Авдулов А. Н., Кулькин А. М. Контуры информационного общества. Информационного общества
 Скачать 0.99 Mb.
|
|
Внутренние расходы на ИР в странах «большой восьмерки» в 1999 г. Страна Всего, млн. долл. США В % к ВВП В расчете на душу населения Великобритания 23557,5 1,83 397,7 Германия 43261,4 2,29 527,4 Италия 13241,3 1,05 218,2 Канада 12744,1 1,61 406,8 Россия 9610,1 1,06 66,0 Франция 27880,5 2,18 461,6 США 247227,0 2,84 842,3 144 Япония 92499,4 3,06 731,3 Если сравнить затраты ведущих стран «восьмерки» с расходами РФ, то разница получается в разы и десятки раз – США тратит больше России в 26 раз, Япония – в 9,6, Германия – в 4,5 раза. Если взять общенациональные расходы России на ИР в 1999 г. в рублях и в текущих ценах, то они составляли 48 050,5 млн., из этой суммы на долю государственного бюджета приходилось 23 940, 8 млн., т.е. почти 50%, а на гражданские исследования (включая космические) государство выделило всего 18 639,1 млн. руб. (6, с. 42, 43). С такой финансовой базой претендовать на сколько-нибудь солидное место в международном инновационном комплексе трудно. Реформы начала 90-х годов, обрушившиеся на российскую экономику, очень тяжело сказались на национальной научно-технической сфере. И в советское время здесь далеко не все было в порядке. Созданный в условиях господства тоталитарной государственной системы и в соответствии с ее потребностями научно-технический потенциал РФ структурно напоминал гомункулуса, выращенного в специально деформированной колбе. Отрасли, обслуживавшие военно-промышленный комплекс и амбициозные полувоенные космические программы, были резко гипертрофированы, полнокровны, щедро обеспечивались всем необходимым, добивались блестящих результатов и поддерживали до поры до времени паритет по отношению к США и их союзникам. Гражданские отрасли науки и техники не соответствовали ни масштабам страны, ни уровню потребностей ее населения, плохо оснащались и не имели достаточной промышленной базы, а та, которой они располагали в силу господства плановой экономики, отсутствия рынка и конкуренции, была крайне невосприимчива к нововведениям. Эти отрасли в основном старались повторять достижения зарубежных фирм, но и на этом пути успехов практически не было, гражданская наука и техника России, как и всего СССР, намного отставали от мирового уровня, и отставание это со временем нарастало. К реформам, вылившимся в «шоковую терапию», ни один из секторов советской науки готов не был. Фундаментальная наука потеряла львиную долю финансирования, объемы работ резко 145 сократились, молодые и средних лет ученые стали уезжать за рубеж или уходить в сферу бизнеса, лишь немногие чисто теоретические подразделения держались на плаву, главным образом за счет зарубежных грантов и грантов РФФИ. Все эти беды далеко еще не преодолены, хотя в самые последние годы некоторые (весьма нерешительные) шаги в сторону улучшения ситуации правительство делает. Вузовский сектор до реформ был очень слаб, таковым в основном и остается, хотя пострадал благодаря коммерциализации образования меньше других. Исследовательских университетов у нас в полном смысле этого слова нет, и лишь горстка вузов приближается к этому статусу, если ориентироваться на университеты мирового класса, такие, как Стэнфорд, Калтех или МТИ, Кембридж, Оксфорд и т.п. Отраслевой сектор в гражданских отраслях рухнул. От головных институтов остались, что называется, рожки да ножки, кадры потеряны, много оборудования распродано, разворовано. Даже военные НИИ и КБ сильно пострадали и едва-едва держатся главным образом за счет экспортных заказов из КНР и Индии. В последние два года они начали потихоньку оживать, так как возобновляется отечественный госзаказ, но до былой мощи им еще далеко. Восстановиться и заработать в полную силу все звенья отраслевого сектора смогут лишь тогда, когда прикладной наукой займется частный бизнес. У нас этот момент еще не наступил. Вернее, по времени и некоторым экономическим показателям давно пора, но процесс, как говорят в таких случаях, не идет. Не идет потому, что в стране не складывается нормальный инвестиционный климат. А ведь инновации и инвестиции – это не просто созвучные слова, это практически неразрывные понятия. Казалось бы, условия для инвестиций есть, пусть не самые выгодные, но с точки зрения нормального предпринимательства приемлемые: налоговый режим, кредитные ставки, т.е. традиционные формальные показатели. Норма сбережений в стране высокая – по оценкам специалистов, она составляет 33% ВВП. Но вкладывается в хозяйство только 17%, а остальное либо увозят за рубеж, либо кладут «в кубышку». Почему? Да потому, что «инвестиционный климат» – понятие комплексное, в него входят не только формальные показатели, но и многие, характеризующие 146 общую обстановку в государстве факторы. У нас до сих пор не устоялись отношения собственности. Ежегодно от 20 до 25% ее переходит из рук в руки, перераспределяется, причем неправедными путями – липовые аукционы, ложные банкротства, угрозы, прямое насилие. Недели не проходит без какого-нибудь заказного убийства, чаще всего «связанного со служебной деятельностью». В процесс передела собственности вмешиваются силовые структуры, все ветви власти поражены коррупцией, арбитражный суд буквально за сутки может изменить свое решение на противоположное. Да и политическое положение в стране спокойным не назовешь: Чечня, террористические акты, демонстрации. В итоге реформы наши породили нестандартный тип собственника-предпринимателя. Нормальный капиталист, получив прибыль, вкладывает ее хотя бы частично в развитие производства, модернизацию оборудования, в инновации. У нас иначе. Заполучив предприятие, хозяин старается выжать из него все, что можно, и припрятать как-нибудь свою добычу до лучших времен. Поэтому многие рецепты, хорошо себя зарекомендовавшие на Западе, в наших условиях не работают. Особенно трудно в условиях административно-бюрократи- ческой коррумпированной системы малому и среднему предпринимателю. Несмотря на многочисленные заявления властей предержащих о необходимости помочь этой категории бизнеса, воз и ныне там. Бесконечные поборы и бюрократический произвол не дают малому предпринимательству развернуться и занять в национальной экономике подобающее ему по канонам формирующегося информационного общества место. Короче говоря, инновационный цикл в РФ нарушен, фрагментарен, его сохранившиеся фрагменты слабы, финансовая ситуация в науке совершенно неудовлетворительна, профессия ученого утратила престижность и привлекательность. Молодежь не идет в науку, и основными причинами этого, судя по результатам опросов ученых НИИ различных типов, являются: низкая оплата работы (мнение 87,5% опрошенных), отсутствие необходимой материальной