Баффет. Элис Шредер - Уоррен Баффет. Лучший инвестор мира. Элис Шрёдер Уоррен Баффе Лучший инвестор мира Перевод с английского 2е издание Издательство Манн, Иванов и Фербер Москва, 2013
 Скачать 6.81 Mb.
|
|
& Со2. Баффет симпатичен большинству представителей прессы, поскольку он никогда не делает ничего, что могло бы вызвать их неудовольствие. А еще Уоррен представляет собой большую загадку. Его публичный образ «простого парня» многим кажется вполне искренним. Однако на самом деле Баффет — человек куда более сложный, чем может показаться. Ему принадлежало пять домов, но жил он лишь в двух из них. В какой-то момент получилось так, что он был женат на двух женщинах. Он говорит мягко и с добрым огоньком в глазах, любит афоризмы, может похвастаться, что у него много преданных друзей, однако при этом имеет репутацию жесткого и холодного дельца. Кажется, что сам он избегает публичности, однако при этом ему удается привлечь к себе больше внимания, чем любому другому бизнесмену на планете*. Он летает по всей стране на своем G-IV часто посещает публичные мероприятия, среди его друзей множество знаменитостей. И при этом утверждает, что предпочитает Омаху, гамбургеры и бережливость. Он часто говорит о том, что его успех базируется на нескольких простых идеях в области инвестирования и настойчивом ежедневном труде. Но если все ограничивается только этим, то почему же никому не удалось повторить его путь? И в этот раз Баффет, как обычно, доброжелательно помахал журналистам, одарив их отеческой улыбкой. Они сделали несколько фотоснимков и принялись ждать следующую машину. Баффеты подъехали к своему дому, выстроенному в стиле французского шале. Он стоял в ряду нескольких похожих домов рядом с бассейном и теннисными кортами — в них Герберт Аллен обычно расселял наиболее важных гостей. Внутри Баффетов уже ждал привычный набор подарков — куртки с логотипом Allen & Со, бейсболки, флисовые свитера на молнии и рубашки-поло (каждый год цвета одежды менялись), а также блокнот на застежке-молнии. Несмотря на свое состояние, превышавшее 30 миллиардов долларов (на них можно было купить тысячи самолетов G-IV подобных стоявшим сейчас в местном аэропорту), Баффет многим иным подаркам предпочитал бесплатную рубашку-поло, подаренную другом. Некоторое время Уоррен внимательно изучал подарки, подготовленные к нынешней конференции. Но наибольший интерес Баффета вызвали персональная записка Герберта Аллена и информационный буклет, рассказывавший о программе «Солнечной долины» на этот год. Предложенный в буклете график Баффета на каждый час и каждый день был выверен буквально до секунды, заполнен до предела и доведен до совершенства, как накрахмаленные манжеты Герберта Аллена. В буклете перечислялись докладчики, темы для обсуждения (до самого последнего момента эта информация держалась в секрете), а также обеды и ужины, на которых ожидалось присутствие Баффета. В отличие от других гостей Уоррен знал о программе заранее, но все равно ему было интересно взглянуть, что же было написано в буклете. Герберт Аллен, «господин из Солнечной долины» и основной негласный «хореограф» конференции, обычно задавал мероприятию тон неброской, но заметной роскоши. Окружающие ценили его за высокие моральные принципы, блестящий ум, хорошие советы и щедрость. Один из гостей как-то даже сказал: «Заработав уважение такого человека, как Герберт Аллен, можно спокойно умирать». Многие из тех, кто осмеливался критиковать Аллена, втайне боялись, что не будут приглашены на следующую конференцию, поэтому ограничивались расплывчатыми намеками на его «необычность», постоянную обеспокоенность, нетерпеливость и чрезмерное внимание к собственной персоне. Собеседникам Аллена приходилось изрядно напрягаться, чтобы уловить поток слов, который тот извергал со скоростью пулеметной очереди. Герберт быстро задавал вопросы, а затем, не дослушав ответ, перебивал собеседника на полуслове, как будто тот отнимал у него драгоценное время. Он мог 4 Разумеется, за исключением Дональда Трампа. без труда произносить любые обескураживающие фразы. «Разумеется, Wall Street bank будет ликвидирован», — сказал он как-то раз одному репортеру, хотя сам возглавлял этот банк. Своих конкурентов он часто называл «продавцами хот-догов»3. Аллен сознательно не расширял свою компанию Allen & Со, и банкиры зачастую вкладывали в организуемые