Психология творчества. Пономарев Я.А. - Психология творчества. Институт психологии я. А. Пономарев психология творчества

• Название: Институт психологии я. А. Пономарев психология творчества
• Анкор: Психология творчества
• Дата: 30.09.2022
• Размер: 1.84 Mb.
• Имя файла: Пономарев Я.А. - Психология творчества.doc
• Тип: Книга; #706801
• страница: 2 из 25

ГЛАВА 1

ПРИРОДА ТВОРЧЕСТВА

Творчество как механизм развития

При характеристике состояния проблемы природы творчества прежде всего следует подчеркнуть давно зафиксированное в литературе понимание творчества в широком и узком смысле.

Его можно найти в статье «Творчество», вошедшей в Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, написанной Ф. Батюшковым (широкий смысл именуется в ней «прямым», узкий — «общепринятым»): «Творчество — в прямом смысле — есть созидание нового. В таком значении это слово могло быть применено ко всем процессам органической и неорганической жизни, ибо жизнь — ряд непрерывных изменений и все обновляющееся и все зарождающееся в природе есть продукт творческих сил. Но понятие творчества предполагает личное начало и соответствующее ему слово употребляется по преимуществу в применении к деятельности человека. В этом общепринятом смысле творчество — условный термин для обозначения психического акта, выражающегося в воплощении, воспроизведении или комбинации данных нашего сознания, в (относительно) новой форме, в области отвлеченной мысли, художественной и практической деятельности (Т. научное, Т. поэтическое, музыкальное, Т. в изобразительных искусствах, Т. администратора, полководца и т. п.» (Батюшков, 1901).

В раннем периоде исследований широкому смыслу творчества уделялось известное внимание. Однако в более поздний период взгляд на природу творчества резко изменился. Понимание творчества как в нашей, так и в зарубежной литературе свелось исключительно к его узкому смыслу'.

Применительно к этому узкому смыслу ведутся и современные исследования критериев творческой деятельности (особенно многочисленные за рубежом (Бернштейн, 1966).

¹ Подробнее об этом см.: Пономарев Я. А. Развитие проблем научного творчества в советской психологии. — «Проблемы научного творчества в современной психологии:». М., 1971.

11

Большинство современных зарубежных ученых, занимающихся вопросами научного творчества, единодушно считают, что в области проблемы критериев творчества проделана большая работа, но до сих пор еще не получено желаемых результатов. Например, авторы многих исследований, проведенных в последние десятилетия в США, склонны разделять точку зрения Гизе-лина, согласно которой определение разницы между творческой и нетворческой деятельностью остается совершенно субъективным.

Сложность структуры творчества наталкивает исследователей на мысль о необходимости множественности критериев. Однако эмпирический поиск таких критериев приводит к малоценным результатам. Выдвигаемые критерии типа «популярность», «продуктивность» (Смит, Тейлор, Гизелин), «степень реконструкции понимания универсума» (Гизелин), «широта влияния деятельности ученого на различные области научных знаний» (Лаклен), «степень новизны идей, подхода, решения» (Шпрехер, Стайн), «общественная ценность научной продукции» (Брогден) и многие другие остаются неубедительными². С. М. Бернштейн (1966) справедливо видит в этом следствие совершенно неудовлетворительного уровня разработок теоретических вопросов исследования творчества.

Необходимо особо подчеркнуть, что вопрос о критериях творчества далеко не праздный. Иногда неправильный подход к его рассмотрению становится серьезным препятствием на пути исследования творчества, смещая его предмет. Например, зачинатели эвристического программирования Ньюэлл, Шоу и Саймон (1965), воспользовавшись неопределенностью критериев, отличающих творческий мыслительный процесс от нетворческого, выдвинули положение о том, что теория творческого мышления есть теория решения познавательных задач современными электронными вычислительными устройствами. Они подчеркивают, что правомерность их претензий на теорию творческого мышления зависит от того, насколько широко или узко интерпретируется термин «творческий». «Если мы намерены рассматривать всю сложную деятельность по решению задач как творческую, то, как мы покажем, удачные программы для механизмов, которые имитируют человека, решающего задачу, уже имеются, и известен ряд их характеристик. Если же мы оставляем термин «творческий» для деятельности, подобной открытию спе-

³Необходимо заметить, что все те частные критерии, которые касаются характеристики творчества в узком смысле (как одной из форм деятельности человека) и которые в разных ракурсах варьируются сейчас большинством современных исследователей, уже имелись в общих чертах в работах отечественных исследователей раннего периода (новизна, оригинальность, отход от шаблона, ломка традиций, неожиданность, целесообразность, ценность и т. п.). Это указывает на застой мысли в данной области (подробнее см.: Пономарев #. А. Развитие проблем научного творчеств» в советской- психологии).

12

циальной теории относительности или созданию бетховенской Седьмой симфонии, тогда в настоящее время не существует примеров творческих механизмов».

Авторы принимают для практического руководства первую версию — отсюда и появляется их теория творческого мышления.

