диплом. диплом передел.. Дипломная работа Выполнила студентка 5 курса до саблюкова Ольга Сергеевна (подпись)
 Скачать 258 Kb.
|
|
Глава 2. Особенности функционирования синтаксических конструкций расчлененности в текстах рассказов Е. Гришковца 2.1 Характеристика языковых особенностей творчества Е. Гришковца По словам Яна Шенкмана («Независимая газета»), в рассказах Евгения Гришковца можно расслышать эхо Чехова, Шукшина и его собственных пьес-монологов. Он писал и продолжает писать современные истории о смешных и трагических пустяках, из которых состоит наша жизнь. Бытовая ссора, хронический недосып, разбитая банка с маринованными огурцами… Любая ерунда под пристальным взглядом писателя приобретает размах почти эпический, заставляет остановиться на бегу и глубоко-глубоко задуматься. Рассказы эти — лучшая терапия для человека, задёрганного будничной гонкой и забывающего смотреться в зеркало. Посмотришь — и кажется, что жизнь твоя не так уж бессмысленна. Её есть за что полюбить. Истоков феноменальности Е. Гришковца можно найти много. Это, во-первых, удивительная многогранность его таланта, поскольку он выступает в качестве писателя и драматурга, актёра и режиссёра, даже «певца». Он уже обладатель нескольких престижных премий, таких как «Антибукер», «Золотая маска», «Русский бриллиант», ему присуждена медаль «Символ Науки», а показ всех его моноспектаклей на фестивале «Золотая маска» в один день внесён в книгу рекордов Гинесса. Во-вторых, это конечно возрождение им к жизни такого непростого драматического произведения, как монодрама. И не только на бумаге, но и на сцене. Вообще монодрама – «драматическое произведение, разыгрываемое с начала до конца одним актером». Впрочем, перенесённый на бумагу текст сам автор не любит, поскольку он лишился дополнительных «спецэффектов», как то: бесспорное обаяние героя, его интонация, пантомима и т.п. А напечатанные произведения, соответственно, стали материалом для литературоведческой критики и анализа. И теперь уже преимущества моноспектакля отделились от самой монодрамы. Но неожиданно разговорный текст оказался удобочитаем, приятен и даже художественно ценен. Способ, которым автор доносит свои мысли, – истории, небольшие сюжеты, которые то и дело вплетаются в канву текста. Многие критики называют их байками, анекдотами, вариантом американской «stand-up comedy». В целом же тексты Гришковца – это сочетание ассоциаций, воспоминаний героя, которые возникают по мере того, как он рассказывает основной сюжет, если таковой присутствует. По сути дела, произведения Гришковца – это «лирические» монологи, в которых происходит самораскрытие чувств героя, выражение личного восприятия и душевного состояния. Основное, что привлекает к нему людей это некая сопричастность каждого к процессу творчества. Ибо, говоря о собственных переживаниях, Гришковец говорит о том, что в жизни каждого. А ведь талантливым обычный человек считает автора, который пишет о нём, читателе. И не просто пишет, а пишет понятно и наглядно, собирая из маленьких кусочков – настроений, весёлых или неловких фраз, поступков, целую мозаику, мозаику человеческой жизни. И вот тут уже Евгению Гришковцу не много равных. Зрители или читатели, выйдя из зала или прочитав его произведение, ощущают сопричастность − «Это со мной было!». Пожалуй, именно в этом главный секрет его успеха, и, в конечном счёте, его феномен. Е. Гришковец всем своим творчеством подтверждает, да, я такой же, как вы, я среди вас. Его образ усреднён, он на грани между собой и читателем (для автора частная деталь вообще не важна). В рассказчике нельзя выявить конкретного человека. Не известно, каков его социальный статус, где он работает и где живёт. Известны только некоторые мысли, а они, в свою очередь, отделённые от реалий жизни конкретного человека, становятся достоянием каждого. Своеобразен язык произведение Е. Гришковца, поскольку «монолог вообще подразумевает адекватность выражающих средств данному психическому состоянию, и, кроме того, выдвигает как нечто самостоятельное именно расположение речевых единиц» (Болотян). Язык Гришковца критики часто называют «косноязычием», и в этом есть доля правды. Однако «косноязычие» – это манера рассказчика, одна из главных его характеристик, как героя спектакля, так и героя пьесы, драматургического произведения. «Косноязычие» Гришковца – это «рваная», прерывистая речь, сходная по способу выражения с потоком сознания. Это то, что создаёт так называемый «эффект присутствия», диалога с рассказчиком. Текст как бы двигается и живёт. Это – многочисленные многоточия, тире, повторы, восклицательные знаки, вводные слова, членение фраз на короткие предложения, слова-«паразиты», междометия. «Тут вот какое дело, ...