ею сделки свои собственные средства. Этот необычный подход превращал компанию из «слуги» клиентов (элиты Голливуда и мира медиа) в их партнера. Поэтому, когда Аллен организовывал то или иное мероприятие, его гости испытывали гордость, получив приглашение. У них не возникало ощущения, что они находятся в заложниках у навязчивого продавца. Для каждого ежегодного мероприятия Allen & Со разрабатывала детальную повестку дня, связанную с сетью контактов каждого гостя (которую фирма достаточно хорошо знала), а также включавшую в себя знакомство того или иного гостя с новыми людьми, которые, по мнению сотрудников Аллена, заслуживали этого. Согласно негласным правилам иерархии дома, в которых останавливались участники конференций, находились на том или ином расстоянии от отеля (в котором проходили основные встречи). Для каждого приглашенного не только разрабатывался список официальных обедов и ужинов, на которые он был приглашен, но и указывалось, за каким столом ему предстоит сидеть. Друг Баффета Том Мерфи назвал подобные мероприятия «толчеей в стаде слонов». «Каждый раз, когда крупные игроки собираются вместе, — говорит Баффет, — не составляет проблем позвать их на то или иное мероприятие. Если им позволено участвовать в “толчее стада слонов”, это 4 означает, что каждого из них считают слоном» . У «Солнечной долины» есть свое реноме, потому что в отличие от многих других подобных мероприятий право присутствовать на этих конференциях невозможно купить. В результате в среде элиты возникает своего рода «искусственная демократия». Участникам мероприятия всегда интересно следить за тем, кого из новичков пригласили на этот раз. Не менее интересно анализировать, кому из прежних гостей отказано в приглашении. Когда люди находятся в привычных для себя «де7ювых» рамках, им зачастую не удается установить новые контакты. Allen 8с Со, понимая это, способствовала налаживанию дружеских отношений с помощью развлекательных программ, начинавшихся с первого же вечера. Приехавшие и передохнувшие гости облачались в одежду жителей Дикого Запада, забирались в старомодные конные повозки и вслед за группой ковбоев отправлялись по петлявшей, извилистой каменистой дороге в высокогорную долину Трейл-Кэбин-Крик. Там Герберт или один из его сыновей приветствовали собравшихся в тот момент, когда солнце начинало клониться к закату. Ковбои развлекали детей разнообразными трюками с лассо возле большой белой палатки, украшенной алыми петуниями и синим шалфеем. «Старая гвардия “Солнечной долины”» воссоединялась и приветствовала новых гостей, стоя с тарелками в руках в очереди к буфету со стейками и лососем. Обычно Баффеты завершали первый вечер, сидя с друзьями у костра под усыпанным звездами небом. Развлечения продолжались и в среду днем, когда гостям предлагалось сплавиться на лодках по тихой Салмон-Ривер. В ходе этого мероприятия укреплялись старые связи и завязывались новые контакты. Сотрудники Allen & Со внимательно контролировали как посадку в автобусы, направлявшиеся к месту начала сплава, так и сам сплав. Лоцманы молча вели лодки по реке, струившейся по долине, не прерывая деловое общение или дружескую болтовню пассажиров. Спасатели из числа местных жителей и автомобили скорой помощи стояли наготове на случай, если кто-то ненароком упадет в холодную воду. Как только гости откладывали в сторону весла и вылезали из лодок, им сразу же вручались теплые полотенца, а следом и тарелки с барбекю. Те, кому было неинтересно участвовать в рафтинге, могли половить рыбу нахлыстом, покататься на лошадях, пострелять по тарелочкам, покататься на горном велосипеде, научиться вязанию или фотографированию пейзажей, сыграть в бридж или побросать фрисби, покататься на коньках на крытом катке, отдохнуть в бассейне, сыграть в теннис на идеальных грунтовых кортах или в гольф на великолепных зеленых лужайках, по которым разъезжали электромобили (в их багажном отделении можно было найти и зонты, чтобы защититься от солнца, и закуски, и даже крем от насекомых)5. Развлекались без большого шума и без малейшего напряжения. Все, что было нужно гостям, моментально возникало перед их глазами благодаря усилиям незаметных, но постоянно находившихся рядом сотрудников Аллена, одетых в рубашки-поло с логотипом SV’99. Среди них можно было заметить и группу подростков, в основном блондинов крепкого