Конечно, такая позиция вызывает резкие возражения, например в духе высказывания Л. Н. Ланды (1967), показавшего, что современные эвристические программы есть лишь «неполные алгоритмы», и подчеркнувшего, что эвристическое программирование не характеризует творческих процессов. Творчество заключено не в той деятельности, каждое звено которой полностью регламентировано заранее данными правилами, а в той, предварительная регламентация которой содержит в себе известную степень неопределенности, в деятельности, приносящей новую информацию, предполагающей самоорганизацию.

Можно выдвинуть и другие возражения. Например, если мы согласимся с подходом Ньюэлла, Шоу и Саймона, то попадем в весьма своеобразное положение: наши исследования творчества не будут направлены на заранее намеченный объект, а сам этот объект окажется тем, к чему приведет проделанная работа. В некоторых ситуациях такие допущения, вероятно, возможны. Но в данном случае установки эвристического программирования отвергают, игнорируют достаточно резко выступающие во многих эмпирических исследованиях, хотя еще и слабо раскрытые, характеристики творчества. Ведь с полным правом можно принять и другое решение: тот класс задач, решения которых доступны машинному моделированию, не входит в класс творческих, к последнему могут быть отнесены лишь те, решения которых принципиально не поддаются современному машинному моделированию. Более того, невозможность моделирования решений таких задач с помощью современных компьютеров может выступить одним из достаточно отчетливых практических критериев подлинного творчества.

Ньюэлл, Шоу и Саймон, конечно, отчетливо понимают и предвидят возможность такой версии. Но они считают, что ее можно игнорировать. Такая уверенность подкрепляется расчетом на шаткость существующих критериев, отличающих творческий мыслительный процесс от нетворческого³; она подкрепляется убежденностью в невозможности выделения удовлетворительных объективных критериев творчества. Все это — прямое следствие отсутствия должной опоры на обобщенные, регулирующие методологические принципы, определяющие предварительную ориентацию в частном исследовании, и, более того — неве-

³ Ньюэлл, Шоу и Саймон определяют творческую деятельность как вид деительности по решению специальных задач, которые характеризуются новизной, нетраднцнонностью, устойчивостью н трудностью в формулировании проблемы («Психология мышления». Сборник переводов с немецкого и английского. Под ред. А. М. Матюшкина. М., 1965).

13

рия в возможность продуктивной разработки подобных регулирующих принципов.

Видимо, по этой же причине малоуспешны многочисленные попытки современных зарубежных ученых определить сущность творчества.

Попытки эти отчетливо представлены, например, в книге А. Матейко (1970), автор которой широко опирается на мнения большого числа зарубежных исследователей (особенно американских) и приводит наиболее типичные определения. Все они сугубо эмпиричны, малосодержательны. Творчество традиционно связывается с новизной, причем понятие новизны не раскрывается. Оно характеризуется как антипод шаблонной, стереотипной деятельности и т. п.

«Сущность творческого процесса, — пишет Матейко, — заключается в реорганизации имеющегося опыта и формировании на его основе новых комбинаций». Рассмотрим для примера это определение.

Легко заметить, что реорганизация опыта в данном случае понимается не как процесс, а как продукт. Суть же творческого процесса состоит в том, что к такой реорганизации приводит. Однако основной недостаток данного определения не в том, что оно подменяет процесс продуктом или упускает из виду какие-то детали, а в том, что оно по самому своему характеру сугубо эмпирично — нефундаментально. Сколько бы мы ни старались придать ему сносную форму всякого рода совершенствованиями на том уровне знания, на котором оно построено, у нас все равно ничего не получится.

В этом смысле также неприемлемо значительно более продуманное определение, идущее от С. Л. Рубинштейна⁴ и наиболее распространенное в нашей отечественной литературе: «Творчество— деятельность человека, созидающая новые материальные и духовные ценности, обладающие общественной значимостью» ^б.

При определенном выборе творческих событий такой критерий явно непригоден. Ведь говорят же о решении проблем животными, о творчестве детей; творчество, несомненно, проявляется при самостоятельном решении всякого рода «головоломок» человеком любого уровня развития. Но все эти акты непосредственно общественной значимости не имеют. В истории науки и техники запечатлено множество фактов, когда блестящие достижения творческой мысли людей долгое время не обретали общественной значимости. Нельзя же думать, что в период

* По Рубинштейну, творчество — деятельность «созидающая нечто новое, оригинальное, что притом входит не только в историю развития самого творца, но н в историю развития наукн, искусства н т. д.> (Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. М., 1940, с. 482).

* БСЭ, изд. 2-е, т, 42, с. 54.

М

замалчивания деятельность их создателей не бща творческой, а становилась таковой только с момента признания.