базы для исследований (36,4%), низкий престиж научной деятельности (29,5%) и плохие социальные условия (17,0%). Приведенные цифры получены от ученых академических НИИ. В отраслевых институтах они 147 выглядели следующим образом: 88,4%; 30,6%; 38% и 20,7% соответственно. А в вузовском секторе: 92,2 %; 34,4 %; 51,1 %; 23,3 % (8, с. 131). По сути дела, все сводится к недостаточному финансированию. В то же время у нас есть государственные, полугосударственные и негосударственные органы и структуры управления наукой и инновационным процессом, аналогичные используемым на Западе. Есть Министерство промышленности, науки и технологий РФ с необходимым набором управлений и государственных исследовательских программ по приоритетным направлениям; есть фонды разного рода и специализации, как отечественные, так и зарубежные; есть ассоциации, союзы, достаточно разветвленная сеть научно-исследовательских центров и организаций. Каналы, по которым должен течь поток нововведений, существуют. Нельзя сказать, что они совершенно пусты, кое-где есть ручейки, в тех областях, где мы еще до реформ были на мировом уровне или даже «впереди планеты всей», – опять-таки отдельные виды вооружений, атомные технологии, космическая техника, лазеры, искусственные кристаллы. Итак, мы кратко охарактеризовали современное состояние научно-технической сферы и основные ее критерии, которые необходимо иметь в виду при разработке или при выборе из предлагаемых вариантов стратегии создания, а частично и воссоздания, инновационного комплекса России на период 2004– 2008 гг.: – некоторые закономерности НТП; – опыт лидирующих в сфере высоких технологий стран мира; – нынешнее, т.е. исходное, состояние национального инновационного комплекса РФ. 2. О выборе стратегии развития инноваций В настоящее время в кругах, ответственных за состояние экономики страны, обсуждаются несколько вариантов стратегии, нацеленной на развитие инновационной деятельности РФ, на 148 обеспечение импульса, способного придать этому процессу необходимое начальное ускорение: – стратегия интеграции в глобальные инновационные цепочки (формирование транснационального инновационного модуля); – стратегия формирования прорывного инновационного цикла в России (ставка на инновационный суперпроект общенационального уровня, конкурентоспособный на мировых рынках); – стратегия создания кластера инновационных технологий, обеспечивающих постепенное формирование конкурентоспособного эшелонированного инновационного сектора в российской экономике. Общей характерной особенностью всех трех вариантов стратегии является их выборочный характер. Все они не стремятся решить проблему оживления национальной науки и ее инновационного потенциала в целом, а лишь вычленить какую-то его грань или участок, и именно в этом отличиться. Это все равно, что в большом-большом многоэтажном доме со многими помещениями, лестницами и переходами отремонтировать пару комнат на уровне, как теперь принято говорить, «евроремонта», а об остальном не думать, как если бы его и не было. Очень похоже на советскую тактику формирования всяких «маяков- передовиков» в виде отдельного колхоза, завода, института. «Маяки» светились за счет всех остальных, поскольку их искусственно питали всем необходимым, но стране от этого ни светло, ни тепло не было. Выборочная стратегия возможна и даже необходима, если она опирается на мощный здоровый фундамент, который в целом энергично, интенсивно генерирует нововведения, а внешняя по отношению к нему среда столь же активно их воспринимает. А если такого фундамента и такой среды нет, отдельная вспышка уподобится спичке, зажженной в темном подвале, ничего толком не осветит, почадит и погаснет. В нашей ситуации есть две категории проблем, которые являются барьерами на пути инновационных потоков в экономике: материальные и нематериальные. Они, конечно, взаимосвязаны, но все же решения у них разные. К нематериальным относятся, в первую очередь несовершенство или частичное отсутствие 149 законодательства, обеспечивающего зеленый свет инновациям и стимулирующего их появление и коммерческую реализацию. Для устранения этого рода барьеров и создания действенной системы стимулов больших денег не требуется. Нужна главным образом политическая воля. Соответственно, первый необходимый шаг в оживлении инновационной деятельности, независимо от выбора той или иной из обозначенных выше стратегий, – это инвентаризация, пересмотр и доработка законодательной базы инновационного процесса. Особенно это важно по отношению к малому наукоемкому бизнесу. Эту категорию необходимо, наконец, оградить хотя бы от чиновничьего произвола. Доводы, связанные с недостаточными финансовыми ресурсами государства на фоне создания резервного фонда, на фоне стремительного роста валютных резервов из-за небывало высоких цен на нефть, на фоне нежелания правительства даже рассматривать вопрос об изъятии природной ренты у добывающих полезные ископаемые концернов выглядят просто недобросовестно. Кстати, о природной ренте левые говорят уже не первый год, а внятной позиции государства по этой проблеме мы не знаем. Это выглядит как доказательство засилья ТЭК во власти и, мягко говоря, недобросовестности последней, как правительства, так и парламента, и администрации президента. Не разъясняя причин (и, возможно, обоснованности) своей позиции, власть политически проигрывает. Политически неразумно и создавать, вернее, пропагандировать создание крупного резервного фонда. Если государство стремится создать себе «кубышку», то и население не доверяет завтрашнему дню, и бизнес получается хищнический – урвать побыстрей и спрятать. Но вернемся к вопросу о стратегиях создания инновационного комплекса. Кроме необходимости инвентаризации законодательной базы с последующим ее совершенствованием, есть еще один общий вопрос нематериаль- ного плана. Следует проверить, есть ли в структуре Минобороны и/или Миннауки подразделения, аналогичные американскому Агентству перспективных исследовательских проектов (Advanced research projects agency – ARPA), т.е. агентство технологического сыска, постоянно пристально наблюдающего, не появилась ли где- нибудь в исследовательских учреждениях страны перспективная идея, разработка, установка и т.