Глава 21
Глазами змеи
В воскресенье утром, утопая по колено в снегу, Гермиона снова побрела к хижине Хагрида. Рон и Гарри хотели пойти с ней, но гора домашних заданий достигла у них пугающей высоты, и они неохотно остались в гостиной, стараясь не обращать внимания на весёлые крики, доносившиеся снизу, где ребята катались на коньках по замёрзшему озеру, ездили на санках и – самое обидное – заговаривали снежки, чтобы они долетали до самого верха гриффиндорской башни и ударялись в окна. В конце концов Рон потерял терпение, высунулся в окно и заорал:
– Эй! Я староста. Если ещё хоть один снежок попадёт в окно… Уй! – Он быстро убрал голову, лицо было залеплено снегом. – Это Фред и Джордж. Уроды. – И захлопнул окно.
Гермиона вернулась от Хагрида только к обеду, слегка дрожа, в промокшей до колен одежде.
– Ну? – сказал Рон, подняв голову при её появлении. – Составила ему программу занятий?
– Попыталась, – уныло ответила она и опустилась в кресло рядом с Гарри. Потом вытащила палочку, произвела ею замысловатое движение, так что из конца хлынул горячий воздух, и направила её на свою мантию, от которой сразу пошёл пар. – Его даже дома не было, когда я пришла, – чуть не полчаса стучалась. Потом притопал из леса…
Гарри застонал. Запретный лес кишел созданиями, из-за которых Хагрида скорее всего и уволят.
– Кого он там держит? Не сказал?
– Нет. Говорит, что хочет сделать нам сюрприз. Я пыталась объяснить ему про Амбридж, но он просто не понимает. Говорит, что только ненормальный предпочтёт изучать нарлов или химер… Нет, не думаю, что он завёл химеру, – поспешила сказать она, увидев испуг на лицах Гарри и Рона. – Это не значит, что он не пробовал; как я поняла из его слов, их яйца трудно достать. Не знаю, сколько раз я ему сказала, что лучше ему следовать программе Граббли-Дёрг. По-моему, он половины сказанного не пожелал услышать. Он в каком-то странном настроении. Не желает говорить, где поранился.
Появление Хагрида за столом преподавателей во время завтрака не все ученики встретили с восторгом. Некоторые, как Фред, Джордж и Ли, с радостными криками побежали между столами Гриффиндора и Пуффендуя пожимать его огромную лапу; другие, как Парвати и Лаванда, обменивались хмурыми взглядами и качали головами. Гарри знал, что многие из них предпочитают уроки профессора Граббли-Дёрг, и, хуже того, в глубине души понимал, что для этого есть основания. Интересное занятие в представлении Граббли-Дёрг не обязательно должно быть связано с риском, что кому-то откусят голову.
И во вторник, основательно закутавшиеся от холода, трое друзей шли на урок к Хагриду с тяжестью на сердце. Гарри беспокоился не только из-за сюрприза, приготовленного Хагридом, – он не знал, как поведут себя остальные ученики, в особенности Малфой с приспешниками, если урок будет проходить под наблюдением Амбридж.
Однако, пока они брели по глубокому снегу, генерального инспектора видно не было. Хагрид один ждал их на опушке Запретного леса. Зрелище он представлял собою неутешительное: ушибы, лиловые в субботу вечером, окрасились в зелёные и жёлтые тона, некоторые раны по-прежнему кровоточили. Гарри недоумевал: что за ядовитое создание напало на него, если раны до сих пор не заживают? И в довершение зловещей картины на плече у Хагрида лежало нечто, похожее на половину коровьей туши.
– Сегодня занимаемся здесь! – радостно встретил Хагрид учеников, кивнув головой в сторону тёмных деревьев. – Поукромнее будет. Да и они больше любят темноту.
– Кто это там любит темноту? – услышал Гарри голос Малфоя, в котором звучали панические нотки. Малфой обращался к Крэббу и Гойлу. – Кто, он сказал, любит темноту – не слышали?
Гарри помнил только один случай, когда Малфой вошёл в Запретный лес, и показал он себя тогда не очень большим храбрецом. Гарри усмехнулся – после матча по квиддичу он не против любой неприятности для Малфоя.
– Готовы? – весело спросил Хагрид, обводя взглядом учеников. – Лесную прогулку приберегал для вашего пятого года. Ну, теперь пойдём посмотрим на этих животных в естественной среде обитания. Значит, кого мы изучаем сегодня, – они довольно редкие. Я, думается, только один в Британии сумел их приручить.
– А вы уверены, что приручили? – совсем уже испуганно спросил Малфой. – А то ведь вы не раз уже давали нам диких животных.
Среди слизеринцев пробежал одобрительный шумок, да и у некоторых гриффиндорских было такое выражение на лицах, как будто Малфой высказал их опасения.
– Конечно, приручил, – насупясь, сказал Хагрид и поправил на плече сползшую коровью тушу.
– Что же тогда у вас с лицом? – допытывался Малфой.
– Не твоё дело! – рявкнул Хагрид. – Если кончили с дурацкими вопросами, идите за мной.
