Стиглиц Глобализация (1). Глобализация тревожные тенденцииДжозеф Стиглиц глобализация тревожные тенденции слово об авторе и его книге
 Скачать 0.54 Mb.
|
|
ПРОВАЛ СПАСАТЕЛЬНОЙ ОПЕРАЦИИ Через три недели после получения кредита Россия в одностороннем порядке объявила приостановку платежей и девальвацию рубля {30} . Рубль обрушился. К январю 1999 г. рубль потерял в реальном выражении более чем 45 процентов по сравнению с уровнем июля 1998 г. {31} Заявление от 17 августа спровоцировало глобальный финансовый кризис. Процентные ставки в возникающих рыночных экономиках взлетели выше, чем в период пика Азиатского кризиса. Даже те развивающиеся страны, которые осуществляли разумную экономическую политику, обнаружили, что не могут получить дополнительные кредиты. Рецессия в Бразилии углубилась, и в конце концов и эта страна столкнулась с валютным кризисом. Аргентина и другие латиноамериканские страны, в которых только что началось оживление после предыдущего кризиса, вновь оказались на грани кризиса. Эквадор и Колумбия перешли через эту грань и вошли в кризисное состояние. Затронутыми оказались даже США. Нью-Нью-Йоркский федеральный резервный банк организовал выкуп обязательств одного из крупнейших американских хеджевых фондов[41], «Лонг терм кэпитал менеджмент», поскольку в ФРС опасались, что его крах может вызвать глобальный финансовый кризис. Самым удивительным был не сам коллапс, а тот факт, что он оказался неожиданным для некоторых лиц из руководства МВФ, в том числе самых высших руководителей. Они искренне верили, что их программа сработает. Наш собственный прогноз оправдался частично: мы полагали, что предоставленные деньги помогут поддержать курс рубля примерно на три месяца; на самом деле он продержался лишь три недели. Мы считали, что олигархам потребуется несколько дней или даже недель, чтобы выкачать эти деньги из страны; на самом деле для этого потребовалось всего несколько часов. Российское правительство «допустило» даже некоторую ревальвацию рубля. Как мы уже видели, это означало, что олигархам потребуется меньше рублей для покупки своих долларов. Улыбающийся Виктор Геращенко, председатель правления Центрального банка России, объяснил президенту Всемирного банка и мне, что здесь просто «сработали рыночные силы». Когда МВФ столкнулся с фактами ― миллиарды долларов, которые он предоставил в кредит России, появились на счетах кипрских и швейцарских банков всего лишь через пару-тройку дней после того, как они были предоставлены, он объявил, что эти деньги- не его доллары. Этот аргумент демонстрирует либо полное непонимание экономики, либо уровень лицемерия, который вполне может соперничать с неискренностью Геращенко, либо и то и другое. Когда деньги направляются в страну, то они не посылаются в виде маркированных бумажных долларов. Таким образом, никто не вправе сказать, что это именно «мои деньги пошли туда-то». МВФ предоставил России кредит в долларах ― эти средства позволили России в свою очередь наделить олигархов долларами для того, чтобы они вывезли их из страны. Некоторые из нас язвили, что МВФ облегчил бы всем жизнь, если бы просто перевел деньги прямо на счета швейцарских и кипрских банков. На самом деле от этой спасательной операции выиграли, разумеется, не только олигархи. Банкиры Уолл-стрита и других западных инвестиционных банков, те, кто были среди наиболее яростно протаскивавших спасательный пакет, знали, что курс рубля долго не продержится: они воспользовались короткой передышкой для того, чтобы спасти свое, спасти как можно больше и бежать из страны с тем, что им удалось захватить с собой. Предоставив России кредит на заранее обреченное дело, МВФ вверг страну в еще большую задолженность, фактически ничего на этом не потеряв. Издержки этой ошибки легли не на руководство МВФ, которое предоставило кредит, или на Америку, под давлением которой это было сделано, или на западных банкиров и российских олигархов, которые получили все выгоды от этого займа, а на российского налогоплательщика. Но был и позитивный момент в этом кризисе: девальвация дала толчок российским отраслям, конкурирующим с импортом, ― товары отечественного производителя наконец стали увеличивать свою рыночную долю в России. Это «непреднамеренное последствие» в конечном счете привело к началу долгожданного роста в России реальной (в противовес черной, спекулятивной) экономики. В этом провале снова заключалась определенная доля иронии: всегда предполагалось, что макроэкономика ― сильная сторона МВФ, и тем не менее даже здесь его политика потерпела неудачу. Эти макроэкономические провалы наряду с другими провалами значительно способствовали глубине кризиса. НЕСОСТОЯВШИЙСЯ ПЕРЕХОД Редко бывает такое несоответствие между ожиданиями и реальностью, как это случилось при переходе от коммунизма к рыночной