п. В США, если ARPA взяло 150 какую-то работу под свою опеку, оно обеспечивает ее всем необходимым, не скупясь и не растягивая финансирование «по крохам» на долгие годы. Нормальным сроком исполнения проекта считается три года, максимум пять лет. Куратор проекта, штатный сотрудник ARPA, обладает всей полнотой прав, необходимых для принятия решения о поддержке, для определения объемов ассигнований и оценки хода исследований. Он же несет полную ответственность за результат. Чтобы иметь возможность реально управлять ситуацией, ARPA берет на себя не менее 80% стоимости работ. В то же время это агентство известно как одно из немногих ведомств, умеющих своевременно прекратить поддержку или быстро, не более чем за год, полностью переориентировать программу, если надежды не оправдываются. Никаких конкурсов, никаких «peer review» ARPA не проводит. Очевидно, что успех дела (а выше мы говорили о заслугах агентства) зависит от уровня квалификации «сыщиков». Группа материальных барьеров очевидна – это оплата труда ученых, вернее, вообще работников сферы ИР, во-первых, и материальное оснащение лабораторий современной исследовательской техникой, во-вторых. Трудно сказать, какой из них важнее. Вероятно, все же первый, и если его не решить, не сделать зарплату в государственном секторе ИР конкурентоспособной хотя бы внутри страны, мы можем в ближайшие годы лишиться первоклассной науки вообще: старики вымрут или потеряют работоспособность, так и не научив преемников либо за отсутствием таковых, либо по причине бездарности имеющихся, так как даровитые ушли или уехали искать лучшей доли, чем доля нищего российского ученого. Отлагательства этот вопрос не терпит, так как не исключено, что мы уже опоздали с его решением, просто такие процессы заметны не сразу, но последствия их крайне опасны для будущего страны. Отсутствие же современной материальной базы если не повсеместно, то в большинстве научных центров страны, устаревшие стенды, приборный парк, вычислительная техника – все это крайне затрудняет инновационную деятельность на уровне, конкурентоспособном по отношению к достигнутому в передовых странах мира. Здесь, правда, возможны решения точечного характера, они даже неизбежны, так как переоснастить 151 одновременно, допустим, все институты РАН невозможно, слишком дорого. И опять-таки прежде всего необходима инвентаризация, выявление «масштабов бедствия». Вообще, без экономических оценок серьезно судить о состоянии дел в российском инновационном поле и вариантах выхода из кризисного состояния науки невозможно. Рассуждения поневоле приобретают умозрительный характер. Тем не менее, если говорить о трех сформулированных выше стратегиях, абстрагируясь от четких экономических параметров, нужно определиться с набором критериев, по которым следует выбирать, на что опереться при выборе. К такого рода критериям, на наш взгляд, можно отнести следующие. 1. В какой мере тот или иной вариант будет способствовать улучшению ситуации в национальной инновационной сфере в целом, насколько, скажем так, широк охват этой сферы данной стратегией. 2. В какой мере тот или иной вариант поможет российскому инновационному потенциалу включиться в складывающуюся в настоящее время международную, транснациональную систему, «почувствовать» ее пульс и ощутить напряженность в разных зонах глобального инновационного поля, выявить как можно более конкретно направления наиболее вероятных «прорывов» или просто приближение появления перспективных новинок, чтобы соответственно распределять собственные силы с возможно большей выгодой, либо присоединяясь к «назревающему» каскаду инноваций, либо, наоборот, концентрируя усилия на тех участках, которые потенциально плодоносны, по нашим данным, но по той или иной причине не прорабатываются конкурентами. 3. Есть ли у нас достаточно объективные данные для того, чтобы более или менее на равных конкурировать на мировом рынке с результатами, которые может тот или иной вариант стратегии принести. Под объективными данными имеются в виду природные особенности страны, научный задел, опыт в конкретной области, кадровый ресурс и т.п. 4. Есть ли у нас опыт организации работ и реализации стратегии того или иного типа, особенно с учетом фактора времени, фигурирующего в предложенных к рассмотрению 152 вариантах (2004–2008 гг.), совпадающего со вторым сроком президентства В.В.Путина. 5. Насколько тот или иной вариант вписывается в уже действующие сегодня направления развития научно-технической сферы. 6. Социальный и политический эффект выбора того или иного стратегического варианта. Наконец, представляется целесообразным оценить степень совместимости или несовместимости предложенных вариантов. Во-первых, каждый из них складывается из определенных блоков- кирпичиков, и таковые частично могут быть общими для двух или для всех предлагаемых стратегий. Во-вторых, в рамках по крайней мере двух из этих стратегий можно маневрировать в довольно широких пределах, так что можно развернуть их таким образом, что они будут не исключать, а дополнять друг друга, являться логичным продолжением одна другой. Если теперь с учетом перечисленных критериев выбора оценить предлагаемые варианты, то, прежде всего, представляется нецелесообразной ставка на инновационный суперпроект. Возражения против такого выбора сводятся к следующим моментам. Как мы стремились показать во вводной части, мегапроект современного уровня по ресурсным мотивам, как правило, выходит на международный уровень и выполняется совместно рядом стран. Правда, всегда есть страна-инициатор, которая несет основные расходы. А измеряются эти расходы (для инициатора) миллиардами, а то и десятками миллиардов долларов США. Причем практически всегда первоначальная оценка оказывается очень сильно занижена. Например, стоимость создания космической станции первоначально (в 1984 г.) оценивалась американскими специалистами в 8 млрд. долл. с вводом в эксплуатацию в 1999 г. Уже в 1989 г. общую стоимость проекта оценивали в 37 млрд. долл. В ходе работ к нему подключился целый ряд стран (Западноевропейское космическое агентство, Япония, Канада, Австралия), весомую роль сыграла и продолжает играть Россия, станция начала функционировать, но все еще не достроена полностью. Примерно такую же картину в смысле увеличения первоначальных расценок и растягивания сроков работ 153 мы наблюдаем и в других мегапроектах, причем тематика их довольно ограничена. За исключением проекта «Геном человека» предметами разработок являются либо тот или иной вид космической техники, либо крупные исследовательские установки типа ускорителя элементарных частиц, гигантского радиотелескопа, телескопа на космической орбите и т.п. Под суперпроект создаются свои специальные организационные структуры, особый аппарат управления и т.