Отец. Эксклюзивная классика (аст) Джейн Остин Эмма Издательство аст 1815 удк 821. 11131 ббк 84(4Вел)44
 Скачать 1.11 Mb.
|
|
Глава 12 К обеду ждали мистера Найтли, что вызывало некоторое неодобрение мистера Вудхауса, не желавшего ни с кем делить свою дочь в первый день по приезде. Эмма, однако, все-таки сочла должным пригласить свойственника. Принимая во внимания его братские права, она также находила особое удовольствие в том, чтобы позвать его отобедать после их размолвки, ибо надеялась, что они снова станут друзьями. Давно пришло время прекратить ссору. Но как? Эмма, разумеется, была права, а мистер Найтли своей вины не признавал. Об уступке с той или другой стороны не могло быть и речи. Оставалось только притвориться, будто несогласие совершенно позабыто. В надежде ускорить примирение Эмма вышла навстречу мистеру Найтли с младшим ребенком – прехорошенькой девочкой месяцев восьми от роду на руках, – которого привезли в Хартфилд впервые. Малышку очень радовало, что тетя, приплясывая, носит ее по комнатам. Присутствие крошки действительно помогло: сперва мистер Найтли был хмурым и задавал лишь краткие вопросы, но постепенно сделался более разговорчив и с подлинно дружеской бесцеремонностью взял ребенка из рук Эммы. Увидев, что мир восстановлен, она испытала огромное удовлетворение, к которому затем примешалась некоторая доля озорства. Глядя, как мистер Найтли любуется малюткой, она не могла не сказать: – Какое это утешение, что хотя бы во мнении о наших племянниках и племянницах мы с вами едины! На взрослых мужчин и женщин мы порой смотрим по-разному, однако эти дети, полагаю, никогда не послужат причиной размолвки между нами. – Между нами вовсе никогда не было бы размолвок, если бы вы судили о взрослых так же, как судите о детях, то есть больше руководствовались бы своей природой и меньше – соб- ственными фантазиями и прихотями. – Ну разумеется! Причина всех наших размолвок – моя неправота. – Так и есть, – улыбнулся мистер Найтли. – Посудите сами: когда вы родились, мне уж было шестнадцать лет. – О да, в ту пору различие между нами в самом деле было огромно. Тогда, конечно же, вы много превосходили меня зрелостью суждений. Но, вероятно, теперь, по прошествии двадцати одного года, эта пропасть уж не столь велика. – Не столь велика – это верно. – Но все же слишком велика, чтобы в случае нашего несогласия я могла оказаться пра- вой? – Я по-прежнему имею перед вами преимущество, состоящее в шестнадцати годах опыта, а также в том, что я не хорошенькая женщина и не испорченное дитя. Полноте, дорогая Эмма, будем друзьями! Не станем больше поминать об этом! Скажи тетушке, малышка Эмма, чтобы не учила тебя ворошить прежние обиды. Даже если б она была права прежде, теперь ей следо- вало бы подать тебе лучший пример. – Что правда, то правда! – воскликнула старшая Эмма. – Ты должна во всем превзойти свою тетю, моя крошка. Пускай ума в тебе будет много больше, а самодовольства вдвое меньше. А теперь, мистер Найтли, еще словечко-два – и покончим с этим. Ежели судить по доброте наших намерений, то оба мы были правы. Что до тех доводов, которые я привела вам в споре, ни один из них еще не обнаружил своей несостоятельности. Я лишь хотела бы знать, не слиш- ком ли горьким оказалось разочарование мистера Мартина. – Горше некуда, – кратко и емко ответил мистер Найтли. – Ах! Мне в самом деле очень жаль… Ну же, пожмем друг другу руки. Тотчас после их рукопожатия (весьма сердечного) в зал вошел зять Эммы. Последовало непременное истинно английское приветствие: «Как поживаешь, Джордж? Как поживаешь, Д. Остин. «Эмма» 56 Джон?» – под внешней холодностью коего скрывалась такая привязанность, движимый кото- рой каждый из братьев при необходимости пошел бы на все ради второго. Вечер скоротали за тихою беседой. Маленькое общество, разделившись на две половины, говорило о предметах совершенно различных, совпадавших лишь изредка. С одной стороны, был мистер Вудхаус с его дорогой Изабеллой (чтобы вдоволь насладиться ее обществом, он решительно отказался от игры в карты), с другой – два мистера Найтли. Эмма же лишь