абалаков. 1963 E. Абалаков. На высочайших вершинах СССР. Евгений Абалаков альпинист и художник
 Скачать 7.01 Mb.
|
|
26 августа. У начальника идет опрос: кто и как себя чувствует? Речь идет о форсировании восхождения и о максимальном снижении груза. Хотя в лагере оставили порядочный груз, все же значительного облегчения не получилось. Подъем крутой, снег лежит неравномерно. Я не спал и меня клонит ко сну. Отдых через каждые пять минут — первая остановка одна минута, затем пять и десять минут. Однако и при таком темпе ребятам тяжело. С утра самочувствие у них было неплохое, а сейчас еле передвигают ноги. Сегодня не так жарко, как вчера. Многие подморозили ноги. Часть ребят оттирали ноги дорогой, другие дотянули до лагеря. Алайская долина еще с утра в сильной дымке. Затем появилась гряда облаков, ближе к Заалаю. Только успел к разбить палатки (провозились долго с расчисткой площадки), как небо беспросветно заволокло облаками и все окунулось в белую мглу. Пошел снег. Высота по анероиду 6500 метров. Опять началось усиленное подкармливание, после чего самочувствие резко улучшилось. Кроме Рассказова, все чувствуют себя сносно. К вечеру и Рассказов немного повеселел. 27 августа. Спали хорошо. Над нами довольно ясно. Но по предгорьям питали уже облака. Ветер налетал порывами. С Рассказовым вопрос решен: идет вниз. Артюхов бодрится, уверяет, что чувствует себя замечательно (а утром была рвота). Решили оставить. Впереди идет мое звено. Склон круто полез вверх. Снег то рыхлый и глубокий, то жесткий, с твердой коркой. 181 Сегодня оставил в лагере еще кое-какие вещи и все же набралось много (стараюсь облегчить Колоскова). Дышать уже частенько приходится ртом, не хватает воздуха. В горле пересыхает. Едим сухие фрукты: чернослив, курагу. Помогает, но не совсем. Саша пыхтит сзади, чувствуется, что ему тяжело, но не сдает. Отдых по-старому. Звенья далеко растянулись по склону, и ребята, как грачи, сидят кучками. Под нами в глубину убегает склон, скользят тени, облака. Мы на уровне седловины пиков Ленина и Дзержинского. Пик Дзержинского мощной снежной шапкой давно уже показался слева и растет, растет. Дальше поднимают, головы и другие пики. С востока тоже начинает спадать занавес Северного гребня. Из-за него лезут отроги Кызыл-агина, а потом и отроги Ледяного мыса. Скалистая гряда с запада лежит уже ниже нас. Выше — второй выступ, до него уже недалеко. Большой отдых (на час). Ребята утомлены. Подкрепляемся. Облака налетают и закрывают все плотным туманом. Пересыпает снежком. Медленно побеждается высота. С большим напряжением, шаг за шагом, с частыми отдыхами звено упорно продвигается вверх. У скал Мишино звено, идущее первым, сдает. Взять стенку пытается следующее звено, но и оно моментально сдает. На скалы, всем на удивление, первым выходит Чернуха, еще так недавно чувствовавший себя на высоте совсем плохо. Долго сидим и смотрим, как медленно, один за другим, нащупывая рыхлые следы, поднимаются фигуры. Николай Васильевич стоит неподвижно. Говорим о высоте. Я не согласен с показаниями анероида: 6800 метров, а мы ниже пика Дзержинского. Николай Васильевич упорно отстаивает свой анероид. Здесь придется ставить лагерь. Сегодня уже не подняться выше. Долго стоим за Николаем Васильевичем, ожидая, когда он тронется. Потом осеняет мысль: да он просто смертельно устал и, видимо, долго еще 182 будет так стоять. Нужно обойти его и быстрее подготовить лагерь. Начинаем вырубать площадку. У Саши полнейшая апатия, отсутствующий взгляд. Палатки ставим одну к другой по горизонтали, с выходом на восток. Наполовину они врыты в склон. Опять затянуло облаками и пошел снег. Командиры спешат влезть в палатки. Мерзнут ноги в мокрых шекельгонах. Саша залез первым, затем Арик Поляков и уже значительно позже, пританцовывая на ветру, влезаю я. Крутит метель, в палатку врываются снежные вихри. Стараюсь плотнее прикрыть клапан, но для варки необходимо почти постоянно доставать порции снега. Наконец кухня выкинута за палатку. Полы ее дополнительно закалываю английскими булавками. Улеглись. Однако порывы ветра не дали заснуть. Снегопад. Ноги уже герметически закупорило. Повернуться невозможно. Душно и тесно. В полночь рухнула палатка. Кое-как дотянувшись до ледоруба, лежащего за палаткой, подставил в дыру. Кусок палатки вырвало ветром. Лицо заметает снегом. Спали плохо. 28 августа. Из палатки начальника слышится команда: «Ставь мету!» Команда глухо передается из палатки в палатку. Вылезать сразу, конечно, никто не станет, — замерзнут ноги: холод и ветер зверский. Вытряхиваем из палатки снег, ставим кухню. Нужно вскипятить чай и натопить воды для фляжек. Дело, требующее много времени. Какао у нас упорно не идет, и никто не пытается даже его приготовлять. Опять крутят облака по предгорьям, облизывая нижний край нашего склона. В прорывы видна правильная гряда Алайского хребта. Солнце еще скрывается за гребнем пика Ленина, но облака уже освещены. Я вылезаю первым. Холодный ветер спешит насыпать на голую спину порцию снега. Показались одиночные фигуры и из других палаток. С ужимками, потирая руки, надевают все наличное отепление, переминаются с ноги на ногу (быстрые, красивые движения здесь уже невозможны). 183 Команда к выходу. Опять растянулись цепочкой по склону. На каждый шаг не меньше двух вдохов, да в промежутках четыре. Заносишь ледоруб — тоже два вдоха. Смотришь на звено сбоку — люди как-то необычно, как манекены, переставляют ноги. Большой привал. Подкрепляемся. Сверху окидываешь взглядом волнующееся море облаков, блещущее перламутром. Лишь с юга громады Заалайского хребта прорывают это море и гордо поднимают головы в темную синеву неба. Анероид уже дотянул до 7000 метров (я опять не верю). На крутом склоне разбиваем лагерь. Поднялись на 300 метров. Дальше идти невозможно: ребята вымотались окончательно. (Я все же надеялся, что сегодня удастся подняться на гребень.) Началась рубка площадок для палаток. На этот раз условия совершенно неблагоприятные: полуметровый слой снега, а ниже лед. Пришлось вырубать и лед не меньше чем на полметра. Саша совсем апатичен, стоит, как сфинкс. У Леденева отчаянная слабость. Еремина, Клименко, Искина едва втащил. Траверсируют до своих мест, как слепые, вот-вот свалятся со склона. Леденев даже рюкзак свой не донес, оставил где-то на склоне. Вид у многих удивительно несчастный- Леденев скулит: «У меня обморожены ноги, что же теперь будет?» Я осматриваю. Ноги розовые, просто сильно замерзли. Растираю снегом, затем носком. Леденев охает: «Всю кожу сдерете!» Значит чувствует, это хорошо! Успокоил: «Решительно ничего серьезного нет...» Теперь пусть трет сам. В палатку залезли без особого промедления, ибо крепкий мороз и сильный ветер подгоняют не на шутку. О готовке чая на воле не может быть и речи. 29 августа. Ветер крутит. Треплет стенки палатки, посыпает снегам. Уже давно никто не спит, а сигнала начальника все нет. Наконец, 184 глухо раздается команда (приходится переспрашивать). От палатки к палатке передается: «Ставь мету!». Когда вскипятили чай и я вылез из палатки, от начальника пришел приказ: выход к вершине и налегке, т. е. без рюкзаков. Сообщение обрадовало. Альтиметр показывает 7000 метров. Ну, теперь-то уже очевидно, что врет. Даже Николай Васильевич не отрицает. Весь вопрос, лишь насколько? Ветер не сдает и резкими порывами подгоняет сборы. Мое звено идет первым. Но ребята еще не готовы. Чтобы не задерживать других, выхожу один. Вслед идут Альгамбров, Колосков, а позже и остальные. Ноги у ребят мерзнут зверски. Медленно поднимается цепочка звеньев. Вот уже близок гребень! Шаг за шагом, еще и еще... Через каждые двадцать шагов остановка на одну минуту. Через полчаса на десять минут. Устало подтягиваются остальные звенья, садятся и почти все разуваются, старательно трут ноги снегом и носками. Температура минус 15 градусов. (Ночью минус 35). Солнышко чуть пригревает; если бы не ветер, было бы тепло. Я иду вверх зигзагами, очень медленно, делая в минуту не больше десяти шагов, однако и этот ход кажется товарищам слишком быстрым, коротенький скалистый участок бесконечным. На камнях отдых. Приятно лежать и чувствовать неподвижность. Пригревает солнце, пробегает ветер. Над тобой почти горизонтальная плоскость воздушного пространства. Невероятно медленно, разбитой походкой одна за другой поднимаются фигуры. Во взоре полнейшее безразличие, и кажется, единственное желание — дотянуться до камня и сесть. Самыми последними выходят Леденев и врач, измотанные вконец. 