Книга Невзоров. Еретик! сказала церковь. Хулиган! сказали чиновники
 Скачать 1.31 Mb.
|
|
Путин и революция. Нос к носу Уже не менее трех веков наипервейшей потребностью России является революция. Конечно, в истории этой страны были бурления толп и отстрелы царей. Но все катаклизмы заканчивались простой заменой одного деспота на другого. Сменялись символика и атрибутика, но принципы власти оставались неизменными. Цари, генсеки и президенты наследовали друг от друга приятное право казнить или миловать миллионы. Конечно, кто-то из венценосцев писал державность акварелью, а кто-то маслом. Но суть никогда не менялась. Хорошему землетрясению безразличен стиль архитектуры. Оно крошит готику с таким же удовольствием, как и модерн. Оно непринужденно сносит целые страны. Революция, к сожалению, не так всеядна и всесильна. К тому же она знает Россию на вкус и хорошо помнит, как пару раз давилась ею и срыгивала, не доведя дело до конца. Конечно, она всегда бродит рядом, выбирая момент для нового броска. Пока что ни одной смуте не удалось разгрызть тушу темной империи. Да, были весьма живописные попытки. Но подлинной революции Россия так никогда и не пережила. Ведь революция — это не просто рвотный рефлекс страны в ответ на самодурство и воровство. Не гильотины. И не забитые трупами подвалы ЧК. Подвалы и гильотины — всего лишь пикантные, но не обязательные специи к блюду государственного преображения. Революция — это бесповоротное изменение принципов жизни и управления. Это болезненный, но необходимый акт политической гигиены, преображающий природу власти и народа. Но в России революции так и не случилось. Кстати, не вполне понятно, что именно ее заблокировало. Глупо подозревать в этом православие. Оно давно выдохлось и превратилось в казенный шоу-бизнес. Особенно хорошо это заметно в сравнении с исламом, который регулярно демонстрирует те подвиги веры, которые злопыхатели называют «терактами». Современное православие с его доносиками по 148-й выглядит на данном фоне весьма бледно. А когда- то и оно блистало в деле религиозного терроризма, то вырывая ноздри, то сжигая в срубах целые семьи. Но уже в начале ХХ века градус веры понизился до нуля. Впрочем, это беда не только православия, но и христианства в целом. Конечно, папы и патриархи продолжают играть старый спектакль, омывая и целуя ноги бомжам. Но отметим, что любая проститутка и не такое целует за гораздо меньшие деньги. Вне подозрений и «великая русская культура». К счастью, она на сто процентов вторична и является послушной копией культуры европейской. А та никогда не мешала торжеству революций. Мифическая русская «самобытность» вообще ничему препятствовать не может. Если она когда- либо и существовала, то как бессмысленный балласт была сброшена еще Петром I. Тайную экспедицию, III Отделение, ВЧК-КГБ можно вообще в расчет не принимать. Они непригодны для блокировки больших политических процессов. Проблема в том, что формируются они не из полных дураков. Следовательно, в любой серьезной ситуации они первыми и разбегаются. Впрочем, загадка провала всех революций в России — это тема отдельного исследования. Сегодня мы обойдемся простой регистрацией того факта, что политическая эволюция страны не состоялась. Конечно, без революции можно и обойтись. Но, увы, пропуск в будущее выписывает именно она. Помимо всего прочего, революция отмывает страну от порочных традиций и управленческой мертвечины. Такие отложения копятся на любой державной конструкции, а Россия — это особо запущенный случай. В XXI век она вступила, не испытав ни одной революции за всю свою историю. Ее глубинный механизм никогда не обновлялся. Он по-прежнему тарахтит, генерируя ложь, страх и войну. Разумеется, самодержавие Путина автоматически наследовало и этот механизм, и вековые накопления. Оно и не могло быть от них свободным. Тот, кто видит основное зло именно в Путине, руководствуется забавными представлениями о «роли личности в истории» и не понимает, что «Наполеон» — это не свойства конкретного персонажа, а всего-навсего название лотерейного билета, который мог вытащить почти любой человек соответствующей эпохи. Примерно такая же история и с Путиным. Он всего лишь очередная марионетка России. А за ниточки его дергают те традиции, что не обновлялись уже 300 лет. Правление Путина не содержит ни оригинальных черт, ни его личных фантазий. Он лишь прилежно следует стандарту русского имперского администрирования. Все его действия — прямое логическое продолжение поведения России в течение многих веков. Прав тот, кто утверждает, что «Путин — это Россия». Правда, упущено то обстоятельство, что у слова «Россия» множество смыслов, в том числе и откровенно кошмарных. Никак