телосложения, одетых в те же рубашки-поло и имевших на спине рюкзаки с логотипом Allen & Со. Это было «секретное оружие» Герберта Аллена. В то время как родители и дедушки с бабушками развлекались, подростки следили за тем, чтобы у каждого малыша Джошуа и малышки Бриттани был товарищ для игр, с которым они могли заняться кучей интересных дел — научиться играть в теннис или футбол, покататься на велосипеде и электрической железной дороге, посмотреть на ученых лошадей, покататься на коньках или на лодке, поудить рыбу, порисовать, а то и просто поесть пиццы и мороженого. Цель подростков-нянек состояла в том, чтобы создать для ребенка такую приятную атмосферу, чтобы он потом год за годом упрашивал родителей снова поехать в это место. Самим же родителям было очень приятно наблюдать за тем, как симпатичный подросток берет на себя все заботы и позволяет им без угрызений совести отлично проводить время в компании других взрослых. Баффету нравилось, как Аллен организует подобные мероприятия. Он любил Солнечную долину как отличное место для семейного отдыха — если бы ему пришлось оказаться на горном курорте одному со своими внуками, он растерялся бы и не знал, что делать. Ему не нравился активный отдых на воздухе, за исключением гольфа. Он никогда не был на охоте, не ездил на горном велосипеде, считал воду «своего рода тюрьмой» и даже под угрозой ареста не согласился бы сплавляться по реке. Напротив, Баффет чувствовал себя совершенно комфортно, находясь в самом центре «слоновьей толчеи». Иногда он играл в гольф или бридж, причем его партнером по гольфу всегда выступал Джек Валенти, президент Американской ассоциации кинокомпаний (обычно ставки в их поединках не превышали одного доллара), а по бриджу — Мередит Брокау. Еще он проводил время в общении с людьми типа исполнительного директора Playboy Кристи Хефнер или Майкла Делла. Однако часто Уоррен Баффет просто закрывался в своем доме — читал газеты, смотрел деловые новости по телевизору в гостиной, сидя у камина нереальных размеров4. Едва ли он обращал внимание на красоту сосновых лесов на горе Болди, вид на которую открывался прямо из его окна, или цветочные поляны, напоминавшие своей расцветкой великолепный персидский ковер, — на пастельные люпины, сапфировые дельфиниумы, вздымающиеся над маками, шалфей и веронику, нашедшие свое место среди заячьей капусты и бородника. «Уверен, что за моим окном открывается красивый вид», — говорил порой Баффет. На самом деле его влекла сюда атмосфера, созданная стараниями Герба Аллена6. Ему нравилось находиться рядом со своими ближайшими друзьями: издательницей Кей Грэхем и ее сыном Доном; Биллом и Мелиндой Гейтсами; Микки и Доном Кью; Барри Дилером и Дианой фон Фюрстенберг; Энди Гроувом и его женой Евой. Но важнее всего для Баффета было то, что Солнечная долина объединяла всю его семью, это был редкий момент, когда они могли провести время вместе. «Ему нравится, когда мы все находимся под одной крышей», — говорит его дочь Сьюзи Баффет-младшая. Сама она жила в Омахе; ее младший брат Хоуи с женой Девон (в этот год они не приехали) в Дикейтуре; другой младший браг, Питер, и его жена Дженнифер — в Милуоки. Жена Баффета, сорокасемилетняя Сьюзан, живущая отдельно от мужа, прилетела для того, чтобы встретиться с семьей, из своего дома в Сан-Франциско. А Астрид Менкс, подруга Уоррена на протяжении вот уже двадцати лет, осталась дома в Омахе. Пятничным вечером Уоррен облачился в гавайскую рубашку и вместе с женой отправился на традиционную «встречу у бассейна», проходившую неподалеку от их дома. Большинство гостей были знакомы со Сьюзи и симпатизировали ей. Она являлась постоянной звездой этих вечеринок — ее коронным номером были старомодные шлягеры, которые она распевала в свете факелов перед подсвеченным олимпийским бассейном. В 1999 году в привычный шум дружеского общения за коктейлями и звуки оркестра вплетались прежде неизвестные слова из новояза: В2В, В2С, «баннерная реклама», «широкополосный доступ». На протяжении всей недели странное ощущение беспокойства пронизывало обеды, ужины и коктейли, своеобразным молчаливым туманом покрывало рукопожатия, поцелуи и объятия. Новички — новоиспеченные руководители технологических компаний — представлялись людям, которые год назад и не подозревали об их существовании5. Некоторые вели себя очень высокомерно, и это шло вразрез