Авдулов А. Н., Кулькин А. М. Контуры информационного общества. Информационного общества
 Скачать 0.99 Mb.
|
|
Третья составная часть научно-технического потенциала – это высшая школа. Любая сфера человеческой деятельности в современном обществе, как известно, связана с наукой, доступ к которой возможен только через систему образования. Она монополизировала все пути, ведущие на разные уровни социальной структуры общества. Научное сообщество, чтобы сохранить себя в качестве устойчивого социального формирования, должно социально воспроизводиться. Эту функцию и выполняет высшая школа, осуществляя подготовку научных кадров. Высшая школа при советской власти была одним из немногих социальных институтов, в которых интересы общества и государства более или менее сочетались друг с другом. Для советского общества высшая школа была инструментом вертикальной социальной мобильности, институтом нобилитации для групп, занимавших в обществе сравнительно низкое положение, и способом, помогающим, по крайней мере сохранить или подтвердить свое общественное положение для групп, его уже достигших. Советская высшая школа ни в какой мере не выполняла той роли, которую выполняли университеты на Западе, она не являлась школой демократии и была лишена какой-либо генетической памяти об академических свободах. Система высшей школы никогда не была единой, она была корпоративной, ведомственной, и притом некоторые ее структуры имели разные, практически изолированные друг от друга системы 96 высшего образования: для государственно-партийных кадров в системе партийного образования, для военных специалистов, кадров государственной безопасности и МВД, для дипломатического корпуса и т.д. Шел процесс обособления подготовки специалистов для ВПК, которая концентрировалась в немногочисленных вузах и их отделениях в закрытых городах. По мере того как структура народного хозяйства СССР усложнялась, высшая школа становилась все более тесно привязанной к этой структуре. В 1985 г. высшая школа осуществляла обучение студентов более чем по 400 специальностям (в рамках этих специальностей выделялось около 1300 специализаций). Практика, при которой номенклатура специальностей строится в соответствии с прогнозируемыми потребностями народного хозяйства, возникла в итоге реализации доктрины высшего образования, которую последовательно развивал Н.И.Бухарин. Практическое ее воплощение в жизнь стало одним из факторов консервации пропорций в народном хозяйстве и фундаментальным препятствием в распространении инноваций. При стационарности процессов в народном хозяйстве, эволюционном характере его развития такая система отношений между производством и высшей школой давала возможность быстро увеличивать масштабы производства, не меняя принципиально его характера и технологического уровня, упрощала использование специалистов: нет рынка труда с его риском, сложностью выбора, периодической сменой специальностей, необходимостью радикальной переподготовки кадров. Специалисты, подготовленные в этой системе, как правило, были мало склонны к самостоятельным решениям, риску, их инновационные способности проявлялись лишь там, где возможные убытки от технических ошибок не имеют большого значения. «Бухаринская доктрина высшей школы пережила не только автора, но и страну, в которой она возникла» (7, с. 165–167). Когда эксперты Минобразования утверждают, «что реальные потребности народного хозяйства России в специалистах удовлетворяются только на 25% по основным и всего на 1% – по новейшим специальностям, они свидетельствуют, что продолжают мыслить в рамках бухаринской модели» (там же). При структурной перестройке народного хозяйства, когда поток 97 инвестиций ежегодно меняет направление, подобные выкладки теряют всякий смысл. В настоящий момент «...абсурдны попытки угадать эти потребности на 4–5 лет вперед и централизованно планировать подготовку специалистов. Необходимо менять модель подготовки специалистов, а не пытаться решить задачу в рамках заведомо негодной концепции их подготовки. Одно из направлений изменения этой модели давно признано, это – “фундаментализация” высшей школы: углубленная подготовка дает возможность выпускникам вузов более уверенно чувствовать себя на рынке труда. Другое направление, актуальность которого становится все более очевидной, – ее “регионализация”: высшее образование должно во все большей степени быть ориентировано на местные нужды» (там же). В процессе реформы высшего образования в 30-е годы наука была возвращена в вузы Постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 23 июня 1936 г. «О работе высших учебных заведений и о руководстве высшей школой». Возвращая науку в вузы как необходимый компонент высшей школы, постановление закрепляло ее периферийный характер. Вузовской науке не было гарантировано центрального финансирования, но было разрешено вступать в договорные отношения с промышленностью и получать от нее заказы. Но именно эта особенность вузовской науки, которая на протяжении всего советского периода ее развития осознавалась как признак снисходительного отношения к ней власти, стала с распадом советской системы управления наукой источником силы для этого сектора научной деятельности. В системе вузов легче всего привилась система