Он повернулся и зашагал в лес. Ребята явно не горели желанием следовать за ним. Гарри посмотрел на Рона и Гермиону; они вздохнули, но ответили на его взгляд кивком, и втроём они первыми двинулись за Хагридом.
Шли минут десять и остановились перед чащей, такой густой, что под деревьями царили вечные сумерки и совсем не было снега. Крякнув, Хагрид свалил тушу на землю, отступил назад и повернулся лицом к ребятам. Многие ещё плелись, переходя от дерева к дереву, и нервно озирались, словно в любую минуту на них могли напасть.
– Собирайтесь, собирайтесь, – подбадривал Хагрид. – Их привлечёт запах мяса, но я всё равно позову – им приятно слышать, что это я пришёл.
Он повернулся, тряхнул косматой головой, чтобы отбросить волосы с лица, и издал странный пронзительный вопль, огласивший дебри, словно крик какой-то чудовищной птицы. Никто не засмеялся, большинство ребят просто онемели от испуга.
Хагрид снова завопил. Ребята робко озирались, заглядывали за деревья, ожидая появления чего-то неведомого. И когда Хагрид третий раз тряхнул головой и набрал воздуху в исполинскую грудь, Гарри толкнул локтем Рона и показал на черноту между корявыми тисами.
Из сумрака к ним приближалась пара белых светящихся глаз, потом обозначилась драконья морда, шея и, наконец, скелетообразное тело громадной чёрной крылатой лошади. Секунду она оглядывала ребят, взмахивая длинным чёрным хвостом, потом наклонила голову и острыми клыками стала отрывать куски от коровьей туши.
Гарри вздохнул с глубоким облегчением. Наконец-то подтверждение тому, что они ему не померещились: Хагрид тоже о них знает. Он с любопытством обернулся к Рону, но тот по-прежнему вглядывался в чащу, а через несколько секунд прошептал:
– Почему он больше не зовёт?
У большинства учеников на лицах было такое же недоумённое и настороженное выражение, как у Рона, и смотрели они куда угодно, только не на лошадь. Лишь двое её увидели: тощий слизеринский парень позади Гойла с отвращением смотрел, как она ест, да Невилл, наблюдавший за взмахами длинного чёрного хвоста.
– А вот идёт ещё один! – с гордостью объявил Хагрид, и между деревьями появилась вторая чёрная лошадь, прижала к телу перепончатые крылья, наклонила голову и стала рвать мясо. – Ну-ка, поднимите руки, кто их видит!
Радуясь, что наконец-то ему откроется тайна этих лошадей, Гарри поднял руку. Хагрид кивнул.
– Да… да, я знал, что ты увидишь. И ты тоже, Невилл, да? И…
– Извините, – злобно сказал Малфой, – но что именно, по-вашему, мы должны увидеть?
Вместо ответа Хагрид показал на коровью тушу. Несколько секунд все смотрели на неё, потом кто-то ахнул, а Парвати завизжала. Гарри понял почему: куски мяса отрывались от костей и растворялись в воздухе – картина действительно необычная.
– Отчего это происходит? – Парвати в ужасе отступила за ближайшее дерево. – Кто его ест?
– Фестралы, – гордо сказал Хагрид, и Гермиона тихо охнула за плечом у Гарри: ей это слово что-то говорило. – У Хогвартса здесь целый табун. Ну, кто знает?..
– Они же очень, очень несчастливые! – перебила его испуганная Парвати. – Приносят всякие ужасные несчастья тем, кто их увидел. Профессор Трелони сказала мне однажды…
Хагрид усмехнулся:
– Нет, нет, нет, это просто суеверие, не приносят они несчастья, они страсть какие умные. И полезные! Конечно, эта порода не очень-то рабочая, только школьные кареты возит туда-сюда. Да если Дамблдору надо куда-то подальше, а переноситься не хочет… Глядите, вот ещё пара…
Ещё две лошади тихо вышли из чащи, одна прошла совсем близко к Парвати. Та вздрогнула и прижалась к дереву со словами:
– Кажется, я что-то почувствовала, кажется, он рядом!
– Ты не бойся, он тебя не обидит, – терпеливо сказал Хагрид. – А теперь кто мне скажет, почему одни их видят, а другие – нет?
Гермиона подняла руку.
– Ну, говори, – обрадовался Хагрид.
– Фестралов могут видеть только те, кто видел смерть.
– Правильно, молодец, – торжественно произнёс Хагрид. – Десять очков Гриффиндору. Фестралы, значит…
– Кхе-кхе.
– А, здрасьте! – с улыбкой сказал Хагрид, обнаружив источник звука.
– Вы получили записку, которую я послала утром к вам на дом? – как и в прошлый раз, громко и раздельно произнесла Амбридж, словно обращалась к иностранцу, причём тупому. – С уведомлением, что буду инспектировать ваше занятие?
– Да-да, – бодро подтвердил Хагрид. – Рад, что вы нашли нас. Вы это… не знаю… вы их видите? Сегодня у нас фестралы.
– Простите? – громко сказала Амбридж, приставив к уху ладонь. – Что вы сказали?
Хагрид немного смутился.
