Главная страница
Навигация по странице:

  • «Повесть о Савве Грудцыне».

  • 41. «Повесть о Фроле Скобееве» как плутовская новелла. Система образов. Фрол Скобеев – новый тип героев в литературе второй половины 17 века. Особенности сюжета.

  • «Повесть о Фроле Скобееве».

  • Повесть об основании Тверского Отроча монастыря.

  • 44. Основные жанры первобытной литературы 17 века.

  • 45. Творчество протопопа Аввакума. Особенности композиции, приёмов изображения главного героя «Жития» протопопа Аввакума. Жанр и стиль «Жития».

  • Ж а н р и с т и л ь ж и т и я.

  • Экзаменационные вопросы по древнерусской литературе. Периодизация или характеристика основных этапов развития древнерусской литературы


    Скачать 466.5 Kb.
    НазваниеЭкзаменационные вопросы по древнерусской литературе. Периодизация или характеристика основных этапов развития древнерусской литературы
    Дата29.06.2018
    Размер466.5 Kb.
    Формат файлаdoc
    Имя файлаRL.doc
    ТипЭкзаменационные вопросы
    #48089
    страница7 из 8
    1   2   3   4   5   6   7   8

    40. Проблематика «Повести о Савве Грудцыне», её связь с историческими событиями эпохи. Система образов в повести. Волшебная сказка и религиозная легенда как сюжетные источники произведения. «Повесть о Савве Грудцыне» - первый опыт русского романа.

    «Повесть о Савве Грудцыне». Тематически к «Повести о Горе и Злочастии» близка «Повесть о Савве Грудцыне», созданная в 70-е годы XVII века. В этой повести также раскрывается тема взаимоотношений двух поколений, противопоставляются два типа отношений к жизни. Основа сюжета — жизнь купеческого сына Саввы Грудцына, пол­ная тревог и приключений. Повествование о судьбе героя дается на широком историческом фоне. Юность Саввы протекает в годы «гонения и мятежа великого», т. е. в период борьбы русского народа с польской интервенцией; в зрелые годы герой принимает участие в войне за Смоленск в 1632—1634 гг. В повести упоминаются исторические личности: царь Михаил Федорович, боярин Стрешнев, воевода Шеин, сотник Шилов; да и сам герой принадлежит к известной купеческой семье Грудцыных-Усовых. Однако главное место в повести занимают картины частной жизни.

    Повесть состоит из ряда последовательно сменяющих друг друга эпизодов, составляющих основные вехи биографии Саввы: юность, зрелые годы, старость и смерть.

    В юности Савва, отправленный отцом по торговым делам в город Орел соликамский, предается любовным утехам с женой друга отца Бажена Второго, смело попирая святость семейного союза и святость дружбы. В этой части повести центральное место отводится любовной интриге и делаются первые попытки изобразить любовные переживания человека. Опоенный любовным зелием, изгнанный из дома Бажена, Савва начинает терзаться муками любви: «И се начат яко пеки огнь горети в сердце его... начат сердцем тужити и скорбети по жене оной... И нача от великия туги красота лица его увядати и плоть его истончеватися». Чтобы рассеять свою скорбь, утолить сердечную тоску, Савва идет за город, на лоно природы.

    Автор сочувствует Савве, осуждает поступок «злой и неверной жены», коварно прельстившей его. Но этот традиционный мотив прельщения невинного отрока приобретает в повести реальные психологические очертания.

    Вводится в повесть и средневековый мотив союза человека с дьяволом: в порыве любовной скорби Савва взывает к помощи дьявола, и тот не замедлил явиться на его зов в образе юноши. Он готов оказать Савве любые услуги, требуя от него лишь дать «рукописание мало некое» (продать свою душу). Герой исполняет требование беса, не придав этому особого значения, и даже поклоняется самому Сатане в его царстве, дьявол, приняв образ «брата названого», становится предан­ным слугою Саввы.