Вместе с тем критерий общественной значимости^ряде случаев действительно имеет решающее значение в творческих актах. Его нельзя просто отбрасывать. Например, в непризнанных изобретениях, открытиях, с одной стороны, акт творчества налицо, а с другой — его нет. Следовательно, кроме психологических причин в социальных взаимоотношениях есть еще какие-то дополнительные причины, определяющие возможность творческого акта в данной сфере.

Необходимо, видимо, полагать, что существуют разные сферы творчества. Творчество в одной сфере иногда представляет собой лишь возможность творчества в другой сфере.

Эта же мысль, но в связи с утверждением комплексного подхода к исследованиям творчества, в частности научного открытия, высказана Б. М. Кедровым (1969), согласно взглядам которого перед теорией научного открытия стоит комплекс проблем. Их решения следует искать методами и средствами соответствующего комплекса наук. Во-первых, необходим исторический и социально-экономический анализ практики, «социального заказа» открытия. Во-вторых, необходим историко-ло-гический анализ, выявляющий специфические запросы науки, стимулирующие то или иное открытие. Все это соответствует филогенетическому разрезу развития науки. Необходим и онтогенетический разрез, раскрывающий сферу научной деятельности и научного творчества автора открытия. Здесь на передний план, по мнению Б. М. Кедрова, выступает психологический анализ. Выделение и разработка описанного комплекса проблем создают необходимую почву для плодотворного изучения внутреннего механизма взаимоотношения фило- и онтогенеза науки.

Поэтому необходимо поставить под сомнение правомерность прямого поиска универсального критерия творчества в области науки: прежде должен быть разработан комплекс критериев, соответствующих разным сферам творчества (социальной, психической и т. п.). Успех разработки каждого из таких специальных критериев находится в прямой зависимости от степени уяснения вопроса о сущности творчества, взятого в наиболее общем виде — в виде обобщения всех его проявлений на уровнях разных сфер. Сведение творчества к одной из форм психической деятельности человека препятствует глубине такого обобщения. Оно вырывает творчество из общего процесса развития мира, делает истоки и предпосылки творчества человека непонятными, закрывает возможность анализа генезиса акта творчества, а тем самым препятствует выделению его основных характеристик, вскрытию разнообразных форм, вычленению общих и специфических механизмов.

Вместе с тем творчество — чрезвычайно многообразное понятие. Даже его житейский смысл, его житейское употребление

15

не ограничивается тем специфическим значением, в котором оно отображает отдельные события из жизни человека. В поэтической речи ррирода часто именуется неутомимым творцом. Является ли это отголоском антропоморфизма, только метафорой, поэтической аналогией? Или возникающее в природе и сотворенное человеком действительно имеет нечто существенно общее?

Видимо, понимание творчества в широком смысле, характерное для раннего периода исследования, не лишено содержания. Если оставить в стороне махистские формулировки некоторых идей, характерные для ранних работ потебнистов, то мы увидим, что их понимание природы творчества связано с привлечением широких представлений о законах, управляющих Вселенной, идеи об общей эволюции природы и т. п. Такие идеи отчетливо высказаны Б. А. Лезиным (1907). П. К. Энгельмейер (1910) видит в творчестве человека одну из фаз развития жизни. Эта фаза продолжает собой творчество природы: как то, так и другое составляет один ряд, не прерывающийся нигде и никогда: «Творчество есть жизнь, а жизнь есть творчество». Если Энгельмейер ограничивает сферу творчества живой природой, то его последователь М. А. Блох распространяет эту сферу и на неживую природу. Он ставит творчество в основу эволюции мира, которая, по его мнению, начинается с химических элементов и заканчивается в душе гения.

Не допускаем ли мы ошибки, отказываясь от понимания творчества в широком смысле? Донаучное, фантастическое мировоззрение людей резко разделяло причины возникающего в природе и искусственно создаваемого людьми. Научное мировоззрение, обусловленное материалистическим пониманием мира, указало подлинные причины того и другого. Эти причины в общей форме тождественны. И там и здесь результаты творчества есть следствия взаимодействия материальных реальностей. Имеем ли мы поэтому право сводить творчество лишь к деятельности человека? Выражение «творчество природы» не лишено смысла. Творчество природы и творчество человека лишь разные сферы творчества, несомненно имеющие общие генетические корни.

Видимо, поэтому в основу исходного определения творчества целесообразнее класть его самое широкое понимание.

В таком случае следует признать, что творчество свойственно и неживой природе и живой — до возникновения человека, и человеку, и обществу. Творчество — необходимое условие развития материи, образования ее новых форм, вместе с возникновением кот'орых меняются и сами формы творчества. Творчество человека лишь одна из таких форм.

Таким образом, даже краткое рассмотрение современного состояния проблемы природььлгечрчества, критериев творческой деятельности настойчиво толкает к мысли о том, что для ус-

16

пешного продвижения этой проблемы необходимы решительный прорыв от особенного ко всеобщему и регулирование процесса дальнейшего выявления особенного с позиции всеобщего.