не совместимых ни с понятием «цивилизация», ни с понятием «современность». Сирийские художества, захват Крыма, Донбасс, торжество мракобесия, всесилие охранки, etc. — это естественные и неизбежные ростки, прущие от корневищ русского имперства. А Путин просто хороший садовник: он вовремя черенкует побеги, поливает и стравливает тлю. Тот, кто восхищается Россией, обязан восхищаться и Путиным. Разумеется, на свет снова вытащили залежавшегося русского бога. Что не удивительно. Ведь мозг чекиста — легкая добыча для попов. Впрочем, если бы попов не было, то обязательно нашлась бы какая-нибудь иная пакость. Но под руку подвернулись они — и вновь заварилось принуждение страны к православию. Народ снова обозвали «богоносцем», и он приосанился. Кстати, от богоносности есть и прямой практический толк. Это прекрасный наркоз. Он позволяет не заметить даже смерть. Индустриальную, финансовую, научную, etc. Вероятно, другой Россия быть и не способна. Она не может не воровать, не захватывать, не насиловать, не гноить и не мракобесничать. Увы, это обреченная страна. Изменив своим принципам управления, она развалится. А если их сохранит, то окончательно отстыкуется от цивилизации и погибнет от ее рук. Последний тракторист раздавит последнего гуся — и все наконец закончится. Отсутствие революций даром еще никому не проходило. С иллюзиями следует попрощаться. Интеллигенты намечтали себе «свою» Россию. Россия реальная дала им возможность заесть мечты лагерным солидолом. Но они не протрезвели, а еще крепче обиделись на реальность, которая не имеет ни малейшего сходства с их грезами. Эта обида так сильна, что сегодняшние интеллигенты не замечают подарка, который втихаря делает им Путин. Повиснув на фонарях, они подняли бы личный рейтинг садовника до 100 %, а народное ликование превысило бы даже «крымский градус». Но им позволено пожить. И даже покучковаться в крохотных резервациях для персон с неправильным мышлением вроде «Эха» и «Сноба». Но, скорее всего, это не великодушие, а экономия на мыле и веревках. Как выяснилось, отщепенцы совершенно безвредны. Их интеллектуальные ухищрения безразличны населению. Народ очень занят. Он облизывается, вспоминая сладость ваксы на сталинских сапогах. Он строится в бессмертные полки. Конечно, у российской государственности есть обожатели. Например, умный Кадыров. Но следует помнить, что он любит ее примерно за миллиард рублей в сутки. А за такие деньги даже я бы ее любил. Других поклонников русской идеи не просматривается. Западным прагматикам становится все очевиднее, что гибель России была бы благом для цивилизации. Ее вклад в общее развитие мира несоизмеримо меньше, чем создаваемые ею проблемы. От нее постоянно несет войной и попами. Ее козыряние участием во Второй мировой давно наскучило, а декларации о полной победе над фашизмом стали забавны. Фашизм живет и здравствует, в том числе и в самой России. Не утрачена его способность вселяться в любую нацию и ею кукловодить. Возможно, фашизм ждет своего звездного часа, а на чьей стороне в этот раз будет Россия, мягко говоря, не очевидно. Прагматиков и их мерзкую трезвость можно было бы игнорировать. Но, к сожалению, именно они решают, кому жить, а кому умирать. Остается загадкой то благодушие, с которым Запад наблюдает за нашим садовником. Заметьте, что с табакерки даже не сдута пыль. Впрочем, эта снисходительность имеет свое объяснение. На яд сегодняшней России противоядие давно выработано. Миру он не опасен. Его состав известен: деспотизм, попы, культ войны, воровство, оболванивание, etc. При попытке экспорта все эти традиционные ценности легко опознаются и нейтрализуются. А вот запертые в пределах госграниц РФ, они окончательно отравят страну. Проблема России решится сама собой, и мир вздохнет с облегчением. Главное, чтобы не менялся состав яда, а в механизм самодержавия не добавлялись новые, неизвестные детали. А то Россия опять затаится, прикинется несчастной, но развивающейся бедняжкой, тянущейся к прогрессу и демократии. А когда накопит силу, то перейдет от простого грабежа соседей к более серьезным проделкам. А Путин хорош как раз тем, что не склонен к фантазиям и новациям. Он вышивает только по старой имперской канве. Он ведет Россию к изоляции и разрухе так предсказуемо, уверенно и красиво, как не сможет вести больше никто. Следуя логике западного мышления, ему ни в коем случае не следует мешать править. Какая тут, к черту, табакерка? Впрочем, не следует забывать о революции. Возможно, она забудет старые обиды и все-таки возьмется за Россию. В последний раз. Несомненно, это сделает все грядущие процессы гораздо живописнее. Лекции 2014–2016 гг. (прочитаны на заседаниях физиологического