– Ну… фестралы! – гаркнул он. – Ну, знаете… такие большие лошадки с крыльями!
Для наглядности он помахал своими ручищами. Профессор Амбридж подняла брови и стала писать в блокноте, сопровождая это бормотанием:
– «Вынужден… прибегать… к примитивному… языку… жестов».
– Ну, так… это… – Хагрид, несколько волнуясь, снова обратился к ученикам: – Хм… о чём я говорил?
– «По-видимому… легко… теряет… нить… изложения», – бубнила Амбридж, но достаточно громко, чтобы слышали все.
Драко Малфой маслился так, словно Рождество наступило на месяц раньше; Гермиона же, напротив, побагровела от гнева.
– Ага, ну да. – Хагрид бросил виноватый взгляд в сторону блокнота, но мужественно продолжал: – Я хотел вам рассказать, как мы обзавелись этим табунком. Начали мы с одного самца и пяти самочек. Этот, значит, – он потрепал по холке лошадь, которая появилась первой, – зовётся Тенебрусом, он мой главный любимец, первый родился здесь, в лесу…
– Вам известно, – громко перебила его Амбридж, – что Министерство магии отнесло фестралов к разряду «опасных»?
Сердце у Гарри упало камнем, но Хагрид только засмеялся:
– Фестралы не опасные! Конечно, куснуть тебя могут, если ты им сильно досадишь…
– «Проявляет… признаки… одобрительного… отношения… к насилию», – бормотала Амбридж, чиркая в блокноте.
– Да полно вам! – Теперь Хагрид немного встревожился. – Ведь и собака вас укусит, не ровён час… А у фестралов плохая репутация из-за всяких разговоров про смерть, люди держали их за дурную примету. Просто не понимали. Верно я говорю?
Амбридж не ответила. Она кончила писать в блокноте, потом посмотрела снизу на Хагрида и опять очень громко и медленно проговорила:
– Пожалуйста, продолжайте занятие… Я похожу, – она изобразила ходьбу (Малфой и Пэнси Паркинсон задохнулись от беззвучного смеха), – среди учеников (она показала на некоторых пальцем) и задам им несколько вопросов. – Она показала на свой рот, изображая разговор.
Хагрид уставился на неё, не в силах уразуметь, почему она ведёт себя так, как будто он не понимает нормальной речи. У Гермионы от ярости выступили слёзы.
– Ведьма, старая злая ведьма! – прошептала она, когда Амбридж подошла к Пэнси Паркинсон. – Я понимаю, что ты задумала, гнусная, злобная, испорченная…
– Ну так вот… – Хагрид изо всех сил старался поймать потерянную мысль, – да, фестралы. Да. У них много хороших качеств…
– Как вам кажется, – громко спросила Амбридж у Пэнси Паркинсон… – вы в состоянии понимать речь профессора Хагрида?
У Пэнси Паркинсон, как и у Гермионы, были слёзы на глазах – только она давилась от смеха и поэтому едва смогла выговорить:
– Нет… потому что… это… большей частью… похоже… на рычание.
Амбридж записала в блокноте. Неповреждённая часть лица у Хагрида побагровела, но он старался вести себя так, как будто не слышал ответа Пэнси Паркинсон.
– Да… Хорошие качества фестралов. Когда ты их приручил, как этих, ты уже никогда не заблудишься. Изумительно ориентируются – только скажи им, куда тебе надо…
– Ну да, если они понимают твою речь, – громко заметил Малфой, и Пэнси Паркинсон снова согнулась пополам от смеха.
Амбридж посмотрела на них снисходительно и повернулась к Невиллу.
– Вы видите фестралов, не так ли, Долгопупс?
Невилл кивнул.
– Кто при вас умирал? – равнодушно спросила она.
– Мой… мой дедушка.
– И что вы о них думаете? – Она показала короткопалой рукой на лошадей, которые уже обглодали половину коровьей туши почти до костей.
– Ну… – нерешительно начал Невилл и оглянулся на Хагрида. – Ну… они хорошие…
– «Ученики… запуганы… настолько… что… не признаются… в своём страхе», – декламировала свою запись Амбридж.
– Нет! – Невилл был явно расстроен. – Нет, я их не боюсь!
– Ничего, ничего, – сказала Амбридж, похлопав Невилла по плечу и изобразив понимающую улыбку, которая показалась Гарри злобной гримасой. Она повернулась к Хагриду и опять заговорила громко и раздельно: – Ну что ж. Я достаточно тут увидела. Вы получите (с таким жестом, как будто взяла что-то из воздуха) результаты инспекции (показала на блокнот) через десять дней. – Она растопырила десять кургузых пальцев и с широкой, ещё более жабьей, чем прежде, улыбкой двинулась прочь, оставив позади себя хохочущих Малфоя и Пэнси Паркинсон, трясущуюся от ярости Гермиону и растерянного, огорчённого Невилла.
– Подлая, лживая, старая горгулья, – бушевала полчаса спустя Гермиона, когда они возвращались в замок по коридорам, ими же протоптанным в снегу. – Вы поняли, к чему она клонит? Это её помешательство на полукровках – хочет представить Хагрида каким-то безмозглым троллем, а всё потому, что у него мать была великанша… Нечестно – урок был совсем не плохой… Конечно, если бы опять соплохвосты… а фестралы славные – в смысле, для урока то, что надо.