с обычной неформальной атмосферой Солнечной долины, где Герберт Аллен ввел негласное правило: чрезмерная помпезность карается изгнанием. Особенно это высокомерие было заметно в ходе презентаций, проводившихся в центральном конференц-зале отеля. Главы компаний, высокопоставленные правительственные чиновники, другие серьезные и ответственные люди говорили слова, которые вряд ли осмелились бы произнести где-то еще, потому что были уверены, что ни одно из сказанных ими слов не выйдет за границы дверей конференц-зала. Доступ репортерам сюда был категорически запрещен, а ведущие журналисты и главы медиаимперий (владельцы телевизионных сетей и газет), хотя и были допущены в зал, хранили полное молчание. Поэтому все выступавшие, обращавшиеся к равным себе, говорили правильные и важные вещи, которые никогда не стали бы известны представителям прессы, так как эти слова были чересчур откровенными и пугающими. Журналисты толпились снаружи, надеясь ухватить любую «косточку», которую участники сочтут нужным им бросить. В этом году новые напыщенные магнаты эпохи Интернета с помпой хвастались приобретенными компаниями и пытались найти финансирование у «денежных мешков», сидевших в зале: финансовых менеджеров, управлявших пенсионными и сберегательными фондами множества частных вкладчиков и в совокупности владевших активами на фантастическую сумму — свыше триллиона долларов6. Триллиона долларов в 1999 году было бы достаточно для того, чтобы оплатить подоходные налоги всех жителей США. За эти деньги можно было бы подарить по новенькому «бентли» каждой семье более чем в девяти штатах4. За эту сумму можно было купить все объекты недвижимости в Чикаго, Нью-Йорке и Лос-Анджелесе вместе взятых. Эти деньги были очень нужны некоторым из компаний, выступавших со своими презентациями. Исследование Тома Брокау «Интернет и наша жизнь» стало первой ласточкой в целой череде презентаций о том, каким образом Интернет можехд7зменить природу современного коммуникационного бизнеса. Джей Уокер из компании Priceline продемонстрировал аудитории головокружительную перспективу, которую открывает Интернет, сравнив информационную супермагистраль с сооружением трансконтинентальной железной дороги в 1869 году. Выступавшие рассказывали о блестящих перспективах своих компаний, наполняя комнату опьяняющими видениями будущего, не ограниченного географическими расстояниями. Это звучало так многообещающе, так красиво, что напоминало многим байки продавцов чудодейственных препаратов (хотя справедливости ради надо сказать, что многие участники были по-настоящему впечатлены картиной нового мира, открывавшегося у них перед глазами). Ребята из технологических компаний казались себе Прометеями, несущими огонь простым смертным. Представители всех других индустрий, занимавшиеся скучной работой по обеспечению потребителей всем необходимым — теми же автозапчастями или садовой мебелью, — интересовали новичков только с одной точки зрения: какой объем технологий они готовы закупить. Акции некоторых интернет-компаний торговались по цене, во много раз превышавшей их еще не заработанные доходы, в то время как компании из «реального сектора», занимавшиеся производством конкретных вещей, теряли капитализацию. Когда объем акций технологических компаний превысил объем акций представителей «традиционной экономики», промышленный индекс Доу-Джонса (Dow Jones Industrial Average, широко используемый показатель состояния фондового рынка США) легко перевалил за знаковую отметку в 10 000 пунктов (достигнутую всего за четыре месяца до этого), а затем менее чем за три с половиной года его значение удвоилось. Многие из недавно обогатившихся бизнесменов в перерыве между выступлениями собрались на огороженной обеденной террасе около пруда, в котором плавала парочка лебедей. Именно здесь любой гость — но не репортер — мог протиснуться сквозь массу людей, одетых в штаны цвета хаки и кашемировые свитера, и задать вопрос Биллу Гейтсу или Энди Гроуву. Журналисты тем временем преследовали интернет-магнатов между конференц-залом и домиками, в которых те жили, еще больше усугубляя атмосферу чрезмерно завышенной собственной значимости, пронизавшую Солнечную долину в этом году. Некоторые из новоиспеченных «королей Интернета» провели вторую половину пятницы, упрашивая Герберта Аллена допустить их на субботнюю фотосессию