратьевна. Ну, так я наведаюсь, а то умрешь тут, не видамши-то тебя. Большов. Прощай, дочка! Прощайте, Алимпияда Самсоновна! Ну, вот вы теперь будете богаты, заживете по-барски. По гуляньям это, по балам — дьявола тешить! А не забудьте вы, Алимпияда Самсоновна, что есть клетки с железными решетками, сидят там бедные заключенные. Не забудьте нас, бедных заключенных. (Уходит с Аграфеной Кондратьевной.) Подхалюзин. Эх, Алимпияда Самсоновна-с! Неловко-с! Жаль тятеньку, ей-богу, жаль-с! Нешто поехать самому поторговаться с кредиторами! Аль не надо-с? Он-то сам лучше их разжалобит. А? Аль ехать? Поеду-с! Тишка! Олимпиада Самсоновна. Как хотите, так и делайте — ваше дело. Подхалюзин. Тишка! Входит. Подай старый сертук, которого хуже нет. Тишка уходит. А то подумают: богат, должно быть, в те поры и не сговоришь. Явление пятое Те же, Рисположенский и Аграфена Кондратьевна. Рисположенский. Вы, матушка, Аграфена Кондратьевна, огурчиков еще не изволили солить? Аграфена Кондратьевна. Нет, батюшка! Какие теперь огурчики! До того ли уж мне! А вы посолили? Рисположенский. Как же, матушка, посолили. Дороги нынче очень; говорят, морозом хватило. Лазарь Елизарыч, батюшка, здравствуйте! Аграфена Кондратьевна уходит с Олимпиадой Самсоновной. Подхалюзин. А зачем это вы к нам пожаловали, не слыхать ли? Рисположенский. Хе, хе, хе!.. Какой вы шутник, Лазарь Елизарыч! Известное дело, за чем! Подхалюзин. А за чем бы это, желательно знать-с? Рисположенский. За деньгами, Лазарь Елизарыч, за деньгами! Кто за чем, а я все за деньгами! Уж отдали бы за раз, так я бы к вам и не ходил. Подхалюзин. За что вам давать-то? Рисположенский. Как за что? Сами обещали! Подхалюзин. Сами обещали! Ведь давали тебе — попользовался, ну и будет, пора честь знать. Рисположенский. Как пора честь знать? Да вы мне еще тысячи полторы должны. Подхалюзин. Должны! Тоже должны! Словно у него документ! А за что — за мошенничество! Рисположенский. Как за мошенничество? За труды, а не за мошенничество! Подхалюзин. За труды! Рисположенский. Ну, да там за что бы то ни было, а давайте деньги, а то документ. Подхалюзин. Чего-с? Документ! Нет, уж это после придите. Рисположенский. Так что ж, ты меня грабить, что ли, хочешь с малыми детьми? Подхалюзин. Что за грабеж. А вот возьми еще пять целковых, да и ступай с богом. Рисположенский. Нет, погоди! Ты от меня этим не отделаешься! Тишка входит. Подхалюзин. А что же ты со мной сделаешь? Рисположенский. Язык-то у меня некупленый. Подхалюзин. Что ж ты, лизать, что ли, меня хочешь? Рисположенский. Нет, не лизать, а добрым людям рассказывать. Подхалюзин. Об чем рассказывать-то, купоросная душа! Да кто тебе поверит-то еще? Рисположенский. Кто поверит? Подхалюзин. Да! Кто поверит? Погляди-тка ты на себя. Рисположенский. Кто поверит? Кто поверит? А вот увидишь! А вот увидишь! Подхалюзин. Да что увидать-то? Рисположенский. А вот что увидишь! Постой еще, постой, постой! Ты думаешь, я на тебя суда не найду? Погоди! Подхалюзин. Погоди да погоди! Уж я и так ждал довольно. Ты полно пужать-то: не страшно. Рисположенский. Ты думаешь, мне никто не поверит? Не поверит? Ну, пускай обижают! Я... я вот что сделаю: почтеннейшая публика! Подхалюзин. Что ты! Что ты! Очнись! Тишка. Ишь ты, с пьяных-то глаз куда лезет! Рисположенский. Постой, постой!.. Почтеннейшая публика! Жена, четверо детей — вот сапоги худые!.. Подхалюзин. Все врет-с! Самый пустой человек-с! Полно ты, полно... Ты прежде на себя-то посмотри, ну куда ты лезешь! Рисположенский. Пусти! Тестя обокрал! И меня грабит... Жена, четверо детей, сапоги худые! Нет, ты погоди! Я тебе припомню! Я тебя в Сибирь упеку! Подхалюзин. Не верьте, все врет-с! Так-с, самый пустой человек-с, внимания не стоящий! Эх, братец, какой ты безобразный! Ну, не знал я тебя — ни за какие бы благополучия и связываться не стал. Рисположенский. Что, взял? А! Что, взял? Вот тебе, собака! Ну, теперь подавись моими деньгами, чорт с тобой! (Уходит.) Подхалюзин. Какой горячий-с! (К публике.) Вы ему не верьте, это он, что говорил-с, — это все врет. Ничего этого и не было. Это ему, должно быть, во сне приснилось. А вот мы магазинчик открываем: милости просим! Малого робенка пришлете — в луковице не обочтем. |