изредка присоединялась к одной из пар. Братья толковали о своих заботах и устремлениях, причем старший, будучи гораздо общительнее, говорил больше. Как мировой судья, он всегда находил юридический вопрос, в котором ему требовался совет, или же припоминал какой-нибудь забавный анекдотец. Как помещик, лично управлявший донуэллской фермой, он мог рассказать, какой урожай обещает принести в будущем году каждое поле, а также дать неизменно интересный для брата отчет обо всех новостях тех мест, в которых оба они провели большую часть жизни и к которым оба были привязаны. Рытье новой канавы, починка изгороди, рубка дерева, назначение каждого акра земли (где посеют пшеницу, где репу) – ко всему этому в равной мере Джон проявлял такой живой интерес, который только мог выказать при свойственной ему сдержанности. А ежели словоохотливый старший брат оставлял младшему предмет для вопроса, то вопрос этот делался даже с некоторым нетерпением. Тем временем мистер Вудхаус, поддерживаемый дочерью, с наслаждением плыл по вол- нам сладостных сожалений и боязливой нежности. – Дорогая моя бедняжка Изабелла, – молвил он, ласково касаясь руки миссис Найтли, чтобы на несколько мгновений прервать ее хлопоты с одним из пятерых детей. – Как долго, как ужасно долго ты не приезжала! И как ты, верно, устала с дороги! Тебе следует лечь пораньше, милочка, а перед сном я бы советовал тебе скушать немного жиденькой кашки. Мы оба с тобой славно подкрепимся. Эмма, душенька, а отчего бы нам всем не съесть немного кашки? Но Эмма, зная, что братья Найтли столь же тверды в своей нелюбви к этому кушанью, как и она сама, велела принести только две мисочки. Сказав еще несколько хвалебных слов в адрес жидкой овсянки, которую по непостижимой для него причине не все желали есть каждый вечер, мистер Вудхаус молвил с грустной задумчивостью: – Напрасно, милочка, вы провели эту осень в Саут-Энде, вместо того чтобы приехать сюда. Я никогда не находил морской воздух благотворным для здоровья. – Мистер Уингфилд настоятельно его рекомендовал, сэр, иначе бы мы не поехали. Уве- рял, что прогулки вдоль побережья, а также морские купания полезны всем детям, а малышке Белле с ее слабым горлышком в особенности. – В самом деле, милочка? Перри в этом сомневается. А сам я… уж не знаю, говорил ли я тебе об этом прежде… Сам я убежден, что от моря мало кому бывает польза. Меня оно, напротив, едва не убило однажды. – Papa! – вскричала Эмма, настороженная небезопасным поворотом разговора. – Умо- ляю: не будем говорить о море, ведь я никогда его не видала и теперь завидую сестрице. Пусть Саут-Энд, с вашего позволения, станет для нас запретным предметом. Дорогая Изабелла, ты не спрашиваешь о мистере Перри, а он никогда тебя не забывает. – Ах, славный мистер Перри! В добром ли он здравии, сэр? – Он не то чтобы болен, милочка, но и не совсем здоров. Бедняга страдает разлитием желчи, а позаботиться о себе ему некогда. «Вечно, – говорит, – мне не до того». Это весьма печально. Целыми днями разъезжает он по нашей округе. Практика у него небывало обшир- ная! Но и умом ему равных не сыщешь. – Здорова ли миссис Перри? Как подросли детки? Мистер Перри – достойнейший чело- век. Надеюсь, скоро он нас посетит. Ему приятно будет повидать моих малышей. Д. Остин. «Эмма» 57 – Я жду его завтра. Мне нужно задать ему парочку важных вопросов касательно моего здоровья. Как придет, ты, милочка, попроси его взглянуть на горлышко Беллы. – Мой дорогой сэр, теперь оно у нее совсем не болит, и я спокойна. То ли морское купание помогло, то ли прописанное мистером Уингфилдом притирание, которое мы применяли время от времени с августа месяца. – Маловероятно, милочка, чтобы купание могло принести пользу, а ежели бы я знал, что тебе для Беллы нужно притирание, я бы просил… – Ты, кажется, позабыла о миссис и мисс Бейтс, – поспешила вмешаться Эмма. – Совсем про них не спрашиваешь. – Ах да! Славные миссис и мисс Бейтс! Мне, право, очень совестно… Однако ты о них писала почти во всех своих письмах. Надеюсь, они здоровы. Добрая старушка! Завтра же ее навещу и возьму с собой деток. Она всегда бывает