знаменитого фотографа Анни Лейбовиц, которая планировала сделать серию снимков представителей медиаиндустрии для журнала Vanity Fair. Они чувствовали, что их пригласили в Солнечную долину, потому что они были королями текущего момента. И никак не могли поверить в то, что Лейбовиц сама решает, кого ей фотографировать. Почему, к примеру, она намерена снимать Баффета? Его роль в медиаиндустрии была вторичной —■ конечно, он участвовал в советах директоров ряда компаний, обладал широкой сетью личных контактов и в прошлом делал крупные и небольшие инвестиции в этой отрасли. Но он в любом случае был представителем «старых СМИ». Этим парням сложно было поверить в то, что лицо Баффета на обложке помогало продавать журналы. Потенциальные звезды бизнеса чувствовали себя ущемленными, потому что отлично знали, насколько сильно баланс в отрасли массовых коммуникаций сместился в сторону Интернета. Этого нельзя было отрицать, однако Герберт Аллен полагал, что «новая парадигма» оценки акций в индустрии технологий и медиа (основанная на количестве кликов и движении глаз по поверхности экрана, а не способности компании просто зарабатывать деньги) — это полная ерунда. «“Новая парадигма”, — фыркал он. — Это все равно что “новый секс”. Такого не бывает»7. 8 8 * На следующее утро Баффет, символ «старой парадигмы», встал довольно рано — ему предстояло выступить на конференции с заключительной речью. Он не задумываясь отказывался выступать на конференциях, организованных другими компаниями. Но когда Герберт Аллен просил его выступить в Солнечной долине, всегда отвечал согласием8. Заседание в субботу утром было ключевым мероприятием конференции, поэтому вместо того, чтобы поиграть с утра в гольф или поудить рыбку, почти все ее участники ограничились легким завтраком и расселись в конференц-зале. Сегодня Баффет должен был говорить о фондовом рынке. В частных беседах он высказывал немало критических оценок в отношении ненормальной ситуации, складывавшейся на фондовом рынке, на протяжении всего года поднимавшей на пьянящую высоту цены акций технологических компаний. Акции его собственной Berkshire Hathaway здорово «просели», жесткое правило Баффета воздерживаться от покупки акций технологических компаний начинало казаться старомодным. Однако это критическое отношение никак не влияло на то, каким образом Баффет занимался инвестированием. И до сего момента единственным публичным заявлением Уоррена Баффета о ситуации на фондовом рынке были слова о том, что он никогда не делает прогнозов его развития. Поэтому решение выйти на сцену в Солнечной долине было совершенно беспрецедентным. Хотя, возможно, для этого просто пришло время. Баффетом владела твердая убежденность в собственной правоте и безграничное желание проповедовать9. Уоррен провел за подготовкой своей речи несколько недель. Он понимал, что рынок — это не просто некая группа людей, торгующих акциями, словно фишками в казино. За каждой такой фишкой стояла конкретная компания. Баффет всегда думал об общей ценности фишек. Чего каждая из них стоит? Затем изучал историю компании, обрабатывая в мозгу огромные объемы информации и данных. Новые прогрессивные технологии не в первый раз появлялись на арене и сотрясали фондовый рынок. История бизнеса была наполнена такими «взрывами» — в ней присутствовали и железные дороги, и телеграф, и телефон, и автомобили, и самолеты, и телевидение. Все эти вещи были призваны ускорить тем или иным образом взаимодействие — но многие ли из них смогли обогатить инвесторов? Именно на этом вопросе Баффет и хотел акцентировать внимание аудитории в Солнечной долине. После короткого завтрака на подиум поднялся Кларк Кью. Баффет знал семью Кью на протяжении многих лет, в Омахе они были соседями. Именно благодаря отцу Кларка — Дону Баффет смог обрести связи, которые и привели его в Солнечную долину. Дон Кью, председатель правления Allen & Со и бывший президент Coca-Cola, познакомился с Гербертом Алленом, когда в 1992 году купил от имени Coca-Cola у Allen & Со компанию Columbia Pictures. Кью и его начальник, исполнительный директор Coca-Cola Роберто Гойзуэта, были настолько впечатлены подходом Герберта Аллена к этой сделке (непохожим на поведение обычных дельцов), что убедили его войти в состав правления Coca-Cola. Дон Кью, сын скотника из Сиу-Сити и бывший церковный служка, уже отошел от