я себе представлял, что... ну, это устроено одним образом, а оказалось, что оно устроено совершенно иначе. Точнее, не представлял, ...у меня не было об этом никакого представления, ...у меня было, скорее, ощущение... Хотя нет... У меня было больше, чем ощущение, но меньше, чем представление... О том, о чем я сейчас скажу. Короче...». Впрочем, говорить о том, что Е. Гришковец таким образом передаёт живую разговорную речь, некорректно. Автор использует элементы разговорной речи, чтобы создать особую, сказовую, манеру повествования своего героя [4]. «Косноязычием» автор передает усилия, попытки героя выразить то или иное ощущение, чувство. Кроме того, этот своеобразный язык создаёт ощущение того, что происходящее не ловко отрепетировано и сыграно, а происходит именно здесь и сейчас, то есть проживается. Ещё одна особенность речи рассказчика – насыщенность её глаголами: «Проснетесь часиков ... без пятнадцати два. Первого января Нового Века. Проснетесь такой... медленный. Телефон еще ни разу не позвонил. И вы встаете, идете умываетесь, или не умываетесь... если не хочется. Открываете холодильник, а там... салатик... Да много чего осталось. И салатик, оттого что постоял в холодильнике, стал еще вкуснее, и торт тоже стал вкуснее». Глаголы создают иллюзию действия, действия не на сцене, а в речи, в воображении рассказчика и зрителей, читателей. Получается своеобразный театр воображения, где видно, что рассказчик живёт и с ним что-то происходит. В целом же заслуга Гришковца-писателя, состоит в том, что он открыл нам среднего, возможно даже маленького человека, который не занят блестящими погонями и убийствами, поиском сокровищ и преступников, как герои современных книг и кинофильмов. Его герой просто живёт свою маленькую жизнь и проблемы, занимающие его действительно близки людям, которые не так уж часто думают о политике, мировой экономике и судьбах мира [4]. Итак, в рассказах Евгения Гришковца можно расслышать эхо Чехова и Шукшина. «Его язык точный, поэтический и емкий. Он рассказывает неуверенно, сам исправляет себя, всегда ищет наиболее подходящее выражение. Своими незаконченными предложениями и мыслями он направляет публику к ее собственным чувствам. «Они понимают», - говорит он, «именно так». Это как у Чехова, который тоже все знал, но всегда выдавал зрителям только часть этого знания: у них одинаковая жизненная философия, полная неумолимого знания и лирического пессимизма. Гришковец - трагик с юмором и любовью к деталям. То, что он рассказывает - без постмодернистского цинизма, без иронии. И это оказывается так наивно, что зритель может наблюдать, как хитро это построено[27]. Он пишет современные истории о смешных и трагических пустяках, из которых состоит жизнь. Водители поездов, которые ездят до узловой станции и обратно, впечатления от старых фильмов, забытый на работе портфель… Любая мелочь под пристальным взглядом писателя приобретает размах почти эпический, заставляет остановиться на бегу и глубоко-глубоко задуматься. Рассказы эти — лучшая терапия для человека, задёрганного будничной гонкой и забывающего смотреться в зеркало. Посмотришь — и кажется, что жизнь не так уж бессмысленна. Её есть за что полюбить. 2.2 Функционирование синтаксических конструкций, создающих расчлененность в текстах рассказов Е. Гришковца Материалом исследования функционирования синтаксических конструкций расчлененности в художественном тексте послужили рассказы Е. Гришковца из сборника «Следы на мне». Процедура анализа художественного текста включает выявление синтаксических конструкций расчлененности и интерпретацию обнаруженных выразительных языковых средств с точки зрения их функционирования в реализации идейно-эмоциональной задачи автора. В ходе анализа были обнаружены следующие разновидности синтаксических конструкций расчлененности. Парцеллированные конструкции: «Всех доводил до слез. Это было обязательно. Об этом знали. Но слишком быстро пускать слезу тоже