Фридрих Ницше По ту сторону добра и зла. Прелюдия к философии будущего
 Скачать 1.16 Mb.
|
|
108 Нет вовсе моральных феноменов, есть только моральное истолкование феноменов… 109 Бывает довольно часто, что преступнику не по плечу его деяние – он умаляет его и клеве- щет на него. 110 Фридрих Ницше «По ту сторону добра и зла» 100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru 36 Адвокаты преступника редко бывают настолько артистами, чтобы всю прелесть ужаса дея- ния обратить в пользу его виновника. 111 Труднее всего уязвить наше тщеславие как раз тогда, когда уязвлена наша гордость. 112 Кто чувствует себя предназначенным для созерцания, а не для веры, для того все верующие слишком шумливы и назойливы, – он обороняется от них. 113 «Ты хочешь расположить его к себе? Так делай вид, что теряешься перед ним -« 114 Огромные ожидания от половой любви и стыд этих ожиданий заранее портят женщинам все перспективы. 115 Там, где не подыгрывает любовь или ненависть, женщина играет посредственно. 116 Великие эпохи нашей жизни наступают тогда, когда у нас является мужество переимено- вать наше злое в наше лучшее. 117 Воля к победе над одним аффектом в конце концов, однако, есть только воля другого или множества других аффектов. 118 Есть невинность восхищения: ею обладает тот, кому еще не приходило в голову, что и им могут когда-нибудь восхищаться. 119 Отвращение к грязи может быть так велико, что будет препятствовать нам очищаться – «оправдываться». 120 Часто чувственность перегоняет росток любви, так что корень остается слабым и легко вы- рывается. Фридрих Ницше «По ту сторону добра и зла» 100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru 37 121 Что Бог научился греческому, когда захотел стать писателем, в этом заключается большая утонченность – как и в том, что он не научился ему лучше. 122 Иной человек, радующийся похвале, обнаруживает этим только учтивость сердца – и как раз нечто противоположное тщеславию ума. 123 Даже конкубинат развращен – браком. 124 Кто ликует даже на костре, тот торжествует не над болью, а над тем, что не чувствует боли там, где ожидал ее. Притча. 125 Если нам приходится переучиваться по отношению к какому-нибудь человеку, то мы суро- во вымещаем на нем то неудобство, которое он нам этим причинил. 126 Народ есть окольный путь природы, чтобы прийти к шести-семи великим людям. – Да, – и чтобы потом обойти их. 127 Наука уязвляет стыдливость всех настоящих женщин. При этом они чувствуют себя так, точно им заглянули под кожу или, что еще хуже, под платье и убор. 128 Чем абстрактнее истина, которую ты хочешь преподать, тем сильнее ты должен обольстить ею еще и чувства. 129 У чёрта открываются на Бога самые широкие перспективы; оттого он и держится подальше от него – чёрт ведь и есть закадычный друг познания. 130 Что человек собою представляет, это начинает открываться тогда, когда ослабевает его та- лант, – когда он перестаёт показывать то, что он может. Талант – тоже наряд: наряд – тоже спо- соб скрываться. 131 Фридрих Ницше «По ту сторону добра и зла» 100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru 38 Оба пола обманываются друг в друге – от этого происходит то, что, в сущности, они чтут и любят только самих себя (или, если угодно, свой собственный идеал –). Таким образом, мужчина хочет от женщины миролюбия, – а между тем женщина по существу своему как раз неуживчива, подобно кошке, как бы хорошо она ни выучилась выглядеть миролюбивой. 132 Люди наказываются сильнее всего за свои добродетели. 133 Кто не умеет найти дороги к своему идеалу, тот живёт легкомысленнее и бесстыднее, нежели человек без идеала. 134 Только из области чувств и истекает всякая достоверность, всякая чистая совесть, всякая очевидность истины. 135 Фарисейство не есть вырождение доброго человека: напротив, изрядное количество его яв- ляется скорее условием всякого благоденствия. 136 Один ищет акушера для своих мыслей, другой – человека, которому он может помочь раз- решиться ими; так возникает добрая беседа. 137 Вращаясь среди ученых и художников, очень легко ошибиться в обратном направлении: нередко в замечательном ученом мы находим посредственного человека, а в посредственном ху- дожнике очень часто – чрезвычайно замечательного человека. 138 Мы поступаем наяву так же, как и во сне: мы сначала выдумываем и сочиняем себе чело- века, с которым вступаем в общение, – и сейчас же забываем об этом. 139 В мщении и любви женщина более варвар, чем мужчина. 140 Совет в форме загадки. – «Если узы не рвутся сами, – попробуй раскусить их зубами». 