– Амбридж сказала, они опасны, – возразил Рон.
– Хагрид и сам сказал, что они умеют за себя постоять. Думаю, обычный преподаватель, вроде Граббли-Дёрг, не показал бы их нам раньше, чем к экзаменам на ЖАБА, а они ведь интересные, правда? Кто-то их видит, а кто-то – нет. Хотела бы я их увидеть.
– Неужели? – тихо сказал Гарри.
До неё только теперь дошёл страшный смысл её слов.
– Ой, Гарри… извини… конечно, нет, какую глупость я сморозила.
– Бывает, не огорчайся.
– Я удивляюсь, сколько народу их видит, – сказал Рон. – Смотри, у нас целых трое.
– И мы удивляемся, Уизли, – раздался позади злорадный голос. Неслышно ступая по снегу, позади них шли Малфой, Крэбб и Гойл. – Если бы при тебе кто откинул копыта, может, ты и квоффл увидел бы?
Они с гоготом прошли вперёд и через несколько минут затянули: «Уизли – наш король». Уши у Рона стали алыми.
– Не обращай внимания, не обращай внимания, – приговаривала Гермиона.
Она вынула волшебную палочку и заклинанием включила горячий воздух, чтобы растопить в снежной целине тропинку к теплицам.
* * *
Пришёл декабрь со снегопадами и целой лавиной домашних заданий для пятикурсников. С приближением Рождества обременительнее стали и обязанности старост для Рона и Гермионы. Они надзирали за украшением замка («Ты вешаешь мишуру, а Пивз взялся за другой конец и пробует ею же тебя задушить», – говорил Рон), следили за первокурсниками и второкурсниками, чтобы на переменах они не выбегали на мороз («До чего же нахальные сопляки – мы на первом курсе не были такими грубыми», – говорил Рон) и посменно патрулировали коридоры с Аргусом Филчем, решившим, что предпраздничное настроение приведёт к массовым дуэлям юных волшебников («У этого навоз вместо мозгов», – негодовал Рон). Они были настолько заняты, что Гермиона даже перестала вязать шапочки эльфам и огорчалась, что ещё три недоделаны.
– Сколько бедняг я ещё не освободила, и они должны просидеть тут Рождество из-за того, что не хватает шапок!
А у Гарри не хватало духу сказать ей, что все её шапки забирает Добби; он только ниже склонялся над своим сочинением по истории магии. О Рождестве ему вообще не хотелось думать. Впервые за годы учения он очень хотел провести каникулы вне Хогвартса. После исключения из команды и из-за того, что Хагриду угрожал испытательный срок, школа его тяготила. Единственное, что обрадовало бы его – собрания ОД, но в каникулы их не будет – почти все ребята разъедутся по домам. Гермиона собиралась кататься на лыжах. Идея такого отдыха позабавила Рона, впервые услышавшего, что маглы нацепляют на ноги дощечки и катаются по горам. Рон уезжал домой, в «Нору». Несколько дней Гарри снедала зависть, пока в ответ на его вопрос, как Рон поедет домой, тот не сказал: «Ты ведь тоже едешь! Разве я не говорил? Мама месяц назад написала мне и велела тебя пригласить!»
Гермиона сделала большие глаза, но Гарри воспрял духом. Перспектива провести праздники в «Норе» была чудесной, только одно её омрачало – виноватое чувство, что с ним не будет Сириуса. Он даже подумал, не уговорить ли миссис Уизли, чтобы она пригласила крёстного. Но вряд ли Дамблдор позволит Сириусу покинуть площадь Гриммо, да и миссис Уизли может не захотеть – уж больно часто они с Сириусом препираются. Сириус не подавал о себе вестей с тех пор, как последний раз появился в камине, и, хотя Гарри понимал, что Амбридж настороже и связываться с ним рискованно, ему неприятно было думать о том, как Сириус сидит один в старом материнском доме и бесится, коротая время с Кикимером.
На последний перед праздником сбор ОД Гарри пришёл в Выручай-комнату рано. И был очень рад этому, потому что, когда вспыхнули факелы, оказалось, что Добби взял на себя труд украсить к Рождеству помещение. Ясно было, что это дело его рук – никому больше в голову не пришло бы развесить под потолком сотню золотых игрушек с изображением Гарри и подписью:
«ГАРРИ, ГАРРИ, МОЯ ЗВЕЗДА!»
Едва он успел сорвать последнюю, как дверь со скрипом отворилась и вошла Полумна Лавгуд, мечтательная, как всегда.
– Здравствуй, – задумчиво сказала она, оглядывая то, что осталось от украшений. – Красиво. Это ты развесил?
– Нет. Добби, эльф-домовик.
– Омела. – Она сонно показала на большую гроздь белых ягод почти над самой головой Гарри. Он выскочил из-под неё. – Правильно сделал, – серьёзно сказала Полумна. – Она часто бывает заражена нарглами.