было нельзя» («Декан Данков»). Расчлененность синтаксиса хорошо передается с помощью парцеллированных конструкций. Дело в том, что говорящий может, в соответствии со своим замыслом и с учетом внутреннего строения предложения, прервать высказывание в каком-то месте, разбить его на несколько частей. Парцеллированные конструкции, создающие расчлененность текста, в рассказах Е. Гришковца выполняют функцию имитации устной речи, создают эффект спонтанной звучащей речи. К признакам парцелляции относится также сознательное отслоение автором фрагмента от базовой части, стремление намеренно актуализировать парцеллят с эмоционально-воздействующей или усилительно-выделительной информативной целью. Так, парцеллированные конструкции, сама сущность которых — расчлененность, «дробность» единой смысловой конструкции — позволяют автору не только достигать экспрессивности, но и дают возможность передать дискретность мышления литературного персонажа. Например, «он был совсем невысокого роста. Абсолютно без шеи. Ну, то есть, совсем. Его голову запросто можно было назвать «головища» или даже «башка». Волосы на этой голове были необычно длинными для пожилого, даже почти старого человека, да еще в таком костюме. Косматые брови… Все было давно не стриженное и непричесанное» («Декан Данков»). Каждый новый фрагмент добавляет новую черту к портрету персонажа, создается ощущение, что автор описывает последовательность увиденного – волосы, брови, костюм. Отрыв от основного предложения, прерывистый характер связи в парцеллированных конструкциях, функция дополнительного высказывания, дающая возможность уточнить, пояснить, распространить, семантически развить основное сообщение, − это проявления, усиливающие логические и смысловые акценты, динамизм, стилистическую напряженность [49, с. 62]. Парцелляция выступает у Е. Гришковца средством повышения экспрессивности и актуализации новой информации, например, «И я помню, как в первый раз в жизни мне было оказано доверие. Именно оказано» («Начальник»), отделенная часть усиливает выразительность предложения, прибавляет новый семантический элемент и акцентирует на нем внимание, парцелляция, таким образом, выполняет выделительную и экспрессивные функции. Исследователи парцелляции утверждают, что чем более сильные связи нарушаются парцелляцией, тем сильнее экспрессивность [7, с. 117]. Связано это с тем, что чем привычнее для читателя то или иное средство, тем менее оно экспрессивно. Парцелляция является одной из форм увеличения иллокутивной силы высказывания: «Он был в белой рубашке, темных брюках и при галстуке. А галстук был замечательный. Короткий, широкий, с большим узлом и весь в блестках» («Зависть»). Автор текста имеет определенную цель – воздействовать на читателя, информировать его, раскрыв внутренний мир героя, и нередко парцеллированные конструкции выполняют описательную функцию. Использование парцеллированных конструкций в рассказах Е. Гришковца объясняется не только экономией речевых средств, не только повышением экспрессивности, но и спецификой речи автора, характеризующейся расчлененностью подачи информации, отражающей фрагментарность мышления. В рассказах Е. Гришковца встречаются как двукомпонентные, так и многокомпонентные парцеллированные конструкции: «Да! Хорошая кошка! Шустрая, умная, своего не упустит. Даже Николаич ее не шпыняет. Уважает. И охотница. Сколько крыс передушила. Так не только крыс, еще и кротов, и хомяков тоже таскает без счета, - говорила она грустно. – Но городская она. Вот по всему городская. Ей и место нужно в доме, и, если грязь, лужи во дворе, она из дому не пойдет. И все подряд есть не станет. С голоду сдохнет, а не станет. И фасон держит. Городская она» («80 километров от города»). Парцеллированные конструкции передают формирование и продуцирование речи, расчлененность текста создает эффект «живой» речи, конструкции эти явно вторичны, воспроизведены не в первозданном виде, в любом случае это имитация устной речи. Вопросно-ответные построения: «Качели забавные, а фотография твоя не забавная, понимаешь? Ты же не грузовик должен фотографировать, а сделать фотографию, на которой будет грузовик. Грузовик, который мимо тебя ехал, он был большой, мощный и страшный. Так?! А фотография у тебя никакая. Тебе было страшно, громко, ты видел мощь этого грузовика, так? А как это