управления, где государственная собственность фактически находится в полном хозяйственном ведении частных лиц и коллективов, которые могут распоряжаться ею относительно бесконтрольно. Здесь стали действовать первые хозрасчетные научные подразделения, инженерные центры, потом – малые предприятия и фирмы, использовавшие госсобственность на основе договоров о совместной деятельности с вузами. Вуз в советский период приобрел в конечном итоге больше автономности, чем академические и отраслевые научно-исследовательские институты и тем более производственные организации, так как находился на периферии интересов опекающих его ведомств, имел благодаря 98 децентрализации системы высшего образования тесные связи с местными властями, неформальные отношения с промышленными предприятиями и другими организациями. Со снятием практически всех формальных ограничений на совместительство в конце 80-х годов тенденция к неформальному, не отраженному в статистике усилению вузовской науки укрепилась. На резкое ухудшение экономической конъюнктуры вузовский сектор науки отреагировал с гораздо большей мобильностью, чем другие сектора науки, приблизив кадровую структуру к новым условиям. Уход из вузовской науки кадров в значительной мере связан с сокращением числа хоздоговорных работ и возрастанием доли государственного финансирования (до 60% на начало 1993 г.), которое направлено главным образом на поддержку фундаментальных исследований. На фундаментальное исследование значительно легче получить средства из внебюджетных источников – отечественных и зарубежных фондов. Значимость этого источника финансирования для вузов продолжает возрастать. «Фундаментализация» вузовской науки сразу дала эффект. Практически все гранты, выделенные двумя крупнейшими фондами – Международным научным фондом (Фонд Сороса) и Российским фондом фундаментальных исследований, – были поделены научно-исследовательскими институтами (академическими и ведомственными) и вузами. Институты, в которых выполняется свыше 80% всех фундаментальных исследований, получили примерно 75% всех грантов, а вузы, на долю которых остается менее 20% объема фундаментальных исследований, получили 22–23%. Лидером по числу полученных в 1993 –1994 гг. грантов стал химический факультет МГУ (186 грантов), причем выполненные на факультете работы одинаково высоко оценили как международные, так и отечественные комиссии экспертов (7, с. 204–205). Таким образом, заметно изменился сам облик вузовской науки: из преимущественно прикладной, финансируемой из внебюджетных источников и существующей как бы «при вузах», она стала более фундаментальной и теснее связанной с учебным процессом. Независимая экспертиза научных фондов показала, что в сфере фундаментальных исследований вузовская наука, всегда 99 воспринимавшаяся как маргинальная, нисколько не уступает ни академическому, ни отраслевому сектору. Весьма симптоматично проявление в очень короткий срок тенденции к концентрации научного потенциала высшей школы в элитарных вузах, как это имеет место и в США. Так, в вузах Москвы и С.-Петербурга, составляющих одну треть вузов страны, выполняется 50% всех НИР и 63% всех прикладных исследований. Более того, пять московских вузов (МГУ, МЭИ, МИФИ, МАИ, МГТУ) выполняют одну четвертую часть всех научных исследований вузов России (там же). Состояние и перспективы развития вузовского сектора науки в настоящий момент можно охарактеризовать следующим образом: потенциал этого сектора науки, как показала проведенная в ходе открытых научных конкурсов экспертиза, гораздо выше, чем это было принято считать в советский период. Реформы образования, осуществляемые в настоящее время в разных странах, прежде всего обусловлены объективными требованиями развития экономики, науки и техники. Для обеспечения их успеха необходимо соблюдение общих принципов. Во-первых, в каждой стране образование социокультурно детерминировано, поэтому любая реформа системы образования должна быть увязана с социальной структурой и культурными традициями страны. Во-вторых, содержание и конечные цели реформы должны совпадать с общенациональной политикой государства. В-третьих, реформа в сфере образования неизбежно воздействует на разные уровни экономических и социальных отношений и вызывает в них соответствующие изменения, предвидеть которые и быть готовыми их конструктивно встретить – одна из важнейших функций государственных органов. Демократизация системы образования, или «равенство возможностей перед образованием», которая эта система предлагает, только частично определяется численностью населения, охваченного разными формами образования. Специально проведенные исследования свидетельствуют о том, что экономический рост ведет не только к экономическому неравенству, но и в равной мере при массовом образовании к неравенству и в этой области. Это неравенство в настоящее время усиливается как внутри страны, так и между странами. Поэтому 100 реальная эгалитарность возможностей доступа к образованию не может быть осуществлена только путем внутренней трансформации систем образования – нужны глубокие изменения социальных структур и экономической системы, чтобы достичь этой цели. Система подготовки научных кадров в конечном счете зависит от тех требований, которые предъявляются