От необходимости спросить, что такое нарглы, Гарри был избавлен приходом Анджелины, Кэти и Алисии. Все три запыхались и выглядели замёрзшими. Анджелина сняла плащ, кинула в угол и хмуро сказала:
– Мы наконец нашли тебе замену.
– Мне замену? – с недоумением повторил он.
– И тебе, и Джорджу, и Фреду, – сердито уточнила она. – Взяли нового ловца.
– Кого?
– Джинни Уизли.
Гарри смотрел на неё ошалело.
– Сама знаю. – Анджелина вынула волшебную палочку, согнула и разогнула руку. – Но она ничего, оказывается. Не ты, конечно, – Анджелина одарила его очень недобрым взглядом, – но коль скоро ты недоступен…
Его так и подмывало сказать: «Неужели ты думаешь, что я не жалею в сто раз больше тебя о своём исключении?» Но он удержался и по возможности ровным голосом спросил:
– А кто загонщики?
– Эндрю Керк, – без восторга сообщила Анджелина, – и Джек Слоупер. Звёзд с неба не хватают, но по сравнению с идиотами, которые вызывались…
С приходом Рона, Гермионы и Невилла этот гнетущий разговор оборвался, а ещё через пять минут в комнате стало так людно, что Гарри стал недосягаем для горящего, укоризненного взгляда Анджелины.
– Хорошо, – сказал он, и собрание утихло. – Я думаю, сегодня мы повторим то, чем занимались в прошлые разы. Это последняя встреча перед каникулами, и не имеет смысла начинать что-то новое, если впереди перерыв в три недели…
– Ничего нового не будет? – шёпотом, слышным всей комнате, недовольно спросил Захария Смит. – Знал бы, не пришёл.
– Эх, жалко, Гарри тебя не предупредил, – сказал Фред.
Несколько человек засмеялись, среди них Чжоу, и у Гарри опять что-то оборвалось внутри, словно под ногой не оказалось очередной ступеньки.
– Будем работать парами, – сказал он. – Для начала десять минут – Чары помех. Потом разложим подушки и – Оглушающее заклятие.
Разделились. Гарри, как всегда, стал против Невилла. Комнату огласили резкие выкрики «Импедимента». Один застынет на минуту, другой в это время вертит головой, смотрит, как идут дела у остальных пар. Потом первый приходит в себя, и теперь его очередь наводить чары.
Невилл усовершенствовался до неузнаваемости. После того как он трижды заморозил Гарри, тот, по обыкновению, передал его Рону и Гермионе, а сам пошёл смотреть, что получается у других. Когда он поравнялся с Чжоу, она радостно улыбнулась ему; он поборол искушение пройти мимо неё ещё несколько раз.
Поупражнявшись десять минут в Чарах помех, они разложили по полу подушки и занялись Оглушением. Пространства было слишком мало, чтобы всем заниматься одновременно; половина группы наблюдала за другой, а потом они менялись. Гарри смотрел на их работу, и его буквально распирало от гордости. Правда, Невилл оглушил вместо Дина, в которого целился, его соседку Падму Патил, но промах был гораздо меньше обычного, и все остальные тоже действовали успешнее, чем прежде.
Через час Гарри скомандовал: «Стоп».
– У вас уже очень хорошо получается, – сказал он, обводя их довольным взглядом. – Когда вернёмся с каникул, попробуем что-нибудь покрепче, может, даже Патронуса.
В ответ – взволнованный гомон. Стали расходиться, как всегда, по двое, по трое. Прощаясь, желали Гарри счастливого Рождества. Весёлый, он собирал вместе с Роном и Гермионой подушки и аккуратно складывал. Рон с Гермионой ушли, а он остался, потому что задержалась Чжоу и он надеялся услышать от неё: «Счастливого Рождества».
– Нет, ты иди, – сказала она своей подруге Мариэтте, и сердце у него радостно подпрыгнуло чуть не до самого кадыка.
Гарри сделал вид, что поправляет стопку подушек. Теперь они остались вдвоём, и он ожидал, что Чжоу заговорит. Вместо этого услышал громкое шмыганье.
Он обернулся и увидел, что Чжоу стоит посреди комнаты и по щекам её текут слёзы.
– Что такое?
Он не знал, как поступить. Чжоу стояла и беззвучно плакала.
– Что случилось? – беспомощно спросил он.
Она покачала головой, утёрла слёзы рукавом и хрипло сказала:
– Извини… наверное… мы тут учим эти заклинания… и я подумала… если бы он их знал… то остался бы жив.
Сердце у Гарри ухнуло вниз и остановилось где-то на уровне пупка. Какой же недогадливый. Она хотела поговорить о Седрике.
– Он всё это знал. И очень даже хорошо, иначе не дошёл бы до центра лабиринта. Но если Волан-де-Морт решил тебя убить, у тебя нет никаких шансов.
При имени Волан-де-Морта Чжоу икнула, но глаз от Гарри не отвела.
– А ты не умер, хотя был ещё младенцем, – тихо сказала она.
– Ну… да, – устало отозвался он и пошёл к двери. – Не знаю почему, и никто не знает. Так что гордиться тут нечем.