185 Мы в десяти минутах ходьбы от перевальной точки гребня. Вершина рядом, она отделена лишь волнистым гребнем. Время 2 часа. Ходу до вершины около четырех часов. Мнения расходятся: одни считают возможным подняться (в это время всегда приходит воодушевление); другие считают, что времени не хватит и спускаться придется ночью, что чревато опасностями и неизбежными обморожениями. Учитывая состояние участников восхождения и ясно представляя, что за спуск будет с вершины ночью, я склоняюсь к мнению последней группы. Решено: идем на гребень для установления бюста В. И. Ленина в честь победы над Заалайским хребтом. Странно, по ровному месту идут так, как будто ноги переломаны. Открывается горизонт! Вот показалась первая южная вершина. Скорее, скорее! Передо мною море хребтов, белых, сверкающих, убегающих ломаными линиями в бесконечную даль. Под нами спадает прямо на юг мощный ледник Большой Саукдаре (ниже он, очевидно, поворачивает налево). За ним встает мощная гряда. Дальше провал. Затем далеко на юго- западе безбрежное море хребтов (видимо, верховья ледника Федченко). На юго-восток — громадный отрог Заалайского, венчающийся пиком Октябрьским. Справа драгоценной лазурью сверкает южный кусок озера Кара-куль. Картина волнующая! На запад видимости нет: закрывает вершина Ленина, поднимающаяся выше всех. Из-за нее не видно и пика Коммунизма. А его мне очень хотелось увидеть. Любовались долго. Я делаю зарисовки. Подтянулись все. Выстроились по звеньям. Начальник устанавливает бюст В.И. Левина. Альтиметр показывает высоту 7550 метров (явное преувеличение). 186 До вершины, по-моему, не меньше 250 метров. Фотосъемка. Команда: «По звеньям, спуск!» Начался спуск. Сперва по звеньям, точно, а затем... Хотя друг друга и не обгоняли (уже не могли), но соскальзывали, судорожно цепляясь ледорубами (благо снег задерживал), падали каждую минуту. А ниже уже продвигались сидя, кто как мог. К палаткам подтягивались еле-еле, в растрепанных чувствах. Я оглянулся и сразу же подумал: «А что же было бы, если бы пошли на вершину и спускались ночью?!» Быстро расставляем палатки, варим чай и заваливаемся. Однако поспать хорошо не пришлось: разразилась буря. Куски наста грохочут по крыше, вот-вот порвут ее. Вся палатка ходит, как живая. 30 августа. Утро не принесло сколько-нибудь значительного облегчения. Раздается команда: «Спуск вниз!» Вылезаем из палаток. Холод, ветер. Собраться не так легко. Все в снегу, все обмерзло. Первое звено начинает спуск. Посмотрел на них — качаются, как пьяные. Мое звено стойко сходит на нотах. Но впереди уже давно съезжают сидя. Вскоре спуск ознаменовали широкие желоба. Желоб то глубок, то, выбежав на жесткий наст, чуть заметен. Здесь смотри в оба: несет вовсю. Колосков не удержался и полетел, развивая скорость. «Держись на штычке»,— кричу ему вслед. После жесткого фирна опять яма. Летишь в нее чуть не по воздуху и глубоко вонзаешься в снег. Случайными группами рассыпались по всему склону. Впереди второе и первое звенья; видны крохотные фигурки. Дальнейший спуск идет, как на салазках. Смотри только, чтобы не перевернуло. Скатились все удачно. Налетели облака и скрыли все в густом тумане. О пути можно 187 догадаться лишь по следам. Они ведут куда-то вправо. Но делать нечего, приходится идти. Впереди какая-то странная движущаяся гора. Шевелится, вздымается. Туман разошелся. Гора оказалась рюкзаком идущего впереди Лукина. Снизу кричит Давид: «Левее!». Однако левее уже трудно — сбросы. Спускаюсь по следам. Обхожу влево. На ледовом склоне сидит Лукин и меланхолично рубит ступени. Дальше сидит Савушкин и инструктирует. Сверху волнуются: куда идти? Но вот все на верном пути и опять покатили к лагерю «5700». Я опередил своих. Подходят люди снизу: Ваня Юхган, Тукалевский, Заплеталов. Жмут руки, дают попить, угощают яблоками. Спускаются по одному усталые восходители. Теплая встреча. На измученных лицах пробивается улыбка. Николая Васильевича идут встречать. Заплеталов в позе профессионального фотографа щелкает лейкой. Анастасов обнаружил целую прорубь с водой. Сидим долго. Ребята сообщили нам, что нашли по осыпи новый путь: старые следы наши стаяли совершенно и там теперь голый лед. Даю команду: «По звеньям, стройся! Первое звено за мной!» Сначала, до отдыха на морене, шли обычным путем. Лишь внизу долго пришлось спускать всех по веревке. Я и Миша скатились последними справа, причем Мишук чуть не перевернулся. Ребята измотались, им кажется, что иду я слишком быстро. Наконец — вьючные ишаки! Вздох облегчения и пустыми двигаемся к лагерю, однако с довольно частыми передышками. 1 сентября. Чудесное утро. Печемся на солнце. Мыться я еще не решаюсь, бриться тем более. Сегодня у меня «День рисунка» (с 7000-метровой высоты, во все органы печати). Спрос невероятный! 188 Николай Васильевич чувствует себя неважно: невралгия и ноги обморожены. Пригласил к себе. Выяснилось, что наш высотомер превышал не меньше, чем на 550 метров, следовательно, все высоты нужно уменьшить на эту цифру. Намечается план дальнейшего продвижения. Начальник предлагает выступить 3 сентября и за один день сделать переход до Бордобы (50 км). Я возражаю, считая, что в данном случае это будет очень утомительно для участников похода, и предлагаю выступить 2-го вечером. В дальнейшем нам предстоит работа на Заалайском хребте с весьма возможными восхождениями на «Курумды» или «Зарю Востока». Основной лагерь намечен на Кара-куле. Но в общем все эти планы будут еще много раз меняться в связи с обстановкой. Основное же — времени в обрез и нужно очень спешить. Дорисовываю последние «художественные корреспонденции». К вечеру набежали облака, и мое желание порисовать пик Ленина отложено на завтра. 2 сентября. После завтрака ухожу рисовать. Пришлось пройти до конца старой морены: лишь отсюда пик открывается довольно хорошо. Начал сразу на двух листах, но получилось скверно. Второй рисунок — пик закрывается облаками — вышел лучше. На этом пришлось кончить. К вечеру официальный приказ о перераспределении звеньев, о выходе завтра утром на Бордобу и Маркан-су и о выделении группы командиров для окончательной победы над пиком Ленина. В последнюю группу, помимо командиров Чернухи, Лукина, Анастасова, включены я, Виталий и Стах. Вечером в лагере сабантуй. 3 сентября. Тучи густо покрыли склоны. Порошит снежок. Свисток на подъем. Сборы. Все раскидывается: палатки, рюкзаки, снаряжение. Затем медленно подбирается в кучки. Вьючатся ишаки. На старом 189 пепелище остаются следы нашего пребывания: ломаные очки, галеты, банки всех видов. Разноцветные бумажки, подхваченные ветром, носятся, как стаи стрижей. Прощальный обед. Обмен крепкими рукопожатиями двух расходящихся групп. Тепло прощаемся. Николая Васильевича сажают на коня. Команда: «Стройся!» И опять растянулась цепочка звеньев, только теперь уже на восток. Вслед пошел караван. У костра остаемся вшестером. Подъем на старую морену. Шагается легко и радостно. Нет команды, свистков, остановок. Легко и быстро, иногда переговариваясь, дошли по знакомому пути до палатки под склоном. Погода улучшилась. Проглядывает солнце. Лишь по гребням метут снежные смерчи. Рассортировали и распределили груз. Залезли в палатки еще засветло и вскоре чудесно уснули. 