Здесь мы обратим внимание лишь на один из возможных подходов к такому прорыву —на сформулированную нами в ряде работ (Пономарев, 1969, 1970) гипотезу, согласно которой творчество в самом широком смысле выступает как механизм развития, как взаимодействие, ведущее к развитию.

Мысль о творческой функции взаимодействия была отчетливо выражена Ф. Энгельсом в «Диалектике природы»: «Взаимодействие— вот первое, что выступает перед нами, когда мы рассматриваем движущуюся материю в целом с точки зрения теперешнего естествознания»⁶.

Во взаимодействии Энгельс видел основу всеобщей связи и взаимообусловленности явлений, конечную причину движения и развития: «Вся доступная нам природа образует некую систему, некую совокупную связь тел, причем мы понимаем здесь под словом тело все материальные реальности, начиная от звезды и кончая атомом и даже частицей эфира, поскольку признается реальность последнего. В том обстоятельстве, что эти тела находятся во взаимной связи, уже заключено то, что они воздействуют друг на друга, и это их взаимное воздействие друг на друга и есть именно движение»⁷.

Далее Ф. Энгельс пишет: «Мы наблюдаем ряд форм движения: механическое движение, теплоту, свет, электричество, магнетизм, химическое соединение и разложение, переходы агрегатных состояний, органическую жизнь, которые все — если исключить пока органическую жизнь — переходят друг в друга... являются здесь причиной, там действием, причем общая сумма движения, при всех изменениях формы, остается одной и той же (спинозовское: субстанция есть causasui {причина самой себя. Ред.) —прекрасно выражает взаимодействие). Механическое движение превращается в теплоту, электричество, магнетизм, свет и т. д., и vice versa (наоборот. Ред.). Так естествознанием подтверждается то, что говорил Гегель... — что взаимодействие является истинной causa finalis (конечной причиной. Ред.) вещей. Мы не можем пойти дальше познания этого взаимодействия именно потому, что позади нечего больше познавать. Раз мы познали формы движения материи (для чего, правда, нам не хватает еще очень многого ввиду кратковременности существования естествознания), то мы познали самое материю, и этим исчерпывается познание»⁸.

Такая гипотеза предполагает отказ от сведения понятия «творчество» к его узкому смыслу—к деятельности человека,

⁸ Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 546.

⁷Там же, с. 392.

⁸ Там же, с. 546.

17

Точнее — к одной из форм такой деятельности, и возвращение К широкому смыслу этого понятия.

Широкое понимание творчества, рассмотрение его в общем плане как механизма развития, как взаимодействия, ведущего к развитию, весьма перспективно. Такое рассмотрение включает вопрос о природе творчества в уже довольно исследованную область знаний и тем самым облегчает последующую ориентировку в его частных формах. Анализ творчества включается в анализ явлений развития. Творчество как механизм развития выступает в качестве атрибута материи, ее неотъемлемого свойства. Диалектика творчества включается в достаточно хорошо исследованную марксистской философией диалектику развития⁹. Всеобщий критерий творчества выступает как критерий развития. Творчество человека выступает, таким образом, как одна из конкретных форм проявления механизма развития.

Развитие и взаимодействие

Таким образом, творчество — в самом широком смысле — есть взаимодействие, ведущее к развитию. Изучая любую частную форму творчества, мы сталкиваемся и с его общими законами. Однако общая природа творчества до сих пор проанализирована явно недостаточно, хотя потребность в таком анализе обнаруживается все с большей остротой, особенно при современных попытках координации различных аспектов исследования творческой деятельности человека. Попытки осуществить такую координацию, руководствуясь лишь «здравым смыслом», не достигают цели — об этом свидетельствует практика. Необходима разработка исходных принципов исследования творчества.

В этом направлении известный интерес приобретает представленная нами в ряде работ (Пономарев, 1959, 1960, 1967, 1967а) схема взаимоотношения взаимодействия и развития. Эта схема вырабатывалась, повторно использовалась, уточнялась и обогащалась в ходе реализации принципов диалектического материализма в экспериментальных исследованиях психологии

Мы не рассматриваем в данной работе собственно проблему развития в ее общем виде. Отметим лишь, что для раскрытия содержания выдвинутой нами гипотезы наряду с философским анализом развития представляют огромный интерес все области знания, в которых используется генетический подход. Это и некоторые аспекты исследования микромира в физике, и изучение эволюции вещества в химии, и космогония, и геология, и исследование проблем происхождения жизни, биологической эволюции, антропогенеза, истории развития общества и т. п. Есть множество оснований предполагать, что наиболее богатый материал в этом плане содержится сегодня в историческом материализме.

Наш материал, конкретизирующий выдвинутую гипотезу, мы изложим в последующих разделах при анализе психологического механизма творчества.

18

творческого мышления и интеллектуального развития. Рассмотрим ее основные элементы и принципы.

Основные элементы данной схемы: система и компонент, процесс и продукт.

