Главная страница

Баффет. Элис Шредер - Уоррен Баффет. Лучший инвестор мира. Элис Шрёдер Уоррен Баффе Лучший инвестор мира Перевод с английского 2е издание Издательство Манн, Иванов и Фербер Москва, 2013


Скачать 6.81 Mb.
НазваниеЭлис Шрёдер Уоррен Баффе Лучший инвестор мира Перевод с английского 2е издание Издательство Манн, Иванов и Фербер Москва, 2013
АнкорБаффет
Дата28.03.2023
Размер6.81 Mb.
Формат файлаdoc
Имя файлаЭлис Шредер - Уоррен Баффет. Лучший инвестор мира.doc
ТипДокументы
#1020250
страница67 из 97
1   ...   63   64   65   66   67   68   69   70   ...   97
, 503 503



Перед началом собрания, 1 апреля 2003 года, Berkshire объявила о покупке производителя мобильных домов Clayton Homes. Это решение было обычным для того времени, естественным продолжением скупки активов, обесценившихся после скандала с Enron.

Сделка с Clayton стала возможной потому, что за годы низких ставок



появились банки, набитые свободными деньгами . Они быстро убедили

клиентов в том, что низкие ставки дают им возможность покупать больше за меньшие деньги. Люди, вложившие свои средства в покупку недвижимости, поняли, что она может стать для них неким подобием текущего счета. Вне зависимости от того, шла ли речь о предложении кредитных карточек, недвижимости или мобильного жилища, банки в поисках направлений вложений обратили внимание и на тех, кто, хотя и имел меньше возможностей выплатить долг по кредиту, все равно хотел

_ 504

любым способом осуществить свою «великую американскую мечту» . В случае с мобильными домами банки выдали деньги производителям, а те, в свою очередь, одолжили их покупателям. В теории этот процесс работал нормально — производители домов сами несли риски, связанные с платежной дисциплиной и невозвратом кредитов.

Но потом производители, стараясь избежать риска невыплат, стали продавать свои права по кредитам. С этого момента плохие кредиты оказывались проблемой кого-то другого. Этим «кем-то другим» становился инвестор. В ходе процесса, получившего название securitization, кредиты Уолл-стрит «переупаковывались», скупались и перепродавались инвесторам в виде долговых облигаций, обеспеченных заложенной недвижимостью (collaterized debt obligation, CDO). Финансисты объединяли тысячи подобных кредитов со всей Америки, затем делили их на части, названные «траншами». Транши верхнего яруса получали деньги из фонда ипотечных платежей в первую очередь. Затем наступала очередь второго яруса, третьего и так далее.

Разделение на транши позволило присвоить высший рейтинг надежности ААА траншам верхнего яруса, рейтинг А А траншам второго и так далее. Затем банки принялись продавать их инвесторам. Вероятность дефолта была рассчитана банковскими аналитиками исходя из данных, полученных в ходе многолетних наблюдений. Но система предоставления кредитов переживала изменения, и опора на исторические параллели становилась все более и более сомнительной.

Со снижением стандартов, на основе которых предоставлялись кредиты, «кредитное плечо» хедж-фондов, инвестировавших в долговые обязательства, все увеличивалось и достигало иногда 100 долларов долга на 1 доллар капитала. Так что качество облигаций CDO (даже с самым высоким рейтингом ААА) становилось, как говорят, «отстойным». Некоторые инвесторы занервничали из-за жуликоватого поведения игроков рынка и решили подстраховаться4. Они стали покупать бумаги на новом рынке, на котором делались ставки по поводу возможности дефолта по кредитам. Это называлось «кредитно-дефолтный своп». Если CDO обесценивались из-за дефолта по кредиту, то заплатить за это должен был тот, кто выпустил своп.

Теперь казалось, что инвестирование в CDO совершенно безопасно. «Когда деньги бесплатны, — написал позже Чарльз Моррис, — кредитование ничего не стоит и совершенно безопасно. Кредитор, ищущий прибыль, будет раздавать деньги до тех пор, пока не останется людей, которых можно кредитовать»5.