4 сентября. Проснулись довольно рано. Небо чистое. Белая пелена несется по гребням и склонам. Вихри, поднимая мелкую осыпь, кидают ее дробью на крышу палатки. На завтрак консервы и чай. Выход в 8.15. Первое звено наше: Чернуха, Виталий и я. Траверсируем снежник к скалам. В верхней части обледенело. Вихри иногда чуть не срывают со склона. По скалам идем в две линии, чтобы не ушибить кого-нибудь камнем. Выходим на осыпь. Отдых. Дальше по старым следам. Сильно обледенело, но пройти можно. В лагере «5200» (с поправкой) в 1 час дня. Сильно метет. К удивлению командиров, еще до захода солнца успеваем в лагерь «5600». Всю ночь зверские порывы ветра. Опасаюсь, как бы не порвало палатку. Странное дело: палатка будто бы цела, а в головах полно снегу. Лишь утром обнаружили, что у обоих клапанов, куда вкладываются 190 штычки ледорубов, огромные дыры. 5 сентября. Из второй палатки кричат, что у них половина палатки снега, все они мокрые и что пока не выгребут снег мету ставить невозможно. Чернуха утилизирует снег в палатке и кипятит из него чай. Чай получился густой, наполовину с пухом. Взошло солнце, и в палатке сразу сделалось значительно теплее. Потолок вскоре совсем просох. Делаем запрос второй палатке: — Ну как у вас, готовы? — Нет, мы еще суп варим. — Суп? (вот черти!) Когда будете готовы? — Через полчаса. Занялся дневником. Палатка больно хлещет по голове. Рассчитываю, что к десяти выйдем. Однако расчеты не оправдались. Гороховый суп подвел, и вышли только в 12-м часу. Ветер рвет здорово. Метет пеленой, однако не холодно. Виталий и я выходим вперед торить путь. Чернуха остается с остальными. Обветрило здорово — жесткий наст. Хорошо. Кое-где еще видны старые следы. Почти беспрерывные вихри бьют в лицо. Идем без остановок. Наконец, вышли и остальные ребята. Идут хорошо. Выходим на более пологую часть. Снег местами рыхлый. Ищем лагерь. Вот он. Но как засыпан! Принялись за раскопки площадки начальников (все имущество сносилось туда). И действительно, ледоруб вскоре скользнул о жесткое. Оказалась банка. Затем пошло и пошло: и кон- сервы, и печенье, и мета, и шляпы. Наша площадка готова. Чернуха и Виталий починяют палатку. Погода чудесная. Солнце. Тихо. Облачка чуть видны над Алайским хребтом. Сегодня ночуем здесь, чтобы просушиться, починиться и по 191 возможности уничтожить найденные продукты. Ночью тихо. Слышно, как шелестит снежок. Спал хорошо. 6 сентября. Утром никакой видимости: туман и снег. Вышли в 11-м часу: вторая палатка опять задержала. Виталий и я выходим немного вперед. Временами неприятно налетают снежные вихри. Снег сыпучий. Ноги часто скользят. Идем почти безостановочно. Часа за два с половиной поднялись до лагеря у скал. Отдых примерно на час. Топлю воду в снежной нише. Меня осыпает снегом. Стаху не терпится: идет впереди, но скоро убеждается, что торить не легко и с трудом добирается до первого отдыха на камне. Дальше без остановки торю я. Иду легко. Совершенно ритмично делаю шаги и вонзаю ледоруб. Схема-маршрут восхождения на пик Ленина. I — лагерь «5500», II — лагерь «6250», III — лагерь «6500», IV — лагерь «7000». Вершина — 7127 метров. Рисунок Е. Абалакова 192 Анастасов, вначале предлагавший в этот день дойти до гребня, сдал. «Ну что там! зачем искать лагерь? Остановимся здесь». Все же прошли еще порядочно, а лагерь все не появляется. Наконец, остановились окончательно, а я без рюкзака пошел выше, в надежде найти место лагеря «6600». Поиски не увенчались успехом. Съезжаю обратно. Упорная ледорубная работа. Опять врылись в лед. Палатка обледенела. Поставить нелегко. Все снаряжение тоже сырое и обледеневшее. Без промедления залезли в спальные метки. Виталий дремлет. Я и Чернуха готовим гороховый суп и чай.- Виталий просыпается к каждому блюду. Я чувствую себя чудесно. Голова совершенно не болит. Ночью снежная буря. Палатку так прижало снегом, что повернуться абсолютно невозможно. 7 сентября. Уже к утру с величайшим трудом мне удалось встать на четвереньки и стряхнуть часть снега с крыши. Сквозь стенки уже чувствуется, что на воле ясно. Решили рано не выходить и по возможности подсушиться. Но подсушиться не удалось: здорово холодно и снежок метет. Собираемся, свертываем обледенелую палатку. Касьян Чернуха опять остается ждать вторую палатку. Выходим вперед — я и Виталий. Временами легонько метет. Ноги иногда подмерзают. Обнаружен новый способ согревания — «маятниковый»: размахиваешь ногой и удивительно быстро и хорошо согреваешься. Чтобы не пересыхало в горле, отламываю маленькие кусочки шоколада и сосу. Стах и Чернуха поднимаются значительно ниже нас. Анастасов и Лукин хорошо подтянулись, идут почти рядом, а главное ноги, говорят, совсем не мерзнут. Вдруг сзади крик Чернухи: —Стах не может идти вверх. Отморожены ноги. Виталий, 193 опускайся вниз!.. Вот это номер! Неужели срыв? Минуты колебаний. Наконец, Виталий снимает рюкзак, берет мой ледоруб и спускается вниз. Чернуха упорно трет Стаху ноли. Виталий присоединяется. Проходит довольно много времени. Стах лежит на снегу. Команда снизу: — Анастасов, вниз! — Ну зачем же я пойду? Я же хорошо себя чувствую! И ноги даже не мерзнут. Команда повторяется. Анастасов, скрепя сердце, начинает спускаться. — До свидания, ребята! — Не расстраивайся, мы дойдем с тобой до вершины. Им, наверное, нужна палатка, — ободряю я. Виталий и Чернуха начинают двигаться вверх. Чернуха с рюкзаком. Отлегло. Значит, восхождение не сорвано. Поднялись до нас. Виталий говорит: —Стах не может идти ни вниз, ни вверх. Необходимо его спускать. Или мне, или тебе нужно спускаться вниз. Тяжелое молчание. — Евгений, ты был выше, на пике Коммунизма, пик Ленина уступи Виталию, — говорит Лукин. — Считаю лучше — жребий, — предлагает Чернуха. Опять тяжелое молчание. — Я уже решил, что буду спускаться, — говорю я. — Черт знает что! Мальчишка, идиот, в хорошую погоду не мог сохранить ног! Из-за него все срывается и почти у самой цели! — возмущается Чернуха. 194 Снизу опять крик: — Скорее, скорее! — С ним там истерика. Ты отбери у него револьвер, на всякий случай, — советует Чернуха. — Что вам нужно из моих вещей? — спрашиваю я. — Вроде ничего. Продукты пусть остаются у тебя. Нам хватит. На тебе кухню, веревку. Свяжись с ними. Ну, счастливо, Евгений! — Чернуха крепко сжимает мою руку. А снизу опять крики: —Скорее, скорее! Я быстро соскальзываю вниз. Стах все еще лежит на снегу. Анастасов трет ему ногу. Принимаюсь и я. Нога мягкая, с немного странными пятнами. Ничего не чувствует, как чурбашка. Тру долго и что есть силы. Стах стонет. —Теперь обувайся!.. Налетает вихрь и снегом мочит носки. Спешу надеть их на ногу. —Анастасов, отряхни шекельтон!.. Анастасов, потрясенный неудачей, и, видимо, уже плохо соображая, отряхивает шекельтон так, что весь снег сыплется внутрь. Отбираю, отряхиваю сам и обуваю. Связались. Командую: —Вниз! Спускаемся на ногах, часто подскальзывая. Миновали лагерь у скал. Отсюда едем. Я последним, сдерживаю. Стах кричит при разгонах. Ободряю и сдерживаю рывки. Тяжелый траверс к лагерю (где остались шляпы). Ребята почти на каждом шагу скользят и катятся вниз: приходится рубить ступени. Здесь опять оттирание ноги. Говорит, что в ступне уже чувствуется боль, но пальцы не чувствуют. Забираем шляпы и дальше. После траверса 195 опять съезжаем вниз. Теперь первым торю я. Ребята, видимо, сильно тормозят, я оказываюсь все время подвешенным. Спустились к лагерю, где оставлены ботинки. Отыскиваем его с трудом: все совершенно гладко засыпано снегом. Короткий скат по ледяному склону. Дальше на ногах. Начал траверс. Под снегом лед. Ребята срываются. Я насколько возможно закрепляюсь. Рывок, но не сильный. Немного не доехав сброса, останавливаются. Дальше на охранении иду впереди и рублю ступени. Внизу видна трещина, почти совсем засыпанная. Место знакомое слабо. Раскапываю. Трещина, видимо, небольшая. Набираю веревку и прыгаю. Удачно. Вкопался н снег. За мной прыгают ребята. Со следующего выступа кричу: «Ура! Мы на верном пути». Место знакомо, только за это время настолько обледенело, что нужно рубить ступени. Ну, теперь уже ерунда. Быстро скользим по большому склону и подходим к лагерю «5700». Солнце уже низко. Я высказываюсь за ночлег здесь. Ребята просят идти дальше. Спускаемся к нижнему лагерю. Темнеет. Идем прежним путем по леднику (только снег в прошлый раз месить не приходилось). Чувствуется, что ребята устали: неверен шаг. Наконец подъем на старую виднеющуюся издали темным конусом морену. Но и она тянется бесконечно. Полузасыпанная ишачья тропа. Вот и поляна с пятнами снега, белеющими в темноте. Кастрюля с макаронами на месте. Анастасов принимается за костер. Я осматриваю ногу Стаха и растираю ее. Она уже теплая и чувствительность, говорит, появляется. С трудом обнаружил воду, в самых верховьях ручья. Наелись макарон и еще чуть осталось. Анастасов над костром сушит спальный 196 мешок. Ставлю палатку, ибо стало немного заносить. Улегся, надев на себя все, кроме штурмовки,— ее подстелил. Ребята легли рядом. Ночью жарко не было. Раза два просыпался. 