рада их видеть. А дочь ее, милейшая мисс Бейтс, – тоже весьма достойная женщина. Как они поживают, сэр? – Сносно, в целом очень сносно. Правда, в прошлом месяце бедная миссис Бейтс под- хватила ужасную простуду! – Как жаль! Надобно сказать, этой осенью простуда свирепствовала, как никогда. Мистер Уингфилд не помнит, чтобы прежде случаи были так многочисленны и так тяжелы. Разве только в пору инфлюэнцы… – Ты права, милочка, но лишь отчасти. Перри говорит, что простудой болели много, но легче, нежели зачастую бывает в ноябре. В целом больных у него оказалось не больше, чем обычно. – У мистера Уингфилда, вероятно, тоже… – Ах, мое бедное милое дитя! У столичных лекарей всегда много больных. Разве можно в Лондоне быть здоровым? Как это ужасно, что тебе приходится там жить – так далеко от дома, в таком вредоносном климате! – Нет, вовсе нет, в нашей части города воздух гораздо лучше, нежели в других. Весь Лондон, сэр, – это одно дело, а Брансуик-сквер – совсем другое. До чего у нас привольно дышится! Признаюсь, что не согласилась бы переселиться ни в какое другое место столицы. Только на Брансуик-сквер и можно жить с детьми. Такой воздух! Мистер Уингфилд очень хвалит его. – И все же, милочка, с хартфилдским ваш воздух не сравнится. Ты стараешься, чтобы Лондон не слишком вам всем вредил, но, пробыв недельку здесь, вы становитесь много здоро- вее – сейчас заметно. Теперь же вид у вас довольно болезненный. – Мне жаль это слышать, сэр, но поверьте: ежели не считать сердцебиения и нервических головных болей, которые нигде меня не оставляют, то я вполне здорова. А детки если и были несколько бледны, когда ложились спать, так это лишь оттого, что они утомлены более обык- новенного – долгой дорогой и радостным волнением встречи. Думаю, завтра их вид не внушит вам опасений. Поверьте, мистер Уингфилд сказал мне, что мы никогда еще не отправлялись в путь такими крепкими. Надеюсь, хотя бы супруг мой не кажется вам нездоровым? При этих словах взгляд Изабеллы устремился с нежною тревогой на мужа. – Не могу тебя порадовать, милочка: вид у Джона отнюдь не цветущий. – Что, сэр? Вы обращаетесь ко мне? – спросил Найтли, услыхав свое имя. – Как это ни печально, мой милый, папенька находит, что ты выглядишь болезненно, – но надеюсь, это только от усталости. Однако, видно, не зря я хотела, чтобы ты показался мистеру Уингфилду перед отъездом. – Дорогая моя Изабелла! – воскликнул супруг раздраженно. – Прошу тебя: не обременяй себя заботами о моем внешнем виде. Ты можешь сколько угодно дрожать над собой и над детьми, но мне позволь выглядеть так, как я сочту нужным. Д. Остин. «Эмма» 58 – Я не совсем поняла, – вмешалась Эмма, – что вы давеча говорили вашему брату о мистере Грейме. Он, кажется, хочет нанять для своего нового имения управляющего из Шот- ландии? К чему это нужно? И не осложнит ли дело давнее предубеждение против шотландцев, бытующее в нашем народе? Молодая хозяйка Хартфилда говорила в таком духе до тех пор, пока не отвлекла всеоб- щего внимания от опасного предмета, а когда вновь прислушалась к беседе между отцом и сестрой, та благодушно расспрашивала его о Джейн Фэрфакс. Обыкновенно Эмма не любила говорить об этой особе, но в данную минуту рада была присоединиться к похвалам. – Очаровательная Джейн Фэрфакс! – всплеснула руками миссис Джон Найтли. – Я давно ее не видала, ежели не считать случайных кратких встреч в городе. Как, должно быть, радуется ее добрая старая бабушка и милейшая тетушка, когда она приезжает к ним погостить! До чего это огорчительно для дорогой Эммы, что Джейн Фэрфакс не может бывать в Хайбери чаще! Полковник Кэмпбелл и его супруга, видно, совсем не хотят отпускать ее от себя после того, как выдали замуж дочь. А какой славной подругой стала бы Джейн Фэрфакс для Эммы! Выразив согласие, мистер Вудхаус прибавил: – Однако Харриет Смит, наш маленький дружок, тоже премилое юное создание. Она понравится тебе. Лучшей компаньонки Эмме не найти. – Счастлива это слышать, но Джейн Фэрфакс все хвалят за ее таланты и превосходное воспитание. К тому ж они с Эммой одних лет. Мирное продолжение этой