Авдулов А. Н., Кулькин А. М. Контуры информационного общества. Информационного общества
 Скачать 0.99 Mb.
|
|
ПРИЛОЖЕНИЕ АМЕРИКАНСКИЕ ЗАКОНЫ О КООПЕРАЦИИ В СФЕРЕ ИССЛЕДОВАНИЙ И РАЗРАБОТОК (ИР) И О ПЕРЕДАЧЕ ТЕХНОЛОГИЙ ИЗ ГОСУДАРСТВЕННОГО СЕКТОРА НАУКИ В ЧАСТНЫЙ 1. 1980 г. Закон Стивенсона–Уайдлера о технологических нововведениях (Stevenson–Wydler technology innovation act). Обязал правительственные ведомства организовать передачу находящихся в государственной собственности изобретений властям штатов, местным властям и в частный сектор. 2. 1980 г. Закон Бея–Доула о патентных правах малых фирм и университетов (Bayh–Dole university and small business patent act). Разрешил получателям правительственных грантов и исполнителям правительственных контрактов сохранять за собой права на созданные на государственные средства изобретения. 3. 1982 г. Закон о развитии инновационного потенциала малого бизнеса (Small Business Innovation Development Act). Создал «Программу развития инновационного потенциала малого бизнеса». Обязал все министерства и ведомства, исследовательские бюджеты которых, превышают 100 млн. долл. расходовать 1,25% этих денег на гранты, контракты или соглашения о кооперации с малыми и средними фирмами. 4. 1984 г. Закон о кооперации в исследовательской деятельности (National Cooperative R esearch Act). Разрешил фирмам США кооперировать усилия для проведения ИР на доконкурентной стадии процесса нововведений. 5. 1986 г. Закон о передаче технологий, созданных государственными лабораториями (Federal Technology Transfer Act). Внес дополнение в закон Стивенсона–Уайдлера, разрешив федеральным лабораториям заключать соглашения о кооперации между собой и с организациями других секторов. 6. 1988 г. Сводный закон о торговле и конкурентоспособности (Omnibus Trade and Competitiveness Act). Создал Совет по проблеме 75 конкурентоспособности. Предусмотрел организацию в составе Национального института стандартов и технологий «Программы передовых технологий», а также региональных центров производственных технологий для помощи предприятиям в освоении новой техники и методов производства. 7. 1989 г. Закон о передаче технологий в целях повышения национальной конкурентоспособности (National Competitiveness Technology Transfer Act). Дополнил закон Стивенсона–Уайдлера, разрешив заключать соглашения о кооперации в сфере ИР государственным лабораториям, управляемым по контракту университетами или частными фирмами. 8. 1993 г. Закон о кооперации в исследованиях и производстве (National Cooperative research and Production Act). Разрешил участникам совместных исследовательских венчурных предприятий не только разрабатывать новые технологии, но и совместно их применять. 9. 2000 г. Закон о коммерциализации передаваемых технологий (Technology Transfer Commercialization Act). Внес поправки в закон Стивенсона–Уайдлера, облегчающие министерствам и ведомствам лицензирование их разработок. 76 IV. СИСТЕМА НАУЧНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ РОССИИ В ПРОЦЕССЕ РЕФОРМИРОВАНИЯ В течение вот уже более десяти лет мы являемся свидетелями процесса разрушения в России науки как социального института. Резкое сокращение финансирования научных исследований и его систематические задержки, наблюдаемые в эти годы, могут привести к развалу не только научных институтов, но и исследовательской системы в целом. Намерение провести структурную перестройку Российской академии наук (РАН) административными методами – это шаг, чреватый весьма опасными последствиями для страны. Уже сейчас приходится говорить о развале отраслевой науки в России – достижения советского государства, теперь на очереди академическая наука. Десятилетие великого ограбления страны, в результате которого появились олигархи-грабители, в скрытом виде продолжается и поныне. Под лозунгом реформы-перестройки РАН скрывается активное стремление «приватизировать» ее собственность, т.е. провести очередное ограбление, в результате которого наука в России как социальный институт может дезинтегрироваться. Это может произойти так же неожиданно, как произошел распад СССР. Прежде чем говорить о реформировании науки в России, необходимо иметь представление о научно-техническом потенциале России советского периода и его особенностях, т.е. ответить на вопрос: что же следует реформировать? Попытаемся дать краткую характеристику этого потенциала. Научно-технический потенциал страны был разобщен между академиями, отраслевыми институтами, вузами, гражданскими и военными НИИ, открытыми и секретными, т.