9 сентября. Опять чудесное утро. Но снимать «ватнушку» рано — совсем прохладно. Яичница вышла с большим процентом меты. Ребята отказались. Ем только из авторского самолюбия. Чтобы не было скверного осадка — быстро заедаю шпротами и печенкой. Опять массирую пальцы Стаху, а затем — ногу в банку с водой (согревающая ванна). Иду встречать ребят. Анастасов скулит: «Палец сильнo распух, очень трудно ходить...» (а я думаю, ему просто лень идти). Взял с собой альбом. «Ну, готовьте здесь обед»,— говорю. Открылся пик. Движения никакого не видно. Стоит белым громадным курганом. Лишь подходя ко второй морене, заметил на втором лагере (террасе) крошечную точку, но точка неподвижна, и я начинаю сомневаться — человек ли это? Вдруг точка разделилась. Двое пошли влево. Один долго стоит, затем начинает сползать вниз. Ну хорошо! Все трое целы. Долго задерживаются на сбросах, где мои «орлы» летели. Я в это время делаю наброски с пика Левина. На леднике еще лежит снег, но ручейки уже пробивают дорогу и снег заметно оседает. У лагеря ищу оставленные вещи. Обнаруживаю их на этот раз довольно быстро. Ясно видны вверх по леднику наши позавчерашние следы. На них жду появления фигур. Одна вышла, идет вниз. Это Виталий перебирается через морену, огибает озеро по снежнику и приближается ко мне. — Где еще двое? — Там сходят. Устали здорово... 197 Наконец, появляются двое, походка расслабленная, шатаются. Встали в нерешительности: по чьим следам идти? Спешу навстречу. Не узнали и еще издали кричат: — Виталий, а спирт взял? Подхожу. — Здорово, орлы! — А, Евгений, вот это здорово! Лукин совсем высох. Говорю ему: — Снимай рюкзак! Сначала поупрямился, но потом сговорились. Вид и рассуждения у него, как у подвыпившего. Дошли до лагеря. Захватили там манку и фляжки. Прошли немного, Лукин опять ухватился за рюкзак. На сей раз уговоры не подействовали. Пришлось меняться. Несу рюкзак Касьяна. Лукин надел рюкзак и тут же просит присесть. Вот комик, костьми ляжет, но с рюкзаком. Иду довольно быстро. Ребята отстают и просят не спешить. Спускаемся прямо к лагерю. Встречают «больные». —А где же обед? Не удосужились?.. —Да он бы остыл, — говорят. Еще по дороге узнал все подробности штурма. В день расставания шли часов до шести. Переночевали. Ветра не было. Утром вышли не рано, часам к 12-ти. Гребень широкий, как Ленинградское шоссе (по описанию Чернухи). Жесткий, удобный для ходьбы чешуйчатый наст. Через два часа перешли на скалы и по ним за час с небольшим вышли на вершину. Открылось большое снежное плато, метров на 300 ширины. Оно уходит далеко к пику Дзержинского и ограничено с трех сторон (за исключением юга) скалистой грядой. Видимость очень слабая. Видна лишь юго-восточная часть с озером 198 Кара-куль. Вытащили из рюкзака бюст Ленина (ранее установленный метров на 200 ниже) и укрепили его на северо-восточном скалистом выступе. В метре от него сложили тур и вложили записку о восхождении. Обыскали вершину, но никаких следов пребывания на ней немцев (в 1928 году) не обнаружили. Время выхода на вершину 16.20. Спуск в лагерь на гребне в 18.10. Утром спуск вниз. Шли не связанные... Облачно. Солнца нет. Виталий ставит себе палатку. Ребята отдыхают. Стряпаю богатый ужин. Мешок почти просох. Сплю очень хорошо. 10 сентября. Утро изумительное. Тихо, тепло, ясно. Начинаем сборы к выходу в нижний лагерь. Вышли точно в 10.10, ибо начальник Чернуха объявляет выход, когда все уже соберутся: мудро и опозданий не бывает. Вид у нас бандитский: все обросшие, помятые, грязные и изодранные. Особенно эффектен Виталий: он в трусах и с громадной кастрюлей, привязанной поверх рюкзака. Передышка и фотосъемка перед выходом на лед. Похрустывают ледяные иглы под нашими подошвами. Вот и средняя морена. Теперь уже «дома»! Моренный гребень сильно обтаял и заострился (без рубки теперь трудно бы было провести лошадей). Последние бугры морен. Виталий спешит первым подняться на откос. Мы с волнением следим, увидит ли он кого в лагере? Поднялся — и вдруг рука приветственно вскинулась вверх. Есть! Ура! Быстро поднялись и мы. Навстречу Юхин, красноармейцы. Жмут руки, поздравляют. Вечером сабантуй. Появился богато сервированный закусками «стол». Бутылка хорошего вина, остальное спирт. Пошло здорово. Лукин опять пытался говорить торжественные речи. 199 Виталий уныло лежит в мешке и тянет ром. У него болят зубы. Сплю на воле под мобилизованными полушубками. 12 сентября. Ждем караван. Обещали быть с утра, но подошли только к обеду и то, если бы Анастасов случайно выстрелом не спугнул караванщиков, «отдыхали» в Ачик-таше до вечера. Юхин и Ткаченко уехали раньше. Наконец наши «рысаки» готовы. Виталий любит устраиваться удобно: два вьюка с боков, в середине мягкая подстилка на вьючном седле. Мне пришлось довольствоваться лишь ватником вместо седла. Не успели отъехать, как у Виталия авария: съехал на шею, а затем и вовсе свалил все вьюки. Второй случай уже со мной. Лошадь моя без стремян. Не найдя подходящего камня, решил вскочить на нее с разбегу. Между тем к лошади привьючили два рюкзака и, видимо, плохо. Я разбежался, прыгнул, и в то же мгновение весь груз вместе со мной съехал под лошадь. Ребята надрываются от смеха. Удаляется белая громада пика Ленина. Промоина Ачик-таша. Переправа пустяковая, воды немного. Изумительной красоты и прозрачности голубые озера. Вода как морская. Караванщик отказывается ехать до Бордобы. Ночью, говорит, нельзя перейти последние речки. В полной темноте свернули на поляну у ручья и встали. Палаток не расставляли. Спали хорошо. 13 сентября. Еще до солнца разбудили караванщика. Тот пошел искать лошадей. Лишь брызнули первые лучи, начали будить всю «банду батьки Чернухи». Лошади, видимо, разбежались. Ждать пришлось долго. Взгромоздились на этот раз удачно и до Бордобы ехали уже без приключений: приспособились. День опять изумительный. Речки подернулись серебристым слоем 200 ледка. Через речку ледника Корженевского переправились легко. Последний поворот — и открылись строения Бордовы. Неожиданно от них отделяется всадник и несется галопом навстречу. Ваня! Ох, джигит! Странно лишь то, что лошадь его, как мотоцикл на вираже, клонится то в одну, то в другую сторону. Подскакал, осадил. О, ужас! У лошади задние ноги подгибаются, бедняга шатается и... совсем садится. Финал испортил все. Заболела. Едва довели ее до Бордобы. Расположились под навесом. Закусили. Потом холодная баня. После этой бани, как очумелые, выскакиваем на солнышко и здесь только отогреваемся. Бреемся с трудом добытой бритвой. (Лишь Анастасов и Чернуха хотят сохранить свои окладистые бороды). С машинами скверно: пришли три и встали до утра на ремонт. На бордобинскую машину тоже расчет не оправдался — отправилась с начальством в Ош. Совершенно неожиданно уже под вечер выручила машина базы. Юхин бежит довольный: «Садись, ребята!»... Это дело одной минуты. Широкими руслами рек въехали в ущелье. Солнце скрылось за крутые стены. Но вот опять расширилась долина. Справа видны склоны отрогов Кызыл-агина. Сворачиваем влево и вскоре лезем зигзагами на перевал. Показались палатки Памирстроя. Уже темнеет. С машины долой. Скорее! Сегодня же дойдем до лагеря. Юхин сгружает груз. — У вас можно будет оставить груз до завтра? — Нет, мы сейчас снимаемся,— говорят памирстроевцы. Как быть? — Ткаченко, не боишься один остаться с грузом? — Нет. Быстро идем на восток, держась как можно прямее (как указали 201 памирстроовцы). Под ногами песок, мелкие камешки, рога архаров. Слева блестит речка. Грязь. Стало темно. Ребята начинают ныть. С такими настроениями далеко не уйдешь. Решили заночевать. Выбрали сухое местечко. Палатки не ставим, а прямо влезаем в них. Устроились хорошо. 