Если же кто-то пытался указать, что риск на самом деле никуда не исчез, то участники рынка с демонстративным вздохом объясняли ему, что секьюритизация и деривативы свопов распыляют этот риск по самым дальним уголкам земного шара, где его возьмут на себя столько людей, что никто этого просто не почувствует.

Рациональным бизнесменам, связанным с мобильными домами, эта ситуация развязала руки. Они снизили ставки по кредитам, упростили процесс их получения. Пока на рынке недвижимости царил бум, рискованные виды ипотечных кредитов — вместе с коммерческими, потребительскими, образовательными и другими — распространялись, как вирус простуды в детском саду. Все они, как и кредиты за мобильные дома, страховались, приобретали иную форму и перепродавались через свопы. Появлялись и другие, более экзотические производные ценные бумаги.

В своем письме акционерам в 2002 году Баффет назвал производные бумаги (деривативы) «токсичными» и относился к ним как к «бомбам замедленного действия», приводящимся в действие совершенно бесконтрольно и способным вызвать цепную реакцию и финансовую катастрофу. На встрече с акционерами в том же году Чарли Мангер описал, как нынешняя бухгалтерская отчетность преувеличивает доходность от деривативов, и сделал вывод: «Вы оскорбите сточные воды, если назовете “канализацией” финансовую отчетность по деривативам в Америке». В письме в 2003 году Баффет назвал деривативы «финансовым оружием

505

массового поражения» . Подобных сделок заключено столько, писал он, что из них сложилась целая цепь, опоясавшая мир. Несмотря на основанный на математических моделях совет покупать, а не продавать во время кризиса, инвесторы стали убегать, как стадо жирафов от льва, при первых признаках проблем. И хотя формально на рынке было очень много игроков, на нем всегда доминировало лишь небольшое количество крупных финансовых организаций, использовавших «кредитное плечо». У них были и другие активы, которые считались никак не связанными с деривативами, но их стоимость на обрушившемся рынке падала вместе со стоимостью деривативов.

У General Re был собственный дилер по деривативам — General Re Securities, которого Баффет ликвидировал, продав свои позиции или отказавшись от них в 2002 году, преподав тем самым наглядный урок акционерам — он подробно описал сложность и проблематичность закрытия подобной компании. General Re настолько разозлила Баффета потерей 8 миллиардов долларов при выплате страховок, что он с трудом мог говорить об этом. Его гневное письмо об этом инциденте все еще висело на сайте Berkshire, хотя Рон Фергюсон уже ушел в отставку, его заменили Джо Брэндон и его «второй пилот» Тэд Монтросс. Конкуренты General Re радостно сообщили клиентам, что Баффет собирается продать компанию или ликвидировать ее. С учетом примера Salomon такие предположения не казались безосновательными. Вместо того чтобы вливать капитал в General Re для выправления ее финансовой отчетности, Баффет после трагедии 11 сентября забрал у компании часть ее нового бизнеса и передал его в принадлежавшую Berkshire Re компанию Аджита

Джейна”. Кроме того, через эту же компанию и лондонский банк Lloyds он начал вкладывать деньги в конкурентов General Re. Баффет объяснял это разными причинами, но сам, видимо, не понимал, что действует привычным образом для своего состояния крайнего раздражения — он пытался поскорее выбраться из неприятной ситуации. Он не «наказывал» General Re, а скорее инстинктивно страховал себя от риска, что General Re разорится, потеряет 22 миллиарда долларов его инвестиций и опустит его репутацию до неприемлемого уровня.

General Re требовалось получить миллиарды долларов прибыли, чтобы вернуть себе расположение Баффета. Бизнес деривативов в любом случае имел бы к этому мало отношения. То же самое можно было сказать и про глобальную экономику. «С небольшой, но не ничтожной долей вероятности, — говорил Баффет, — рано или поздно деривативы приведут к серьезным проблемам». Мангер выражался яснее: «Я буду крайне удивлен, если в течение ближайших 5-10 лет не произойдет кризис мирового масштаба». Хотя в интересах инвесторов за рынками акций и облигаций велось пристальное наблюдение, рынок деривативов регулировался слабо, операции с ними были очень непрозрачными. Дерегулирование начала 1980-х годов превратило рынки в финансовый эквивалент схватки в регби. Согласно существовавшей теории, рынок должен был регулировать сам себя (хотя ФРС все равно пыталась вмешиваться, когда назревали проблемы).