    Идейно-художественная функция образа беса в повести близка функции Горя в «Повести о Горе и Злочастии». Он выступает вопло­щением судьбы героя и внутренней смятенности его молодой и поры­вистой души. При этом образ «названого брата», который принимает в повести бес, близок народной сказке.

    Если в эпизодах, изображающих юность героя, на первый план выдвинута любовная интрига и раскрывается пылкая, увлекающаяся натура неопытного юноши, то в эпизодах, повествующих о зрелых годах Саввы, на первый план выступают героические черты его харак­тера: мужество, отвага, бесстрашие. В этой части повести автор удачно сочетает приемы народной эпической поэзии со стилистическими приемами воинских повестей.

    Развязка повести связана с традиционным мотивом «чудес» бого­родичных икон: Богородица своим заступничеством избавляет Савву от бесовских мучений, взяв предварительно с него обет уйти в мона­стырь. Исцелившись, получив назад свое заглаженное «рукописание», Савва становится монахом. При этом обращает на себя внимание тот факт, что на протяжении всей повести Савва остается «юношей».

    Образ Саввы, как и образ Молодца в «Повести о Горе и Злочастии», обобщает черты молодого поколения, стремящегося сбросить гнет вековых традиций, жить в полную меру своих удалых молодецких сил.

    Образ беса дает возможность автору повести объяснить причины необыкновенных удач и поражений героя в жизни, а также показать мятущуюся душу молодого человека с его жаждой бурной и мятежной жизни, стремлением сделаться знатным.

    В стиле повести сочетаются традиционные книжные приемы и отдельные мотивы устной народной поэзии. Новаторство повести состоит в ее попытке изобразить обыкновенный человеческий характер в обыденной бытовой обстановке, раскрыть сложность и противоре­чивость характера, показать значение любви в жизни человека. Вполне справедливо поэтому ряд исследователей рассматривает «Повесть о Савве Грудцыне» в качестве начального этапа становления жанра романа.
    41. «Повесть о Фроле Скобееве» как плутовская новелла. Система образов. Фрол Скобеев – новый тип героев в литературе второй половины 17 века. Особенности сюжета.

    «Повесть о Фроле Скобееве». Если герои повестей о Горе и Злочастии и Савве Грудцыне в своем стремлении выйти за пределы традиционных норм морали, бытовых отношений терпят поражение, то бедный дворянин Фрол Скобеев, герой одноименной повести, уже беззастен­чиво попирает этические нормы, добиваясь личного успеха в жизни: материального благополучия и прочного общественного положения.

    Худородный дворянин, вынужденный добывать средства к сущест­вованию частной канцелярской практикой «ябедника» (ходатая по делам), Фролка Скобеев делает девизом своей жизни «фортуну и карьеру». «Или буду полковник, или покойник!» — заявляет он. Ради осуществления этой цели Скобеев не брезгует ничем. Он неразборчив в средствах и пускает в ход подкуп, обман, шантаж. Для него не существует ничего святого, кроме веры в силу денег. Он покупает совесть мамки, соблазняет дочь богатого стольника Нардина-Нащо­кина Аннушку, затем похищает ее, разумеется с согласия Аннушки, и вступает с ней в брак. Хитростью и обманом супруги добиваются родительского благословения, потом полного прошения и отпущения своей вины. Отец Аннушки, спесивый и чванливый знатный стольник, вконце концов вынужден признать своим зятем «вора, плута» и «ябедника» Фролку Скобеева, сесть с ним за один стол обедать и «учинить» своими наследником.

    Повесть является типичной плутовской новеллой. Она отразила начало процесса слияния бояр-вотчинников и служилого дворянства в единое дворянское сословие, процесс возвышения новой знати из дьяков и подьячих, приход «худородных» на смену «стародавних, чест­ных родов».