141 Брюхо служит причиной того, что человеку не так-то легко возомнить себя Богом. Фридрих Ницше «По ту сторону добра и зла» 100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru 39 142 Вот самые благопристойные слова, которые я слышал: «Dans le veritable amour c'est l'ame, qui enveloppe le corps». 143 Нашему тщеславию хочется, чтобы то, что мы делаем лучше всего, считалось самым труд- ным для нас. К происхождению многих видов морали. 144 Если женщина обнаруживает научные склонности, то обыкновенно в её половой системе что-нибудь да не в порядке. Уже бесплодие располагает к известной мужественности вкуса; мужчина же, с позволения сказать, как раз «бесплодное животное». 145 Сравнивая в целом мужчину и женщину, можно сказать следующее: женщина не была бы так гениальна в искусстве наряжаться, если бы не чувствовала инстинктивно, что её удел – вто- рые роли. 146 Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя. 147 Из старых флорентийских новелл, – также из жизни: buona femmina е mala fernmina vuol bastone. Sacchetti Nov. 86. 148 Соблазнить ближнего на хорошее о ней мнение и затем всей душой поверить этому мне- нию ближнего, – кто сравнится в этом фокусе с женщинами! - 149 То, что в данное время считается злом, обыкновенно есть несвоевременный отзвук того, что некогда считалось добром, – атавизм старейшего идеала. 150 Вокруг героя всё становится трагедией, вокруг полубога всё становится драмой сатиров, а вокруг Бога всё становится – как? быть может, «миром»? 151 Иметь талант недостаточно: нужно также иметь на это ваше позволение, – не так ли? дру- зья мои? Фридрих Ницше «По ту сторону добра и зла» 100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru 40 152 «Где древо познания, там всегда рай» – так вещают и старейшие и новейшие змеи. 153 Всё, что делается из любви, совершается всегда по ту сторону добра и зла. 154 Возражение, глупая выходка, веселое недоверие, насмешливость суть признаки здоровья: все безусловное принадлежит к области патологии. 155 Понимание трагического ослабевает и усиливается вместе с чувственностью. 156 Безумие единиц – исключение, а безумие целых групп, партий, народов, времен – правило. 157 Мысль о самоубийстве – сильное утешительное средство: с ней благополучно переживают- ся иные мрачные ночи. 158 Нашему сильнейшему инстинкту, тирану в нас, подчиняется не только наш разум, но и наша совесть. 159 Должно отплачивать за добро и за зло, но почему именно тому лицу, которое нам сделало добро или зло? 160 Мы охладеваем к тому, что познали, как только делимся этим с другими. 161 Поэты бесстыдны по отношению к своим переживаниям: они эксплуатируют их. 162 «Наш ближний – это не наш сосед, а сосед нашего соседа» – так думает каждый народ. 163 Фридрих Ницше «По ту сторону добра и зла» 100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru 41 Любовь обнаруживает высокие и скрытые качества любящего – то, что у него есть ред- костного, исключительного: постольку она легко обманывает насчёт того, что служит у него правилом. 164 Иисус сказал своим иудеям: «Закон был для рабов – вы же любите Бога, как люблю его я, сын Божий! Какое дело сынам Божьим до морали!» - 165 По отношению ко всякой партии. – Пастуху нужен всегда баран-передовик, чтобы самому при случае не становиться бараном. 166 Люди свободно лгут ртом, но рожа, которую они при этом корчат, все-таки говорит правду. 167 У суровых людей задушевность является предметом стыда – и есть нечто ценное. 168 Христианство дало Эроту выпить яду: он, положим, не умер от этого, но выродился в по- рок. 169 Много говорить о себе – может также служить средством для того, чтобы скрывать себя. 170 В хвале больше назойливости, чем в порицании. 171 Сострадание в человеке познания почти так же смешно, как нежные руки у циклопа. 172 Из человеколюбия мы иногда обнимаем первого встречного (потому что нельзя обнять всех): но именно этого и не следует открывать первому встречному… 173 Мы не ненавидим ещё человека, коль скоро считаем его ниже себя; мы ненавидим лишь тогда, когда считаем его равным себе или выше себя. 174 Фридрих Ницше «По ту сторону добра и зла» 100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru 42 И вы, утилитаристы, вы тоже любите все utile как экипаж ваших склонностей – и вы нахо- дите в сущности невыносимым стук его колес? 175 В конце концов мы любим наше собственное вожделение, а не предмет его. 176 Чужое тщеславие приходится нам не по вкусу только тогда, когда оно задевает наше тще- славие. 177 Насчет того, что такое «достоверность», может быть, еще никто не удостоверился в доста- точной степени. 