Под проблемами и «взрывом» Баффет и Мангер имели в виду пузырь, образовавшийся над зловещим варевом из легкодоступных кредитов в условиях отсутствия регулирования и огромных прибылей, которые доставались банкам и их «сообщникам». Они имели в виду запутанный клубок из требований выплат по различным деривативам, который вполне мог привести к краху финансовых институтов, чьи потери спровоцировали бы остановку выдачи кредитов и как следствие — глобальное «наступление на рынок». В такой ситуации кредиторы начали бы пугаться выдавать кредиты даже надежным заемщикам, а отсутствие финансовых поступлений, как хорошо известно, отправляет экономику в пикирующее падение. В прошлом прекращение выдачи кредитов уже не раз ставило экономику на грань рецессии. Но «это не прогноз, это предупреждение», говорил Баффет. Они с Мангером дали первый тревожный звонок.

«Многие нам возражали, — писал Баффет в 2003 году. — Они считали, что деривативы решают системные проблемы, потому что те участники рынка, которые не могут взять на себя некоторые риски, имеют возможность передать их в более сильные руки. Эти люди считали, что деривативы могут стабилизировать экономику, облегчить торговлю, снять препятствия для индивидуальных участников». «На уровне микроэкономики это часто оказывается правдой, — отмечал Баффет, — но на макроуровне деривативы могут спровоцировать воздушную катастрофу над Манхэттеном, Лондоном, Франкфуртом, Гонконгом и другими городами». Баффет и Ман-гер считали, что операции с деривативами должны быть лучше отрегулированы, их прозрачность должна стать обязательным условием, торговля ими должна вестись через центральную расчетную палату, а Федеральная резервная система обязана выступать в роли центрального банка не только для коммерческих, но и для ведущих инвестиционных банков. Однако глава ФРС Алан Гринспен выступил в защиту нерегулируемого рынка, посчитав Баффета чересчур осторожным6 Слова о «финансовом оружии массового поражения» цитировались повсюду, и часто тут же задавался вопрос: не сгущает ли Баффет краски?7

Впрочем, уже в 2002 году приближение «массового поражения» можно было почувствовать. Обжегшись на плохих кредитах, кредиторы начали прекращать финансирование или повышать ставки до уровня, фактически блокирующего кредитование. Компания Clayton не была первым «набегом» Баффета на бизнес мобильных домов. В конце 2002 года обанкротились производители таких домов Oakwood и Conseco — «субстандартный» кредитор, который выдавал кредиты людям с плохой кредитной историей. Баффет понимал: первый признак сдувания кредитного пузыря заключается в том, что «стадо» отдает волку банкротства на съедение больного барана. Он одолжил деньги Oakwood и попытался купить Conseco Finance — отделение Conseco, которое

занималось кредитованием”. Но его предложение — 1 миллиард 370 миллионов долларов за спасение от банкротства — уступило предложениям Cerberus Capital и еще двух закрытых инвестиционных фондов. По некоторым оценкам, чтобы добиться выхода Баффета из игры, Cerberus пришлось заплатить на 200 миллионов больше — наверняка в компании этого никогда не забудут.

Тогда вместе с двумя другими фондами Баффет занялся финансами обанкротившегося Oakwood. Заключенная сделка превращала его после урегулирования ситуации в крупнейшего акционера компании — и это, между прочим, помогло Oakwood расплатиться по кредитам4.

Вскоре после этого группа студентов из Университета Теннесси пришла на лекцию Баффета в Cloud Room на 15-м этаже Kiewit Plaza. Два часа он отвечал на вопросы и довольно пространно рассказал о своем интересе к производству домов. Эл Оксье, профессор, организовавший встречу с Баффетом, попросил одного из студентов вручить тому в подарок книгу First a Dream8 — мемуары Джима Клэйтона, основателя Clayton Homes. Баффет позвонил Джиму Клэйтону, тот переадресовал звонок своему сыну Кевину, сменившему отца на посту исполнительного директора еще в 1999 году9.