    Резкому сатирическому осмеянию подвергнуты в повести боярская гордость и спесь: знатный стольник бессилен что-либо предпринять против «захудалого» дворянина и вынужден примириться с ним и признать своим наследником. Все это дает основание полагать, что повесть возникла после 1682 г., когда было ликвидировано местни­чество.

    Автор не осуждает своего героя, а любуется его находчивостью, ломкостью, пронырливостью, хитростью, радуется его успехам в жизни и отнюдь не считает поступки Фрола постыдными.

    Добиваясь поставленной цели, Фрол Скобеев не надеется ни на бога, ни на дьявола, а только на свою энергию, ум и житейский практицизм. Религиозные мотивы занимают в повести довольно скромное место. Поступки человека определяются не волею божества, беса, а его личными качествами и сообразуются с теми обстоятельст­вами, в которых этот человек действует.

    Примечателен в повести также образ Аннушки. Она заявляет о своих правах выбирать себе суженого, смело нарушает традиции, активно участвует в организации побега из родительского дома; легко соглашается на притворство и обман, чтобы вновь вернуть благосклон­ность одураченных отца и матери.

    Таким образом, судьба героев повести отражает характерные об­щественные и бытовые явления конца XVII в.: зарождение новой знати и разрушение традиционного бытового уклада.

    Судьба героя, добившегося успеха в жизни, напоминает нам судьбы «полудержавного властелина» Александра Меншикова, графа Разумов­ского и других представителей «гнезда птенцов петровых».

    Автор «Повести о Фроле Скобееве», очевидно, подьячий, мечтаю­щий, подобно своему герою, выйти «в люди», достигнуть прочного материального и общественного положения. Об этом свидетельствует стиль повести, пересыпанный канцеляризмами: «иметь место житель­ства», «возыметь обязательное любление к оной Аннушке» и т. п. Эти обороты перемежаются с архаическими выражениями книжного стиля и просторечиями, особенно в речах героев, а также варваризмами, широко хлынувшими в это время в литературный и разговорный язык («квартера», «корета», «банкет», «персона» и т. п.).

    Автор хорошо владеет мастерством непосредственного свободного рассказа. И. С. Тургенев высоко оценил повесть, назвав ее «чрезвы­чайно замечательной вещью». «Все лица превосходны, и наивность слога трогательна»,— писал он.

    Впоследствии повесть привлекала к себе внимание писателей XVIII и XIX вв.: в 80-х годах XVIII в. Ив. Новиков на ее основе создал «Новгородских девушек святочный вечер, сыгранный в Москве свадеб­ным». Н. М. Карамзин использовал этот сюжет в повести «Наталья — боярская дочь»; в 60-х годах XIX в. драматургом Д. В. Аверкиевым была написана «Комедия о российском дворянине Фроле Скобееве», а в середине 40-х годов XX в. советский композитор Т. Н. Хренников создал комическую оперу «Фрол Скобеев» или «Безродный зять».
    42. Тематика сатирических произведений второй половины 17 века. Характер пародии в произведениях. Антитеза как ведущий приём создания сатирического образ. Фольклорное начало в сатирических произведениях. Язык сатирических произведений.

    Одним из самых примечательных явлений литературы второй половины XVII века является оформление и развитие сатиры как само­стоятельного литературного жанра, что обусловлено спецификой жиз­ни того времени.

    Образование «единого всероссийского рынка» во второй половине XVII в. привело к усилению роли торгово-ремесленного населения городов в экономической и культурной жизни страны. Однако в политическом отношении эта часть населения оставалась бесправной и подвергалась беззастенчивой эксплуатации, гнету. На усиление гнета посад отвечал многочисленными городскими восстаниями, способст­вовавшими росту классового самосознания. Появление демократиче­ской сатиры явилось следствием активного участия посадского населения в классовой борьбе.

    Таким образом, русская действительность «бунташного» XVII сто­летия и была той почвой, на которой возникла сатира. Социальная острота, антифеодальная направленность литературной сатиры сбли­жали се с народной устно-поэтической сатирой, которая служила тем неиссякаемым источником, откуда черпала она свои художественно-изобразительные средства.