14 сентября. Еще задолго до рассвета Виталий настаивает на выходе (ему уже не терпится). Холодно здорово. Речки покрылись льдом. Перейти по льду проток не удалось, пришлось обойти. Опять песок и камень. Много следов диких и домашних животных. Видны следы и наших ребят. У первого мелкого рукава напились и тут же заметили движение на противоположном затененном берегу. Ребята спорят: лошади или архары? Широкая долина, а за бугром основной поток. Тут уж Лукин и Анастасов не утерпели и пошли посмотреть. Лукин сразу увидел людей. Анастасов ушел далеко. Долго кричали ему. Но он, видимо, решил там же перебродить мелкие речки. Мы перепрыгиваем с разбегу чуть не десяток рукавов. Лишь Лукин решил разуться и набродился в ледяной воде вдоволь. Вышли на торную тропу. Идем быстро. Показались ишаки. Ну, думаем, лагерь! Но прошли еще километра три, покуда увидали человека. Немного ниже устремилась навстречу другая фигурка. Нас приветствует красноармеец. В маленькой котловинке показались, наконец, палатки, расположенные полукругом. Мамаджан уже хлопочет у костра. Остальные еще все опят. Подходим к палатке Николая Васильевича, выстраиваемся. — Сбрасывайте рюкзаки, не нужно строиться, вы устали... говорит он. Все же пока Чернуха читает рапорт, мы, хотя и без рюкзаков, стоим навытяжку. Впечатление произвели хорошее. Фотосъемка в полном снаряжении. Сначала мучает Арик, потом Николай Васильевич. Богатый завтрак: отбивные из кийка, свежие помидоры, виноград, 202 дыни. Изумительно! Приветствуют встающие ребята. У них уже были вылазки на Курумды и вниз на Маркан-су. Район и работа понравились многим больше, чем район пика Ленина. Событий за наше отсутствие много. Артюхов потерял свое звено. Утром пошел искать — не нашел, проголодался, возвратился к завтраку. Ушел вторично, но проглядел, и они разошлись. Пришел позже звена и получил выговор. Мое третье звено, по мнению Николая Васильевича, забралось в Китай и было арестовано спецгонцом Ариком. Однако позже инцидент был исчерпан и Николай Васильевич даже остался доволен их работой. (Иного ему и не оставалось, ибо он сам ошибся в расположении границы). После завтрака иду рисовать на соседнюю вершинку (подъем на 600 метров). Хороший путь по сцементировавшейся мелкой осыпи. На вершине хватил зверский ветер. Панораму на Курумды посему не закончил, а поспешил скорее вниз. За скалами нашел заветерок и сделал еще один рисунок в сторону хребта Маркан-су — долину, лагерь. Вышло прилично. Спускаюсь доливкой по сыпучей осыпи. В лагере уже пообедали. Мамаджан любезно подает мне суп, а главное хорошую порцию арбуза и виноград, стараясь защитить последнее от пыли. Дальнейший план изменился. Вначале думали двинуться послезавтра с утра. (Я еще надеялся использовать завтрашний день для восхождения на хребет Маркан-су). Сейчас же решено: выходим завтра после обеда с тем, чтобы по возможности вечером же попасть на Кара- куль. Опять строчатся статьи и телеграммы о восхождениях и исследовательской работе. Чудесно засыпаю один в «шустере» в своем мешке. 203 Вечером эпопея с Лукиным. Ушел на ту сторону, к хребту Маркан- су. Приезжает караванщик и сообщает, что Лукин убил двух кийков. За ними отправляют лошадей. В лагере все в восторге. Вот это охотник! Сразу двух уложил. Я уже лег, когда пришел Лукин. Говорит: «Убил пять кийков, но трех не мог найти». Взрыв восторга. Лукина качают. Немного позже выясняется: Лукин сломал винтовку — маузер Николая Васильевича. Тут же выясняется, как это ружье попало к Лукину. Оказалось, он взял ружье у доктора (без разрешения Николая Васильевича), объявив, что хозяин разрешил ему попользоваться им в порядке премии за восхождение. В пылу охоты Лукин прыгнул через овражек, и маузер лишился ложа. Николай Васильевич вызвал Лукина и дал легкий нагоняй. Кому смех, кому горе. 15 сентября. Утром Лукин ездил за оставшимися кийками, но конечно, не нашел их. Авторитет его как охотника, поднявшийся на неизмеримую высоту, снизился. Однако два козла все же есть (хотя и не по десяти пудов, как уверяли вчера), но мяса все же прибавилось. Пагода ясная. С севера со вчерашнего дня начали показываться облачка. К обеду подул ветер. После обеда сразу вьючим и отправляемся. Вечером строем (не очень стройным) подошли к рабату * . Ветер треплет поставленные палатки. Машин нет. Сплю в «полудатской», снова с Давидом. Ночью словили машины, но толку мало. Шоферы отказались — перегружены. 16 сентября. Утром долго ждали. Машин все нет. Первое звено уехало на бревнах, как грачи. Обещанные машины Дорофеева не идут тоже. Решили идти пешком. Ребята недовольны, особенно Колосков («Что мы туристы, что ли?»). Заряда у него хватает надолго. Искин раскатисто хохочет. Заплеталов солидно урезонивает. Прошли около двух километров. * Рабат – стоянка караванов. 204 Вчера проходили машины ТПЭ, но их никто не предупредил, и они уехали. И вдруг машины! Одной удалось улизнуть. Другую остановили и на нее кинулись, как звери. Устроились на весьма полной машине и, весело помахивая шляпами, укатили. Широкая долина. Подъем на перевальчик. Крутит смерчами пыль. Неожиданно голубизна озера Кара-куль в кольце оснеженных хребтов. Быстро несется машина под уклон к озеру. База. Располагаемся рядом в громадной палатке. Читаем запоздавшие газеты. В некоторых целые страницы посвящены нам. Беседуем с местными жителями, говорят: «Сейчас у нас как на курорте. А вот зимой другое. Ветер с ног сшибает. Мороз до 60 градусов. Снег весь выдувает. Озеро ощерится торосами льда. Перевалы закрыты на полгода...». Совещание. Распределение районов на последнюю ис- следовательскую вылазку. Я наметил для своего звена Кок-чукур-баши. Звено Давида отправляется на лошадях на юго-восток на коническую вершину километров за 40. Дадиомов — на восток, на двуглавую вершину. Николай Васильевич — на перевал Кара-джилга — Саук-дара, километров за пятьдесят, тоже на лошадях. С ним Стах и доктор. 17 сентября. С утра выдача продуктов. Плотный второй завтрак. В 12 часов уходит первое звеню, затем второе. У нас задержка: нет караванщика (уехал за терескеном) * . Ребята волнуются. Не успеем до ночи доехать до оледенения. Наконец рысью подъехал караванщик. Вышли в час дня. Кругом равнина, песок, камень, терескен. Кажется, никогда не дойдем до первых холмов. Слева, возможно из Китая, движется большой караван с рослыми * Терескен – кустарник, в горных условиях используется как топливо и корм скоту. 205 верблюдами. Идут женщины в красивых халатах. Затем с лошадьми мужчины. А сзади большое стадо баранов. У обрывчика старого русла остановились, видимо, ждут нас, думая, что мы разъезд. Подъем на предгорья. Идем полтора часа. Камень, песок, лишь по долинкам кое-где зеленеют лужайки. Ишаки идут плохо, отстают, часто останавливаемся. «Трава плохая»,— кратко поясняет караванщик. (Действительно, ишаки шли из последних сил.) Саша уже успокоился, не ругается и винтовку несет спокойно. Встретили большое стадо баранов. Пастух при нашем появлении на всякий случай ретировался в сторону. Опять ишаки далеко позади. Кричим, но толку мало. Я и Искин пошли разведать вперед, до видимого гребня. Остальные остались помочь подогнать ишаков. Однако и с их помощью ишаки идут плохо. Бесконечный подъем. До висячего ледничка недалеко. Темнеет. Решаю здесь остановиться, благо и площадка есть хорошая. Успели очистить место от камней. Подошли остальные с ишаками. Быстро разгрузили. Холодно. Ставим палатки. Ребята залезают в них. А я еще долго на воле (то воды нужно, то еще чего-нибудь). Варим ужин: какао, консервы, молоко. Полумесяц яснеет и вскоре таинственно заливает зеленоватым светом Кок-чукур и матовой полосой ложится на озеро, широко раскинувшееся под нами. Хребты неясными серыми силуэтами уходят вдаль. Редкие звезды неярко светят с темного неба. Долго не спится в эту ночь. Заснул лишь под утро. 18 сентября. Я вылезаю первым. Легкий, но холодный ветерок. Вода в котелках замерзла до дна. Ручей покрылся белой чешуей. С трудом нахожу воду. Взошло солнце, но греет еще слабо. К десяти часам управились с завтраком, настолько плотным, что 206 двигаться после него нелегко. Вышли в 10 