Система и компонент. Рассматривая категории целого и части, простого и составного, Ф. Энгельс подчеркивал их ограниченность, указывая непосредственно, что такие категории становятся недостаточными в органической природе. «Ни механическое соединение костей, крови, хрящей, мускулов, тканей и т. д., ни химическое соединение элементов не составляют еще животного... Организм не является ни простым, ни составным, как бы он и ни был сложен». У животного организма не может быть частей — «части лишь у трупа»¹⁰.

Видимо, выделение части в том смысле слова, который вкладывается в данную категорию, связано с разрушением целого, т. е. с разрушением той единой взаимодействующей системы компонентов, для анализа которой недостаточны ни категории целого и части, ни простого и составного. Во взаимодействующей системе можно рассматривать, следовательно, не ту или другую ее часть, а ту или другую сторону, тот или другой компонент. Причем дело, конечно, заключается не в словах, не в названиях, а в том смысле, который в эти понятия вкладывается. Чтобы не нарушать целостности системы, необходимо рассматривать каждую сторону, каждый компонент в тех отношениях, которыми они оказываются связанными с другими сторонами, другими компонентами системы.

Отсюда становится ясным, что недостаточно исследовать какой-либо изолированно взятый объект. Подлинным предметом научного анализа может быть только взаимодействующая система. Если мы не выполним этого требования, то, произвольно вырвав компонент из соответствующей ему системы взаимодействия и превратив его тем самым в изолированную «часть», мы затем так или иначе включим эту часть в какую-либо другую систему отношений и тем самым будем навязывать этому компоненту несвойственные ему в действительности качества. «Взаимодействие, — писал Ф. Энгельс, — исключает всякое абсолютно первичное и абсолютно вторичное; но вместе с тем оно есть такой двусторонний процесс, который по своей природе может рассматриваться с двух различных точек зрения; чтобы его понять как целое, его даже необходимо исследовать в отдельности сперва с одной, затем с другой точки зрения, прежде чем можно будет подытожить совокупный результат. Если же мы односторонне придерживаемся одной точки зрения как абсолютной в противоположность другой или если мы произвольно перескакиваем с одной точки зрения на другую в зависимости от того, чего в данный момент требуют наши рассуждения, то

¹⁰ Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т, 20, с, 528, 529,

1%

мы остаемся в плену односторонности метафизического мышления; от нас ускользает связь целого, и мы запутываемся в одном противоречии за другим»¹¹.

Процесс и продукт. Давая наиболее общую характеристику труда, К- Маркс пишет: «Труд есть прежде всего процесс, совершающийся между человеком и природой, процесс, в котором человек своей собственной деятельностью опосредствует, .регулирует и контролирует обмен веществ между собой и природой. ...В процессе труда деятельность человека при помощи средства труда вызывает заранее намеченное изменение предмета труда. Процесс угасает в продукте. Продукт процесса труда есть потребительная стоимость, вещество природы, приспособленное к человеческим потребностям посредством изменения формы. Труд соединился с предметом труда. Труд овеществлен в предмете, а предмет обработан. ...Одна и та же потребительная стоимость, являясь продуктом одного труда, служит средством производства для другого труда. Поэтому продукты представляют собой не только результат, но в то же время и условие процесса труда» ¹².

Анализируя любую взаимодействующую систему в функциональном отношении и отвлекаясь от ее конкретных особенностей, мы выделяем, таким образом, еще две наиболее общие категории нашей схемы — продукт и процесс. В первой отражена статическая, симультанная, пространственная сторона системы. Вторая раскрывает ее другую сторону; процесс — это динамическая сукцессивная, временная характеристика взаимодействия.

В данной схеме реализуются следующие принципы.

Понятие системы и ее компонентов относительно. Их выделение всегда абстрактно, так как любая реальность представляет собой систему лишь по отношению к составляющим ее компонентам. Вместе с тем любая реальность, рассматриваемая как система, всегда входит в состав другой, более сложно организованной системы, по отношению к которой она сама является компонентом (рис. \,а).

Таким образом, в каждом конкретном случае можно говорить лишь о системе, выделенной для анализа, учитывая при этом, что сама она — компонент (полюс) более сложно организованной системы. Равным образом применим и обратный ход рассмотрения — разложения исходной системы на образующие полюсы, которые сами составляют сложно организованные системы (рис. 1,6).

Это и есть статическая структура взаимодействующих систем.

¹¹ Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 483—484.

¹² Маркс К. н Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 188, 191—192.

20

Примерно такую же структуру имеют и организующие системы взаимодействия (связи), т. е. примерно такова же динамическая структура взаимодействующих систем. Здесь можно выделить межкомпонентное и внутрикомпонентное взаимодействие (рис. 2).

Межкомпонентная (внешняя относительно данных полюсов) связь предполагает переорганизацию (изменение формы) структур компонентов посредством особых внутренних (относительно

Рис. 1



данных компонентов) связей. Эти второго рода взаимодействия качественно отличны по своей форме от первых, что и дает право на их особое выделение.