кружка им. И. П. Павлова и СПБ Анатомического общества, в галерее Эрарта и на других площадках и кафедрах) № 1 Как мы уже установили — научное открытие — это прежде всего очень высокая степень безошибочности в оценке того или иного частного явления или свойства. Теперь пронаблюдаем за тем, передается ли с великих открытий «фактор безошибочности» на все, в чем были уверены наши «великие открыватели». Начнем с Аристотеля, полагавшего, что метеориты — это «испарения земли, которые поднимаются ввысь, а приближаясь к некой «сфере огня», загораются и падают вни» з. Можно припомнить его же трактовку существования палеонтологических останков: Стагирит объяснял их действиями «подземных подражательных сил, которые копируют происходящее на поверхности». А вот И. Ньютон полагал, что все сообщения о метеоритах — глупая выдумка, потому что им вообще «неоткуда падать». Также, «на основании сопоставлений астрономических и исторических доказательств» он отстаивал собственное страстное убеждение в том, что возраст Земли не превышает шести тысяч лет. Ф. Бэкон страстно рассуждал о роли ведьм в погублении посевов, В. М. Бехтерев был поклонником «цветотерапии», У. Гладстон утверждал, что древние греки не различали цвета, а великий Либих был убежден, что дрожжи не являются живой органикой. Роберт Бойль требовал, чтобы рудокопы представляли отчет, с какой именно глубины земных толщ начинаются «обиталища демонов», и как выглядят их «гнезда», а Бюффон заявлял, что в Северной Америке эволюция идет медленнее, чем на других континентах. И. Кеплер утверждал, что кратеры на Луне воздвигнуты лунными жителями, К. Фламмарион был уверен, что на ней существует растительность, а Галилей убеждал, что мысли Кеплера о влиянии Луны на приливы и отливы в морях и океанах Земли — «вздор и ребячество». Кеплер же был убежден, что цвет — «это вещь совершенно отличная от света, некое качество пребывающее на поверхности непрозрачных тел». Коперник не сомневался в наличии описанных Птолемеем «хрустальных сфер неба». Он лишь скорректировал египтянина, сократив количество «сфер» с 80 до 34. Это милое заблуждение даже вынесено в заглавие основного труда его жизни — «О вращении небесных сфер». Лорд Кельвин заявлял, что рентгеновские лучи — это мошенничество, что никакой аэроплан летать не сможет, а в 1900 году выразил уверенность в том, что ничего нового в физике открыть уже нельзя. Жан-Жозеф Вирей в своем фундаментальном труде «Естественная история человеческого рода» (Париж 1824) утверждал, что негры выделяют пот черного цвета, а Резерфорд, что коммерческое использование атомных процессов невозможно в принципе. Тихо Браге настаивал на том, что вокруг Солнца вращаются все планеты, кроме Земли, которая остается неподвижной. Жозеф де Лаланд утверждал, что вероятность полетов на воздушном шаре — пустая фантазия, а Французская Академия Наук в полном составе смеялась над идеей громоотвода. Она же потешалась над дифференциальным исчислением Лейбница, над теорией телеграфа и настолько категорично отрицала существование аэролитов (метеоритов), что требовала их убрать из всех музеев. Великий Христиан Гюйгенс считал дефицит пеньковых веревок главной проблемой планеты Юпитер. По мнению Гюйгенса — наличие «при нем» четырех лун (тогда было известно лишь четыре спутника Юпитера) неопровержимо свидетельствовало о неспокойности морей этой планеты и, соответственно, о необходимости очень большого количества сверхпрочного такелажа для крепости парусов юпитерианского флота. Эдвард Кларк (1820–1877) предупреждал, что образованность женщин приводит к «пересыханию» у них матки, а авторитетнейший гинеколог своего времени Джордж Нефейс (1842–1876) убеждал, что мастурбация ведет к слабоумию. Сэр Артур Кизс возглавлял и организовывал тот почтительный хоровод, который палеоантропология первой половины ХХ века почти сорок лет водила вокруг останков т. н. «Пилтдаунского человека». (Мы помним, что какой-то весельчак смастерил их из вполне рецентного черепа и обезьяньей мандибулы, затем покрасил бихроматом калия и «вбросил» в научное сообщество под видом древнейшей окаменелости) А. Сент-Дьердьи учил тому, что белок проводит электричество, хотя на самом деле он является изолятором. Этот занятый реестр можно продолжать почти до бесконечности: Лейбниц отвергал Ньютоновские идеи тяготения; Тесла и Маркони уверяли, что получают радиосигналы с Марса; Дарвин страстно проповедовал и разрабатывал нелепую теорию пангенов; Ричард Оуэн не смог обнаружить в мозгу обезьяны гиппокамп; Кювье доказывал, что эволюция это полный вздор; Карл фон Бэр категорично отрицал родственность живых организмов; Эдмунд Галлей полагал, что Земля имеет внутренние шары, тоже окруженные