е. включал множество сегментов, плохо взаимодействовавших между собой и постоянно подталкиваемых объективными обстоятельствами к максимально возможной степени самообеспечения. Несколько лучше обстояло дело в рамках ВПК, но сам он был настоящим 77 государством в государстве, где был представлен чуть ли не весь спектр науки и промышленных отраслей, существовавших параллельно с такими же гражданскими организациями. Недостающие звенья при этом формировались в виде филиалов и закрытых спеццехов в гражданских институтах и на гражданских заводах. Своим расцветом до начала нынешних реформ РАН целиком обязана Советскому государству. А за это нужно было платить. Деятельность Академии строилась в строгом соответствии с нуждами и целями тоталитарного государства коммунистического типа. Идеология коммунистического образца во все годы Советской власти была одним из стержней, вокруг которого формировалось общество. Прежде всего, идеологизация сказалась на уровне общественных и гуманитарных наук: обществоведение во всех его проявлениях деградировало. В итоге советское общество, топтавшееся в замкнутом круге примитизированных партийных догм и все больше отрывавшееся от мира реального, не выдвинуло сколько-нибудь значительных новых теорий или концепций, позволявших понять процессы, происходившие как в собственной стране, так и в мире. Оно безнадежно отставало от мирового уровня и в содержательном, и в методологическом плане. Однако идеологизация отнюдь не ограничивалась сферой гуманитарных наук. Спрут политизированного догматизма охватывал весь дисциплинарный спектр наук без исключения. В 30- х, 40-х, 50-х годах ХХ в. на фоне крупных политических процессов, инспирированных госбезопасностью по указке партийных органов против вымышленных вредителей, на фоне массовых репрессий, ссылок, расстрелов проходят разного масштаба кампании по идеологической чистке одной отрасли науки за другой. Разумеется, перечисленные негативные моменты не могли не влиять на общее состояние сферы «наука – техника», существенно снижая ее эффективность и динамизм развития. Однако сводить дело только к этим обстоятельствам было бы неправильно: и государственная система в целом, и научно- технический потенциал России имели немало сильных сторон, которые нельзя сбрасывать со счета. 78 Прежде всего отметим высокие темпы ликвидации неграмотности в СССР, переход ко всеобщему, сначала неполному среднему, а затем и среднему образованию, а также многократное увеличение числа высших учебных заведений и расширение их дисциплинарного спектра. Будучи бесплатным, образование стало доступно самым широким слоям населения. В итоге социальная база науки стала несравненно шире, чем в дореволюционной России. Стремительная индустриализация при всех ее издержках обеспечила широкую и универсальную по составу техническую базу. Расширение сети академических научных учреждений, создание отраслевой науки наряду с ростом числа вузов – все это в конечном счете сформировало научно-технический потенциал, который по своим масштабам был вполне сопоставим с потенциалом США, намного превосходил научно-техническую базу всех других государств мира и охватывал весь фронт современной науки. Отраслевой сектор науки – это феномен, порожденный советским государством. В промышленно развитых странах сектора подобного типа, по сути дела, не существовало. Там есть заводской сектор науки, который выполняет те же функции и занимает в национальном масштабе такие же ключевые позиции, как в Советском Союзе занимал отраслевой. Но только почти через 50 лет после СССР в США и Японии в рамках национальных научных программ стали появляться исследовательские организации, условно говоря, отраслевого типа 1 . В 80-е годы, например, в США были созданы до сих пор действующие исследовательские консорциумы для разработки новых технологий, обеспечивающих технический прогресс и конкурентоспособность какой-либо отрасли производства или группы взаимосвязанных отраслей. Отраслевой сектор науки сыграл в становлении научно- технической базы советского государства важнейшую роль. Но без академической науки и высшей школы создать научно- технический потенциал, сопоставимый с потенциалом США, было бы невозможно. Поэтому кратко рассмотрим эти три составные части научно-технического потенциала России советского 1 О заводской науке в США см. подробнее (1) с. 84–85. 79 периода, в основном на переходе от плановой («социалистической») экономики к рыночной. По всем масштабным показателям отраслевой сектор науки в России до начала перестроечных реформ занимал доминирующее положение в национальном научно-техническом потенциале. Здесь было сосредоточено порядка трех четвертей специалистов, выполнявших научные исследования и разработки (ИР), осуществлялось 80% объема всех ИР, в том числе почти четверть объема фундаментальных исследований, три четверти прикладных и около 90% разработок. Самые крупные научно- технические организации, целые комплексы вплоть до наукоградов формировались в отраслях. Характер начатых в России реформ таков, что именно отраслевая наука в большей степени, чем другие звенья научного потенциала страны, оказывается в самом центре наиболее глубоких трансформаций (1). «Вызов» реформ состоит в смене формы собственности, в отказе государства от постоянного содержания отраслевого сектора за счет бюджета, а отсюда – резкая ломка прежней системы управления, планирования, финансирования, взаимоотношений с заказчиками-потребителями, изменение функционального спектра и т.