часов. За полтора часа дошли до висячего ледника по гребешку, глубоко вклинивающемуся в лед с юго-западной стороны вершины. Выход на лед крутой, но лед пористый и идти нетрудно. Дальше пошел целый лес маленьких сераков. Идем прямо на север. Затем огибаем ледяной лоб справа и опять на север по пористому льду и, частично, по свежему снегу. Перед нами последний гребень, полого вздымающийся на северо- восток. Я попытался выйти на него, но попал в трещины и обледенелость. Кричу ребятам: «Не подниматься на гребень! Идти дальше!» Пришлось порядочно загнуть на восток и затем уже по снегу свернуть влево на вершину, полото поднимающуюся громадным снежным куполом. Открылась изумительная панорама: ясно видны вершины верховьев ледника Федченко, пика Революции и еще целый ряд исключительно острых пиков. Правее из-за темных гребней седую острую голову поднял пик Комакадемии, справа за ним пик Гармо. Еще правее остро вздымается другой большой пик, а через перемычку справа, ясно доминирующая над всем, конусообразно красуется вершина пика Коммунизма. Видно все верхнее плато со средним гребнем в середине, лишь скалистая часть тонет в хребтах. Севернее двуглавая вершина пика Корженевской смело режет пространство. Затем понижение, вздымающееся лишь зубьями хребта Петра Первото, и уже совсем близко мощная гряда Заалайского хребта с пиком Ленина на заднем плане, но явно доминирующие над всем хребтом. Громадный массив Кызыл-агина кажется совсем близко. Контрастно к нему на юг уходит гребень, поднимаясь острыми гранями до высшей точки пика *Октябрьского и затем отвесно падая на юг. А еще южнее, ближе всех, эффектной вершиной — пиком 207 Трапецией заканчивается хребет Уй-су. На восток от этой группы прорыв, вдали виден Алайский хребет — это выемка перевала Кызыл-арт. Восточней хребет постепенно, сначала отдельными скалистыми вершинами (пик Архар, пик Пограничник) и дальше снежными куполами подходит к высшей точке — вершинам Курумды. Еще через одну вершину хребет последний раз вздымается острым пиком Зари Востока и дальше, уже значительно понижаясь, уходит в Китай. В обрамлении красных скал круто спускаются языки ледников, скрываясь за крайний хребет. Ближе него — широкое пространство долины Маркан-су, далеко уходящей на восток, в Китай. Прямо перед нами на северо-запад круто обрываются склоны снежной шапки пика, высшей точки этого неясного еще хребта (высота его ориентировочно 5850 метров). Высота Кок-чукур-баши, по моему альтиметру, совпала с измерениями немцев — 5700 метров. Слева видна еще меньшая вершина — продолжение того же хребта на запад. Это пик Красных командиров. Прямо под нами большое снежное плато, чуть вздымающееся на север, а затем круто падающее в ущелье, идущее к Маркан-су. От плато в северо-восточном направлении отходит гребень с двумя крупными вершинами. Восточнее (опять же в Маркан-су) спадает вполне солидная долина. А хребет явно сворачивает вправо, на нашу вершину, и затем уже значительно восточней опять поворачивает на северо-восток, ограничивая таким образом долину. Далее он, скучиваясь острыми скалистыми пиками, дает несколько отрогов и спадает в Маркан-су уже в Китае, близ пика Китайского. К этому пику с юга подходит другая огромная долина, завершающаяся с востока длинным оснеженным хребтом. Последний с 208 юга венчают две громадные белые вершины, одна из которых должна быть Мустаг-ата, а с севера он заканчивается острым скалистым пиком Китайским. На юг большими снежными плато уходит другой хребет, ограничивающий озеро Кара-куль. Изумительная панорама! Делаем засечки. Свищет ветер. Я подошел р самому краю обрыва, к нижним плато. Тщательно прощупываю местами глубокий снег. Зарисовываю полную панораму, кончая Мустаг-атой. Замерз зверски. Озеро Кара-Куль (акварель) Рисунок Е. Абалакова Колосков сверху долго жаловался, что у него замерзли ноги. Я отправил троих старым путем вниз и значительно позже начал спускаться с Заплеталовым. Вначале сильно взяли влево, попали на крутой обледенелый склон. Страверсировав его, вышли на верный путь и за какой-нибудь час спустились со льда и по гребешку вскоре дошли до лагеря. 209 Колосков уже приготовил суп. Настроение у него скверное. Болят голова. Когда я сказал о вторичном восхождении на другую вершину, — он начал явно возмущаться, Искин тоже пытается отговорить меня, считая, что все уже вполне ясно. Я твердо стою на необходимости для точного нанесения точек — засечь их с другой вершины, и даже доволен, что никто желания идти не обнаруживает. Один быстрее и спокойнее справлюсь с этой задачей. 19 сентября. Лишь солнце оторвалось от южного гребня — встал. Прохладно: минус 4 градуса и ветерок режет. Отыскал воду. Закусил замерзшими консервами. Взял бусоль, захватил и кошки, учитывая ранее виденную обледенелость. Вышел рано. При спуске с нашего плато в лощинку спугнул улара; он побежал вверх. Опять лощинка. Поднялся, траверсирую плато. Забрался высоко. Еще лощинка с пористым льдом. Вправо обрыв большого ущелья. Раздумываю. Высоту терять не хочется. Решил подняться на плечо Кок-чукура, хотя дальше к скалистой вершинке спуск все же неизбежен. По скалистым нагромождениям гребня вышел на висячий ледник. Гладкий лед перемежается с пористыми иглами. Дошел до края. Спуск очень крут, скалы тоже обрываются отвесно. Пришлось лезть выше по скалистому гребню. Вышел почти до верха; высота 5500 метров. Нашел осыпь, спустился и по игольчатому снежнику страверсировал на полого опадающий гребень отрога, а по нему — до выемки. Ветер глухо ревет в камнях. Жутко подходить к краю обрыва — шутя может стащить ветром и бросить в глубину ущелья. Высота этого «перевала» 5350 метров. Осторожно перехожу по ледяному почти горизонтальному участку. Полого поднимается гребень. Делаю зигзаги среди крупных камней серого гранита. Иногда перехожу небольшие полоски льда. Сделал было 210 попытку пройти ледяной гребешок, но порывы ветра настолько сильны, что я с трудом спустился обратно. Обошел скалами. До следующей значительной вершины тянется длинный гребень с тремя вершинами. Но главная беда в том, что вершина, на которой я стою, совершенно отвесной скалой обрывается на восток. Идти ли дальше? Нет, нужно. Нельзя же не окончить исследования... Тщательно осмотрел северный склон и нашел спуск по крутому и рыхлому фирну обходом. Аккуратно прощупываю: возможны трещины. Ниже склон крутыми сбросами падает в долину. Удачно обогнул вершину и вышел на изорванный гребень со льдом и карнизами. Внимательно обхожу трещины. Еще два возвышения и опять длинная перемычка. На кошках удобно идти по пологому, совершенно обледенелому карнизу. Держусь вблизи скал. Кошки почему-то оказались явно велики, и на левой ноге носковые зубья все время сворачивают внутрь. Посему ноги приходится проносить широко, чтобы не зацепить за штанину, и осто- рожно. Однако иду все же довольно быстро. Неожиданно ледяной карниз прерывается у предпоследней вершинки. Приходится снимать кошки. Порядочно поднялся по гребню и затем опять вышел справа на ледяное широкое плато. До вершинки поднимался, держась у скал, по наметенному снегу без кошек. Отсюда хорошо видна вся широкая долина, спадающая в Маркан- су. Отвесной стеной падает сюда вершина Кок-чукур. Правее более полого стекает ледник, который начинается на плато Кок-чукур. Дальше двумя вершинами уходит в Маркан-су уже знакомый контрофорс с вершиной. Ну теперь все ясно. Основной хребет проходит на пик Кок-чукур, затем, южнее, на скалистую пройденную вершину, гребнем доходит до вот этой округлой вершины, а от нее круто поворачивает на северо-восток. Но что делается па востоке и на юго-востоке, можно увидеть только с крайней 211 вершины. Придется пройти до нее. Снова надеваю кошки. Руки здорово мерзнут. Продувает насквозь. Быстро перешел плато. Подъем к вершине по ледяному карнизу слева. Неожиданно передо мною почти в восточном направлении с небольшим отклонением на север в направлении пика Китайского — большая долина. Она отходит прямо от моей вершины. На юг от этой же вершины гребнями с пологими, заполненными громадными оледенелыми снежниками, отходит хребет, ограничивающий