– Нет, не уходи! – сказала она со слезами в голосе. – Извини, что я тут распустилась… Я не собиралась…
Она опять икнула. Даже с красными опухшими глазами Чжоу была красива. Гарри чувствовал себя несчастным. Насколько было бы приятнее, если бы она просто пожелала счастливого Рождества.
– Я понимаю, как тебе сейчас тяжело, – сказала она и опять вытерла рукавом слёзы. – Я заговорила о Седрике, а он умирал у тебя на глазах. Ты, наверное, хочешь всё это забыть?
Гарри не ответил. Она правильно его поняла, но было бы чёрствостью с его стороны признаться в этом.
– Ты правда хороший учитель. – Чжоу улыбнулась сквозь слёзы. – До сих пор я никого не могла оглушить.
– Спасибо, – смущённо сказал он.
Они смотрели друг другу в глаза. Гарри сгорал от желания выскочить из комнаты, но ноги его приросли к полу. Чжоу показала на потолок над его головой.
– Омела.
– Да. – Во рту у него пересохло. – Но, наверное, кишит нарглами.
– Кто такие нарглы?
– Понятия не имею. – Чжоу подошла ближе. Он сам как будто был оглушён. – Лучше спроси Полоумну Лавгуд. В смысле – Полумну.
Чжоу издала странный звук – не то хихикнула, не то всхлипнула. Теперь она стояла совсем близко. Он мог пересчитать веснушки у неё на носу.
– Ты мне очень нравишься, Гарри.
Он не мог думать. Во всём теле странно покалывало, руки и ноги отнялись, мозг тоже бездействовал.
Она была слишком близко. Он видел каждую слезинку на её ресницах…
Получасом позже вернувшись в гостиную, он застал там Рона и Гермиону на лучших местах перед камином; почти все уже разошлись по спальням. Гермиона писала длиннющее письмо; исписана была половина свитка, конец которого свешивался со стола. Рон валялся на коврике и домучивал сочинение по трансфигурации.
– Ты чего там застрял? – спросил он, когда Гарри уселся в кресло рядом с Гермионой.
Гарри не ответил. Он был в шоке. Половина его жаждала поведать друзьям о том, что с ним произошло, другая половина желала унести эту тайну в могилу.
– Ты нездоров? – спросила Гермиона, глядя на него поверх своего пера.
Гарри неопределённо пожал плечами. По правде, он сам не понимал, здоров он или нет.
– В чём дело? – сказал Рон и приподнялся на локте, чтобы лучше его видеть. – Что случилось?
Гарри не знал, как к этому подступиться, да и не был уверен, что хочет рассказать. И как раз когда решил ничего не говорить, Гермиона сама взялась за дело.
– Это Чжоу? – деловито спросила она. – Она зацепила тебя после урока?
Ошеломлённый Гарри кивнул. Рон засмеялся было и сразу осёкся под взглядом Гермионы.
– Так… э-э… что ей надо? – спросил он с напускным равнодушием.
– Она… – вдруг осипнув, начал Гарри, потом откашлялся и начал снова. – Она…
– Целовались? – всё так же деловито спросила Гермиона.
Рон сел так порывисто, что чернильница покатилась по коврику. Не обратив на неё внимания, он алчно вперился в Гарри.
– Ну?
Гарри перевёл взгляд с его насмешливо-любопытного лица на сосредоточенную Гермиону и кивнул.
– ХА!
Рон ликующе вскинул кулак и разразился громовым хохотом, заставившим вздрогнуть двух робких второкурсников у окна. Глядя, как Рон катается по ковру, Гарри невольно расплылся в улыбке.
– Ну? – выговорил наконец Рон. – Как это было?
Гарри немного задумался и честно ответил:
– Сыро.
Рон отреагировал непонятным звуком, который мог означать и торжество, и отвращение.
– Потому что она плакала, – серьёзно объяснил Гарри.
– Ну? – Улыбка Рона притухла. – Так плохо целуешься?
– Не знаю. – Гарри эта мысль не приходила в голову, и он несколько встревожился. – Может быть.
– Да нет, конечно, – рассеянно сказала Гермиона, не отрываясь от письма.
– А ты-то почём знаешь? – с некоторой настороженностью спросил Рон.
– Потому что Чжоу теперь всё время плачет, – рассеянно сказала Гермиона, – и за едой, и в туалете, повсюду.
– Надо думать, поцелуи её немного развеселят, – ухмыльнулся Рон.
– Рон, – назидательно сказала Гермиона, погрузив перо в чернильницу. – Ты самое бесчувственное животное, с каким я имела несчастье познакомиться.
– Это что же такое? – вознегодовал Рон. – Кем надо быть, чтобы плакать, когда тебя целуют?
– Да, – сказал Гарри с лёгким отчаянием в голосе, – почему так?
Гермиона посмотрела на друзей чуть ли не с жалостью.
– Вам непонятно, что сейчас переживает Чжоу?
– Нет, – ответили они хором. Гермиона вздохнула и отложила перо.