экономике. Предполагалось, что комбинация приватизации, либерализации и децентрализации быстро, в крайнем случае после короткой переходной рецессии, приведет к значительному подъему производства. Ожидалось, что преимущества этого перехода проявятся еще больше в длительной перспективе, чем в ближайшей, по мере того как будет заменяться старое, неэффективное оборудование и возникнет новое поколение предпринимателей. Полная интеграция в глобальную экономику со всеми ее благами тоже наступит быстро, если не немедленно. Эти ожидания экономического роста не осуществились, и не только в России, но и в большинстве экономик, переходивших к рынку. Только немногие из бывших коммунистических стран, такие, как Польша, Венгрия, Словения и Словакия, вышли на уровень ВВП, который был десятилетие назад. Во всех остальных странах падение доходов было такого масштаба, что его трудно даже себе представить. По данным Всемирного банка, на 2000 г. ВВП России составлял менее двух третей от уровня 1989 г. В Молдове спад был наиболее драматичен, и производство составило менее одной трети от того, что было десять лет назад. На Украине ВВП 2000 г. достигал только одной трети того, который был за десять лет до этого. За этими данными стоят истинные симптомы российской болезни. Россия быстро трансформировалась из промышленного гиганта ― первой в мире страны, спутник которой вышел на околоземную орбиту,- в экспортера природных ресурсов, в особенности нефти и газа, которые составляют сегодня половину ее экспорта. В то время как западные советники пишут книги под названиями «Грядущий бум в России» или «Как Россия стала рыночной экономикой»), скупые статистические данные не позволяют всерьез принимать розовые картинки, которые они рисуют, а более объективные обозреватели пишут такие книги, как «Распродажа века: российская дикая скачка из коммунизма в капитализм)) {32} Размер сокращения ВВП в России (не говоря о других бывших коммунистических странах) является предметом споров; некоторые утверждают, что в свете роста и ключевого значения неформального сектора ― от уличных торговцев до сантехников, маляров и других производителей услуг, чью экономическую активность, как правило, трудно измерить и представить в статистике национального дохода,- официальные данные преувеличивают размеры спада. Другие говорят, что, поскольку в России сильно развит бартер (более 50 процентов объема продаж промышленной продукции) {33} , а «рыночные цены» обычно выше «бартерных»[42], статистика занижает масштабы сокращения ВВП. Но, принимая во внимание эти спорные моменты, все тем не менее соглашаются, что жизненный уровень большинства россиян претерпел значительное ухудшение, отраженное целым рядом социальных индикаторов. В то время как во всем остальном мире продолжительность жизни возросла, в России она сократилась более чем на три года, на Украине ― на три года. Обследование потребления домашних хозяйств ― что люди едят, сколько они тратят на одежду и в каких жилищах они живут ― подтверждает значительное снижение жизненного уровня, соответствующее снижению ВВП. Если принять во внимание сокращение военных расходов государства, то жизненный уровень должен был возрасти даже больше, чем ВВП. Подойдем к вопросу с другой стороны. Допустим, что каким-то образом сохранился дореформенный уровень расходов и что примерно треть военных расходов могла быть перераспределена на производство новых видов потребительских товаров. При этом не произошло реструктуризации, повышающей эффективность производства, и не удалось воспользоваться новыми возможностями в области торговли. Но и в этих условиях потребление ― жизненный уровень ― должно было бы возрасти на 4 процента. Это немного, но несопоставимо лучше, чем то резкое падение жизненного уровня, которое фактически произошло. РОСТ БЕДНОСТИ И НЕРАВЕНСТВА Статистика не раскрывает полностью истории переходного периода в России, не показывает его самые главные успехи: она не дает оценки благам новой демократии, какой бы несовершенной она ни была. Она проходит мимо и его главных провалов: возросших бедности и неравенства. Рука об руку с уменьшением пирога национальной экономики шло усиление неравенства его распределения. Среднему россиянину доставался все меньший и меньший кусок. В 1989 г. только 2 процента россиян жили в бедности. К концу 1998 г. доля бедных возросла до 23,8 процента, если брать за критерий жизнь на 2 долл. в день. Если использовать критерий существования менее чем на 4 долл. в день, то более 40 процентов населения страны оказались за гранью бедности. Таковы результаты обследования, проведенного Всемирным банком. Статистика детства обнаруживает еще более глубокую проблему: 50 процентов детей живут в семьях бедноты. В других посткоммунистических странах наблюдается сопоставимый, если не худший, рост бедности {34} Вскоре после моего прихода во Всемирный банк я начал подробно вникать в происходящее и в стратегии, которые осуществлялись. Когда я выразил свою озабоченность состоянием дел, один из экономистов Всемирного банка, который играл ключевую роль в приватизации, стал мне горячо возражать. Он привел в пример пробки на улицах Москвы с обилием застрявших в них «мерседесов», когда москвичи покидают город на субботу и воскресенье, и магазины, наполненные импортными предметами роскоши. Эта картина разительно отличается от пустых и бесцветных магазинов, существовавших при прошлом режиме. Я не возражал против того, что многие россияне настолько разбогатели, что стали причиной уличных пробок или создали спрос на обувь «от Гуччи» и другую импортную роскошь, достаточный для процветания ряда определенных магазинов. На многих европейских курортах богатые русские вытеснили богатых арабов, заполнявших их два десятилетия назад. На некоторых улицах там даже названия пишутся на русском языке, наряду с родным. Но уличные пробки из «мерседесов» в стране, где душевой доход составляет 4730 долл. (1997), есть признак болезни, а не здоровья. Это знак, ясно указывающий на то, что в обществе происходит концентрация богатства в руках немногих, а не распределение его среди большинства. В то время как переходный период сильно увеличил число живущих в бедности и привел к процветанию небольшой кучки в верхах, наиболее сильно пострадал средний класс. Инфляция, как мы уже отмечали, смела их скудные сбережения. Заработная плата не поспевала за инфляцией, и реальные доходы упали. Сокращение государственных расходов на образование и здравоохранение разрушило их уровень жизни. Те, кто могли, эмигрировали. (Некоторые страны, подобно Болгарии, потеряли 10 процентов и более своего населения и еще большую долю образованной рабочей силы.) Лучшие студенты из России и других стран бывшего Советского Союза, с которыми я встречался, упорно учатся, имея только одну честолюбивую цель: эмигрировать на Запад. Эти потери важны не только для тех, кто живет сегодня в России, но и своими последствиями для будущего: исторически средний класс всегда был опорой при создании общества, опирающегося на верховенство закона и демократические ценности. Масштабы возросшего неравенства, равно как и масштабы и продолжительность экономического упадка, были неожиданными. Эксперты предполагали некоторый рост неравенства или по крайней мере измеримого неравенства. При прошлом режиме равенство доходов поддерживалось путем ограничения дифференциации заработной платы. Коммунистическая система хотя и не принесла легкой жизни, но стремилась не допускать крайней бедности и поддерживала примерное равенство уровней жизни, обеспечивая общий высокий уровень качества образования, жилья, здравоохранения и услуг по уходу за детьми. С переходом к рыночной экономике те, кто упорно работает с высокой производительностью, должны были бы получать плоды своих усилий. Поэтому некоторое возрастание неравенства было неизбежным. Однако ожидалось, что Россия избежит неравенства на почве наследственного богатства, что обещало возникновение более эгалитарной рыночной экономики. Насколько же все на деле получилось по-другому! Уровень неравенства в сегодняшней России сопоставим с самым худшим в мире, тем, что существует в латиноамериканских обществах, где он основан на полуфеодальном наследии {35} Россия обрела самое худшее из всех возможных состояний общества ― колоссальный упадок, сопровождаемый столь же огромным ростом неравенства. И прогноз на будущее мрачен: крайнее неравенство препятствует росту, особенно когда оно ведет к социальной и политической нестабильности. КАК НЕВЕРНО ОРИЕНТИРОВАННАЯ ПОЛИТИКА ПРИВЕЛА К ПРОВАЛУ ПЕРЕХОДА К РЫНОЧНОЙ ЭКОНОМИКЕ Мы рассмотрели выше, каким образом в некоторых случаях политика Вашингтонского консенсуса заканчивалась провалами: неправильно проведенная приватизация не привела ни к повышению эффективности, ни к росту, но вместо этого способствовала обдиранию активов и упадку. Мы уже видели, как проблемы усложнялись взаимным воздействием отдельных реформ, а также неправильно выбранными темпом и последовательностью преобразований: либерализация рынка капитала и приватизация облегчали изъятие денег из страны; проведение приватизации до того, как была создана правовая инфраструктура, увеличивало способность и стимулы к обдиранию активов вместо реинвестирования в будущее страны. Полное описание того, что происходило, равно как полный анализ способов, которыми программы МВФ способствовали упадку в стране, заслуживает отдельной книги. Здесь я хочу кратко изложить три примера. В каждом случае защитники МВФ скажут, что могло бы быть и хуже, если бы не их программы. В некоторых случаях ― например, отсутствия политики, обеспечивающей конкуренцию,- МВФ будет