178 Мы не верим в глупости умных людей – какое нарушение человеческих прав! 179 Следствия наших поступков хватают нас за волосы, совершенно не принимая во внимание того, что мы тем временем «исправились». 180 Бывает невинность во лжи, и она служит признаком сильной веры в какую-нибудь вещь. 181 Бесчеловечно благословлять там, где тебя проклинают. 182 Фамильярность человека сильнейшего раздражает, потому что за нее нельзя отплатить тою же монетой. - 183 «Не то, что ты оболгал меня, потрясло меня, а то, что я больше не верю тебе». 184 Бывает заносчивость доброты, имеющая вид злобы. 185 «Это не нравится мне». – Почему? – «Я не дорос до этого». – Ответил ли так когда-нибудь хоть один человек? Фридрих Ницше «По ту сторону добра и зла» 100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru 43 ОТДЕЛ ПЯТЫЙ: К ЕСТЕСТВЕННОЙ ИСТОРИИ МОРАЛИ 186 Моральное чувство в Европе в настоящее время настолько же тонко, зрело, многообразно, восприимчиво, рафинировано, насколько относящаяся к нему «наука морали» еще молода, зача- точна, неуклюжа и простовата, – интересный контраст, который становится порой даже види- мым, воплощаясь в лице какого-нибудь моралиста. Уже слова «наука морали», если принять во внимание то, что ими обозначается, слишком кичливы и противны хорошему вкусу, всегда склонному к более скромным словам. Следовало бы со всей строгостью признаться себе в том, что тут будет нужным еще долгое время, что имеет пока исключительное право на существова- ние: именно, собирание материала, понятийное определение и сочленение огромного множества тонких ощущений ценностей и различий ценностей – ощущений и различий, которые живут, растут, производят и погибают; нужны, быть может, попытки наглядного изображения повторя- ющихся и наиболее частых видов этой живой кристаллизации, – как подготовка к учению о ти- пах морали. Конечно, до сих пор не были настолько скромны. Все философы с надутой серьез- ностью, возбуждающей смех, требовали от себя кое-чего несравненно более великого, более притязательного и торжественного, как только им приходилось иметь дело с моралью как наукой: они хотели обоснования морали, – и каждый философ до сих пор воображал, что обос- новал ее; сама же мораль считалась при этом «данною». Как далека была от их неповоротливой гордости эта кажущаяся незначительной и оставленная в пыли и плесени задача описания, хотя для нее не были бы достаточно тонки искуснейшие руки и тончайшие чувства! Именно благода- ря тому, что философы морали были знакомы с моральными фактами только в грубых чертах, в произвольном извлечении или в форме случайного сокращения, например в форме нравственно- сти окружающих их людей, своего сословия, своей церкви, духа своего времени, своего климата и пояса, – именно благодаря тому, что они были плохо осведомлены насчет народов, времен, всего прошедшего, и даже проявляли мало любознательности в этом отношении, они вовсе и не узрели подлинных проблем морали, которые обнаруживаются только при сравнении многих мо- ралей. Как это ни странно, но всей «науке морали» до сих пор недоставало проблемы самой мо- рали: недоставало подозрения, что здесь есть нечто проблематичное. То, что философы называли «обоснованием морали» и чего они от себя требовали, было, если посмотреть на дело в надле- жащем освещении, только ученой формой твердой веры в господствующую мораль, новым сред- ством ее выражения, стало быть, фактом, который сам коренится в области определенной нрав- ственности; в сущности, даже чем-то вроде отрицания того, что эту мораль можно понимать как проблему, – и во всяком случае чем-то противоположным исследованию, разложению, сомне- нию, вивисекции именно этой веры! Послушайте, например, с какой почти достойной уважения невинностью еще Шопенгауэр понимает собственную задачу, и сделайте потом свои заключения о научности такой «науки», последние представители которой рассуждают еще, как дети и ста- рушки: «Принцип, – говорит он (с. 137 «Основных проблем этики»), – основоположение, с со- держанием которого собственно согласны все моралисты: петтет neminem laede, immo omnes, quantum potes, juva – вот собственно положение, обосновать которое стараются все моралисты… собственно настоящий фундамент этики, которого ищут в течение тысячелетий, как философ- ский камень»… Трудность обосновать приведенное положение, конечно, может быть велика – как известно, и Шопенгауэру не посчастливилось в этом отношении, – и кто вполне восчувство- вал, как безвкусно-фальшиво и сентиментально звучит этот тезис в мире, эссенцию которого со- ставляет воля к власти, – пусть тот вспомнит, что Шопенгауэр, хоть и пессимист, собственно – играл на флейте… Ежедневно, после обеда; прочтите об этом у его биографа. И вот еще между прочим вопрос: пессимист, отрицатель Бога и мира, который останавливается как вкопанный пе- ред моралью, – который утверждает мораль и играет на флейте, подтверждает laede-neminem- Фридрих Ницше «По ту сторону добра и зла» 100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru 44 мораль: как? разве это собственно – пессимист? 