Clayton Homes был классическим примером производителя, оказавшегося в сложной ситуации. Хотя в целом этот бизнес был надежным, его кредиторы вели себя, как выразился Баффет, «подобно кошке Марка Твена, которая, сев однажды на горячую плиту, никогда больше не садилась и на холодную». Баффет понимал, что основная проблема Clayton заключается в том, что у компании недостает средств для финансирования своей деятельности. При наличии достаточного количества денег и более разумной бизнес-модели компания могла превратиться в лидера своей отрасли. Акции Clayton вместе с акциями других подобных компаний упали аж до девяти долларов. Как и в случае с кризисом в Salomon, у Клэйтонов не оставалось источников финансирования. Они собирались продать компанию.

Кевин Клэйтон: «Нас может заинтересовать предложение в районе двадцати долларов за акцию».

Баффет: «Мне кажется, мы вряд ли сможем предложить вам что-то, что компенсирует пролитый вами и вашим отцом пот, время и энергию, которые вы потратили в ходе строительства этой прекрасной компании».

Клэйтон: «У нас проблемы с финансированием. Может, вы нам просто одолжите немного денег?»

Баффет: «Для Berkshire Hathaway это неприемлемо. Почему бы вам не собрать все данные, касающиеся вашей компании, и не прислать их мне, когда у вас будет такая возможность?»

Это был классический маневр Баффета, который привел к тому, что на следующий же день сотрудник Federal Express принес ему огромную посылку. Рыба проглотила наживку. Клэйтоны чем-то напоминали Уэйна Гриффина, который подбрасывал монетку, чтобы решить, сколько денег просить за Blue Chip Stamps. Баффет понял, что Клэйтоны готовы к сделке.

Уолл-стрит оценивал Clayton дороже, чем всех ее конкурентов, вместе взятых, и хорошая репутация компании была вполне заслуженной. Большинство остальных производителей мобильных домов были убыточными и прекращали торговлю. Как и в случае многих других «культовых» компаний, основатель Clayton был человеком с мощной харизмой. Джим Клэйтон — играющий на гитаре сын земледельца, начавший бизнес с переоборудования и продажи своего первого и единственного на тот момент дома, — превращал собрания акционеров в мини-фестивали и однажды даже прошел к сцене между рядами, напевая

508

кантри-хит Take Me Home, Country Roads.

Он поручил ведение переговоров своему сыну Кевину, который, как и отец, был настоящим бизнесменом, но в отличие от него отнюдь не шоуменом. Кевин явно никогда не слышал о «баффетировании».

Баффет: «Предлагаю двенадцать с половиной долларов».

Клэйтон: «Вы знаете, Уоррен, совет может заинтересовать предложение ближе к двадцати, скажем — семнадцать или восемнадцать долларов за акцию».

Баффет: «Двенадцать с половиной долларов».

Кевин Клэйтон вышел из комнаты и позвонил членам совета директоров. Хотя акции продавались в то время за девять долларов, трудно было смириться с тем, что компания будет продана всего по двенадцать с половиной долларов за акцию.

Клэйтон: «Совет рассмотрит предложение в пятнадцать долларов».

Баффет: «Двенадцать с половиной». Хотя это и не зафиксировано официально, можно быть почти уверенным, что в этот момент Баффет применил другой свой классический маневр — «циркулярную пилу», выбивая почву из-под ног Клэйтонов сочувственным рассказом о том, в каком тяжелом положении они окажутся, когда у компании не останется источников финансирования.

Клэйтоны и совет директоров вновь обсудили предложение.

Клэйтон: «Мы хотим тринадцать с половиной».

Баффет: «Двенадцать с половиной».

Новый раунд обсуждений.

Клэйтон: «Окей, мы согласны на двенадцать с половиной при условии, что получим акции Berkshire».

Баффет: «Извините, но это невозможно. Кстати, я не участвую в аукционах. Если вы хотите продать мне, вы не будете иметь права искать покупателя, предлагающего лучшую цену. Вы должны будете подписать специальное соглашение о том, что отказываетесь рассматривать другие предложения».

Клэйтоны, которые, наверное, лучше многих экспертов понимали, в каком положении находится их отрасль, в итоге капитулировали10.