– Ну, очевидно, что она глубоко опечалена смертью Седрика. Кроме того, я думаю, она растеряна, потому что ей нравился Седрик, а теперь нравится Гарри, и она не может решить, кто ей нравится больше. Кроме того, она испытывает чувство вины – ей кажется, что, целуясь с Гарри, она оскорбляет память о Седрике, и её беспокоит, что будут говорить о ней, если она начнёт встречаться с Гарри. Вдобавок она, вероятно, не может разобраться в своих чувствах к Гарри: ведь это он был с Седриком, когда Седрик погиб. Так что всё это очень запутанно и болезненно. Да, и она боится, что её выведут из когтевранской команды по квиддичу, потому что стала плохо летать.
Речь была встречена ошеломлённым молчанием. Затем Рон сказал:
– Один человек не может столько всего чувствовать сразу – он разорвётся.
– Если у тебя эмоциональный диапазон, как у чайной ложки, это не значит, что у нас такой же, – сварливо произнесла Гермиона и взялась за перо.
– Она сама начала, – сказал Гарри. – Я бы не… вроде подошла ко мне, а потом смотрю, чуть ли не всего слезами залила… Я не знал, что делать.
– Не вини себя, сынок, – сказал Рон, видимо вообразив эту тревожную картину.
Гермиона оторвалась от письма:
– Ты должен был отнестись к ней чутко. Надеюсь, так и было?
– Ну, – Гарри ощутил неприятный прилив жара к лицу, – я вроде… похлопал её по спине.
Ещё бы чуть-чуть, и Гермиона, кажется, возвела бы глаза к небу.
– Могло быть и хуже, – сказала она. – Ты намерен с ней встречаться?
– Придётся, наверное. У нас же собрания ОД, правда?
– Ты знаешь, о чём я, – в сердцах сказала Гермиона. Гарри ничего не ответил. Слова Гермионы раскрыли перед ним пугающую перспективу. Он пытался вообразить, как идёт куда-то с Чжоу – например, в Хогсмид – и проводит наедине с ней многие часы. Конечно, она ожидает от него приглашения после того, что сегодня произошло… От этой мысли внутри у него что-то болезненно сжалось.
– Ну что ж, – сухо сказала Гермиона, с головой уйдя в своё письмо, – у тебя будет масса возможностей пригласить её.
– А если он не хочет её приглашать? – сказал Рон, наблюдавший за Гарри с несвойственной ему пристальностью.
– Не говори глупостей. Она давным-давно ему нравится.
Гарри промолчал. Да, Чжоу давным-давно ему нравилась, но, когда он представлял себя с ней вдвоём, Чжоу в этой сцене была радостной, а не той Чжоу, которая проливала слёзы у него на плече.
– А кому ты вообще пишешь этот роман? – спросил Рон у Гермионы, пытаясь прочесть ту часть пергамента, которая свесилась уже на пол.
Гермиона отдёрнула её.
– Виктору.
– Краму?
– А сколько ещё у нас Викторов?
Рон ничего не сказал, но вид у него был недовольный. Двадцать минут они провели в молчании: Рон дописывал сочинение по трансфигурации, то и дело раздражённо крякая и зачёркивая фразы; Гермиона неутомимо писала письмо и, исписав пергамент до конца, свернула его и запечатала; Гарри смотрел в огонь и мечтал о том, чтобы там появилась голова Сириуса и дала ему какой-нибудь совет насчёт девушек. Но пламя только потрескивало и оседало, покуда красные угли не обратились в золу, и тогда, оглянувшись, Гарри увидел, что они опять остались последними в гостиной.
– Ну, спокойной ночи. – Гермиона широко зевнула и ушла по лестнице в девичью спальню.
– И что она нашла в Краме? – сказал Рон, когда они поднимались по лестнице.
Гарри подумал и сказал:
– Наверное, он старше… и играет за сборную страны в квиддич.
– Ну, а кроме? – досадовал Рон. – Мрачный тип, и всё.
– Да, мрачноват, – согласился Гарри, целиком занятый мыслями о Чжоу.
Молча они разделись и надели пижамы; Дин, Симус и Невилл видели уже десятый сон. Гарри снял очки, положил на тумбочку и лёг, но полог не задёрнул и стал смотреть на квадрат звёздного неба в окне возле кровати Невилла. Мог ли он подумать прошлой ночью, что через двадцать четыре часа поцелует Чжоу Чанг…
– Спокойной ночи, – буркнул справа Рон.
– Спокойной ночи.
Может, в следующий раз – если до этого дойдёт – она будет не такой печальной. Надо было пригласить её, она, наверно, этого ждала и теперь очень сердита на него… или лежит и всё ещё плачет по Седрику… Он не знал, что думать. Объяснения Гермионы не внесли никакой ясности, только ещё больше всё усложнили.
«Вот чему нас должны здесь учить, – думал он, повернувшись набок, – как работает голова у девочек… это было бы полезней прорицаний…»
Невилл засопел во сне. Где-то в ночи ухнула сова.