Понятия внешних и внутренних взаимодействий относительны, они определяются выбором исходной системы. Внутренние связи становятся внешними, когда мы, отвлекаясь от той системы, в которую включается компонент, рассматриваем его как самостоятельную систему. Отсюда следует, что определение



Рис.2

понятий «внешний» и «внутренний» приемлемо лишь в рамках выделенной для анализа системы, без выхода за ее пределы.

Функционирование взаимодействующей системы осуществляется путем переходов процесса в продукт и обратно — продукта в процесс (дробность таких переходов неисчерпаема).То, что на стороне процесса выступает в динамике и может быть зарегистрировано во времени, то на стороне продукта обнаруживается в виде покоящегося свойства. Продукты взаимодей-

21

ствия, возникая как следствие процесса, превращаются в условия нового процесса, оказывая, таким образом, обратное влияние на дальнейший ход взаимодействия и становясь вместе с тем в ряде случаев этапами развития ¹³.

В зависимости от свойств, присущих компонентам (сложившимся как продукты соответствующих процессов), и условий их проявления в ходе данного взаимодействия складывается способ взаимодействия (который в свою очередь служит основанием для отнесения данной системы к той или другой форме).

Отмечая, что способ связи определяется свойствами компонентов, необходимо вместе с тем указать и на обратную зависимость этих свойств от способа. Раньше мы говорили, что каждый из компонентов, являясь стороной анализируемой системы, сам по себе представляет некоторую взаимодействующую систему, обладающую собственной внутренней структурой. Эта последняя и определяет те свойства, которые обнаруживает компонент, вступая во взаимодействие со смежным компонентом. Однако учитывая, что внутренняя структура компонента сама формируется в ходе внешнего, межкомпонентного взаимодействия, следует считать, что способ связи оказывает обратное влияние на формирование определяющих его свойств. Причина и следствие здесь диалектически меняются местами.

Рассмотрим это положение несколько подробнее. Известно, что условием всякого процесса взаимодействия является некоторая неуравновешенность в сложившейся к определенному моменту системе компонентов. Эта неуравновешенность может быть вызвана не только внешними по отношению к данной системе влияниями, а также влияниями, внешними по отношению к какому-либо отдельно взятому компоненту, но и теми явлениями, которые происходят внутри самого компонента (в конечном случае — «раздвоение единого», например в неживой при-

Реально взаимодействие и развитие составляют неразрывное единство: развитие во всех случаях опосредствуется взаимодействием, поскольку продукт развития всегда является продуктом взаимодействия; однако и

само взаимодействие находится в теснейшей зависимости от развития; если развитие нельзя понять, не зная законов взаимодействия, то н взаимодействие вне развития остается непонятным, поскольку конкретные формы проявления законов взаимодействия находятся в прямой зависимости от того, на каком этапе развития мы их прослеживаем, так как этн этапы развития становятся условиями взаимодействия.

Подчеркивая реальное единство взаимодействия и развития, мы вместе

с тем утверждаем, что тому н другому присущи известная специфика и качественно своеобразные законы, для изучения которых необходимо нх мысленное расчленение. Абстрагируясь от данных развития, вначале необходимо прослеживать особенности взаимодействия; опираясь на эти данные исследования взаимодействия, мы приобретаем неизмеримо большие возможности и в изучении проблемы развития. Процессы взаимодействия по своей природе и структуре резко отличаются от процессов развития. Развитие растянуто во времени — в принципе до бесконечности; взаимодействие сжато во времени — в принципе до предела (оно представляет собой натуральные единицы времени).

22

роде — радиоактивный распад, в живой —обмен веществ и т. п.). Всякое изменение внутреннего состояния одного из компонентов неизбежно приводит к изменению отношений между компонентами, являясь тем самым поводом к их взаимодействию.

Рассуждая самым общим образом, можно отвлечься от различий во внешней и внутренней стимуляции и для упрощения рассуждений начать рассматривать данный процесс с процесса внешнего, межкомпонентного взаимодействия. В таком случае импульс, полученный со стороны одного полюса, оказывается причиной, выводящей внутреннюю систему второго из уравновешенного состояния. Для возвращения системы к равновесию второй полюс должен определенным образом отреагировать на данное воздействие. Уравновешивание внутренней системы компонента проявляется в его ответном акте в виде обратного действия. Характер обратного действия (ответа) определяется, с одной стороны, продуктом внутреннего процесса, с другой стороны, он обусловливается и особенностями состояния другого компонента, поскольку равновесие системы может быть достигнуто лишь в том случае, если уравновешенными окажутся и отношения между компонентами. Иначе смежный компонент своим повторным влиянием постоянно будет приводить рассматриваемый компонент к переструктурированию (как это обычно и бывает). Характер обратного действия (ответа) определяется, таким образом, присущей компоненту внутренней структурой, которая проявляется во вне в зависимости от рода воздействия, нарушившего его внутреннюю структуру.