можно увидеть на твоей фотографии? На твоей фотографии не видно, что грузовик мощный. И что тебе страшно, тоже не видно. Ничего не видно!» («Начальник»). Вопросно-ответные построения являются частым способом создания расчлененности текста в рассказах Е. Гришковца. Данные конструкции являются экономным средством выражения, отвечающим требованиям лаконичной и вместе с тем насыщенной смыслом речи: «Как что? – вытаращил он на меня свои блестящие глаза. – Ты шутишь? Ты че как маленький! – он сделал паузу. – Так, понятно! Объясняю! Ты въехал в новую квартиру, так?! – Это событие? – спросил он и подождал пока я кивну. – Это не событие, это праздник! Еще здесь твои друзья, которые тебе помогали. Это для тебя тоже пустой звук, что ли? А еще мы только что познакомились и нам долго вместе жить в этом…» («Над нами, под нами и за стенами»). Данные построения позволяют автору передавать особенности речи персонажа, его эмоциональное состояние и выделять наиболее значимые компоненты текста, т.е. выполняют экспрессивную, характерологическую и выделительную функции. Свойственный живой разговорной речи вопросно-ответный комплекс образует замкнутое экспрессивно-семантическое поле, отличающееся своеобразным стилистико-синтаксическим строением, органически вписывающимся в текст рассказа. Этот прием позволяет автору активизировать внимание читателя на важности изображаемого, подчеркнуть то, о чем спрашивается. Являясь приемом, максимально приближенным к форме диалога в устной речи, вопросно-ответный комплекс позволяет Е. Гришковцу достичь эффекта живого соучастия читателей в процессе авторского суждения, выразить динамику осмысливания изображаемого. Нередко вопросительно-восклицательными построениями оформляется наивысшая экспрессия: «Вот! Наша порода! В нас пойдет! – гордо говорил дед. – Будешь биологом? Будешь жучков изучать? Да! Будешь ты у нас энтомологом! – громко заявлял дед всем» («Дарвин»), здесь пауза, вызываемая вопросительными и восклицательными знаками, создает прерывистость речи, которая свойственна взволнованному человеку и это волнение автор стремится не только выразить, но и передать читателю. Сегментные конструкции с подхватывающим именительный местоимением: «А тетка по имени Ада! Она одна чего стоила!» («80 километров от города»). Сущность сегментированных конструкций нашла отражение в самом их названии. Такого типа структуры содержат отдельный от основного высказывания авторский зачин, в котором сообщается тема, повод сообщения, которые отражены в следующем высказывании, причем тема там повторяется посредством местоимений: «Вот я уже давно читаю книги, и чем больше их читаю, тем больше мне это нравится. Это хорошее занятие. И оно не мешает быть нормальным, интересным и полноценным человеком. Наоборот!.. («Дарвин»). Расчлененность текстовых структур создается и усиленным использованием двучленных (сегментных) конструкций, явно имитирующих разговорную непринужденность, иллюстрирующих отсутствие специальной структурной заданности, свойственной книжному синтаксису. Это, прежде всего, функционально разнообразные номинативы − препозитивные и постпозитивные. Наиболее четки и определенны по своей функции номинативы в препозиции − это именительный представления, или именительный темы. Сегментированные высказывания, имитирующие бессознательное стремление облегчить речь, уменьшить глубину фразы, способствуют субъективации текста, организации синтаксиса текста и позволяют автору наиболее адекватно передать свой художественный замысел. Сегментированные конструкции помогают автору направить внимание читателей в нужное русло, одновременно облегчая восприятие речи. Расчлененные структуры со вставной конструкцией: «А еще, и я это точно знаю, Жители Колбихи не считали свою деревню ни маленькой, ни большой» («80 километров от города»). «Он тихо рычал, а кусок мела крошился в его пальцах. (Я не преувеличиваю. Так оно и было.)» («Декан Данков»). Вставные конструкции представляют собой слова, сочетания слов, простые и сложные предложения, которые включаются в предложение в качестве элементов, несущих добавочную информацию пояснительного характера: « Мы – это десять тихих девчонок и пять, в том числе и я, разнокалиберных во всех смыслах парней выпускного школьного возраста («Дарвин»). Именно данная функция пояснения и создает расчлененность