беседы привело к другому предмету – столь же безобидному, – но прежде чем вечер завершился, разговор все же снова вошел на краткое время в неспокой- ное русло. Принесли овсяную кашу, что вызвало со стороны мистера Вудхауса многие похвалы ее полезным свойствам для всякого человека, а также суровую филиппику в адрес тех, кто не имел обыкновения употреблять это кушанье. Тут, к несчастью, миссис Джон Найтли привела последний, а потому наиболее вопиющий пример: молодая кухарка, нанятая ею на время пре- бывания их семейства в Саут-Энде, никак не могла уразуметь, что должна представлять собой добрая миска каши – не густой, но и не слишком жидкой, без комочков. Сколько Изабелла ни просила приготовить овсянку, ей ни разу не принесли ничего путного. Признание это ока- залось опасным. – Ах! – воскликнул мистер Вудхаус, качая головой и устремляя на дочь встревоженный взгляд. Для Эммы его восклицание означало: «Не счесть пагубных последствий вашего путеше- ствия в Саут-Энд! Как тяжко мне об этом говорить!» Сперва еще можно было надеяться, что старик и не станет продолжать разговор, а, помолчав немного, утешится поеданием собствен- ной кашки, но через несколько минут он все же сказал: – Никогда не перестану сожалеть о вашей поездке на море. Было бы куда лучше приехать в Хартфилд. – Уверяю вас, сожалеть вам не о чем: пребывание на побережье принесло много пользы и мне, и детям. – Уж если тебе непременно нужно было отправиться на море, то лучше бы по крайней мере не в Саут-Энд. Это нездоровое место, и Перри был удивлен, что вы туда едете. – Я знаю, так многие думают, но это совершеннейшее заблуждение, сэр. Мы все чув- ствовали себя отменно, и грязи не доставляли нам ни малейших неудобств. Мистер Уингфилд говорит, что это ошибка – называть Саут-Энд нездоровым местом. А на его слово, несомненно, можно положиться. Он прекрасно знает тамошний воздух, и собственный его брат с семей- ством не раз туда ездил. – Тебе следовало ехать в Кроумер, милочка, коли на то пошло. Перри однажды провел в Кроумере целую неделю и считает, что это лучшее место для купаний. Там, говорит, спокойная Д. Остин. «Эмма» 59 открытая вода и чистейший воздух. А комнаты можно снять в четверти мили от моря – не слишком близко и очень удобно. Напрасно ты не спросила совета у Перри. – Но, дорогой сэр! Подумайте, каково было бы различие в расстоянии! Сто миль вместо сорока! – Ах, милочка! Как говорит Перри, если дело касается здоровья, то ни с чем другим считаться не следует. Если уж вы собрались в путешествие, то где сорок миль, там и сто. Лучше вовсе не покидать Лондон, чем проехать сорок миль и попасть туда, где нездоровый воздух. Именно так мне сказал Перри. Он счел, что вы поступили неосмотрительно. Все попытки Эммы остановить отца оказались напрасны, а потому, как и следовало ожи- дать, терпение ее зятя вскоре иссякло. – Пусть мистер Перри, – произнес он тоном явного неудовольствия, – держит свое мнение при себе, покуда его не спросят. Какое ему дело до того, в какую часть побережья везу я свою семью? Какое право он имеет одобрять меня или не одобрять? Полагаю, мне вполне позволи- тельно полагаться на свое собственное суждение, а в его советах я нуждаюсь так же мало, как и в его снадобьях. – Помолчав, мистер Джон Найтли прибавил – с язвительной холодностью, но уже не столь гневно: – Пускай мистер Перри объяснит мне, как преодолеть сто тридцать миль с женой и пятью детьми, издержавшись и утомившись не более, чем если бы расстояние составляло всего сорок. Тогда я охотно предпочту Кроумер Саут-Энду. – Верно, верно, – откликнулся старший мистер Найтли, чье вмешательство пришлось очень кстати. – Ты рассуждаешь справедливо. Но, Джон, ты помнишь, я говорил тебе, что хочу передвинуть тропу, ведущую в Лангем, так, чтобы она не шла через луга? Не вижу для этого никаких помех. Я бы не стал затевать такую перемену, если бы она могла принести неудобство жителям Хайбери, но ежели ты помнишь, как тропа идет сейчас… однако на карте все нагляд- ней. Надеюсь, завтра ты будешь у меня в аббатстве, мы вместе поглядим, и ты скажешь мне свое мнение. Мистер