187 Не говоря уже о ценности таких утверждений, как то, что «в нас есть категорический им- ператив», всегда еще можно спросить: что говорит такое утверждение о том, кто его высказыва- ет? Есть морали, назначение которых – оправдывать их создателя перед другими; назначение одних моралей – успокаивать его и возбуждать в нем чувство внутреннего довольства собою; другими – он хочет пригвоздить самого себя к кресту и смирить себя; третьими – мстить, при помощи четвертых – скрыться, при помощи еще других – преобразиться и вознестись на недося- гаемую высоту. Одна мораль служит ее создателю для того, чтобы забывать, другая – чтобы за- ставить забыть о себе или о какой-нибудь стороне своей натуры; один моралист хотел бы испы- тать на человечестве мощь и творческие причуды; какой-нибудь другой, быть может, именно Кант, дает понять своей моралью следующее: «во мне достойно уважения то, что я могу повино- ваться, – и у вас должно быть не иначе, чем у меня!» – словом, морали являются также лишь же- стикуляцией аффектов. 188 Всякая мораль в противоположность к laisser aller есть своего рода тирания по отношению к «природе», а также и к «разуму» – но это ещё не возражение против неё, ибо декретировать, что всякая тирания и всякое неразумие непозволительны, пришлось бы ведь опять-таки, исходя из какой-нибудь морали. Существенно и бесценно в каждой морали то, что она является долгим гнётом: чтобы понять стоицизм, или Пор-Рояль, или пуританизм, стоит только вспомнить о том гнёте, под влиянием которого до сих пор всякий язык достигал силы и свободы, – о метрическом гнёте, о тирании рифмы и ритма. Сколько трудов задавали себе поэты и ораторы всех народов! – не исключая и некоторых нынешних прозаиков, в слухе которых живёт непреклонная совесть, – «ради глупости», как говорят остолопы-утилитаристы, воображающие, что изрекают нечто пре- мудрое, – «из покорности законам произвола», как говорят анархисты, мнящие себя поэтому «свободными», даже свободомыслящими. Но удивительно то обстоятельство, что только в силу «тирании таких законов произвола» и развилось всё, что существует или существовало на земле в виде свободы, тонкости, смелости, танца и уверенности мастера, всё равно – в области ли са- мого мышления, или правления государством, или произнесения речей и убеждения слушателей, как в искусствах, так и в сфере нравственности; и в самом деле, весьма вероятно, что именно это-то и есть «природа» и «природное», а вовсе не laisser aller! Всякий художник знает, как дале- ко от чувства этого самотёка самое «естественное» его состояние, когда он свободно приводит в порядок, устанавливает, распоряжается, придаёт формы в минуты «вдохновения», – и как строго и тонко повинуется он именно тогда тысяче законов, которые ускользают от всякой понятийной формулировки именно вследствие своей строгости и точности (даже самое определённое поня- тие заключает в себе, сравнительно с ними, нечто расплывчатое, многообразное, многозначащее –). Существенное, повторяю, «на небесах и на земле», сводится, по-видимому, к тому, чтобы по- виновались долго и в одном направлении; следствием этого всегда является и являлось в конце концов нечто такое, ради чего стоит жить на земле, например добродетель, искусство, музыка, танец, разум, духовность, – нечто просветляющее, утончённое, безумное и божественное. Долгая несвобода ума, гнёт недоверия в области сообщения мыслей, дисциплина, которую налагал на себя мыслитель, заставляя себя мыслить в пределах установленных духовной и светской властью правил или исходя из аристотелевских гипотез, долгое стремление ума истолковывать всё слу- чающееся по христианской схеме и в каждой случайности заново открывать и оправдывать хри- стианского Бога – всё это насильственное, произвольное, суровое, ужасающее, идущее вразрез с разумом оказалось средством, при помощи которого европейскому духу была привита его сила, его необузданное любопытство и тонкая подвижность; прибавим сюда, что при этом также должно было безвозвратно пропасть, задохнуться и погибнуть много силы и ума (ибо здесь, как |