В случае если компонент так или иначе приходит в уравновешенное состояние, его ответное действие в конце концов должно быть приурочено к особенностям смежного компонента, а его новая структура должна тем самым отражать свойства этого компонента. В этой особенности взаимодействия уже заложена тенденция к неизбежному развитию, поскольку равновесие системы никогда не остается статическим, но сохраняется только в постоянной динамике.

Таким образом, свойства компонентов являются продуктом не только внутреннего, но и внешнего взаимодействия. Внешний процесс, переходя в продукт, как бы запечатлевается во внутренней структуре полюсов взаимодействия, проявляющейся затем в новых взаимодействиях в той мере, которая вызывается характером внешнего воздействия. В ходе развития внутренняя структура полюсов как бы впитывает в себя внешнюю структуру их связи, подготавливая тем самым качественно новый этап развития, начинающийся с преобразования способа взаимодействия.

Из сказанного ранее следует, что любой отдельный акт взаимодействия складывается по крайней мере из трех моментов: внешнего (если его принять за исходный), внутреннего и опять внешнего. Обычно второй момент (внутренний) сам по себе

23

представляет сложное явление. Он непременно дробится на длинную цепь опосредствующих взаимодействий, строящихся по тому же самому принципу. Эти опосредствующие связи определяются уже другими структурными единицами, характеризуются отличными от первого способами и, значит, осуществляются в иной форме. То же самое можно сказать и применительно к внешним моментам, так как понятия внешнего и внутреннего относительны. Каждый завершающий момент внешнего взаимодействия является внешним по отношению к опосредствующему его внутреннему моменту и внутренним — по отношению к той более широкой сфере взаимодействия, в которую он неминуемо включается и в отношении которой он сам является одним из опосредствующих звеньев.

Из сказанного следует, что взаимодействие не происходит непосредственно в пределах одного уровня — одной формы: оно опосредствуется переходами в другие формы, так что лишь общая совокупность ряда качественно разнородных превращений дает, наконец, эффект в пределах одной формы. Функционирование взаимодействующих систем связано с реорганизацией структур ее компонентов путем дифференциации и реинтеграции их элементов; при этом пределы сохранения структуры системы (типа связи ее компонентов) определяют отрезок, занимаемый данной формой в иерархии взаимодействий. Изменение структуры системы сопряжено с изменением типа связи ее компонентов, с переходом к новому типу связи — с развитием.

Развитие — способ существования системы взаимодействующих систем, связанный с перестройкой конкретной системы, с образованием качественно новых временных и пространственных структур.

Всякая высшая (надстроечная) форма складывается в недрах низшей (базальной) формы. Процесс становления новой формы связан с неизбежной постоянной деформацией способа связи, возникающей в итоге постоянного видоизменения компонентов системы. Как уже говорилось, эти изменения могут возникать не только в результате внешних влияний; их неизбежность заключена уже в самом принципе взаимодействия, в его противоречивости. Способ взаимодействия, как известно, не определяется лишь той функцией, которая свойственна какому-либо из компонентов, он определяется функциями двух компонентов. Перекрещивание функций и ведет к его видоизменению, в результате чего в недрах низшей формы постепенно подготавливается некоторый набор элементов («побочных» — для данной формы взаимодействия — продуктов), который в известных условиях преобразуется в качественно иную структуру, более соответствующую новому способу связи, становясь тем самым его адекватным условием, раскрывая перспективы для развертывания нового этапа развития. Видимо, в этот момент и происходит качественный скачок — переход количества в качество.

24

Возникнув на основе низшей формы, высшая форма не порывает с ней связи. На всем протяжении своего существования высшее сохраняет производность от низшего. Однако по мере своего развития высшее оказывает на низшее обратное влияние, так что в определенном смысле ряд продуктов низшей формы взаимодействия можно и необходимо рассматривать как следствие взаимодействия в высшей форме. Значит, первичность низшей формы по отношению к высшей не абсолютна. Высшая форма, вырастая нз низшей, подчиняет себе свою предшественницу, оказывает на нее организующее влияние и преобразует ее соответственно своим собственным особенностям. Взаимодей-



Рис.3

ствие в низшей форме, рассматриваемое в системе высшей формы, оказывается внутренним взаимодействием, оно выполняет роль промежуточного, опосредствующего звена.

Исходя из сказанного следует считать, что процесс связан с двоякого рода продуктами, а продукт — с двоякого рода процессами.

Связь базальных и надстроечных структур осуществляется через продукты взаимодействия, каждый из которых является как бы узлом, скрепляющим два примыкающих звена.

Процесс взаимодействия в любой форме выливается в двоякого рода продукты, сплетая, таким образом, неразрывную цепь качественно разнородных связей, формирование продукта оказывается зависимым не только от данного процесса, но и от процесса, протекающего в смежной форме взаимодействия (рис.3).