Вудхаус был несколько взволнован нелюбезными словами о его друге Перри, которому он, иногда сам того не сознавая, приписывал многие собственные мысли и чув- ства, однако нежное внимание дочерей мало-помалу успокоило старика, а бдительность одного брата и возросшая осторожность другого предотвратили новые вспышки. Д. Остин. «Эмма» 60 Глава 13 Едва ли человеческому существу доступно большее счастье, нежели то, какое испыты- вала миссис Джон Найтли в пору своего пребывания в Хартфилде. Каждое утро она вместе с пятью детьми наносила визиты старым знакомым, а вечерами рассказывала обо всех дневных делах отцу и сестрице. Единственное, чего она могла еще пожелать, – так это замедлить ход времени. Каникулы всем хороши, но очень уж коротки. Друзьям обыкновенно отдавали первую половину дня, вторую же приберегали для семей- ного круга, и все же одного званого ужина – рождественского – было не избежать. Мистер и миссис Уэстон не желали слышать возражений: в праздничный вечер гостей и хозяев Харт- филда непременно ждали в Рэндалсе. Даже мистер Вудхаус, поддавшись на уговоры, согла- сился ехать, дабы не расстраивать компанию. При иных обстоятельствах старик непременно сказал бы, что им всем никак не добраться до имения Уэстонов. Однако, поскольку в Хартфилде стояли, вдобавок к собственным, экипаж и лошади мистера и миссис Джон Найтли, мистеру Вудхаусу пришлось ограничиться простым вопросом: «Как же мы поедем?» Эмма, не имевшая на этот счет ни малейших сомнений, без особого труда убедила его в том, что в одной из карет хватит места даже для мисс Смит. Кроме давних знакомых старого джентльмена: Харриет, мистера Элтона и мистера Найтли, – Уэстоны никого к себе не звали. Собрание обещало быть немноголюдным, а часы не слишком поздними – привычки и склонности мистера Вудхауса во всем принимались в расчет. Вечером накануне знаменательного события (то, что 24 декабря мистер Вудхаус ужинал вне дома, было событием поистине знаменательным) Харриет покинула Хартфилд с сильной простудой. Эмма позволила ей уехать лишь потому, что она сама решительно пожелала вверить себя попечению миссис Годдард, но наутро явилась навестить больную. Та лежала в жару, горло у нее воспалилось, и о Рэндалсе не могло быть даже речи. Миссис Годдард заботливо ухаживала за своей подопечной и намеревалась послать за мистером Перри, а сама Харриет была слишком слаба, чтобы спорить. Ей пришлось расстаться с мыслью о вечернем торжестве, хоть она и не могла говорить о своей потере иначе, как со слезами. Эмма долго сидела с ней, заменяя миссис Годдард в минуты неизбежного отсутствия последней и приободряя ослабленный дух подруги разговорами о том, как огорчится мистер Элтон, не найдя в Рэндалсе предмета своей любви. Когда задерживаться долее было уже нельзя, мисс Вудхаус покинула больную в достаточной мере утешенной приятной мыслью о разочаро- вании, предстоящем викарию, и о всеобщих сожалениях по поводу ее болезни. Едва успев пройти несколько ярдов, Эмма повстречала самого мистера Элтона, шедшего, очевидно, осведомиться о мисс Смит. До него уже дошли слухи о том, что она занемогла, и он намеревался принести известия о ней в Хартфилд. Теперь, однако, он повернул назад и зашагал рядом с Эммой. Им встретился мистер Джон Найтли, возвращавшийся с двумя стар- шими сыновьями из аббатства Донуэлл, которое ежедневно посещал. Здоровый румянец на лицах детей свидетельствовал о пользе прогулок на свежем воздухе, обещая скорую расправу бараньему жаркому и рисовому пудингу, поджидавшим их дома. Все пятеро продолжили путь вместе. – Горло у нее совсем красное, – молвила Эмма, описывая состояние своей подруги, – сильный жар, пульс частый и слабый. Она, к несчастью, очень подвержена простудам – так сказала мне миссис Годдард, которой уже не раз приходилось о ней тревожиться. – Красное горло?! – с тревогою воскликнул мистер Элтон. – Надеюсь, это не заразно? Без гнойников? Смотрел ли ее Перри? О, вам следует заботиться и о себе самой – не только о друге! Умоляю: не подвергайте себя опасности! Отчего Перри ее не посмотрит? Д. Остин. «Эмма» 61 Эмма, нисколько не