д. Это само по себе обходится очень дорого. В общем, такого рода мегапроект России в настоящее время не по плечу, да и не нужен. Мегапроект в национальных рамках, преследующий цель качественного повышения технического уровня какой-либо отрасли промышленности (обычно такие проекты организовывались для повышения уровня вычислительной техники, достижения новых ступеней быстродействия, памяти, вычислительной мощности машин), тоже стоит очень дорого и, главное, предусматривает весомое участие частного капитала, тех фирм, на предприятиях которых новинки превращаются в рыночный товар. У нас среди обрабатывающих отраслей нет такой, которая была бы готова для перехода на качественно новую техническую ступень и располагала достаточными для этого ресурсами, а делать все за счет государства слишком затратно для него; при этом все или многие прочие программы пришлось бы сажать на голодный паек или вообще лишать государственной поддержки, а результат в таких случаях редко бывает положительным – «тепличный режим» не порождает жизнеспособных в конкурентной среде организмов. Следует учитывать еще и тот факт, что сегодня трудно найти отрасль, которая бы мало зависела от десятков других отраслей, производящих для нее сырье и комплектующие изделия, оборудование и материалы, так что оторвать какую-нибудь и приподнять над всеми остальными можно лишь собирая для нее лучших смежников по всему миру. Стремиться к разработке крупного проекта в отрыве от международного разделения труда в настоящее время представляется анахронизмом. Если просмотреть сформулированные выше критерии выбора, то по первому, второму, третьему и четвертому (по времени) пунктам вариант суперпроекта проигрывает другим вариантам, по пятому пункту 154 все они равны, и только по шестому, в плане политического и социального эффекта (в случае удачного завершения!), этот вариант выглядит предпочтительно. Так что стратегия национального суперпроекта не представляется оптимальной. Единственный близкий, но не идентичный вариант, который стоит конкретного пристального анализа, – это придание особого статуса программе модернизации национальной производственной и исследовательской базы разработки и изготовления микроэлектронных элементов – интегральных схем, устройств памяти и т.д. В этой области множество перспективных направлений, требующих фундаментальных ИР, здесь, собственно говоря, уже нет четкой границы между фундаментальной и прикладной наукой, а главное – отсутствие собственного современного и постоянно совершенствующегося производства микросхем является прямой угрозой национальной безопасности страны. Сегодня без чипов нет никакой мало-мальски сложной как военной, так и гражданской техники. Для инновационного комплекса страны наличие собственного производства элементной базы вычислительной техники является жизненно необходимым. В остальном же мы вполне можем удовлетвориться участием в той или иной степени в транснациональных мегапроектах, которые есть и число которых скорее всего будет увеличиваться. Стратегия интеграции в глобальные инновационные цепочки в большей, чем другие варианты, степени удовлетворяет требованиям, предъявляемым большинством принятых критериев. Она не ограничивается локальным участком инновационной сферы, в принципе охватывая любую ее часть; она усиливает связь национальной инновационной сферы с глобальной и способна полностью выполнить требования второго пункта касательно «прощупывания пульса» инновационной мировой среды; она работает там, где у нас есть конкурентоспособный задел, опыт, кадры, иначе нечего было бы присоединять к этим самым цепочкам; опыт подобного сотрудничества тоже в той или иной мере присутствует; стратегия свободно вписывается в схему осуществляемой сегодня научно-технической политики, да и временных рамок у нее, по сути дела, нет. Фактически предусматриваемые этой стратегией процессы уже имеют место, они осуществляются в ходе нормального 155 функционирования научно-технической сферы РФ, хотя как «стратегия» не афишируются. Речь, стало быть, может идти об интенсификации этих процессов, активизации поиска «точек соприкосновения», расширении рекламной деятельности, организации консультативной и юридической помощи российским предпринимателям и фирмам, интегрирующимся в глобальные инновационные цепочки. Какие здесь могут быть минусы? Вопрос в том, где и как будут капитализироваться новшества, генерируемые российским звеном «цепочки». Есть опасность, что по причине более развитой инфраструктуры, включая финансовый капитал, в том числе венчурный, капитализация инноваций, а следовательно, и основная часть экономических выгод, будут доставаться не нам, а «партнерам» по цепочке. Выход здесь не в том, чтобы отказываться от вхождения в последнюю, а в том, чтобы создавать конкурентоспособные условия для того, чтобы заключительные стадии процесса нововведения реализовывались на российской территории. Снова приходится говорить об острейшей необходимости решать проблемы малого и среднего наукоемкого (и любого другого) бизнеса в России, о нормализации инвестиционного климата в стране. Если эти проблемы решаться не будут, никакая стратегия не поможет, какую ни провозглашай и ни финансируй, любая «уйдет в песок». Итак, стратегия интеграции в транснациональные цепочки, которая включала бы в свой состав эффективный комплекс мер, обеспечивающих «акклиматизацию» российского звена в собственной стране, представляется приемлемой. А чтобы усилить «акклиматизационную» составляющую (часть инноваций будет уходить в любом случае), следует сочетать стратегию интеграции с третьим из рассматриваемых вариантов – с созданием кластера инновационных конкурентоспособных технологий в одном из секторов российской экономики. Создавать подобного рода кластер нельзя на пустом месте или на базе слабого участка экономического поля, его следует создавать либо там, где мы уже сильны и где в какой-то мере искомый кластер существует (ряд видов военной техники, атомная промышленность, включая энергетику, космическая техника), но может быть значительно усилен, допустим, за счет массированного госзаказа, либо там, где 156 мы имеем нечто вроде природной ренты благодаря географическому положению страны или просто природную ренту в виде запасов полезных ископаемых. Транзитные транспортные потоки, воздушные и наземные, глубокая переработка любого из видов наших полезных ископаемых или других природных ресурсов – леса, например. Все данные, включая финансовые ресурсы частного сектора, для создания инновационного кластера или нескольких таких кластеров есть в топливно-энергетическом комплексе. Кстати, любой кластер инновационных технологий будет состоять из отдельных проектов, каждый из которых потенциально может вырасти в крупный, вплоть до мегапроекта, а без точек соприкосновения (сотрудничества или, напротив, конкурентной борьбы) с транснациональными инновационными цепочками тоже не обойдется, так что все варианты стратегии в известной мере переплетаются между собой, и какую бы мы ни выбрали, главные препятствия будут все те же – нищета государственной науки и инвестиционный, он же инновационный, климат, при котором насквозь коррумпированная чиновничья бюрократия, с одной стороны, и криминал, – с другой, продолжающийся передел собственности, недостаточная политическая стабильность выталкивают из страны национальный капитал, заставляют его хищнически вести хозяйство и очень солидную часть своих операций и доходов уводить «в тень». 