    Сатирическому обличению подвергались существенные стороны жизни феодального общества: несправедливый и продажный суд; социальное неравенство; безнравственная жизнь монашества и духо­венства, их лицемерие, ханжество и корыстолюбие; «государственная система» спаивания народа через «царев кабак».

    Обличению системы судопроизводства, опиравшейся на Соборное уложение царя Алексея Михайловича 1649 г., посвящены повести о Шемякином суде и о Ерше Ершовиче.

    Рождение русской сатиры неотделимо от утверждения идеи внесословной ценности человека, а также от потребности в аккумуляции опыта сатирического изображения, накопленного в фольклоре и литературе предшествующих столетий.

    Русская сатира в период в период становления носила не отвлечённо-морализаторский характер, а была социально острой, поднималась от обличения частных злоупотреблений властью до критики основ существующего миропорядка.

    43. «Повесть об основании Тверского Отроча монастыря» как любовно-приключенческая новелла. Изображение любовной драмы героев. Художественный вымысел, агиографические элементы, символика свадебных народных песен в повести.

    Повесть об основании Тверского Отроча монастыря. Превращение исторической повести в любовно-приключенческую новеллу можно проследить на примере «Повести об основании Тверского Отроча монастыря». Ее герой — княжеский слуга отрок Григорий, уязвленный любовью к дочери пономаря Ксении. Заручившись согласием отца Ксении и князя на брак, Григорий радостно готовится к свадьбе, но «божиим изволением» настоящим женихом Ксении оказывается твер­ской князь Ярослав Ярославич, а Григорий всего-навсего его сватом. Потрясенный Григорий, «великою кручиною одержим бысть», снимает с себя «княжее платье и порты», переодевается в платье крестьянское и уходит в лес, где «хижу себе постави и часовню».

    Основной причиной, заставившей Григория бежать «в пустынные места» и основать там монастырь, является не благочестивое стрем­ление посвятить себя богу, как это было ранее, а неразделенная любовь.

    Ксения во многом напоминает Февронию: она такая же мудрая, вещая дева, наделенная чертами благочестия. «Узре ту девицу зело прекрасну», князь «возгореся бо сердцем и смятеся мыслию».

    В повести широко представлена символика свадебных народных песен. Князь видит вещий сон: его любимый сокол поймал «голубицу красотою зело сияющу»; во время охоты князь пускает своих соколов, и любимый сокол приводит его в село Едимоново и садится на церковь Дмитрия Солунского, где должны были венчаться Ксения с Григорием, и теперь волею судеб место Григория занял князь.

    Агиографические элементы, преобладающие в конце повести, не разрушают цельности ее содержания, основанного на художественном вымысле.

    44. Основные жанры первобытной литературы 17 века.

    Для русской литературы 17 века показательно усиление процесса европеизации и его переориентации со стран Восточной на страны Западной Европы, с культуры православного на культуру католического мира, с традиций греческой на традиции латинской книжности. В корпусе переводной литературы растёт удельный вес беллетристики, предназначенной для индивидуального чтения. Особое пристрастие к подобному роду литературной продукции испытывал читатель из демократической среды, которого увлекали любовные похождения героев, радовали жизненный успех обыкновенного человека и наказание, ожидавшее неправедных судей и жестоких правителей.

    Упрочение культурных связей с Европой привело к обогащению русской литературы жанрами рыцарского романа и новеллы. Их освоение шло в основном через переводы «народных книжек» - развлекательного массового чтения, где главным были не возвышенная любовь рыцаря к прекрасной даме и не героический характер, а приключенческий сюжет: «Удивления достойные» повести о Бове королевиче и Еруслане Лазаревиче стали популярными на Руси уже в первой половине 17 века, а к концу столетия в литературном обиходе находилось уже около десятка подобным переводных романов, которые быстро «обрусели» и сблизились с волшебной и богатырской сказкой. В них появились элементы фольклорной поэтики, герои стали жить в златоверхих теремах и соблюдать православные обычаи, их поединки с противником обрели былинный размах и обрядность. Возникнув на сказочной основе, переводной рыцарский роман, в конце концов, вернулся в фольклор.