структуры текста, так появляется добавочное направление для размышления. Предложения с вставными конструкциями могут выражать дополнительную информацию, характеристику субъекта или явления: «Мы, те, кто пришел с Владимиром Лаврентьевичем, скромно стояли в указанном нам Владимиром Лаврентьевичем месте и помалкивали» («Начальник»). Вставка может детализировать сообщение: «Мой приятель, весьма занятой человек, тут же это ощущение вспомнил и тоже пожалел о нем и о его безвозвратности» («Начальник»). Вставки могут сообщать о действиях героя: «Знаете, это не так уж легко сказать, − тут он дошел до окна, развернулся и пошел в обратном направлении, обращаясь к нам и рассуждая сам с собой. (Так он и будет ходить)» («Дарвин»). В этом случае вставки уподобляются авторским ремаркам в драматическом произведении, экономя при этом выразительные средства и выполняя сюжетопродвигающую функцию. Расчлененность текста в рассказах Е. Гришковца создается многочисленными неполными предложениями. Исследователи (работы Н.И. Греча, Ф.И. Буслаева, А.М. Пешковского, А.А. Шахматова, И.А. Поповой, А.П. Сковородникова, Е.А. Земской, П.А. Леканта и др.) отмечают, что неполнота обычно присуща разговорной речи, для которой характерны конструкции с «незамещенной» синтаксической позицией: «С шахматами, шашками ничего не вышло» («Начальник»). Это обусловлено свойственной разговорной речи ситуативностью и наличием невербальных средств непосредственного живого общения (жесты определенной семантики). В текстах рассказов Е. Гришковца возможность пропуска членов в таких предложениях объясняется тем, что они ясны из контекста, из ситуации речи или из структуры самого предложения: «А не будет и не будет! Не мне решать. Само собой все произойдет или не произойдет» («80 километров от города»). Контекстуальная ясность исключает повтор уже известного и актуализирует только новую информацию. Эллиптические конструкции, как одна из разновидностей неполных конструкций, представляют собой одно из эффективных синтаксических средств имплицитной передачи информации и широко распространены в текстах рассказов Е. Гришковца: «Макс везде находил то, что его радовало. Находил и радовался» («Зависть»). Данные конструкции выполняют в текстах рассказов Е. Гришковца функции экономии (лаконизации), имитации устно-разговорной речи и интимизации повествования и в то же время внесение в него эмоциональности. Таким образом, смысл неполных предложений воспринимается с опорой на ситуацию или контекст. «Восстановить» пропущенные члены в таких предложениях возможно, однако из-за отсутствия одновременно сразу многих членов предложения создается впечатление фрагментарности, обрывочности повествования: «Конечно, сделаешь! Попробуй только не сделать! – ворчал Начальник. – Вам всем кажется, что еще миллион всего сделаете. А вот не сделаешь! Другой сделаешь. Лучше, хуже сделаешь! А такого не сделаешь! Это же фотография! Понимаешь? Этого кадра уже нет. Ты его испортил! А он неповторим и все! – он долго смотрел на виноватого. – Да не понимаешь ты. Не понимаешь и не можешь пока понять, − махнув рукой, спокойно говорил Начальник, − и не должен пока понимать. А миллион хороших ты не сделаешь. Сто, может быть, сделаешь, ну, может, тысячу… А такого кадра не будет. Этого не будет. Его уже нет… Выброси пленку немедленно. А то смотреть больно. Выброси, чтобы я не видел («Начальник»). Также для рассказов Е. Гришковца характерно комплексное применение конструкций, создающих расчлененность текста − это и вопросно-ответные построения, и парцелляция, и неполные конструкции: «Очень хорошая там у них природа! Богатая! И климат хороший. Все растет! – развивал он интересующую его тему. – Деревья у них красивые, большие! У нас тут что? А? Вон – березы, осины, тополь. А что тополь? Дерево гнилое. Ну, еще сосны да ели. Но елка тоже материал не тот. А у них там. И дуб, и клен, и липы, знаешь, какие большие, и всякие другие деревья хорошие. Так ведь и яблоки и вишня. Все растет. А цветы? Чуть не круглый год. И травка зеленая всю зиму, и земля не промерзает. Снега-то нету. Так, выпадет день-другой. Ох, немцы переполошатся тогда («Михалыч»). Подобные контексты максимально имитируют спонтанность, неподготовленность речи, создают эффект «присутствия» при произнесении речи, данные конструкции способствуют усилению момента