157 VII. ВООРУЖЕНИЯ И ВОЙНЫ В ИНФОРМАЦИОННОМ ОБЩЕСТВЕ Любое крупное технологическое нововведение подобно двуликому Янусу. В своей поздней ипостаси он был богом всякого начала, а два лица получил еще будучи богом дверей (вход- выход). Но если у Януса одно лицо обращено в будущее, а второе в прошлое, то оба лица новых технологий смотрят в будущее, только на разные его стороны, одно символизирует добро, те блага, которые общество сулит человечеству, другое – то зло и беды, которыми это же новшество чревато. Примеров технологической «двуликости» можно привести множество из всех эпох и самых разных областей знания. Наиболее яркие из нашего времени – атомные электростанции и атомные бомбы, ракеты, способные выводить в космос спутники связи, метеорологические и иные исследовательские приборы, добывающие нам массу полезнейших данных, и те же ракеты – носители ядерных боеголовок, которые они могут доставить в любую точку планеты; спасительные лечебные вакцины и биологическое оружие… Сегодня основные инновации связаны с информационными технологиями (ИТ). В СМИ да и в научной литературе постоянно мелькают словосочетания информационная революция, информационный век, даже общество, складывающееся в передовых странах мира на рубеже ХХ и ХХI вв., уже официально, в государственных программах и международных документах называют информационным. И подобно всем предшествующим крупным достижениям научно-технического прогресса ИТ двулики. Первые ЭВМ создавались в США в 40-х годах прошлого века по заказу Министерства Обороны и на его деньги. Они 158 предназначались в первую очередь для расшифровки секретных кодов противника. Сегодня, спустя более полувека, новейшие суперкомпьютеры, способные выполнять 1012 операций в секунду, так называемые терафлопики, уже используются для имитации ядерных взрывов. А в разработке для тех же целей – находятся петафлонники – компьютеры с быстродействием 1015 (квадриллион) операций в секунду. Программа их создания финансируется опять-таки военными. Десятилетия, заключённые между серединой прошлого и началом нынешнего века, с полным правом можно назвать революционным периодом развития системы сбора, обработки, передачи, распространения и использования информации. Один за другим происходили «прорывы» в производстве электронных схем и основанных на них приборах и механизмов, сменялись поколения и типы ЭВМ, непрерывно росло их быстродействие, вычислительная мощность, надёжность, снижалась стоимость, миниатюризировались размеры, и шаг за шагом расширялась область применения. Подсчитано, что если бы автомобили прогрессировали и дешевели так же быстро, как полупроводники, мы все к началу последнего десятилетия ХХ столетия водили бы Роллс-Ройсы, развивающие скорость порядка миллиона миль в час и стоящие всего 25 центов США. К концу ХХ в. в развитых странах практически не осталось сколько-нибудь значительных областей производства и быта, куда не проникли бы автоматические устройства преобразования и представления того или иного вида информации. Первые годы и десятилетия бурного развития ИТ породили среди идеологов научно-технического прогресса состояние эйфории. Предполагалось, что широкое внедрение ИТ, становление «общества, основанного на знании» позволит достичь принципиально нового, более высокого уровня автоматизации производства, сервиса и сбыта, решить извечные социальные проблемы, создать неограниченные возможности для общения людей, избавит экономику от циклических спадов, украсит быт, облегчит его и т.д. и т.п. И, действительно, многие ожидания подобного рода оправдались. ИТ практически сняли ограничения, которые накладывались на деятельность человека с момента его 159 появления на Земле и до наших дней пространством и временем, позволили автоматизировать средне- и мелкосерийное производство и в то же время «индивидуализировать» производство массовое, дали возможность совершить принципиально важный шаг в развитии автоматизации в целом – начать замену не только физического, но и умственного труда, создавая системы искусственного интеллекта. Персональные компьютеры и Интернет во многом изменили труд и быт людей, открыли для нас «виртуальный мир», возможности которого мы только начинаем осваивать. Короче говоря, многие ожидания в большей или меньшей степени реализовались, и перспективы всё так же заманчивы и многообещающи. Но достаточно скоро выяснилось, что у и информатизации есть как положительные, так и негативные аспекты, что ИТ можно использовать не только во благо, но и во вред людям, что они многократно усиливают многие ранее существовавшие риски, а также создают новые, с которыми человечеству ещё не приходилось сталкиваться, потенциально не менее разрушительные, чем прежние. Спектр негативных аспектов информатизации очень широк, они различны по масштабам (от индивидуальных до глобальных), по степени риска и остроты угроз, но мы в данной работе рассмотрим только один из них – военный, да и то только по трём, представляющихся нам наиболее значительными направлениям: ИТ и совершенствование обычных вооружений, ИТ и оружие массового поражения, ИТ и потенциальные угрозы нового типа войн – информационно- технических. При этом нас, конечно, интересуют не конструктивные технические детали, а общественно значимые моменты, которые ИТ привносят в военную сферу. ИТ и обычные вооружения. Военная техника – самолеты, танки надводные и подводные корабли и т.п. с момента своего появления в той или иной степени оснащались информационно – измерительными и коммуникационными устройствами и до «компьютерной революции», но появление цифровых технологий позволило качественно повысить уровень их тактико – 160 технических данных. С этими же технологиями связано и появление новых типов вооружений, таких, как «умное оружие» и роботизированные военные комплексы. Из числа «умных» достаточно назвать крылатые ракеты, способные пролететь по заданному маршруту, заложенному в память системы управления, найти и поразить конкретную цель на расстоянии в сотни километров от места запуска, Или торпеды, которыми вооружены современные подводные лодки. Печально известная атомная подводная лодка «Курск» была оснащена торпедами типа «65-76» длиною 11 м. и калибром 650 мм., которые сами по себе по сути являются мини-подлодками. Они развивают скорость порядка 60 км/час, могут преследовать противника в течение двух часов, несут обычную или атомную боеголовку, а акустический блок самонаведения позволяет им самостоятельно находить цель и