    Если ранее переводились главным образом произведения религиозно-догматического, дидактического и исторического содержания, то теперь внимание переводчиков обращено на произведения европейской литературы позднего средневековья: рыцарский роман, бюргерскую бытовую и плутовскую новеллу, авантюрно-приключенческую повесть, юмористические рассказы, анекдоты.

    45. Творчество протопопа Аввакума. Особенности композиции, приёмов изображения главного героя «Жития» протопопа Аввакума. Жанр и стиль «Жития».

    «Ж и т и е п р о т о п о п а А в в а к у м а и м с а м и м н а п и ­с а н н о е».Аввакум так определяет рамки своего повествования: «...предлагаю житие свое от юности до лет пятидесят пяти годов». Он отбирает лишь самые важные, самые главные вехи своей биографии: рождение в семье сельского священника-пьяницы («...отец же мой прилежаше пития хмельнова»), первые испытания во время пребывания в Лопатицах и Юрьевце-Повольском; начало борьбы с Никоном и ссылка в Тобольск, а затем в Даурию; возвращение на Русь («...три года ехал из Даур»), пребывание в Москве и подмосковных монастыр­ских темницах и, наконец, лишение сана и последняя ссылка в Пустозерск.

    Центральная тема жития — тема личной жизни Аввакума, неотде­лимая от борьбы за «древлее благочестие» против Никоновых новшеств. Она тесно переплетается с темой изображения жестокости и произвола «начальников»-воевод, обличения «шиша антихристова» Никона и его приспешников, утверждавших новую веру «кнутом и виселицами».

    На страницах жития во весь свой гигантский рост встает образ незаурядного русского человека, необычайно стойкого, мужественного и бескомпромиссного. Характер Аввакума раскрывается в житии как в семейно-бытовом плане, так и в плане его общественных связей.

    Аввакум — поборник справедливости: он не терпит насилия силь­ного над слабым. Он заступается за девицу, которую «начальник» пытался отнять у вдовы; защищает двух престарелых вдов, которых самодур-воевода Пашков решил выдать замуж. Выступая защитником слабых и угнетенных, Аввакум переносит, однако, решение вопроса социального в область религиозно-моральную, развивая евангельскую идею равенства всех людей «в духе», идею одинакового их подчинения богу.

    Обличает Аввакум сребролюбие никонианского духовенства: дьяк тобольского архиепископа Иван Струна за полтину оставляет безна­казанным «грех» кровосмесительства.

    Изображает в житии Аввакум и представителей светской власти. Один из них избивает протопопа в церкви, а дома «у руки отгрыз персты, яко пес, зубами. И егда наполнилась гортань его крови, тогда руку мою испустил из зубов своих». Этот же «начальник» пытается застрелить протопопа из пищали и, пользуясь своей властью, изгоняет его, «всего ограбя и на дорогу хлеба» не дав. За отказ благословить «сына бритобрадца» боярин Шереметев приказывает бросить строптивого попа в Волгу, где его в студеной воде, «много томя, протолкали». Жестокостью превосходит всех остальных «начальников» воевода Паш­ков — «суров человек»: «...беспрестанно людей жжет, и мучит, и бьет». Он нещадно избивает Аввакума, нанося ему три удара чеканом (боевым топориком с молотком вместо обуха) и 72 удара кнутом, после чего в Братском остроге протопоп «все на брюхе лежал: спина гнила». Пашков «выбивает» Аввакума из дощаника и, издеваясь над ним, заставляет идти пешком через непроходимые таежные дебри. Подчиненных ему людей суровый воевода морит на работе.

