Баффет. Элис Шредер - Уоррен Баффет. Лучший инвестор мира. Элис Шрёдер Уоррен Баффе Лучший инвестор мира Перевод с английского 2е издание Издательство Манн, Иванов и Фербер Москва, 2013
 Скачать 6.81 Mb.
|
аэроголик”»26. Чарли Мангер ограничился сухим и коротким комментарием: «Уоррен не звонил мне по этому вопросу». 402 „своей командой. Он проводил с ними почти все время, постоянно вовлекая сотрудников в одно из трех своих наваждений: работу, азартные игры и гольф. Вечерами, после закрытия рынка, арбитражеры часто садились в круг и играли в «покер лжецов», оттачивая свои навыки гандикапа28. Чаще всего выигрывал Мэриуэзер со своим детским выражением на бледном лице. Несмотря на всю свою пассивность и минимальное влияние в совете директоров, Баффет, вне всякого сомнения, разобрался в сути арбитража. Однако в целом понимание деталей бизнеса Salomon со стороны членов правления было ограниченным, и Баффет совершенно не разбирался в компьютерах, которые становились все более важным атрибутом любого бизнеса и без которых уже было сложно представить себе нормальную работу на Уолл-стрит. При этом Баффет понимал, что теперь работает директором в компании, зависящей от компьютеров. Он вычислил, что применение компьютеров повышает риск работы. Как-то раз он нанес визит Марку Бирну (сыну Джека Бирна), который работал в Salomon и занимался торговлей валютными опционами. «Марк был молодым и ярким человеком. Дома у него стоял компьютер, и он мог заниматься трейдингом практически постоянно. Он настроил программу таким образом, что если курс японской иены доходил до определенного предела, раздавался особый звонок, способный разбудить Марка даже посреди ночи. Я сказал Марку: “Позволь сказать тебе кое-что начистоту Вот тут у тебя есть компьютер, и после того, как ты занимался своими делами до двух часов ночи (и мы даже не спрашиваем тебя, что именно ты делаешь), ты засыпаешь, а в три часа утра раздается звонок. Ты встаешь, плетешься к компьютеру и видишь, что курс иены к доллару сейчас вот такой и такой. Теперь скажи мне, существует ли какой-либо лимит по размеру сделки, в пределах которого ты можешь действовать? Взбунтуется ли компьютер, если ты допустишь ошибку?” Он ответил: “Нет, я могу печатать все, что мне заблагорассудится”. “Таким образом, — продолжил я, — если ты накануне выпил лишнего и поставишь при размещении заявки три лишних нолика, это станет обязательным к исполнению для компании? И эта сделка должна будет пройти?” Он ответил: “Да”. Мне тут же представилась кошмарная картина, когда парень в три часа утра вылезает из кровати, в которой лежит вместе с подружкой, в полусне идет к компьютеру, вбивает туда пару цифр, а затем вновь валится в кровать. А наутро оказывается, что вместо триллиона иен он купил или продал квадриллион». Для Баффета было очевидно, что комбинация склонного к ошибкам человека и свободного от суждений компьютера в полностью неконтролируемой среде означает, что дела с высокой степенью вероятности могут вырваться из-под контроля. Однако, будучи всего лишь членом правления, он не имел достаточных полномочий для того, чтобы что-либо поменять, и мог действовать только путем убеждения. К этому моменту они с Мангером уже многократно — и безуспешно — вступали в схватку с руководством Salomon. Мангер был вовлечен в работу комитета по аудиту — который в прежние времена нельзя было назвать бастионом тщательного контроля — и принялся разбирать работу компании и ее бухгалтеров на заседаниях, длившихся по 6-7 часов. Мангер обнаружил, что бизнес Salomon в области деривативов рос достаточно активно, но, помимо прочего, за счет сделок, для которых не существовало сформированного рынка. Некоторые сделки не могли закрыться в течение длительного периода, чуть ли не нескольких лет. В подобных сделках деньги практически не переходили из одних рук в другие, поэтому деривативы