уничтожать её. Это может произойти на расстоянии до 100 км от корабля-носителя. К числу «умных» можно отнести и зенитные комплексы различных конфигураций вплоть до портативных типа «Стрела» или «Стингер», а также целый ряд других средств поражения объектов противника. Еще одно из направлений совершенствования обычных вооружений – их миниатюризация при сохранении или даже увеличении поражающей способности. Мы уже упомянули портативные противовоздушные ракетные установки. Можно указать также на гранатометы, в том числе противотанковые. Та же тенденция проявляется в создании новых типов мин, гранат, взрывчатых веществ, систем дистанционного управления зарядами разных типов. Сегодня мощный заряд может быть взорван с помощью сигнала, переданного по мобильному телефону. Миниатюризация вооружений увеличивает боевую «мощность» отдельного бойца, эффективность его индивидуальных действий. Одновременно создатели военной техники работают над совершенствованием средств защиты участников сражений. В марте 2003 г. Массачусетский технологический институт (МТИ), один из ведущих исследовательских университетов США, выиграл объявленный Министерством обороны конкурс на право разработки «формы будущего» для солдат американской армии 161 (1). Проект рассчитан на пять лет и финансируется в объёме 50 млн. долл. Для его выполнения МТИ организовал в своём составе специальный «Институт солдатских технологий» и из своих средств вносит в бюджет этого института 24 млн. долл. В проекте также принимают участие два крупных промышленных концерна – «DuPont» и «Raythen», первый известен как один из мировых лидеров химической промышленности, а второй занимается системной интеграцией. Кроме того, к проекту подключились два армейских исследовательских центра и два крупных госпиталя. Высокая стоимость работ объясняется тем, что здесь объединяются ИТ и новейшее направление научных исследований, так называемая нанотехнология, которая имеет дело со структурами, измеряемыми миллиардными долями метра, то есть практически с молекулярным уровнем вещества. Цель проекта – создать военную Форму ХХI века, костюм из материала, легкого как бумага, пуленепробиваемого, обладающего способностью обрабатывать раны, обнаруживать присутствие химических и биологических отравляющих веществ; костюм, в который встроены датчики, передающий в штаб информацию о местонахождении солдата и его физическом состоянии. Костюм должен, во-первых, защитить бойца, во-вторых, предупредить его об опасности заражения и, в-третьих, оказать первую помощь в случае ранения. Предполагается использовать материалы, которые при необходимости можно перевести из мягкого состояния в жёсткое, создать сенсорные «заплатки», реагирующие на химические и биологические яды и вырабатывающие противоядия, применить покрытия, определяющие степень обезвоживания организма, и саморегулирующиеся в соответствии с результатами измерения. В такой костюм будут «вплетены» компьютерные ячейки и телекоммуникационные устройства, придающие ему своего рода «разумность». Естественно, ткань в итоге будет многослойной, но отдельные слои – настолько тонкими, что их невозможно разглядеть не только невооруженным глазом, но и под обычным микроскопом. Отметим ещё одно важное, на наш взгляд, направление использования ИТ в рамках обычных вооружений. Это – 162 роботизация средств ведения военных действий и использование систем «искусственного интеллекта» в качестве «помощников» воюющего человека. Ещё в середине 80-х годов прошлого века, отвечая на вызов бурно развивавшей вычислительную технику Японии, США организовали исследовательскую программу под названием «Стратегическая компьютерная инициатива». Общей целью программы было повышение уровня американской микроэлектроники и обеспечение зашатавшейся под японским натиском конкурентоспособности США на мировых рынках ЭВМ. Но конкретными изделиями, в которых должны были воплотиться «чипы», были настоящие роботы войны (2). Исходными предпосылками были два момента. С одной стороны, совершенствование вооружений вело к тому, что быстродействие человеческого мышления становилось недостаточным для управления как отдельными боевыми единицами (самолетами, танками. военными кораблями), так и ходом сражения на различных уровнях. С другой стороны, к тому времени в ряде областей компьютерной техники были уже достигнуты результаты, поcтавившие на реальную основу создание «разумных» ЭВМ, которые, по замыслу авторов программы, могли бы «в корне изменить природу будущих сражений» (2, с.481). Предполагалось «совершить рывок по широкому фронту исследований, объединяемых понятием машинного интеллекта, дабы обеспечить лидерство Соединённых Штатов в области вычислительной техники на протяжении следующего десятилетия» (там же, с.570). Планировалось создание трёх групп устройств – автономные боевые машины для наземных операций, электронные оперативные «помощники» пилотов и системы управления боем эскадры кораблей. Автономная наземная машина-робот должна была выполнять такие задачи, как рекогносцировка нейтральной или занятой противником территории, доставка боеприпасов и иных грузов на боевые позиции или перевозка их в тылу. Система управления машины должна выбрать маршрут от исходной точки до места назначения, пополнять по мере движения базу данных, характеризующих ландшафт и разрешать противоречия между 163 информацией, получаемой от датчиков и уже имеющейся в памяти, определять координаты своего местонахождения и разрабатывать стратегию преодоления непредвиденных препятствий, пользуясь указаниями, содержащимися в базе знаний. Радиус действия машины – до 50 км, скорость – до 60 км/час. В качестве «помощника» разрабатывалась система, которая могла бы помогать пилоту, не заменяя его полностью, но освобождая от рутинных операций, чтобы он мог сосредоточиться на решении тактических и стратегических проблем. Система должна быть индивидуализирована под каждого конкретного пилота, им самим «обучена» реагировать определенным образом на внешние обстоятельства и выполнять те или иные функции. Например, в случае повреждения крыла или хвостового оперения автоматически переналадить чувствительность органов управления, чтобы пилоту было удобнее вести машину. В памяти «помощника» должен храниться полный набор данных о самолете, об атмосферных условиях, о силах союзников и противника. Там же могут быть советы по оптимальной тактике боя, основанные на опыте лучших летчиков и сведения о тактических приёмах, применяемых врагом. Система управления боем отрабатывалась на примере действий группы боевых кораблей в составе авианосца и сопровождающих его судов. На экране дисплея показывается подробная картина района боевых действий, включая боевые порядки противника на поверхности моря, в воздухе и под водой, расположение собственных сил, план нанесения удара, прогноз погоды и прочая информация, которую можно извлечь из имеющихся в распоряжении компьютера данных. Далее система должна разрабатывать гипотезы о возможных действиях врага и определить приоритетность этих гипотез с учётом их вероятностей, а также понять, на каком основании выбираются приоритеты. Используя заложенные в память сведения об уже имевших место сражениях, данные о собственных силах и о противнике, компьютер предлагает варианты действий и просчитывает вероятный исход каждого из них, а также оценивает 164 привлекательность результатов по таким критериям, как эффективность защиты своих сил, нанесения максимального урона врагу и т.