    Обличая представителей церковной и светской власти, Аввакум не щадит и самого царя, хотя царскую власть он считает незыблемой. С царем Аввакум познакомился еще в молодости, когда, изгнанный воеводой из Лопатиц, он «прибрел» к Москве.

    Проходя часто мимо монастырского подворья, где жил Аввакум, царь раскланивается «низенько-таки» с протопопом. В то же время он дает приказ боярину Стрешневу уговорить Аввакума, чтобы тот молчал. Но это было не в характере «огнепального» протопопа, и он «паки заворчал», подав царю свою челобитную, чтобы тот взыскал «древлее благочестие». Это вызвало гнев и раздражение Алексея Михайловича. Сосланный в Пустозерск, Аввакум в своих посланиях переходит к обличению «бедного и худого царишки», который ко всем поддерживает «еретиков». Не считаясь с авторитетом царской власти, Аввакум пред­рекает Алексею Михайловичу адские мучения.

    Характерно, что царь Федор Алексеевич, принимая решение о казни Аввакума в 1682 г., выносит постановление: сжечь его «за великая на царский дом хулы».

    Если Аввакум непримирим и беспощаден к своим противникам, то он ласков, отзывчив, чуток и заботлив по отношению к своим сподвижникам, к своей семье. Иван Неронов, Даниил Логгин, Лазарь, Епифаний, дьякон Федор, юродивый Федор, «христовы мученицы» Федосья Прокопьевна Морозова и Евдокия Прокопьевна Урусова изображаются протопопом в житии с большой симпатией и любовью.

    Он образцовый семьянин. Он любит «своих робяток», печалится об их горькой участи и о своей разлуке с ними (семья протопопа была сослана на Мезень). С грустью говорит Аввакум о своих сыновьях Прокопии и Иване, которые, испугавшись смерти, приняли «никони­анство» и теперь мучаются вместе с матерью, закопанные живыми в землю (т. е. заключенные в земляную темницу). С любовью говорит протопоп и о дочери своей Аграфене, которая вынуждена была в Даурии ходить под окно к воеводской снохе и приносить от нее иногда щедрые подачки.

    Наиболее значителен в житии образ спутницы жизни Аввакума, его жены Анастасии Марковны. Безропотно идет она вместе с мужем в далекую сибирскую ссылку: рожает и хоронит по дороге детей, спасает их во время бури, за четыре мешка ржи во время голода отдает свое единственное сокровище — московскую однорядку (верхнюю одежду из шерстяной ткани), а затем копает коренья, толчет сосновую кору, подбирает недоеденные волками объедки, спасая детей от голодной смерти; Марковна помогает мужу морально переносить все невзгоды, которые обрушивает на него жизнь.

    Изображая себя в обстановке семейно-бытовых отношений, Авва­кум стремится подчеркнуть неразрывную связь бытового уклада с церковью. Патриархальный уклад, охраняемый старым обрядом, и защищает он. Он стремится доказать, что старый обряд тесно связан с самой жизнью, ее национальными основами, а новый обряд ведет к утрате этих основ. Страстная защита «древлего благочестия» превращает житие в яркий публицистический документ эпохи. Не случайно свое житие протопоп начинает с изложения основных положений «старой веры», подкрепляя их ссылками на авторитет «отцов церкви» и реши­тельно заявляя: «Сице аз, протопоп Аввакум, верую, сице исповедаю, с сим живу и умираю». Собственная его жизнь служит лишь примером доказательства истинности положений той веры, борцом и пропаган­дистом которой он выступает.

    Ж а н р и с т и л ь ж и т и я.Житие Аввакума — это первая в исто­рии нашей литературы автобиография-исповедь, в которой рассказ о злоключениях собственной жизни сочетается с гневным сатирическим обличением правящих верхов, с публицистической проповедью «ис­тинной веры».