с востока озеро Кара-<куль. На востоке он сходится острыми гребнями с крутыми обрывами снежных сбросов. С юга же подходит вторая глубокая долина и входит в первую. За ней видно еще несколько меньших долин. Все они соединяются у пика Китайского и вливаются в Маркан-су. Смотрю высоту — 5500 метров. Спешу сделать рисунки. За камнями вершины ветер чуть потише. Зарисовываю систему. Ух, холодно! Еще нужно засечь все интересные точки. Выбираю Китайскую сторону. Вырвало карандаш (еле нашел). Затем сорвало очки — догнал кое- как. Бусоль хорошо устроил на камне и засекаю подряд. Кончил. Бусоль лежит рядом. Вдруг срывает с камня снятые варежки. Прыгаю за ними. Наконец все готово. Надеваю штурмовку. Шлем уже давно надел поверх шляпы и получилось неплохо. Рюкзак совсем пустой. Чудесно. Не снимая кошек (через скалистую грядку осторожно прохожу на них же), спускаюсь до самого подножья ледничка скалистой вершины. Вспоминаю, что забыл взять с нее образцы породы (с первой же парочку захватил). Поплутал в конце ледника: оказался обрыв на всем протяжении, лишь с самого левого угла удалось спуститься. По старой морене и осыпи спускаюсь быстро, выбирая, где бы перевалить через правый гребень. Последний значительный подъем на гребень по осыпи делал уже не без пруда. Вышел не очень удачно. Пришлось траверсировать еще один крутой склон. 212 Спуск. А дальше взял за правило траверсировать все склоны без, спусков и подъемов и так очень удачно дошел до самого лагеря. Ребята радостно приветствуют мое возвращение. Все в порядке. Работу можно считать законченной. 20 сентября. Свежо. Ветерок. Метет снег. Ручей промерз настолько, что едва набрали полкотелка воды. Анероид что-то подскочил на сто метров, показывает 5000. Солнце очень медленно согревает воздух. В 10 часов — минус 5 градусов. К 11 часам приближается к нулю. Позавтракали очень плотно, стараясь истребить как можно больше продуктов. Ухожу на гребень рисовать Кара-куль. Рисунок сделал прилично, но когда начал покрывать акварелью, стали получаться какие-то сгустки. В чем дело? И тут же разгадал: мерзнет. Вскоре показались ишаки с караванщиком. Так и не пришлось кончить акварель. Ребята уже собрали рюкзаки, начинают вьючить. Быстро сбегаем по пологам склонам. Ишаки не отстают, а вскоре даже и перегнали нас. За час спустились уже на равнину. Заплеталов отстает. Искин бежит впереди. Завеса пыли несется по равнине. Крутят смерчи. Выше гор поднимается красноватая пыль, особенно от Маракан-су. Совсем закрыло горы и небо. Вот уже близко база. Видны наши палатки. Первыми встречают Мамаджан и Израим. Затем высыпают ребята. Сpaзy тысяча вопросов. Тут же смотрят рисунки, развертывают карту и с азартом расспрашивают, что сделано, что видено. К вечеру приходит группа Давида. Измотаны здорово. Я в палатке начальника начинаю составлять по материалам карту. Темно. 213 Сплю в «шустере» богатырским сном. 21 сентября. Тихое, ясное утро. Принимаю приглашение Саши покататься по озеру. К обеду приехало начальство. У Николая Васильевича звенья уже отчитываются о проделанной работе. Свой отчет я поручаю сделать Заилеталову. Он рассказал в основном о восхождении на Кок-чокур-баши и о том, что оттуда было видно. Когда речь зашла о восточной широкой долине и я сказал, что северная стена обрывается почти недоступно на всем протяжении, Николай Васильевич воскликнул: —Что Вы мне рассказываете! Я был там и знаю, что подняться на нее очень просто. Но вскоре все уладилось. Выяснилось, что Николай Васильевич спутал и говорил совсем о другом ущелье. Еще поспорили немного о наименовании вершин. Однако я особенно не возражал, названия давал не я. 22 сентября. Хорошее ясное утро. Вызывают к начальнику. Захожу в большую палатку. Там сидят Николай Васильевич, Вершико, Попов. Рассматривают негативы, фото теодолита. — Смотрите, Евгений, вот снято ущелье с Маркан-су. Вот наш лагерь, а вот еще две вершины... — Правильно. Это боковой отрог. За ним двуглавая вершина (одной головы не видно). А здесь — чуть заметная снежная перемычка. Дальше Кок-чукур-баши. А вот это восточное ущелье. Видите, как здесь круто обрывается? А вот и вершина, до которой я доходил. Говорили еще долго, пока не исчерпали материал. Николай Васильевич ушел, а я еще разговаривал с Вершико, объяснял ему маршрут 214 на обе вершины. Николай Васильевич посылает его в те районы и даже кошки дает. Вечером перед строем начальник зачитал оценки работ по съемке. Все звенья получили «хорошо». Мое третье звено — «отлично». Затем Николай Васильевич дал общую оценку проделанной работы, оценивая ее вполне хорошо. Коснулся нашего спуска с пика Ленина и еще раз похвалил меня, сделав, однако, замечание, что спускаться следовало более медленно. Потом оказал, что вся работа окончена и что он завтра уезжает. Поднялся шум. «Качать Николая Васильевича!» и подняли... Сразу же началось приготовление к сабантую. «Собирай кружки!» Плотно расположились на брезентах. Николай Васильевич улыбается. —Ну, товарищи, с успешным окончанием!.. Лукин винтом прошелся по посуде и кубарем скатился. Перешли к костру. Затянули песни. Прыгаем через костер. Смех и крик оглушительный. Все явно довольны сабантуем. Николай Васильевич лег спать. —Тише, расходитесь!.. Но куда тут, усмирить трудно! Дальше я не слышал, заснул. 23 сентября. Встал едва показалось солнце, пожалуй, первым. Успел порисовать. Подъем в восемь часов. Еще одно задание: проработать побригадно три раздела и записать предложения командиров: 1) по снаряжению, 2) по режиму движения в горах и питанию, 3) по методике обучения горной технике. После завтрака, когда Николай Васильевич и прочие уехали на легковой машине на Ранг-куль, мы занялись проработкой. С азартом обсуждались все вопросы. Живейшее участие принимал Альгамбров, Заплеталов, врач и др. Ребята ушли на берег играть в волейбол. К трем часам ждем машины; но пока их что-то не видно. Просматриваем нарасхват последние 215 газеты. Сенсацию произвело сообщение о вступлении СССР в Лигу Наций. Есть сообщения о нашем походе. Поздно вечером подошли две машины и с ними Ваня Юхин. Ух, якши! Дыни, арбузы, помидоры!.. Сейчас же конвейером разгрузка. Завтра рано утром выезжаем. 24 сентября. Встали рано, только начало светать. Но сборы затянулись. Шум с погрузкой. Машины нагрузили до отказа. Выехали в 10 часов. Пасмурно, низко тянутся облака. Ветер свистит и гонит пыль. Озеро сердито посинело. Машины идут, тихо переваливаясь то на один, то на другой бок. Здесь уже трудно разобрать, где шоссе: бесконечные обходы и спрямления запутали все. Глубокие камни, рытвины, ухабы, колеса глубоко увязают в песок. Мотор гудит напряженно. Бесконечно долго объезжаем восточный берег озера и на практике убеждаемся, что действительно оно не маленькое. Наконец первые предгорья хребта. Дорога ровнее, а вскоре и совсем ладная. Левее за невысокими хребтами видны снежные пики с черными прорезями скалистых выходов. Впереди изрезанной стеной заканчивает долину новый хребет, и не знаешь, куда же нырнет машина. Дорога медленно поползла вверх. Какой же здесь перевальчик? Будто на карте нет такого. Вдруг выехали на горку и справа совсем рядом открылась соседняя широкая долина. Несколько крутых поворотов — и мы там. Пересекаем русла речек. Вода шумно веером разлетается в стороны. Шоссе здесь не плохое, машины идут резво. Справа в ущельях показываются внушительные остроконечные вершины. Это очень мало изученный хребет. Еще немного — и мы у заставы, пожалуй, самой маленькой и самой высокогорной на Памире. Здесь остановка ровно настолько, чтобы подлить бензина и воды. Постепенно по широкой долине машина взбирается вверх. Мы уже 216 пропели все песни, охрипли и порядочно надоели Саше. Сидим молча и с нетерпением ждем, когда же начнется собственно подъем на самый перевал. Застава в горах. Рисунок Е. Абалакова Вот въехали в боковое правое ущелье. Еще немного — шоссе взбежало на склон. Наружный его край обложен каменной стенкой, а дальше прямой отвес. Чем выше, тем шире открывается сзади панорама. Пипки, один острее другого, торчат острыми зубьями, а на заднем плане, наподобие пика Коммунизма в