напуганная, отчасти успокоила викария, сославшись на уверения опытной миссис Годдард, но чтобы он сделался совсем спокоен, ей не хотелось. Дабы поддер- жать в нем легкую тревогу, она, как будто бы переменив предмет разговора, сказала: – До чего холодный выдался день! По всему можно предположить, что пойдет снег. Если б мы были приглашены в другой дом и другое общество, я бы, пожалуй, предпочла нынче вечером никуда не выходить и папеньку уговорила бы остаться. Но он уж решился ехать и покамест как будто не страдает от холода. Не стану его разубеждать, чтобы не огорчать мистера и миссис Уэстон. Но вас, мистер Элтон, они, я полагаю, извинят, ежели вы не приедете. Вы и так уж немного осипли, а если подумать, сколько вам завтра предстоит хлопотать и как напрягать голос, то и вовсе благоразумнее будет поберечь себя, оставшись дома. Лицо мистера Элтона выразило некоторое замешательство – да он и в самом деле не знал, что ответить. С одной стороны, он был польщен заботой прекрасной юной леди и не желал ей противоречить, с другой – отнюдь не намеревался отменять поездку в Рэндалс, но Эмма, слишком увлеченная собственными домыслами, чтобы видеть и слышать мистера Элтона бес- пристрастно, осталась весьма довольна его растерянным согласием: «Холодный день… Да-да, очень холодный». Эти слова внушили ей приятную уверенность в том, что в Рэндалс он теперь не поедет, а значит, сможет каждый час посылать кого-нибудь справиться о Харриет. – Вы правильно решили. Мы извинимся за вас перед мистером и миссис Уэстон. Едва Эмма успела это сказать, в дело вмешался ее зять, любезно предложив викарию свой экипаж на случай, если единственное для него препятствие – скверная погода. Мистер Элтон с радостью согласился, и этого более не обсуждали: он ехал в Рэндалс. Никогда еще его красивое лицо не выражало такого удовольствия, никогда он так широко не улыбался и не смотрел так восторженно, как теперь, при взгляде на Эмму. «Странно! – сказала она себе. – Я придумала ему такой благовидный предлог для отказа, а он все же едет на праздник, оставляя больную Харриет в одиночестве! Очень странно! По- видимому, многие мужчины, особенно неженатые, до того любят ездить в гости, что званый ужин для них превыше всех прочих удовольствий, занятий и даже обязательств. Выходит, мистер Элтон из таких. Человек он, несомненно, достойнейший, приятнейший и в Харриет очень влюблен, а отказаться от приглашения все же не может. Почитает своим долгом ехать, раз его позвали. Какое все-таки странное чувство любовь! Он видит в девушке «быстрый ум», но не согласен ради нее остаться ужинать дома». Вскоре мистер Элтон отделился от компании и, что порадовало Эмму: откланиваясь, помянул мисс Смит с большим чувством. Дескать, прежде, чем я снова буду иметь удоволь- ствие видеть вас, мисс Вудхаус, я непременно пошлю узнать о состоянии вашей прекрасной подруги и, надеюсь, привезу вам обнадеживающие вести. То, как он при этом улыбнулся и вздохнул, вновь склонило чашу весов в его пользу. Несколько следующих минут прошли в полной тишине, после чего Джон Найтли молвил: – В жизни не видывал я человека, который более мистера Элтона старался бы быть при- ятным. Угождать дамам для него труд, который он почитает прямо-таки своим долгом. С муж- чинами рассудителен и сух, но если желает понравиться леди, тут уж ни одна черточка его лица не знает покоя. – Манеры мистера Элтона небезукоризненны, – ответствовала Эмма, – но тому, кто хочет быть приятным, многое можно простить. Усердие даже при скромных возможностях имеет преимущество перед равнодушным совершенством. Мистера Элтона нельзя не ценить за исключительное добродушие и желание нравиться. – О да, – произнес мистер Джон Найтли не без некоторого лукавства, – его желание нра- виться вам не оставляет никаких сомнений. – Мне? – в недоумении улыбнувшись, воскликнула Эмма. – Вы полагаете, предмет его чувств я? Д. Остин. «Эмма» 62 – Признаюсь, эта мысль меня посетила. Если сами вы прежде не замечали знаков его внимания, так заметьте теперь. – Мистер Элтон влюблен в меня! Надо же такое сказать! – Этого я не утверждаю, но