    Тесное переплетение личного и общественного превращает житие из автобиографического повествования в широкую картину социаль­ной и общественно-политической жизни своего времени. Житие вби­рает в себя и этнографические описания далекого сибирского края, его рек, флоры и фауны.

    Религиозная традиционная фантастика под пером Аввакума при­обретает реальные бытовые очертания. Вот, например, «чудо, которое происходит в темнице Андрониева монастыря: три дня сидит здесь в темнице на цепи томимый голодом Аввакум, и перед ним предстает то ли ангел, то ли человек, и дает ему похлебать щей — «зело привкусны, хороши!» Или пищаль, из которой пытается убить Аввакума «началь­ник», трижды не стреляет, и протопоп объясняет это промыслом Божиим. И еще «чудо»: Бог помогает Аввакуму наловить много рыбы там, где ее никто не лавливал и т. п. Таким образом, все «чудеса», описываемые Аввакумом, не выходят за пределы реального бытового плана.

    Новаторство жития Аввакума особенно ярко обнаруживается в его языке и стиле. Он пишет «русским природным языком», о своей любви к которому заявляет во вступлении: «И аще реченно просто, и вы, Господа ради..., не позазрите просторечию нашему, понеже люблю свой русский природной язык, виршами философскими не обык речи красить». Говорить «природным языком» призывает он и царя: « Ты ведь, Михайлович, русак, а не грек. Говори своим природным языком, не уничижай его и в церкви, и в дому, и в пословицах».

    В стиле жития протопоп использует форму сказа — неторопливого рассказа от первого лица, обращенного к старцу Епифанию, но в то же время подразумевающего и более широкую

    аудиторию своих еди­номышленников. Но, как отметил В. В. Виноградов, в стиле жития сказовая форма сочетается с проповедью, и это обусловило тесное переплетение церковно-книжных элементов языка с разговорно-про­сторечными и даже диалектными.

    Для стиля Аввакума характерно отсутствие спокойного эпического повествования. Его житие состоит из ряда искусно нарисованных правдивых драматических сцен, построенных всегда на острых конф­ликтах: социального, религиозного или этического порядка. Эти дра­матические сцены соединены между собой лирическими и публицистическими отступлениями. Аввакум либо скорбит, либо не­годует, либо иронизирует над противниками и самим собой, либо горячо сочувствует единомышленникам и печалится об их судьбе.

    Житие — это мастерский изустный рассказ, не связанный ника­кими условностями. Рассказчик часто любит забегать вперед, возвра­щаться к ранее рассказанным эпизодам; он не следит за точной хронологической последовательностью повествования. Аввакум ис­пользует народные пословицы, поговорки, каламбуры, в которых подчас скрыта тонкая ирония. Например: «Любил протопоп со славными знатца, люби же и терпеть, горемыка, до конца»; «Бес – от веть не мужик: батога не боится».

    Исследователи стиля Аввакума в местах наиболее драматических отмечают наличие ритма и рифмы, звуковых повторов, аллитераций и ассонансов. Например: «У церкви за волосы дерут, и под бока толкают и за чепь торгают и в глаза плюют». Или: «Среди улицы били батожъем и топтали и бабы были с рычагами».

    Теоретически отвергая «живство» в иконном писании, Аввакум в своих сочинениях постоянно к нему обращался. Он предельно конкретизировал абстрактные религиозные понятия и представления, на­полнял их реальным бытовым содержанием, которое позволяло ему делать психологические и морально-философские обобщения.

    Тексты «священного писания» в истолковании Аввакума приобре­тают бытовую конкретность, которая сочетается с широкими обобще­ниями. Так, в толковании книги «Бытие» Аввакум изображает грехопадение Адама и Евы.

    Особенности стиля жития и других сочинений Аввакума позволяют говорить о неповторимой творческой индивидуальности этого талан­тливейшего писателя второй половины XVII в., ярко отразившего характерные черты переходной эпохи.
    1   2   3   4   5   6   7   8


    написать администратору сайта