размышления на ходу, а также подчеркивают основные моменты, о которых идет речь в произведении. Комплексное использование средств экспрессивного синтаксиса способствует формированию особой расчлененной структуры текста, обеспечивая его эмоциональное, субъективно-оценочное единство. Расчлененность текста в рассказах Е. Гришковца достигается путем применения авторских знаков препинания. Конструкции с тире, многоточием, двоеточием, выполняющими функции выделения и расчленения присутствуют в текстах: «Я догадывался, слышал, читал, но не знал, что писатели, художники, артисты… все эти люди творчества… Мы поэтому-то все это и делаем… Пишем, рисуем, играем…» («Зависть»). «Ковбои в вестернах – дешевые пижоны по сравнению с Колькой» («80 километров от города»). «На столе еще было много всякой всячины: остатки какой-то еды, замызганная кастрюлька, консервная банка, полная окурков папирос» («Михалыч»). Восклицательные конструкции: «Горе-то какое! Горе! Вы же не понимаете, какая беда случилась! Что же вы с собой сделали! Вы же несостоявшиеся доярки!!! Доярки!!!» («Декан Данков»). Индивидуальные авторские конструкции с многоточием создают расчленение в художественном тексте, которые могут быть различными по своему функциональному назначению, однако, они всегда останавливают ход повествования. Конструкция, заканчивающаяся многоточием, которое ведет к ретардации, отражает сложность размышлений и то, что мыслям свойственно прерываться. Эта пауза готовит нас к переходу от одного типа повествования к другому: «Иногда нервы не выдерживали, и я порывался подняться и… не знаю, что сделать! Но Лена удерживала меня. Пару раз Лена теряла самообладание и в слезах бросалась к двери, чтобы… А что, чтобы? Тогда ее удерживал я» («Над нами, под нами и за стенами»). Конструкции, завершающиеся многоточием: «Ты морскую форму носишь, ты на корабле с нами в одном кубрике… Ты гордиться этим должен…» («Наколка»), указывают на наличие подтекста, многоточие выступает как знак большого эмоционального накала, интеллектуального напряжения. Многоточие в данных конструкциях обладает способностью передавать еле уловимые оттенки значений, более того, как раз эта неуловимость и подчеркивается знаком, когда словами уже трудно что-либо выразить; это знак эмоционально наполненный, показатель психологического напряжения, подтекста. Конструкции с тире в рассказах Е. Гришковца, кроме традиционных функций, выполняют и функцию разделения текста на фрагменты, расчленения текста. Тире, прежде всего, означает всевозможные пропуски − пропуск связки в сказуемом, пропуск члена предложения в неполных предложениях и в предложениях с нулевым сказуемым, пропуск противительных союзов [47, с. 51]. Тире как бы компенсирует эти пропущенные слова, сохраняет принадлежащее им место, например: «Трактор, насос, мопед – пожалуйста. Там, стогомет, сеялку – ради Бога! Слесарку, столярку любую – милости просим!» («Михалыч»), данный пропуск делает текстовую ткань расчлененной, экономит изобразительные средства, при сохранении смысловой емкости. Также тире способно передавать и эмоциональную сторону речи: динамичность, резкость, быструю смену событий, например: «Пройдемся, покормим комариков, соберем пару корзин разнокалиберных грибов, маленькое ведерко ягоды - и домой! («80 километров от города»). Итак, тексты рассказов Е. Гришковца демонстрируют полифункциональность конструкций, создающих расчлененность текста (информативная, смыслообразующая, стилистико-композиционная, текстообразующая, эмоционально-оценночная, экспрессивная, интонационно ритмикообразующая, связующая и другие функции), что в значительной степени способствует полному раскрытию авторских замыслов и определяет художественно-речевую структуру текста. Актуализация синтаксических средств экспрессивного типа в речевой организации текстов рассказов Е. Гришковца связана с четко обозначенным стремлением автора к усилению экспрессии текста, реализации функции его воздействия на читателя. Экспрессивное воздействие на аудиторию, направленное на создание атмосферы живого общения с читателями, реализуется путем использования структурно-речевых компонентов, какими являются синтаксические конструкции расчлененности. Именно они формируют экспрессивно-семантические поля в структуре произведения, выполняя эстетическую функцию художественного текста. |