д. Возникла острая необходимость в полной реконструкции экономических, правовых и всех прочих основ организации отраслевой науки. Сохранились, пожалуй, лишь творческие ее аспекты, но и к ним новая реальность предъявляет целый ряд новых требований. Столь сложные задачи для своего оптимального, т.е. плавного, по возможности без серьезных потерь решения требуют определенных мер: во-первых, тщательной и всесторонней подготовки, во-вторых, времени – достаточно длительного переходного периода, и в-третьих, крупных финансовых вложений. Но в силу специфики российских обстоятельств, политических, экономических и социальных (они хорошо известны), реформы в целом, а соответственно, и в науке, в том числе и в ее отраслевом секторе, пошли таким образом, что ни одно из отмеченных условий не соблюдается. Отношение правительства к сфере науки в ходе реформ было и остается очень нестабильным. С одной стороны, оно понимает, что научно-технический потенциал – это одно из тех 80 двух богатств, которыми страна располагает (второе – природные ресурсы). С другой стороны, наука – предприятие малоликвидное, необходимое для решения скорее будущих проблем, чем сиюминутных острых ситуаций. В нее надо вкладывать деньги, рассчитывая на отдачу в перспективе, это не нефть или алмазы, которые можно немедленно продать и заплатить долги бастующим шахтерам. Во всех странах и во все времена в условиях кризисной экономической и социальной ситуации экономят на науке, культуре и образовании, ибо им приходится конкурировать за скудные ресурсы, например, с армией, энергетикой или с ведомствами, отвечающими за продовольственные программы. Что же в итоге происходит с отраслевой наукой в годы реформ? Важнейший для существования и функционирования любого сектора народного хозяйства параметр – его финансирование. До реформ субсидии на отраслевую науку поступали в основном через министерства, частично – от заводов- заказчиков, которым деньги давали те же министерства, и в небольшом объеме – через Государственный комитет по науке и технике. По данным Центра исследований и статистики науки (ЦИСН), Минпромнауки и РАН в 1990–1993 гг. почти единственным источником финансовых средств для всех, в том числе и отраслевых, научно-исследовательских организаций оставался госбюджет, хотя большинство министерств было расформировано, и лишь некоторые структуры сохранялись в виде разных комитетов и подкомитетов под общей крышей Министерства экономики. В этом, кстати, существенное отличие отраслевого сектора науки от академического и вузовского. В последних прежняя система управления и соответствующий аппарат остались практически без изменений. Вывод о состоянии дел в подгруппе конверсируемых НИИ и КБ оборонного комплекса представляется однозначным. Программы конверсии из-за сокращения государственных ассигнований фактически развалились. Провал плановой, директивной конверсии оборонных научно-исследовательских организаций одновременно с сокращением профильных работ вызвал к жизни другой ее вид – конверсию, так сказать, стихийную. Приходится браться за любую работу, за любые 81 изделия, лишь бы за них платили. На этом пути очень много издержек самого разного рода, вплоть до криминальных, но есть и здоровая, перспективная «дорожка», связанная с одним из важных общих направлений перестройки научно-технической базы страны – его регионализацией. Однако кардинальных решений проблемы все это не дает. Где же выход? Для оборонных российских отраслей, думается, есть только один позитивный во всех отношениях вариант – включение их конверсируемого научно- исследовательского потенциала в мировую систему разделения труда в области высоких технологий и наукоемких производств. Таков магистральный путь всех промышленно развитых стран, и они уже продвинулись по нему настолько, что никаких возвратов и поворотов к автаркии быть не может. Научно-технических прогресс на современном этапе развития мировой цивилизации требует таких усилий, что ни одна, даже самая благополучная и богатая страна не в состоянии самостоятельно продвигаться по всему фронту исследований. «Любая нация, которая по экономическим или политическим причинам выпадает из мировой системы “наука–техника”, ослабляет свою техническую базу по сравнению с нациями, действующими в рамках этой системы» (2). Для тех, у кого действительно есть что привнести в интернациональный «котел», место в упомянутой выше системе найдется. Научный задел, оригинальные эффективные технологии, опыт, квалифицированные кадры – всем