Гарри снилось, что он в Выручай-комнате. Чжоу обвиняла его в том, что он заманил её сюда под фальшивым предлогом, что он обещал ей сто пятьдесят карточек от шоколадных лягушек, если она придёт. Гарри протестовал… Чжоу закричала: «Седрик дал мне кучу карточек от шоколадных лягушек!» – и стала горстями вытаскивать карточки из мантии и швырять в воздух. Потом она превратилась в Гермиону, которая сказала: «Ты же обещал ей, Гарри… Я думаю, ты должен дать ей вместо них что-нибудь другое… может, твою „Молнию“». А он стал говорить, что не может дать Чжоу свою «Молнию», потому что она у Амбридж, и вообще всё это чушь – он пришёл в Выручай-комнату только развесить шарики в виде головы Добби…
Сон переменился…
Тело у него стало сильным, гибким, гладким. Он скользил между блестящими металлическими перекладинами, по тёмному холодному камню… Он скользил по полу на животе… было темно, но он видел вокруг мерцающие предметы странной переливчатой окраски… поворачивал голову туда и сюда… На первый взгляд коридор был пуст… но нет… впереди сидел человек, его подбородок отвис, и фигура его слабо светилась во тьме…
Гарри высунул язык… он ощущал запах человека… тот был жив, но дремал… он сидел перед дверью в конце коридора…
Гарри желал укусить человека… и нельзя поддаться желанию… его ждёт более важное дело…
Но человек зашевелился, серебряный плащ свалился с его ног, и он вскочил. Его неясная мерцающая фигура надвигалась, нависала, он вынул из-за пояса волшебную палочку… и у Гарри не было выбора… он взвился с пола и раз, другой, третий всадил зубы в тело человека, чувствуя, как захрустели рёбра и хлынула тёплая кровь…
Человек кричал от боли… потом умолк… съехал по стене… кровь растекалась по полу…
Нестерпимая головная боль… голова раскалывается…
– Гарри! ГАРРИ!
Он открыл глаза. Всё тело покрылось холодным потом; простыни опутывали его, как смирительная рубашка, и казалось, что к голове приложили раскалённую добела кочергу.
– Гарри!
Над ним стоял перепуганный Рон. В ногах кровати маячили ещё чьи-то фигуры. Он схватился за голову: боль застилала глаза… Он свесился с кровати, и его вырвало.
– Он заболел, – послышался испуганный голос. – Надо кого-то позвать.
– Гарри! Гарри!
«Надо сказать Рону, во что бы то ни стало сказать…» Хватая ртом воздух, полуослепший от боли, Гарри сел. Он с трудом сдерживал подступающую рвоту.
– Твой папа, – пропыхтел он. – На него напали…
– Что? – не понял Рон.
– Твой отец! Его кто-то укусил, это серьёзно, повсюду была кровь.
– Пойду позову помощь, – раздался тот же испуганный голос, и кто-то выбежал из спальни.
– Гарри, друг, – неуверенно сказал Рон, – тебе приснилось.
– Нет! – Очень важно было, чтобы Рон его понял. – Это был не сон… не обычный сон. Я был там, я это видел… Я это сделал.
Он слышал тихие голоса Симуса и Дина и не прислушивался к их словам. Боль во лбу понемногу ослабевала, но он всё ещё потел и его трясло как в лихорадке. Снова подкатила тошнота, и Рон отскочил назад.
– Гарри, ты нездоров, – проговорил он дрожащим голосом. – Невилл пошёл за помощью.
– Я здоров! – Гарри закашлялся и вытер рот пижамой. Его била неудержимая дрожь. – Я в порядке, ты об отце беспокойся, мы должны выяснить, где он. Он истекал кровью… я был… я был огромной змеёй.
Он попытался встать с кровати, но Рон толкнул его назад. Где-то рядом перешёптывались Дин и Симус. Одна минута прошла, или десять, Гарри не знал. Он сидел, дрожал, чувствовал, что боль потихоньку уходит из шрама… Потом послышались торопливые шаги на лестнице и голос Невилла:
– Сюда, профессор.
Профессор МакГонагалл – в халате из шотландки, очки на костистой переносице перекошены – торопливо вошла в спальню.
– Что случилось, Поттер? Где болит?
Гарри никогда ещё так ей не радовался – сейчас ему нужен был кто-то из Ордена Феникса, а не тот, кто будет хлопотать над ним и потчевать ненужными зельями.
– Отец Рона. – Он сел. – На него напала змея, и ему плохо, я видел, как это случилось.
– Что значит «видел»? – спросила МакГонагалл, сведя брови.
– Не знаю, я спал, а потом очутился там…
– Хотите сказать, вам это снилось?
– Да нет же! (Неужели никто из них не поймёт?) Сперва мне снилось что-то совсем другое, какая-то глупость… а потом вмешалось это. Это было на самом деле, не в моём воображении. Мистер Уизли спал на полу, на него напала гигантская змея, он истекал кровью, он упал, надо выяснить, где он.
Профессор МакГонагалл смотрела на него сквозь перекошенные очки так, словно увидела нечто ужасное.
– Я не вру, и я не сумасшедший. – Голос Гарри взвился до крика. – Говорю вам, я видел, как это случилось!
– Я верю вам, Поттер. Надевайте халат – мы идём к директору.
|
Скачать 3.1 Mb.