ученым их научной деятельностью. Эта система в значительной степени производна от сложившихся академических традиций и от тенденций их изменения. Наиболее результативно подготовка и воспроизводство научных кадров, как было отмечено выше, осуществляются в дисциплинарно-академической структуре научной деятельности, надежность которой проверена временем. Утверждение такой структуры в системе образования приведет, по нашему мнению, к возрастанию научно-технического потенциала страны и позволит достигнуть двух целей. Во-первых, в связи с распадом отраслевой науки произойдет ее перестройка, решение задач которой по многим направлениям возьмет на себя (по мере становления) вузовский научный потенциал в кооперации с промышленностью и сельскохозяйственным производством. Во- вторых, вузовская наука, построенная на современных организационных принципах и формах и получающая в достаточной мере финансовую поддержку, неизбежно расширит фронт фундаментальных исследований и в таком качестве станет реальным фактором, не только стимулирующим исследования в академическом секторе науки, но и ломающим административно- бюрократическую организацию научных исследований как таковую. Теперь необходимо вернуться к Федеральной целевой программе (ФЦП) «Интеграция науки и высшей школы России», в соответствии с которой довольно успешно стала формироваться сеть учебно-научных центров. Эти центры по сути своей являются прообразом будущих исследовательских университетов – базой академической (фундаментальной) науки в ближайшей перспективе. Тем более, как признало руководство РАН, «наблюдается катастрофическое старение научных кадров высшего звена, вызванное причинами как объективного (недостаточное бюджетное финансирование научной сферы), так и субъективного характера 101 (снижение престижа труда научных работников и утрата вследствие этого интереса молодежи к повышению своей научной квалификации). Это свидетельствует о неблагополучной ситуации с подготовкой и преемственностью научных кадров высшего звена РАН, что ставит под угрозу возможность сохранения научного потенциала и научных школ России» (8). Программа ФЦП «Интеграция...» заслуживает государственной поддержки, и она может и должна быть оказана в виде: – финансового обеспечения (финансирование ее должно не сокращаться, а увеличиваться); – юридического обеспечения (необходимо принять нормативный акт, направленный на поддержку деятельности учебно-научных центров и базовых кафедр); – материально-технического обеспечения (современная аппаратура, оборудование и реактивы для исследований); – отмены нелепого запрета правительства об издании ФЦП монографий и учебников, ибо такой запрет нарушает кардинальный принцип научной деятельности: исследование не завершено, если результаты его не опубликованы. Чтобы оценить ФЦП «Интеграция...» и ее значимость в ближайшем будущем в научно-техническом развитии России, необходимо дать объективную оценку РАН в целом и сделать из этой оценки соответствующие выводы. Знакомство с предысторией РАН позволяет сделать некоторые «открытия», противоречащие распространенной мифологии. Петербургская академия наук, (так она называлась до 1917 г.), действительно была первым по времени светским научным учреждением на территории России, но считать ее родоначальницей национальной русской науки было бы преувеличением. Академия имела высокий официальный статус, но это не уберегало ее от обоснованной критики со стороны образованных кругов страны, и общественный престиж Академии непрерывно снижался, едва ли не обратившись в нуль ко времени революции 1917 г. Наука в России XIX – начала XX в. развивалась, главным образом, в государственных высших учебных заведениях. Конечно, Петербургская академия наук как комплексный научно- исследовательский институт внесла свою лепту в развитие науки в 102 России до 1917 г. Но лепту достаточно скромную ввиду малочисленности работников и скудности материально-технического обеспечения (9). Справедливости ради следует отметить, что до октября 1917 г. Петербургская академия наук довольно успешно проводила научные исследования по широкому спектру гуманитарного профиля (10). Советское государство явилось первой в мире страной, где политика в области науки и техники заняла не менее важное место, чем другие направления государственной деятельности, такие, как политика в области экономики, образования, внешних сношений и т.д. В планах и проектах, которые рождались в официальных государственных органах, нашел отражение весь комплекс идей, высказанных передовыми учеными России до Октябрьской революции. Многие из них приобрели качественно иное содержание. Таковым был, например, вопрос о централизованном руководстве научной деятельностью. Несмотря на многие негативные моменты, характерные для научной деятельности этого периода, у советской системы в целом и у научно-технического потенциала в частности было немало сильных сторон, которые заслуживают серьезного анализа. Со временем это будет сделано. Сейчас можно отметить только фактическую сторону вопроса. В 20-е годы ХХ в., не располагая большими материальными ресурсами, советская власть не скупилась на моральную и организационную поддержку научных учреждений. «Всего лишь за 12 лет, с 1918 по 1930 год, численность таковых выросла в СССР более чем в пять раз, достигнув примерно 800. Новые научные институты возникали и на базе лабораторий и комиссий АН СССР; они либо оставались при Академии, в системе Наркомпроса, либо переходили под эгиду ВСНХ, где сосредотачивались все более многочисленные учреждения прикладной науки» (9, с. 211). К 1940 г. количество научных институтов в Академии наук СССР возросло до 150, а численность научных сотрудников – до 4 тыс. С 1945 по 1970 г. общая численность научных работников, включая профессорско-преподавательский персонал высшей школы, возросла в СССР округленно со 130 тыс. до 950 тыс. человек; в 1980–1985 гг. она уже составила 1,4 и 1,5 млн. человек (9, с. 215). 