этим располагает отечественный ВПК. Может быть, не в таком масштабе, как это внушала советская пропаганда, но вполне достаточно, чтобы занять достойное место в общем ряду. Главную роль в решении этих проблем играют политические факторы, политическая стабильность в стране и неизменность курса на всестороннее международное сотрудничество. Весомые шаги по развитию кооперации с зарубежными ведущими фирмами в таких областях, как космические исследования, гражданская авиация, атомная энергетика, уже сделаны. Об этом, в частности, свидетельствует завершение разработки программы совместных работ в рамках соглашения о развитии стратегического сотрудничества между французским концерном EADS (главный акционер «ЭРБАСА») и Российским авиационно-космическим агентством (РАКА). 82 Реализация программы предусматривает российское участие в гражданских программах концерна, охватывающее все этапы создания самолетов: от исследований и поставки материалов до производства. Ценность этого партнерства заключается в том, что оно в ближайшей перспективе поможет России самостоятельно выйти на мировой рынок. Надо надеяться на продолжение и расширение такого сотрудничества, ибо объективные предпосылки для этого сегодня есть. Но вряд ли абсолютно все научные организации оборонного комплекса могут приспособиться к новым условиям. Какая-то их часть может оказаться не нужной ни нам самим, ни зарубежным партнерам. Таковые придется просто закрывать. Закрывают же американцы целый ряд своих военных лабораторий в ходе нынешней конверсии, не делая из этого никакой трагедии. Рассмотрим теперь гражданскую часть отраслевого сектора российской науки. Она представляла собой достаточно стройную систему. В каждом министерстве имелся как минимум один головной научно-исследовательских институт, часто с филиалами в разных районах страны, а также ряд специализированных КБ, институтов и лабораторий более низких категорий, чем головной. В некоторых министерствах, где подведомственная промышленность четко делилась на подотрасли, головных институтов могло быть несколько, по числу подотраслей. Например, в Министерстве станкоинструментальной промышленности их было восемь. Кроме того, в ряде министерств имелись и головные технологические организации, а также институты технической информации по проблемам соответствующей отрасли хозяйства. Система эта начала создаваться в 30-е годы в ходе индустриализации страны. Строившиеся тогда заводы не располагали крупными исследовательскими и конструкторскими службами, да их и не ориентировали на разработки моделей основной продукции, они должны были только обслуживать текущие нужды производства. Создание же ставящихся на производство моделей: проектирование, изготовление опытных образцов, испытание их, корректировка чертежей, – все это возлагалось на головные институты и КБ. Если возникали новые проблемы и направления, 83 под них создавались новые научно-исследовательские организации, сеть их росла. Особенно интенсивно рост числа гражданских (да и военных) отраслевых НИИ и КБ наблюдался в первые послевоенные десятилетия, в 50-е и 60-е годы ХХ в. Он стимулировался тремя обстоятельствами. Во-первых, ростом самих производственных отраслей, появлением новых заводов, новых видов продукции, расширением и модернизацией действующих предприятий – все это происходило под давлением начавшейся «холодной войны». Во-вторых, расширением и усложнением функций руководивших отраслями министерств. Их аппарат, численность которого правительство всегда стремилось ограничивать, решал проблемы своей загрузки простым и удобным для себя способом, создавая в подведомственных организациях подразделения, выполнявшие чисто министерскую работу по сбору данных, учету, подготовке докладов и отчетов, выяснению потребностей в продукции отрасли, составлению различных прогнозов, подготовке приказов и постановлений, организации связей с другими отраслями, с зарубежными странами и т.д. Организуя такого рода подразделения «под себя», министерства не стесняли себя какими-либо количественными рамками, и соответствующие отделы, секторы, лаборатории множились в головных институтах и других организациях, как грибы. В-третьих, общеизвестно, что учреждения типа научных центров всегда имеют тенденцию к росту. Тут действуют как объективные, разумные обстоятельства – расширение и углубление тематики, появление новых направлений научного поиска, оснащение лабораторий приборами и стендами, требующими площадей и обслуживающего персонала, – так и известные, неискоренимые законы Паркинсона. В итоге многие головные институты превратились в крупные, мощные центры с тысячами сотрудников и солидной экспериментальной базой в виде опытных заводов, оснащенных универсальным станочным парком, литейными и прочими вспомогательными цехами. В настоящее время в ряде зарубежных стран, в частности, в США и