вы будете правы, ежели приглядитесь к нему внимательнее и станете вести себя осторожней. Ваше поведение с ним кажется мне обнадеживающим. Я говорю как друг, Эмма. Посмотрите вокругом и удостоверьтесь: не истолковываются ли ваши слова и поступки иначе, нежели вы подразумевали? – Благодарю вас, но, поверьте, вы ошибаетесь насчет мистера Элтона и меня. Мы добрые приятели, не более. И Эмма зашагала дальше, развлекая себя мыслями о том, сколь нелепые заблуждения часто возникают у тех, кому известны не все обстоятельства дела, но кто при этом мнит себя первым судьей в любом вопросе. Ей неприятно было, что в представлении зятя она ничего вокруг не видит, ничего не смыслит и нуждается в руководстве. Он, однако, более не возвра- щался к этому предмету. Мистер Вудхаус решительно был настроен ехать в гости, и даже крепнущий холод его не остановил. В назначенную минуту, без малейшего промедления, он сел вдвоем со старшей дочерью в собственный экипаж. Погода, казалось, беспокоила его менее, чем всех остальных: он слишком занят был мыслями о храбром своем поступке и о том удовольствии, которое доставит хозяевам Рэндалса, чтобы видеть происходящее за окном, и слишком тепло укутан, чтобы мерзнуть. Между тем холод усиливался, и, когда второй экипаж двинулся с места, на землю уже падали редкие снежинки. Тяжелые облака, затянувшие небо, обещали в весьма короткий срок окрасить мир белой краской – стоило только морозу чуть-чуть отступить. Спутник Эммы, как она вскоре заметила, пребывал не в лучшем расположении духа. То, что в такую дурную погоду ему пришлось собраться в путь и покинуть уютный Хартфилд, пожертвовав послеобеденным отдыхом в обществе своих детей, представляло для него если не зло, то по меньшей мере неприятность. Он не ждал от званого ужина ничего такого, что оправдало бы неудобства, и в продолжение всего пути до пасторского дома Эмма принуждена была выслушивать изъявления неудовольствия: – Человек должен чрезвычайно лестно думать о собственной персоне, чтобы просить других покинуть домашний очаг и несколько миль ехать по этакой погоде ради счастливой возможности встретиться с ним. Нужно считать себя приятнейшим из всех людей. Я бы нико- гда так не сделал. Экая нелепость! Снегопад-то в самом деле расходится! Безумцы и те, кто выманивает людей из-под теплого крова, и те, кто позволяет себя тревожить без особой надоб- ности. Ежели долг или служебная надобность заставит нас покинуть дом в такую стужу, о, как мы будем сетовать на судьбу! Но в гости мы едем по доброй воле, зачастую одетые легче обык- новенного, и не внемлем голосу природы, которая, взывая ко всем нашим чувствам, велит нам самим беречься от непогоды и беречь все, чем мы дорожим. Нет же, мы срываемся с места, дабы провести пять скучнейших часов в чужом доме, где не услышим ничего такого, что не было сказано вчера и не будет сказано завтра. Погода сейчас уже прескверная, а на возвратном пути будет, вероятно, еще хуже! Четырех лошадей и четверых слуг выгнали на холод только ради того, чтобы везти пятерых зябнущих хозяев из теплых комнат в более холодные и из луч- шего общества в худшее. Эмма не в состоянии была умиротворить мистера Джона Найтли тем одобрением, кото- рое он, несомненно, привык получать. В отличие от всегдашней его спутницы она не твердила: «Ты совершенно прав, мой милый!» – но удержалась и от возражений. Ей не хотелось ни под- дакивать зятю, ни ссориться с ним. Далее молчания ее героизм не простирался. Позволяя ему говорить, она куталась в плед и затыкала оконные щели, но не проронила ни единого слова. Наконец они прибыли к пасторскому дому. Экипаж развернули, приступку опустили, и перед ними тотчас предстала щеголеватая черная фигура улыбающегося мистера Элтона. Д. Остин. «Эмма» 63 Эмма обрадовалась тому, что более не нужно слушать ворчание зятя. Викарий был сама любез- ность и сама веселость. Та радость, которую он источал вместе с своими комплиментами, даже заставила мисс Вудхаус подумать, уж не получил ли он каких-либо обнадеживающих вестей о состоянии Харриет. Сама она посылала справиться о приятельнице, когда