п. Очевидно, что аналогичную систему, заменив исходные данные, можно применить для управления боевыми действиями пехотных подразделений или решение задач противовоздушной обороны. Точно также система управления боевой машиной пехоты может использоваться для роботизированных подводных лодок, а «помощника пилота» можно превратить в «помощника» командира танка или иной боевой единицы. Программа должна была завершиться в 1993 г. Но такого рода работы как правило растягиваются на более длительные по сравнению с первоначальным планом сроки. Продолжение работ было засекречено, так что конечные результаты пока до конца не ясны. Отметим, однако, что те параметры микросхем, которые заявлялись разработчиками в начале программы, достигнуты и превышены в середине 90-х годов. А в ходе военных операций в Афганистане и Ираке США широко использовали беспилотные самолёты-разведчики. ИТ и оружие массового поражения. Создав атомное и ядерное оружие, убедившись в его небывалой разрушительной силе и просчитав возможные губительные последствия его применения для планета Земля («ядерная зима»), человечество попыталось обезопасить себя системой договоров, ограничивающих численность ядерных зарядов, систем их доставки, территорию их размещения и запрещением испытательных взрывов во всех средах – в воздухе, под водой и под землёй. Запрет на испытания подразумевает прекращение разработок ядерного оружия, создания новых его видов, увеличение его мощности и т.д. Однако развитие ИТ в значительной степени подрывает все эти ограничения и запреты. Современные суперкомпьютеры дают возможность виртуального конструирования ядерных боеголовок и моделирования их взрывов, так что фактически работы по совершенствованию ядерных вооружений продолжаются. Превратить же хорошо 165 проработанные виртуальные модели в реальные для современной промышленности дело не лишком сложное. Чем мощнее компьютер, тем больше возможностей для моделирования сложных многопараметрических систем он даёт. И работы по созданию суперкомпьютеров новых поколений стимулируется сегодня в первую очередь военными. Мы уже упоминали об этом в начале статьи. Под эгидой Министерства энергетики США уже в 1996 г. введён в эксплуатацию суперкомпьютер, выполняющий триллион операций в секунду (тераопс), в 2000 г. в строй вошёл ещё более мощный – на 12, 3 триллионов операций, а к 2005 г. планируется ввод 100-триллионника. В то же время Управление перспективных исследований Министерства обороны, НАСА и Агентства национальной безопасности проводят предварительную оценку создания вычислительной системы, способной осуществить десять в пятнадцатой степени операций в секунду (3). Вряд ли можно сомневаться в том, что аналогичные работы ведутся и в других странах, обладающих ядерным оружием. Получается, что ИТ подрывает ядерное разоружение. И это тоже одна из граней информатизации. Таким образом, использование ИТ в военных целях позволяет в значительной мере повысить уровень эффективности обычных вооружений, частично роботизировать военные действия и продолжить работы по совершенствованию средств массового поражения, в первую очередь ядерного оружия. Ничего хорошего это человечеству не сулит. Трудно сказать, увеличивается ли в этой связи опасность глобальных столкновений, поскольку угроза полного взаимного уничтожения, не позволившая холодной войне второй половины ХХ века превратиться в горячую, продолжает оставаться надёжным сдерживающим фактором. Но прогресс ИТ и их военных приложений значительно увеличивает технологический и, соответственно, силовой разрыв между передовыми и остальными странами. Для первых возрастает соблазн решать любые конфликтные ситуации военными средствами, создаётся иллюзия возможности быстро и малой кровью достичь желаемых целей. Вторых это подталкивает к поиску новых форм сопротивления, отстаивание своей 166 независимости, а среди отдельных групп их населения порождает ненависть, чувство глубокой несправедливости мироустройства, фанатизм, выливающийся в террористическую борьбу, принимающую различные формы, например, националистическую или религиозную. Вспышки террора практически по всему миру – это не случайность, они являются своего рода обороной стороной прогресса общества, а новое эффективное оружие увеличивает масштабы потерь, причиняемых террором. ИТ и информационно-технические войны. В конце прошлого и начале нынешнего века имели место три войны, в которых уровень оснащения амии ИТ играл решающую роль. Во всех трёх случаях одной из воюющих сторон выступали США, то есть самая продвинутая в построении информационного общества и развития ИТ во всех их проявлениях держава. У США были союзники, но они играли сугубо второстепенную роль. Противниками США оказались Афганистан и дважды Ирак, страны в экономическом и техническом отношении отсталые, особенно, Афганистан. В лучшем случае они были способны вести некое подобие «классической войны ХХ в.», тогда как США могли вести и вели войну века ХХI, используя все возможности современных ИТ. Иракская армия по численности превосходила силы противника, вела оборонительную войну на заранее подготовленных рубежах, имела опыт десятилетней войны с Ираном. Преимущество США и их союзников состояло в оснащённости их сил ИТ – в разведке, связи, высокоточном «умном» оружии, приборах ночного видения, технологии «стелс» и электронных средствах подавления систем связи противника. В результате войска антииракской коалиции чётко координировал свои действия, эффективно поражали любые цели на территории врага, гибко, в реальном масштабе времени внося необходимые коррективы в действия своей армии, а вооружённые силы Ирака оказались разрозненны, слепы и не смогли оказать сколько-нибудь серьёзного сопротивления. Победу силам коалиции принесло их информационно-техническое превосходство. 