отражались в бухгалтерской отчетности Salomon на основании специально разработанной модели”. Так как эту модель создавали люди, размер бонуса которых зависел от ее работы, неудивительно, что модели обычно показывали высокую прибыльность по сделкам. С помощью подобных бухгалтерских ухищрений прибыль компании была завышена почти на 20 миллионов долларов29. Однако в поле зрения аудиторского комитета обычно попадали лишь сделки, одобренные и чаще всего завершенные. Иными словами, определенная зона работы вообще выпадала из поля контроля. У Баффета с Мангером был огромный опыт в инвестициях, поэтому они достаточно громко выражали свое неудовольствие возникшим положением вещей, однако их мнение проигнорировали. Их протесты привели лишь к повышению степени их отчужденности от работников компании. Phibro, подразделение Salomon, основало совместное предприятие с компанией из Хьюстона Anglo-Suisse, созданной семью годами раньше. Цель предприятия состояла в разработке нефтяных полей в Западной Сибири и Арктике, что должно было привести к настоящей революции в производстве нефти в России. Проект «Белые ночи» хотел прийти в Россию с миром — помимо разработки нефтяных месторождений им был построен рекреационный центр, а кроме того, в Россию из США хлынул поток продуктов питания и одежды. «Anglo-Suisse... — вспоминал Мангер после того, как идея потерпела крах. — Это была совершенно идиотская затея. В деятельность компании не были вовлечены ни англичане, ни швейцарцы. Даже само имя компании говорило нам о том, что в этот проект лучше не влезать». Тем не менее Salomon вложила в проект 116 миллионов долларов, предположив, что нефть очень важна для будущего развития России и что для ее добычи будет крайне необходим западный капитал. Однако, несмотря на то что Баффет считал, что «страна никуда не денется, никуда не денется и нефть», этого нельзя было сказать о российской политической системе. И риск не покрывался никаким запасом прочности30. Как и следовало ожидать, вскоре после начала работы совместного предприятия «Белые ночи» российское правительство начало играть с налогами на экспорт нефти. Эти налоги практически лишили «Белые ночи» какой-либо прибыли. Кроме того, разочаровывающими оказались и объемы добываемой нефти. Российские олигархи постоянно летали в США и ждали, что там их будут развлекать, в том числе и с помощью проституток. Российское правительство вело себя непредсказуемо и недружелюбно, что приводило к конфликтам чуть ли не с самого первого дня работы. Наверняка на добыче нефти в России кто-то мог заработать большие деньги, но уж точно не Salomon Inc. Тем не менее в тот период основная головная боль была связана не с Россией. В 1989 году США были прямо-таки одержимы опасениями того, что страна останется в тени восходящего солнца японской экономики. Salomon инвестировала крупные суммы в Японию и достаточно успешно запустила там свой новый проект, который быстро развернулся под руководством Дерика Мохана, привлекла к работе сотни сотрудников и начала зарабатывать неплохие деньги. Постепенно Мохан начал передавать бразды правления местным талантливым руководителям. Баффет, который обычно не покупал иностранных акций и считал, что японские акции слишком дороги, не выказывал совершенно никакого интереса к какой бы то ни было деятельности, связанной с Японией. Однако Кэтрин Грэхем была просто- таки восхищена деятельностью Акио Морита, одного из самых ярких бизнесменов в мире. Морита занимал пост председателя правления Sony, одной из самых успешных корпораций в мире. Грэхем как-то раз познакомила этих мужчин на одном из официальных ужинов, но контакт между ними не сложился. Во время одной из поездок Баффета в Нью-Йорк Морита-сан устроил небольшой ужин для Грэхем, Баффета и Мэг Гринфельд в своей квартире на Пятой авеню, окна которой выходили прямо на Metropolitan Museum Баффет, озадаченный