Японии, четко определилась тенденция к развитию отраслевой кооперации в сфере ИР с целью коллективного 84 решения сложных технических проблем (на так называемой доконкурентной стадии). Создаются отраслевые целевые исследовательские корпорации на время решения той или иной проблемы, организуются национальные исследовательские программы, возникают другие варианты внутриотраслевой кооперации с весомым финансовым и техническим (благодаря включению государственных лабораторий) участием государства. Цель такой кооперации – поднять на более высокую ступень технический уровень всей отрасли, укрепить ее позиции на мировом рынке. Наши головные НИИ вполне могли бы выполнять функции, аналогичные отраслевым исследовательским корпорациям. Да они их и выполняли в прошлом, частично продолжают выполнять и в настоящее время. Проблема – в источниках финансирования. Переход к рыночной экономике, ее либерализация предполагают упорядочение макропропорций, в том числе и сокращение количественных показателей научно-технического потенциала. Отток кадров из отраслевого сектора отражает тенденцию к такого рода упорядочению. Сам по себе этот процесс мог бы не означать ослабления науки РФ. Меньший по числу организаций и работников, но достойно обеспеченный материально, хорошо оснащенный сектор, четко нацеленный на решение актуальных для производства, здравоохранения, сервиса задач, способен сделать гораздо больше и лучше, чем большой, но бедный, рыхлый, засоренный разнообразным «балластом». В сложившейся ситуации государственная научно- техническая политика должна быть строго селективной, нацеленной на поддержку и развитие приоритетных направлений и потенциальных «точек роста». В начале реформ политика носила четко выраженный «сохранительный» характер. Желание все сохранить, всем помочь хотя бы понемногу, дать возможность пережить тяжелые времена психологически понятно, тем более еще оставалась надежда, что все со временем выправится. Но плыть против течения трудно и непродуктивно. Правительство в лице Министерства науки и технической политики это понимало. Министр Б.Салтыков четко сформулировал соответствующую позицию (март 1994 г.): «В нынешней социально-экономи-ческой ситуации мы вынуждены отказаться от прежних подходов, когда 85 исследования велись широким фронтом по всем направлениям мировой науки. Сегодня из-за недостатка финансов это невозможно. Однако остро стоит задача сохранить в условиях экономического спада лучшую часть научно-технического потенциала России и одновременно адаптировать его к требованиям рыночной экономики» (3). Понимает ли ситуацию нынешнее Министерство образования и науки покажет время. Принята программа поддержки ряда отраслевых институтов, которые признаются «государственными научными центрами Российской Федерации». Таких центров на конец 1995 г. насчитывалось 61, на сегодняшний день их 57. В принципе это верное решение, вопрос лишь в способах отбора организаций, включаемых в число «спасаемых», с одной стороны, и целесообразности поддержки этих организаций в полном составе, как они есть, без реконструкции, – с другой. Тут могут быть и ошибки, и огрехи. Но все же, если государство удержит основной костяк отраслевой науки, база для ее возрождения по мере того, как производство будет оживать, сохранится. Вероятно, возродится сектор не в той форме, в какой он существовал до реформ, а за счет заводской, фирменной науки, которая так сильна в передовых странах зарубежного мира. Сегодня наметилась заслуживающая государственной поддержки тенденция: рост малых технологических предприятий (МТП) вокруг НИИ, получивших статус государственных научных центров. Они выполняют функцию инкубаторов по отношению к МТП. В последнее десятилетие это можно сказать и об учебных институтах. В условиях нашей страны, где большое количество институтов имеет государственную форму собственности, такая конвергенция частных и государственных интересов дает интересные результаты (4). В связи с этим, однако, надо сказать, что предполагаемое «совершенствование» административно- бюрократическими методами структуры государственных научных центров вполне может завершиться ее разрушением, что приведет к удалению из интеллектуального пространства России не только 57 НИИ, но также сотен МТП, которые действуют при них. Вывод напрашивается сам собой. Если развитие малого технологического бизнеса, с одной стороны, является 86 приоритетной государственной задачей, а с другой – он наиболее эффективно развивается в условиях патронажа крупного научного института, играющего для МТП роль технологического инкубатора, то, видимо, институтам в этом деле следует оказывать государственную поддержку. От того, как будут развиваться МТП, во многом зависит технологический облик страны, и поэтому этот вопрос требует широкого обсуждения с участием всех заинтересованных сторон. |