миниатюре, видимо, одна из наивысших точек хребта Муз-кол (около 6200 метров). Утренний снег еще не стаял. Вершины седые до самого подножья. Подъем вдруг стал почти незаметным. Долина расширялась. Мы ждем перевальной точки. Однако дождались ее не скоро. (Характерная особенность почти всех памирских перевалов — очень слабо выражена самая перевальная точка). Наконец; поваленный столб и спуск. Ветер рвет неимоверно. Но лишь перевалили — стало тише, а вскоре и значительно теплее. Здесь свежего снега на склонах почти не видно. Горы снизились, стали цветистее. И только справа в ущельях еще долго виднеются снежные пики. Растительность небогата. На песчаной глинистой почве разросся лишь жесткий терескен. Издали увидели встречную легковую машину и единогласно 217 решили: начальство возвращается. Не доезжая до нас, легковая дала тормоз. Крики приветствия. Руки лесом взвились вверх. Все трое густо напудрены пылью, все трое улыбаются. Сейчас же окружили машину, куча вопросов... Машины разбегаются и теряют одна другую в горной пустыне: одна держит путь на Мургаб, другая на Ош. Поворот на юг. Еще более широкая долина. Ветер крутит смерчи. Желтая завеса пыли летит по долине. Важные верблюды с красными помпонами мерно шагают в Кашгар. Целую связку верблюдов ведет тоже разукрашенный ишачок, иногда самостоятельно, иногда с седоком на сагане. Бронзовое лицо седока окаймляет меховая шапка, на плечах темной лазури халат. А вот идет красавец. Нежно-голубой халат перепоясан золотой тесьмой на тонкой талии, широкие белые шаровары ив тонкой материи раздувает ветер. Ноги в легких остроносых туфлях. Движения его характерно восточные: легкие и медлительные. Бесконечно долго тянется караван. Машина беспрестанно ревет сиреной. Верблюды в смятении лезут один на другого, теряя спокойствие «кораблей» пустыни. Слева подошла еще одна широкая долина. Бели по ней пройти немного, то попадешь в Китай. Отсюда и приходят в Мургаб кашгарские купцы с товарами. Солнце склоняется к правому хребту. Машины делают несколько поворотов в холмах и вылетают к Мургабу. «Город» Мургаб!.. Несколько построек, склады заготовительных учреждений, кибитки и приятно удивляющее первое строительство комендатуры. Вот и все. Базар. Небольшой прямоугольник, ограниченный строениями и юртами. Сегодня, увы, выходной день. Торговли нет. Товар лежит 218 упакованным посредине. Нарядные кашгарские купцы сидят тут же. Лукин было завел разговор, ню не нашел «общего» языка. Ниже конский базар. Специальный наездник объезжает низкорослых, но довольно резвых лошадок. Специалист-браковщик дает заключение. Нашли здоровенного кутаса и снимались на нем по очереди. Лукин пытался наладить связь с батраками баев и уверял нас, что ему многое удалось: выяснил, что батраки явно недовольны баями, а в СССР, говорят, якши! Дальнейшую агитработу пришлось прекратить. На базу явились слишком рано, обед еще не готов. Посему ребята пошли «дообследовать» Мургаб. Я же принялся рисовать. Обедаем поздненько, но зато богато: жареный баран, дыня, арбуз и чай. Спать думал на сене. Но там обосновалась целая свора собак. Устроился у Давида. Ночь теплая. Спали очень хорошо. 25 сентября. Встали рано. Конечно, подняли шум, хотя все еще спали. Смотали палатки довольно быстро. Завтрак. Погрузка. Лишь начало светать — выехали. Изумительно богато расцветает долина. Цвета меняются с рассветом. Нежная перламутровая гамма наливается теплыми цветами, а восточный склон начинает гореть густыми красными пятнами породы. Поворот вправо — и мы съехали с шоссе. Брод через речку. Пошли ухабы. Между пиками показалось солнце. Справа в долине полоса воды: озеро Шор-Куль. Озеро оказалось порядочное. Берем пробу. Вода не плохая, чуть только подсоленная. От Шор-куля машина начала дурить и надежды доехать сегодня до Кара-куля стали меркнуть. Пыль жуткая. Особенно хорош Саша: как рыжий в цирке напудрен, бее смеха невозможно смотреть. Наконец, шоссе. Но, увы, поломки продолжаются. Продуваем и 219 разбираем через каждые 5-10 минут, и все меньше становятся промежутки от остановки до остановки. Огоньки встречных машин. Одна, две, три, четыре! В этом году поодиночке машины, особенно ночью, ходят редко. Предпочитают колоннами. Опыт удачный: меньше аварий, возможна взаимопомощь. Аккуратно обходят машины одна другую, однако обмен «любезностями» все же происходит. Быстро пошли по долине. Располагаемся на склоне. Машины задом с разгона тоже взбегают на крутой склон (это для того, чтобы завтра можно было сразу разогреть мотор, иначе замучаешься). Я и Клименко палатки не ставим. Ночь безветренная и кажется даже теплой. Когда же пошли смыть толстый слой пыли с лиц, оказалось, что речка крепко подернулась льдом. Перед сном бегло закусили печеньем с шоколадом и дыней. В мешке оказалось совсем чудесно. 26 сентября. Пока свертывали вещи, машины резво сбежали со склона и затарахтели моторами. Усаживаемся. Нашу машину, чтобы не отставала, пускают первой. Холодный утренний ветер пахнул в лицо. В выемку меж гор прорвалось солнце и золотистым клином вышло на плоское дно долины. Осторожно въезжаем в русло речки. Лед хрустит и звенит под колесами. Ледяной вал образовал целую плотину, вода поднялась, едва просачивается. На этот раз машина застопорила в самом русле. С трудом доползли до берега и здесь вновь принялись за продувание. А впереди уже давно орет сирена встречной машины. Двинулись на бугор. Вот-вот опять встанем! (Чуть не кряхтим в такт болезненным перебоям сдыхающего мотора). Резкий зигзаг. Знакомый перевальчик и мы... сели опять. Снова продувание под виртуозные ругательства шофера. Отсюда из узкого ущельица открылась чудесная панорама на хребет 220 Северный Муз-кол: скалистые стены, на коих едва держится снег, пики и башни, висят ледники. Захватывающая картина! Неплохо бы подняться по этому, еще не обследованному горному кряжу! Опять «сдох мотор». Вторая машина не вытерпела: пересадили к себе повара Мамаджана с продуктами и укатили. А мы еще долго «починяемся». Единственное спасение, что уклон по ходу; все же лишних метров сто прокатимся. Горы разбежались. Широкая долина. Впереди простор озера Кара- куль. Озеро грозное, почти черное, у берега вздымает белую пену гребней. Пыльной хмарью подернулись далекие хребты. Прозрачным пластичным изгибом кое-где тянутся к нему столбы смерчей. Движемся по бесконечным ухабам и барханам близ берега озера. В глубоких колеях машина стопорит еще чаще (Сашка упорно продолжает шикать, когда мы затягиваем песни, явно опасаясь их пагубного влияния на работу МО-тора). Еще раз подкачали. Доедем теперь или пет? И до- ехали. До самой палатки топографа. Машину принялись не в шутку разбирать. В палатке организован «ресторан». Кончает первая смена. Тесно, едва можно стоять на коленях. Мы проголодались и уничтожаем все с необычайной быстротой. На старом нашем пепелище остались еще ящики, мешки с кое- какой «шара-бара». Мамаджан срочно ликвидирует остатки. Пока насыщаются изрядно измазанные в масле шоферы, я спешу сделать последний набросок с Кок-чукур-баши. Ровная лента шоссе полого взбирается к перевалу Ак-булак. Раздвигаются горизонты. Матово-синей плоскостью раскинулось внизу озеро. Один, зигзаг другой, спуск. Вот и широкое русло высохшей речки (полагаю, с ледника Кок-чукур-баши). Пытаюсь сделать засечки боковых долин, ориентируясь на снежную голову Кок-чукура. Однако она вскоре скрывается. 221 И опять в машине. Из-под колес с треском разлетаются камни. Едем по широкому руслу высохшей речки. У рабата Маркан-су ждем отставшую машину. На досуге интересуемся «историческими» надписями на стенах рабата. Двинулись к перевалу Кызыл-арт. Полого поднимается шоссе, но и этот уклон машина берет с перебоями и опять стопорит мотор. Ребята со второй машины острят и посмеиваются. Справа убегает в Китай цветистая долина Маркан-су. Высокая вершина гордо венчает хребет, крутой стеной ограничивающий долину. Сейчас хребет кажется как-то значительнее, чем вначале. От Заалайского медленно ползет темная синеватая туча, закрывая до половины вершины. Зигзаги подъема пошли круче. Перевал Кызыл-арт, 4245 метров. Прощай, Памир! |