настаивать, что такая политика была частью его программ, но, увы, Россия ее не осуществила. Такой защите не хватает искренности: все содержалось в программах МВФ, но было обставлено десятками условий. Россия, однако, знала, что, когда дело дойдет до неизбежного фарса, в котором МВФ будет угрожать прекращением помощи, а Россия станет упорно торговаться, соглашение будет достигнуто (хотя зачастую не будет выполняться), и кран будет вновь открыт. Что имело важное значение, так это цели кредитно-денежной политики, бюджетный дефицит и темп приватизации ― число фирм, переданных в частный сектор безразлично каким путем. Почти все остальное было второстепенным ― подобно политике, обеспечивающей конкуренцию,- фактически украшением витрины, защитой от критиков, которые говорили, что это очень важные компоненты стратегии успешного перехода к рыночной экономике. Когда я повторно обращал внимание на необходимость более сильной политики обеспечения конкуренции, те, кто в самой России соглашались со мной, те, кто пытались построить подлинно рыночную экономику и создать эффективное антимонопольное ведомство, повторно благодарили меня. Решение, на чем расставить акценты, установление приоритетов ― нелегкое дело. Учебники по «экономике» зачастую не дают достаточных указаний. Экономическая теория гласит, что для хорошей работы рыночного механизма нужны как конкуренция, так и частная собственность. Если бы реформы давались легко, достаточно было бы взмахнуть волшебной палочкой, и сразу же появилось и то, и другое. МВФ предпочел сделать упор на приватизацию, лишь мельком отметив необходимость конкуренции. Этот выбор, возможно, не был неожиданным: корпоративные и финансовые группы интересов часто выступают против политики обеспечения конкуренции, поскольку эта политика ограничивает их возможности делать деньги. Последствия ошибки МВФ были гораздо серьезнее, чем просто установление высоких цен: приватизированные фирмы стремились к монополизации рынка и созданию картелей, к повышению своей прибыли, поскольку на них не была надета узда антитрестовской политики. И как это часто бывает, монопольная прибыль особенно прельщала тех, кто был готов прибегнуть к мафиозным методам либо для достижения господства на рынке, либо для того, чтобы вынудить конкурентов к тайному сговору. ИНФЛЯЦИЯ Раньше мы уже видели, как поспешная либерализация цен в самом начале реформ привела к взрыву инфляции. Печальная сторона истории России заключается в том, что за каждой ошибкой следовала другая, осложняющая последствия. Запустив бурную инфляцию одномоментной либерализацией цен в 1992 г., МВФ и ельцинский режим встали перед задачей ее обуздания. Но сбалансированность решений никогда не была сильной стороной МВФ, и его излишнее рвение привело к чрезмерно высоким процентным ставкам. Есть немного свидетельств в пользу того, что снижение инфляции ниже некоторого умеренного уровня форсирует рост. Страны, добившиеся наибольших успехов, например Польша, игнорировали давление МВФ и сохраняли инфляцию на уровне 20 процентов на протяжении критических лет перестройки. Лучший ученик МВФ ― Чешская Республика, которая снизила инфляцию до 2 процентов, впала в экономическую стагнацию. Есть достаточно оснований полагать, что излишнее рвение в борьбе с инфляцией может подавить экономический рост. Очевидно, что высокие процентные ставки душат новые инвестиции. Многие новые приватизированные фирмы, которые начинали задумываться об инвестициях, убедились, что они не могут расширяться, и перешли к обдиранию активов. Навязанные МВФ высокие процентные ставки привели к завышению курса рубля, сделав импорт дешевым, а экспорт ― затруднительным. Неудивительно, что каждый, кто побывал в Москве после 1992 г., мог увидеть магазины, заваленные импортной одеждой и другими товарами, но ему было бы очень трудно найти товар с ярлыком «Сделано в России». И такое положение сохранялось еще пять лет после начала перехода к рынку. Ограничительная кредитно-денежная политика кроме всего прочего способствовала развитию бартера. В условиях недостатка наличных денег работникам платили натурой ― тем, что производила фабрика, чем бы оно там ни было, или просто тем, чем предприятие располагало,- от туалетной бумаги до обуви. По всей стране возникали блошиные рынки, на которых работники старались получить наличные для того, чтобы купить товары самой первой необходимости. Это создавало видимость предпринимательской активности, но на самом деле лишь маскировало чудовищную неэффективность. Высокие темпы инфляции дорого обходятся экономике, поскольку они нарушают работу системы цен. Но бартер во всех отношениях столь же разрушительно влияет на эффективную работу системы цен, и излишняя жесткость кредитно-денежной политики просто замещает один набор неэффективностей возможно даже худшим. |