столь сильным увлечением Грэхем мощным и обладавшим перспективным видением человеком, согласился пойти на этот ужин. Баффет никогда прежде не ел японской пищи и знал, что у него могут возникнуть проблемы. Достаточно часто ему доводилось присутствовать на приемах, где он вместо яств теребил сервировочную салфетку. Он вполне мог обойтись без еды на протяжении семи-восьми часов. Однако ему не хотелось оскорблять своих хозяев. Став знаменитым, он понял, что больше не может имитировать процесс поедания незнакомых ему блюд (прежде он просто резал пишу на кусочки и двигал ее по тарелке). Эти манипуляции не оставались незамеченными. Окна квартиры Мориты выходили на Центральный парк, а с другой стороны открывался прекрасный вид на кухню, где готовились суши. Избранные гости имели возможность наблюдать через прозрачное окно за тем, как четыре повара готовят для них сложные и необычные блюда. Пока гости рассаживались за столом, Баффет бросил взгляд на поваров. Ему было интересно, какую же еду они преподнесут. Как почетный гость он сидел лицом в сторону кухни. На небольшом пьедестале лежали палочки для еды, а рядом с ними стояли маленькие мисочки с соевым соусом. Баффет уже знал, что ему не нравится соевый соус. Принесли первое блюдо. Сидевшие за столом с удовольствием занялись им. Баффет же только промямлил слова извинения. Он сделал жест в сторону официанта, чтобы тот убрал его тарелку с едой. Принесли следующее блюдо. Баффет не мог понять, что именно лежит на его тарелке, но смотрел на еду с ужасом. Он заметил, что Мэг Гринфельд, которая имела сходные с ним вкусы, испытывает аналогичные проблемы. Миссис Морита, сидевшая рядом с ним, вежливо улыбалась и почти ничего не говорила. Баффет выдавил из себя еще одно извинение. Он еще раз кивнул официанту, чтобы тот забрал тарелку. Тарелки с нетронутой едой вернулись на кухню, и Баффет был уверен, что это не ускользнуло от внимания поваров. Официант принес еще одно блюдо, которое напомнило Баффету куски резины. Кей и чета Морита принялись с удовольствием его уписывать. Когда Баффет еще раз извинился, миссис Морита вновь вежливо улыбнулась. Баффет начал корчиться. Он любил стейки с кровью, но не мог заставить себя есть сырую рыбу. Официант очистил тарелки. Повара стояли с опущенными головами. Баффет вспотел от волнения. Запас его извинений кончился. Повара выглядели занятыми, но он был уверен, что они тайком наблюдают за ним через стекло и пытаются понять, что он будет делать дальше. Прибывало одно блюдо за другим, однако тарелки Баффета возвращались обратно на кухню нетронутыми. Ему казалось, что он слышит с кухни легкое гудение. Сколько еще блюд могло быть подано? Он судорожно вспоминал, сколько еще осталось на планете вещей, которые можно есть сырыми. Казалось, что миссис Мо-рита немного разочарована его поведением, но он не был в этом уверен, ведь она все время улыбалась и почти ничего не говорила. С каждым новым блюдом время текло все медленнее. По подсчетам Баффета, количество поданных блюд уже превысило десяток. Он попытался компенсировать свои промахи с помощью остроумной и самоуничижительной беседы о делах с Морита- сан, но чувствовал, что тем самым лишь унижает себя. Но даже на пике своего унижения он не мог заставить себя думать о чем-либо другом, кроме гамбургеров. Он был уверен, что шум в кухне становится громче с каждой его тарелкой, которую уносили обратно нетронутой. Уже сменилось пятнадцать блюд, а Баффет так и не съел ни кусочка. Семья Морита вела себя подчеркнуто вежливо, что заставляло его испытывать еще большее унижение. Он отчаянно хотел вернуться обратно в квартиру Кей, где его ждали попкорн, арахис и клубничное мороженое. «Это было хуже всего, — вспоминает он об обеде, на котором не съел ни кусочка. — Мне доводилось бывать в подобных ситуациях, но эта была хуже всего. Я никогда не смогу взять в рот японскую