одевалась к ужину, и ей ответили: «Больной не легче». – Миссис Годдард покамест не сообщила мне ничего отрадного, – сказала Эмма. – Моей подруге все так же тяжко. Лицо викария мгновенно удлинилось. – Ах, это в самом деле прискорбно! – воскликнул он с большим чувством. – Я как раз намеревался сказать вам, что, возвращаясь домой, чтобы переодеться к ужину, я заглянул к миссис Годдард, и мне ответили: «Состояние мисс Смит нисколько не улучшилось, ей скорее даже хуже». О, как печально и как тревожно! Я-то полагал, что недуг ее отступит перед тем укрепляющим снадобьем, какое она получила нынче утром. Эмма улыбнулась: – Мое посещение, смею надеяться, помогло нервам Харриет, но даже мои чары бессильны против боли в горле. Простуда в самом деле тяжелая. Мистер Перри осмотрел бедняжку, как вы, верно, слышали. – Да… Я предполагал… То есть нет, я не знал… – Он уж не впервые лечит Харриет от такой болезни, и, надеюсь, завтра же мы услы- шим обнадеживающие известия. Однако трудно совсем не тревожиться. То, что сегодня она не может приехать, – большая потеря для нашей компании. – Ах да, именно так! Ужасно! Нам всем ежеминутно будет не хватать мисс Смит! Слова эти, как и вздох, за ними последовавший, были весьма уместны, однако печали мистера Элтона следовало бы длиться несколько долее. К некоторому недоумению Эммы, всего лишь через полминуты он заговорил о других предметах, причем голос его не выражал ничего, кроме живости и удовольствия: – Как это славно придумано – отделывать экипажи овечьей кожей. Она превосходно защищает от холода! При новейших приспособлениях благородная публика может путеше- ствовать с отменным удобством. Ни единое дуновение не проникнет внутрь кареты, ежели мы сами того не желаем. Путешествовать можно, совершенно не сообразуясь с погодой. Сегодня, к примеру, очень холодно, но здесь мы вовсе не чувствуем этого. Ха! Вот и снежинки! – Да, – подхватил Джон Найтли. – И, полагаю, к ночи снегопад усилится. – Рождество, – заметил мистер Элтон, – самая пора для снега. Нам еще следует радо- ваться, что он не выпал вчера и не помешал сегодняшней нашей поездке. Мистер Вудхаус едва ли отважился бы покинуть дом, если б дорогу сильно замело. Теперь, однако, снег нам уже не страшен. Рождественские вечера предназначены для дружеских встреч. Все созывают в гости добрых соседей, не боясь даже самой скверной погоды. Однажды снегопад на целую неделю задержал меня в доме приятеля. Чудесные были деньки! Ехал я всего на один вечер, а прого- стил семеро суток кряду! Мистер Джон Найтли, не видевший, по-видимому, никакой радости в подобных приклю- чениях, холодно вымолвил: – Не хотел бы я застрять на неделю в Рэндалсе. В другое время эта беседа позабавила бы Эмму, но теперь она была встревожена весело- стью мистера Элтона, который, предвкушая прелести званого ужина, словно бы вовсе позабыл о Харриет. – Комнаты, – продолжал он, – конечно же, отлично натоплены, и всем нам будет очень удобно. Мистер и миссис Уэстон – очаровательные люди! Она достойна самой высокой похвалы, а он так гостеприимен, так любит общество! Компания созвана небольшая, но, когда приглашены лишь избранные, это, пожалуй, приятней всего. В гостиной миссис Уэстон трудно Д. Остин. «Эмма» 64 разместить со всеми удобствами более десяти человек. По моему мнению, лучше двоих не досчитаться, нежели терпеть тесноту оттого, что позвали двух лишних. Полагаю, вы со мной согласитесь, – при этих словах мистер Элтон с любезной улыбкой повернулся к Эмме, – а вот мистер Найтли, быть может, привык в Лондоне к более многолюдным собраниям и потому не вполне разделяет наши чувства. – Многолюдные лондонские собрания меня никоим образом не касаются, сэр. Я всегда ужинаю дома. – В самом деле? – произнес мистер Элтон тоном печального удивления. – Не знал я, что труд адвоката столь тяжкое рабство. Но, сэр, однажды вы будете вознаграждены за все ваши лишения. Вы сможете меньше времени посвящать делам и больше – удовольствиям. – Я не жду иного удовольствия, – возразил Джон Найтли, когда экипаж въехал в ворота, – кроме как возвратиться в Хартфилд целым и невредимым. |