167 Однако эффективностью ИТ на полях сражений влияние информатизации на характер войн не исчерпывается. В (4) проводится следующая, хорошо поясняющая суть дела аналогия. К середине ХIХ в. промышленная революция позволила создать новые виды военной техники, гораздо более совершенные, чем всё, что было ранее – пулемёты, дальнобойную артиллерию, корабли с паровыми двигателями, позднее – танки самолёты и т.д. Кроме того, военное значение обрели железные дороги и телеграф, затем радио, созданные в принципе для мирных целей. Но в то же время армия стала гораздо в большей степени, чем раньше, зависеть от индустриальной базы страны. Нет заводов, массово производящих оружие, нет железных дорог, доставляющих всё необходимое для фронта – нет побед. Стало быть, разрушение индустриальной базы и транспортных сетей противника приобрело не меньшее, а возможно, и большее значение, чем военное поражение его армии. Это обстоятельство полностью изменило стратегию ведения войны. Её важнейшим элементом стало уничтожение промышленных объектов, электростанций, транспортных артерий, узлов связи. Аналогичная ситуация складывается в результате современной информационной революции. «Информационные системы сегодня столь жизненно важны как для военных, так и для гражданских структур общества, что они могут быть главными целями во время войны, и они же могут стать основными средствами ведения наступательных операций (4, с.4). В результате военная доктрина приобретает новую составляющую – информационно-техническую. Современная промышленность насыщена ИТ на вех стадиях производства, от его подготовки до поставки годовой продукции потребителю. Проектирование машин, деталировка, выбор программ обработки деталей – всё это осуществляется с помощью компьютеров и храниться в их памяти или на дискетах и дисках. Бумажные носители (чертежи, кальки, технологические карты) отсутствуют. Обработка выполняется на станках ЧПУ, транспортировка, складирование, комплектация управляются ЭВМ. Компьютерная сеть – это сегодня в полном смысле нервная 168 система предприятия, даже не одного, а целой группы заводов, участвующих в изготовлении, например, танка, самолёта или какой-либо иной машины военного или гражданского назначения и зачастую находящихся не только в разных городах, но и в разных странах. Запасы любых деталей и материалов сводятся к минимуму, всё построено по принципу «just in time» (вовремя), заготовка, деталь или комплектующее изделие должны оказаться в конкретном месте точно тогда, когда они нужны там. Вся координация и диспетчерская служба выполняются по компьютерным сетям и в основном автоматически. Сбой в сети означает нарушение производственного ритма, срывы сроков и материальные потери. Компьютерная техника в большой степени обеспечивает управление энергетическими агрегатами и сетями, железнодорожным и воздушным транспортом, финансовыми учреждениями страны. Многочисленные банки данных содержат разнообразную, в том числе секретную информацию, каналы электронной связи используются и гражданскими организациями, и военными. В США, например, 95% всех военных корреспонденций передаётся по обычным коммерческим каналам, рутинная армейская информация идёт открытым текстом, а секретные сообщения кодируются. Короче говоря, в развитых странах вся жизнедеятельность общества напрямую зависит от ИТ. И чем более продвинута страна по пути информатизации, тем эта зависимость сильнее. Если представить себе на мгновение, что все перечисленные системы (а перечень мы дали отнюдь не исчерпывающий) в один прекрасный момент выйдут из строя в результате саботажа или массированной атаки электронными же средствами, то в стране наступит хаос, последствия которого невозможно предсказать. Колоссальные материальные потери гарантированы, а если пострадает система противовоздушной обороны и управления войсками, то она (страна) окажется беззащитной. При всём при этом противник может быть анонимным. В принципе возможна настолько скоротечная информационно-техническая атака, что на идентификацию её исходной точки не хватает времени. Это по 169 меньшей мере затруднит ответный «удар», немедленный, если на него останется достаточно мощности или после того, как системы будут восстановлены. Да и каким должен быть ответ? Информационно-техническое нападение бескровно, отвечать на него ракетами и бомбами представляется несоразмерным. Нападающая сторона не обязательно должна быть сильным высокоразвитым государством, она вообще может быть не государством, а какой-либо организацией, группой, располагающей компьютерными мощностями и некоторым числом квалифицированных специалистов. Это тоже является своего рода миниатюризацией вооружений и потенциально опасно в условиях расползающегося сегодня по миру терроризма, который становится все более многоликим и жестоким. Конечно, поскольку информационно-технических войн пока не было, все рассуждения о них содержат больше вопросов, чем ответов. Очевидно лишь, что такого рода угроза существует, что по мере развития информатизации общества и глобальных компьютерных сетей она возрастает и безусловно требует внимательного изучения. Выходки хакеров, взламывающих самые казалось бы недоступные банки данных, рост компьютерной преступности в финансовой сфере свидетельствуют о том, что угроза эта не является плодом научной фантастики. Вряд ли можно сомневаться в том, что в Пентагоне, в военной организации НАТО, в Китае, в России, возможно в Израиле, Индии, Пакистане на суперкомпьютерах проигрываются соответствующие модели, имитирующие информационно-технические сражения и обрабатываются наиболее эффективные способы и средства информационных атак и защиты от них. Развитие ИТ, нанотехнологии, генной инженерии – все эти и множество иных граней научно-технического прогресса приносят человечеству новые возможности, облегчают и украшают жизнь, позволяют глубже понять природу, но в то же время чреваты новыми опасностями и бедами. Это – объективная закономерность общественного развития, замкнутый круг, разорвать который ни в обозримом, ни в сколько угодно далёком будущем вряд ли станет возможным. 170 171 ЛИТЕРАТУРА И ДОКУМЕНТЫ ВВЕДЕНИЕ 1. Science and engineering indicators 1988. National science board. – Wash., 1998. 2. Stewart Welcome to revolution. In: Information age anthology, part 1. – The information and communications revolution, chapter 1. http://www.ndu.edu/ndu/inss/books/ anthology 1/ ch.01.html 3. Science and engineering indicators 2000. National science board. – Wash., 2000. 4. Bonvillian W.B. Science at a crossroads. Technology in society. – N.Y. etc, 2002. – Vol. 24, N 1 / 2. – P. 27-38. 5. Rai L.P., Lal K. Indicators of the information revolution. Technology in society. – Vol. 22. – 2000. – P. 221-235. 6. Авдулов А.Н. (авт.-сост.). Реф. сб. Современные информационные технологии и общество. – М.: ИНИОН, 2002. 7. Наука и высокие технологии в России на рубеже третьего тысячелетия. – М.: Наука, 2001. |