еду». Тем временем сотни сотрудников Salomon, которые были бы готовы проползти на коленях всю Пятую авеню за обед, которым Баффета потчевали у Морита, питались в дорогих японских ресторанах и сплетничали о размере своих бонусных выплат Причем главным было не то, какая сумма прописана в чеке каждого из них Самым главным было то, насколько эта сумма больше или меньше суммы в чеке соседа. Баффет и Мангер почти не представляли, насколько большие проблемы ждут Salomon. Арбитражеры Мэриуэзера требовали все больше денег. Бывшие преподаватели колледжей (прежде зарабатывавшие всего по 29 ООО долларов в год) чувствовали, что занимаются субсидированием убыточных подразделений типа инвестиционного банкинга. Они называли систему раздела прибыли «социалистической»31. Действуя независимо от остальных, арбитражеры могли бы заработать значительно больше денег. Они хотели откусить хороший кусок от сотен миллионов долларов, которые зарабатывали для фирмы32. Несмотря на то что Мэриуэзер был достаточно стеснительным человеком и порой даже не мог устанавливать зрительный контакт, он тем не менее стал одним из самых агрессивных и успешных борцов за бонусы в мире. Гутфрейнд постепенно сдавался и отдал арбитражерам 15 процентов от суммы, которую они зарабатывали”. По сути, они могли получать куда больше денег, чем трейдеры, делившие бонусный бюджет между собой. Между Гутфрейндом и президентом Salomon Томом Страуссом было заключено секретное соглашение, о котором до поры до времени не знало ни правление, ни другие сотрудники Salomon. К 1991 году у Баффета и Мангера накопилось достаточно много причин для разочарования работой Salomon. Они получали устаревшие данные о финансовых результатах. Требования персонала к повышению размера бонусов непрерывно росли. Баффет и Мангер не соглашались с множеством решений, принимавшихся советом директоров. Цена акций не менялась восемь лет. Доходы снизились на 167 миллионов, в основном в связи с выплатами сотрудникам. Баффет, до сих пор позволявший Мангеру играть роль «плохого парня», встретился с исполнительным комитетом и рекомендовал им снизить выплаты комиссионных. Тем не менее представленная акционерам итоговая сумма бюджета комиссионных была на семь миллионов долларов выше, чем прежде. Благодаря новой формуле, которую Мэриуэзер умело протолкнул в интересах своих ребят- арбитражеров, один из них — Ларри Хилибранд получил вместо трех целых 23 миллиона долларов33. Когда новости о размере бонуса Хилибранда просочились в прессу, некоторые его коллеги чуть не сошли с ума от злобы и почувствовали себя обманутыми — им казалось, что все забыли о тех миллионах, которые они заработали для компании. У Баффета не было проблемы с выплатами бонусов арбитражерам как таковой. «Я верю в то, что талантливым людям следует платить много денег, — говорит он, — но, пользуясь выражением Чарли, эта оплата должна представлять собой роялти, разнесенное во времени». Созданная же в фирме структура выплаты бонусов напоминала структуру выплат в хедж-фонде и отчасти была даже похожа на структуру его прежнего 405 партнерства . Она приводила к значительному давлению на все остальные подразделения компании, вынужденные работать более упорно. Баффет возражал против того, что его не поставили в известность об этой схеме. Он возражал и против того, что при недостаточно хороших результатах сотрудники не подвергались никаким санкциям. Гутфрейнд в отличие от своих трейдеров проявил больше здравомыслия и решил снизить размер комиссионных на 35 процентов в связи со снижением доходов34. Это помогло ему наладить отношения с Баффетом — тот поверил, что Гутфрейнд грамотный менеджер и обладает лучшим пониманием ситуации. Однако чувство справедливости Баффета было столь сильно задето алчностью сотрудников, что он преодолел свою привычную инерцию и проголосовал против выплаты бонусов трейдерам. Но его