После «баффетирования» Клэйтонов Уоррен прилетел в Теннесси для встречи с ними, объехал заводы и нанес визиты чиновникам в Ноксвилле. Он попросил Джима Клэйтона спеть с ним, они даже отрепетировали несколько песен по телефону, но, когда пришло время, «Баффет совершенно забыл о моей гитаре, стоявшей на стойке за его спиной, — написал позже Клэйтон. — Дайте нашему новому другу Уоррену в руки микрофон — и он забывает о времени»11. Не привыкший проигрывать, Клэйтон мог по крайней мере утешиться тем, что стал человеком, благодаря которому Ноксвилл впервые посетил знаменитый Уоррен Баффет.

Хотя местные жители были довольны заключенной сделкой, инвесторы Clayton считали по-другому. Аура Баффета впервые сработала против него самого. В отличие от Клэйтонов многие из инвесторов знали про «баффетирование», и им совсем не хотелось ему подвергнуться.

После объявления о сделке акционеры начали осаждать Клэйтонов, умоляя: «Вы — великолепная компания, лучшая в своем деле, мы не хотим владеть кем-то другим в этой отрасли, только вашими акциями. Пожалуйста, не уходите, вы сможете преодолеть трудности, отрасль снова поднимется!» Раздавались и угрозы: «Как вы посмели продать компанию за двенадцать с половиной долларов, когда ее цена достигала

шестнадцати, и мы пережили этот шторм?! Отрасль скоро опять поднимется. Как вы могли только подумать продать ее так дешево!» Крупные инвесторы Clayton считали, что Баффет покупал компанию «на дне цикла» для отрасли мобильных домов и специально выбрал это время для сделки, чтобы получить наибольшую прибыль. На пике своего развития в 1998 году, используя тактику агрессивного кредитования, эта индустрия продала 373 тысячи домов. В 2001 году — 193 тысячи (во многом из-за потерь экономики после 11 сентября). Прогноз продаж на 2003 год составлял всего 130 тысяч домов. Но, конечно, эта тенденция должна была рано или поздно обратиться вспять. Репутация Баффета как находчивого покупателя заставляла инвесторов полагать, что он точно угадал момент, когда акции подешевеют особенно сильно, и что они будут идиотами, если продадут компанию сейчас.

Впрочем, Баффет видел ситуацию по-другому. Он понимал, что рынок мобильных домов загнал себя в угол тем, что большую часть своей продукции продавал людям, которые такие дома себе позволить не могли. Поэтому, по его мнению, число продаж в обозримой перспективе не должно было увеличиться.

Но несогласные с ним полагали, что столь успешная в прошлом компания сможет повернуть ситуацию в свою пользу.

Сохраняя невозмутимость, не обращая внимания на гнев акционеров, Баффет наслаждался мыслью о своей будущей роли импресарио индустрии мобильных домов. Покупка компании у сына земледельца доставила удовольствие человеку, который ел шоколадки Dilly в кафе Diary Queen, до сих пор с интересом разглядывал каталоги с игрушечными поездами, владел компанией по пошиву униформы для заключенных и чрезвычайно радовался тому, что сфотографировался с парнями из текстильной компании Fruit of the Loom Внутри него уже начинал шевелиться Финеас



Тейлор Бар-нум . Баффет так живо мог себе это представить — огромный передвижной дом, выставленный в новом Qwest Convention Center в Омахе во время собрания акционеров в 2004 году. Он предполагал поставить этот дом рядом с магазином Sees Candies или у того места, где сотрудники Justin продают обувь. Выставочная площадь становилась год от года все больше и внушительнее, и на продажу выставлялось все больше товаров. Мысль о целом доме, собранном прямо здесь, посреди зала для собрания акционеров, с ровным газоном и очередью из инвесторов, желающих увидеть его изнутри, приводила Баффета в трепет. «Интересно, сколько передвижных домов можно продать во время собрания акционеров?» — задавался вопросом Баффет. Никто из Солнечной долины еще не занимался таким делом на собраниях своих акционеров.

Кроме того, Clayton стала очередной компанией, в работе с которой объединились его бизнес-инстинкты и страсть читать наставления. Он собирался преподать урок плохим парням из отрасли мобильных домов. Баффет решил стать спасителем этого бизнеса.

1   ...   63   64   65   66   67   68   69   70   ...   97


написать администратору сайта