атмосферой, которая, вырываясь наружу, образует полярное сияние; Д. Пристли был убежден в существовании флогистона; Р. Вирхов посмеялся над настоящим черепом неандертальца, сделав авторитетное краниологическое заключение, что он принадлежит не древнему человеку, а русскому казаку-алкоголику XIX века; У. Гопкинс и Ч. Лайель были убеждены в глупости утверждения Л. Агассиса, будто бы лед способен передвигать каменные глыбы и посему предложили даже не обсуждать идею перемещения камней ледниками, как нелепую; А. Везалиус категорически выступал против разделения нервов на двигательные и чувствительные; К. Варолий (Варолиус) утверждал, что именно мозжечок является органом звуковых восприятий; Дальтон был убежден, что в передней камере его собственного глаза содержится жидкость синего цвета, и что именно эта аномалия обесцвечивает для него картинку мира; Гальвани до конца дней пребывал в уверенности, что открыл «электрический флюид», способный вокрешать мертвые организмы. Итак, даже на основании этой лаконичной выборки мы видим, что самые блестящие химики, физиологи, физики, геологи, чуть-чуть выйдя за пределы своей узкой компетенции, глубоко ошибались в оценках важнейших явлений и фактов. (Что еще забавнее, не менее часто они ошибались, оставаясь в пределах той дисциплины, изучению которой посвятили жизнь.) Зачем мы сейчас перечислили эти смешные и (в той или иной степени) позорные ошибки великолепных ученых? Исключительно для того, чтобы напомнить, что ошибки остаются ошибками вне зависимости от «высоты», с которой они прозвучали. Все величие имени Ч. Лайеля не придает никакого веса его заблуждениям о ледниках, а значимость Вирхова не превращает подлинный череп питекантропа в останки русского казака. Иными словами — мы не вправе придавать гипотезе бога (даже если ею увлечен сам Ньютон или Гюйгенс) больше значения, чем проблеме дефицита пеньковых веревок на Юпитере. «Гиппокамп Оуэна» и «сигналы с Марса» Маркони — прекрасные примеры того, что глупость, кем бы она не была сказана — глупостью и остается. А теперь вернемся к вопросу «безошибочности» и подведем итоги. Говоря о творцах науки, мы говорим о людях, имеющих, образно говоря, ученую степень. А что такое хорошая, заслуженная ученая степень? Это, прежде всего, указание на то, что данный человек настолько углубленно занят одним-единственным специфическим вопросом, что просто не может иметь мнения ни по какому другому. Самые блистательные прозрения в самой важной из наук не спасают от слепоты в столь общем и многосоставном вопросе, как «гипотеза бога». Впрочем, как и в любом другом. Разумеется, наука превыше любой «морали», и к ней не применимы ее нормы. Но, помимо условной «морали», есть и некое «житейское» измерение, где убежденности великих ученых создавали (или могли создать) весьма существенные проблемы, как для других homo, так и для развития вида в целом. В связи с этим вспомним еще несколько важных фактов. Открыватель большого круга кровообращения в теле человека, медик У. Гарвей, лично инспектировал кожу узниц Инквизиции, определяя по наличию на ней «меток дьявола» степень связи обвиняемой с Люцифером. В 1633 году от его экспертной оценки зависела жизнь некоей Маргарет Джонсон. Гарвей выявил на ее теле следы «нежных прикосновений сатаны» и барышню, разумеется, сожгли. Нобелевский лауреат Юлиус фон Яурегг заражал психически больных малярией и туберкулезом, а Альбер Нейссер здоровых людей — сифилисом, чтобы иметь возможность изучить клиническое течение этой болезни. Лавуазье публично жег книги своего оппонента Шталя, а Франклин и Грей использовали детей в весьма болезненных электрофизиологических экспериментах. Нобелевские лауреаты — Ханс Вильгельм Гейгер, Иоханнес Штарк, Макс Планк и Филипп Ленард добровольно и искренне сотрудничали с режимом Гитлера в деле изготовления германской атомной бомбы. Эрвин Шредингер через открытое письмо, размещенное во всех газетах Австрии и Германии, уверял публику в своем восхищении Адольфом Гитлером и клялся ему в верности. Конечно же, всех (как и всегда) перещеголял Вернер Гейзенберг. Его имя полагается произносить «сняв шляпу». И это справедливо. Мы помним, что именно этот человек не только покорил высочайшую интеллектуальную вершину современности — квантовую теорию поля, но и отчасти сам ее выстроил. И этот же человек был увлечен идеей вооружить III Рейх ядерным оружием. Именно Гейзенберг был автором того реактора, в котором шло обогащение урана для будущих атомных бомб Германии. С учетом того, куда они могли быть сброшены, и какое количество лабораторий и важнейших научных разработок было бы превращено в пепел — увлечение Гейзенберга, скорее всего, было существенной ошибкой. |