голос значил крайне мало. Тем не менее, когда информация о том, что Баффет голосовал против, достигла офисов Salomon, люди пришли в бешенство. Миллиардер, так любивший деньги, осмелился назвать их алчными. Баффет же воспринимал Salomon как казино, у входа в которое расположен ресторан35. Ресторан был лидером по потерям. Трейдеры, в особенности люди Мэриуэзера, представляли собой казино — чистые риски без какого-либо конфликта интересов. Эта часть бизнеса нравилась Баффету, и новая система была призвана не дать арбитражерам диктовать 406 свои условия . Однако в своих попытках управлять компанией с двумя различными системами оплаты труда (фигурально говоря, казино и рестораном) Гутфрейнд загнал кол в самое сердце Salomon. Мэриуэзер и Хилибранд попросили у Гутфрейнда разрешения обратиться к Баффету с тем, чтобы выкупить у него обратно конвертируемые привилегированные акции. Условия, ранее предложенные Баффету, были крайне щедрыми и обходились Salomon достаточно дорого. Компания уже не стояла перед угрозой недружественного поглощения. Так для чего нужно было так много платить за защиту со стороны Баффета? Гутфрейнд сказал, что они могут поговорить с Баффетом и попытаться убедить его в том, что без привилегированных акций компании ему будет лучше, чем с ними. Они обратились к Баффету, а тот сказал, что в принципе не возражает. Однако присутствие Баффета в качестве инвестора заставляло Гутфрейнда чувствовать себя в безопасности36. Таким образом, Баффет предпочел придерживаться своей первоначальной договоренности. Он уже инвестировал в Джона Гутфрейнда и 700 миллионов долларов от имени Berkshire, и свою собственную репутацию, так что в 1991 году уже было поздно выходить из сделки. Глава 48. Сосание пальца и его худосочные результаты Нью-Йорк • 1991 год В четверг 8 августа 1991 года Баффет ехал в машине по направлению к Рино. Отправной точкой его путешествия было озеро Тахо, где он проводил свой ежегодный уикэнд с Астрид и детьми Блюмкин. Такой отдых всегда ему нравился, поэтому он пребывал в расслабленном и даже игривом настроении. С утра ему позвонили из офиса Джона Гутфрейнда. «Где вы будете сегодня в промежутке между девятью часами вечера и полуночью? спросили у него. — Мы хотели бы поговорить с вами». Вопрос показался Баффету неожиданным — он сообщил, что собирается посетить развлекательное шоу. Собеседник попросил его позвонить в семь часов вечера в юридическую компанию Wachtell, Lipton, Rosen & Katz, представлявшую интересы Salomon. «Хм-м-м», — подумал Баффет. Возможно, они хотят продать компанию. Это было бы для него неплохой новостью. Акции продавались по цене около 37 долларов, последняя цена закрытия составляла 38 долларов. Он мог сконвертировать по этой цене свои привилегированные акции в обыкновенные, получить свою прибыль и распрощаться с Salomon. Возможно, Гутфрейнд, который имел многолетнюю привычку обращаться к ему за советом, нуждался в его помощи для обсуждения условий сделки. Баффет со своей компанией коротал день в Рино и предавался воспоминаниям. В 1980 году ему предложили выкупить коллекцию автомобилей Harrah Collection из National Automobile Museum в Рино — 1400 машин, расположенных на нескольких гектарах земли, в том числе Rolls-Royce Salamanca 1932 года выпуска, Mercedes Targa Florio Racer 1922 года, Bugatti coupe 1932 года, Ferrari 1955 года и Pierce-Arrow 1913 года. Вся коллекция могла обойтись ему меньше чем в миллион долларов. Сначала он заинтересовался сделкой, но потом остыл к ней. Через несколько лет часть коллекции (несколько сотен автомобилей) была продана на ряде аукционов по общей цене в 69 миллионов долларов. Одна из машин, Bugatti Royale, была не так давно продана одному девелоперу недвижимости из Хьюстона за 6,5 миллиона. К половине восьмого вечера он вернулись к озеру Тахо. «Мы остались в гостинице, а наши друзья направились в ресторан. |