103 Именно такие действия советского государства определили неповторимый облик его научной системы, оказавшей громадное влияние на научно-техническую политику передовых стран мира. АН СССР была хотя и важной, но малой частью огромной научно-технической системы Советского Союза. В 1998 г. показатели для преемника АН СССР – Российской академии наук были следующие: численность ученых-исследователей – 62 тыс. человек, количество научных учреждений – 448, число академиков – 468, число членов-корреспондентов – 690. Последние в своем подавляющем большинстве – это директора институтов, руководители крупных отделов и лабораторий, изредка – вузовских кафедр. Первый вывод из вышеприведенной оценки. Научный потенциал РАН в его современном масштабе был создан целиком и полностью в условиях господства тоталитарной государственной системы советского периода со всеми вытекающими из этого последствиями. Второй вывод: организационно-управленческая структура РАН была сформирована на жестких принципах тоталитарного режима, основным содержанием которых было беспрекословное подчинение политическому руководству страны. Мы об этом как-то подзабыли. А между тем процесс освобождения от наследия тоталитарного режима до сих пор незавершен. Мы выпали из этого режима, обрели свободу мысли, но до демократического общества еще не доросли. Система руководства наукой в России в организационно-управленческом плане претерпела существенные изменения, и этот процесс продолжается. Общее направление и смысл этих изменений состоят в переходе от господства командно-административных способов управления и контроля к созданию системы взаимоотношений между государством и сферой науки, характерных для современного демократического общества, обладающего крупным и многофункциональным научно-техническим потенциалом. Конечный результат этого перехода трудно предсказать. Парадокс тоталитарного режима коммунистического типа состоит в том, что он, хотя и на крови, созидал по своему образу и подобию систему научного развития страны. Современные правительства РФ одно за другим вот уже более десяти лет эту систему разрушают. Политическому руководству страны пора 104 осознать, что у России без науки нет будущего. В процессе формирования новой системы взаимоотношений между государством и наукой оно обязано обеспечить государственную поддержку научно-технической деятельности на долгосрочную перспективу. Эта поддержка необходима сегодня – завтра будет поздно. Именно в этой ситуации учебно-научные центры Федеральной целевой программы «Интеграция науки и высшей школы России» и могут сыграть решающую роль. Не исключено, что эти центры станут прибежищем для многих институтов РАН, особенно в области общественных и гуманитарных наук. Между тем эти центры, не успев окрепнуть, могут погибнуть вместе с РАН. Эта угроза исходит от Российского правительства. Оно предприняло такую акцию по «оптимизации» бюджетных расходов, которая грозит масштабной ликвидацией научных учреждений. Объективно эта акция ассоциируется с тотальным наступлением, направленным на свертывание научно-технического потенциала России (см. Протокольное решение Комиссии Правительства РФ по вопросам оптимизации бюджетных расходов, подписанное председателем комиссии – зам. Председателя Правительства РФ А.Л.Кудриным). Аббревиатура упомянутой комиссии (КОБРа) весьма зловеща. Образно говоря, укус КОБРы, если не будут предприняты контрмеры, может быть смертелен для российской науки. В последние два года, а тем более в текущем (2003) году наметился процесс конструктивной перестройки РАН, его надо поддержать, а не мешать ему, используя административные меры. Вместо них целесообразно установить мониторинг за инновационным развитием в академических структурах. В сложившейся ситуации российское сообщество ученых может рассчитывать только на себя и возможную поддержку международных научных фондов. Лидеры российского сообщества ученых, если таковыми себя кто-то считает, должны на время отложить свои научные дела и заняться политикой. Ученых никто не защитит. Они могут и должны защитить себя сами. Ученым России необходимо изменить общественно- политическое мышление, навязанное тоталитарным режимом, и обрести способность апеллировать к общественному мнению, вести диалог с исполнительной и законодательной властью, 105 защищать науку, доказывать ее важность для развития общества. Сделать это трудно, но необходимо. Понимание важности такого шага и главное – его осуществление послужат началом реального сближения научной деятельности и рыночной экономики. |