руководства Coca-Cola, но продолжал жить и дышать в соответствии с лозунгом Real Thing5' и сохранял столь большое влияние в компании, что его часто называли «теневым исполнительным директором»8. Живя бок о бок с семьей Кью в Омахе в 1950-х годах, Уоррен как-то поинтересовался у Дона, каким образом тот собирается оплачивать обучение своих детей в колледже, и предложил инвестировать 10 000 долларов в созданное Баффетом товарищество. Однако Дон в тот момент был вынужден водить своих шестерых детей в приходскую школу за 200 долларов в неделю, подобно мелкому и неудачливому торговцу. «У нас не было таких денег, — рассказывал собравшимся в Солнечной долине его сын Кларк. — И это часть истории нашей семьи, которую мы никогда не забудем». Баффет, одетый в свой любимый красный свитер поверх клетчатой рубашки, поднялся на сцену, встал рядом с Кларком. И закончил начатую 5 10 11 тем историю5' . «Кью были прекрасными соседями, — сказал он. — Конечно, порой Дон не забывал между делом намекнуть, что в отличие от меня у него есть настоящая работа, но в целом наши отношения были прекрасными. Как-то раз моя жена Сьюзи зашла к соседям в гости и, как это часто бывает между соседями, попросила дать в долг чашку сахара. Микки, жена Дона, дала ей целый пакет. Когда я услышал об этом, то решил в тот же вечер сам зайти к Кью. Я сказал Дону: “Почему бы тебе не дать мне двадцать пять тысяч долларов в качестве инвестиций в товарищество?” Вся семья Кью немного оторопела, мое предложение было отвергнуто. Затем в один прекрасный день я вернулся к ним и попросил десять тысяч долларов, о которых рассказывал Кларк. Получил тот же результат. Я вернулся еще раз и попросил пять тысяч долларов. И снова мое предложение было отвергнуто. Поэтому одним прекрасным летним вечером 1962 года я вновь направился к дому Кью. Не помню, хотел ли я попросить рее две с половиной тысячи, но в любом случае, когда я подошел к дому соседей, в нем было темно и тихо. За окнами ничего не было видно, но я точно знал, что Дон и Микки прячутся наверху, поэтому ждал. Я позвонил в звонок. Я постучал. Ничего. Однако Дон и Микки были наверху, и в доме не горел ни один светильник, хотя было слишком темно для того, чтобы читать, и слишком рано для того, чтобы ложиться спать. И я помню этот день, как будто он был вчера. Это было 21 июня 1962 года. Кларк, когда ты родился?» «Двадцать третьего марта 1963 года». «Ну что ж, именно из таких мелких деталей и рождается история. Думаю, ты должен быть рад тому, что твои родители не дали мне десять тысяч долларов». Очаровав аудиторию этим рассказом и особенно его неожиданной концовкой, Баффет приступил к делу. «Что ж, сегодня я попытаюсь решить сразу несколько задач. Герберт попросил меня добавить к выступлению несколько слайдов. Его просьба звучала так: “Покажи им, что умеешь обращаться с этой штукой”. А когда Герберт что-то говорит, то Баффеты воспринимают это как приказ». Сразу же после этого он рассказал анекдот уже про самого Аллена. Суть его заключалась в следующем: секретарь президента США врывается в Овальный кабинет с извинениями за то, что назначил две встречи на одно и то же время. Президенту нужно выбрать, с кем встретиться — с Папой Римским или с Гербертом Алленом. Для пущего эффекта Баффет сделал паузу. «Президент сказал: “Попросите Папу войти. В его случае я могу ограничиться тем, что поцелую кольцо на его руке”. Итак, мои друзья, целующие кольца, я хотел бы поговорить с вами о фондовом рынке. Я буду говорить о том, как оценивать акции, но вы не услышите ни слова о том, как предсказывать их курсы или планировать действия на будущий месяц или год в зависимости от этого. Оценка — совсем не то, что прогноз. В краткосрочной перспективе рынок — это машина для голосования. А в долгосрочной — это весы. Вес наращивается постепенно. А голоса “за” и “против” можно посчитать быстро. И это достаточно недемократический способ голосования. К сожалению, как мы все знаем, машины не слишком грамотны». Баффет нажал на кнопку, и на огромном экране справа от него высветилась страница презентации в PowerPoint от Microsoft. Билл Гейтс, сидевший в зале, на несколько секунд затаил дыхание, пока известный своей неуклюжестью Баффет смог наконец придать слайду более или менее удобный для просмотра вид9. ПРОМЫШЛЕННЫЙ ИНДЕКС ДОУ-ДЖОНСА 31 декабря 1964 г. 874,12 31 декабря 1981 |