События в выдших формах взаимодействия немыслимы, если

25

цепь оказывается «порванной» в каком-либо из нижележащих звеньев — работа вышележащего звена зависит от всей цепи. Но, как было уже сказано, высшее звено после своего возникновения постепенно занимает доминирующее в цепи место, организуя и направляя всю ее работу. Поэтому и нарушения нормального функционирования цепи в ее высшем звене не остаются без последствий для нижележащих звеньев. Зависимость высшего и низшего оказывается взаимообратимой.

Для дифференцирования качественно своеобразных форм взаимодействия и установления их субординации важное значение имеет выделение необходимых критериев. Можно предложить два таких критерия: качественный и количественный.

Если рассматривать любую вышестоящую форму взаимодействия по отношению к нижестоящей форме, то обнаружится, что во всех случаях высшее слагается из элементов низшего, организованных в строго определенную систему — структуру. В различиях организации компонентов системы, в ее структуре, собственно, и состоит все качественное многообразие природы.

Таким образом, организация структуры взаимодействующей системы является качественным критерием характеристики формы взаимодействия. Формы взаимодействия можно различать и по количественному признаку. Одним из выражений цепного характера явлений, развертывающихся в каждом отдельном акте взаимодействия, является наличие «скрытого периода», разделяющего первый и третий моменты взаимодействия.

В физике долгое время господствовала ошибочная теория «дальнодействия», допускающая мысль о том, что тела способны воздействовать друг на друга на расстоянии, через пустое пространство. Согласно данной теории, действия эти могут передаваться от тела к телу мгновенно. Дальнейшее развитие физики привело к отказу от старых воззрений. Было доказано, что всякое воздействие одного тела на другое передается от точки к точке с конечной скоростью. Стальной шарик, падая на кафельный пол, казалось бы, мгновенно вновь отрывается от него и направляется вверх. Однако падение и подъем разделены некоторым микроинтервалом времени, который необходим для перестройки внутренней структуры как шарика, так и того места пола, с которым он соприкасается. Подскакивание шарика вверх есть эффект такой перестройки структуры обоих компонентов взаимодействующей системы. Известно также, что даже самый чувствительный гальванометр обладает некоторым моментом инерции, т. е. для того, чтобы прибор прореагировал на посланный в него электрический ток, необходим некоторый промежуток времени — «скрытый период» действия. Подобные явления связаны со всеми формами инерции.

В физических формах взаимодействия «скрытый период» ничтожен, он выражается в микроинтервалах времени. По мере усложнения форм, объединяя в себе промежуточные этапы, он

26

возрастает. Так, например, в физиологических Явлениях скрытый период действия сравнительно легко поддается измерению (он приобрел специальное название «латентного периода»), а в психических явлениях он называется простой психической реакцией, измеряемой временем порядка 100—200 миллисекунд.

При определенных условиях измерения длительность скрытого периода взаимодействия может служить количественной характеристикой его формы ¹⁴. Многие из взаимоотношений взаимодействия и развития, указанных в нашей схеме, могут быть охвачены общим принципом трансформации этапов развития явления в структурные уровни его организации и функциональные ступени дальнейших развивающих взаимодействий.

Этот принцип (назовем его кратко ЭУС — этапы — уровни — ступени) мы и используем как основной «рабочий принцип», реализуя его на протяжении всего исследования, раскрывая и развертывая тем самым его содержание.

О системном подходе

В современной науке существует тенденция объединять все те исследования, в которых центральным понятием оказывается система, в общий класс «системного подхода», «системных исследований».

Хотя сам системный подход пока еще не имеет четко сформулированных общих принципов и собственного лица, мы все

¹⁴ Количественный критерий является весьма многообещающим. Скрытый период возрастает по мере усложнения форм взаимодействия, и это вполне понятно, так как каждая вышестоящая форма опосредствуется нижестоящими. Между теми н другими, естественно, имеется самая общая количественная зависимость, которая может быть выражена математическим уравнением, включающим в себя некоторую постоянную, характеризующую собой количественную сторону перехода от низшей формы взаимодействия к высшей. Оперируя таким уравнением, можно построить модель субординации качественно своеобразных форм взаимодействия, не зная всех нх наперед (такая модель напоминала бы собой таблицу Менделеева в тот период, когда она была только что выведена н имела массу свободных мест, которые позднее были заполнены реально найденными элементами). Построение теоретической шкалы форм взаимодействия облегчит задачу заполнения ее реально найденными формами взаимодействия. Определяя экспериментальным путем величины скрытого периода тех нлн иных форм взаимодействия (соблюдая при этом условия, обеспечивающие однозначность измерений и учитывающих особенность трансформации этапов развития явления в структурные уровни его организации), можно будет расположить эти формы по данной шкале соответственно нх субординации.

Понятие «латентный период» интересно еще в одном отношении. Можно полагать, что латентный период выражает естественную единицу времени, свойственную той нлн иной форме взаимодействия. До сих пор единицы времени оставались весьма условными — они соизмерялись с частным случаем — периодом обращения Земли вокруг осн. Рассматривая время как процессуальную сторону взаимодействия, мы сможем подойти к пониманию структуры времени, в какой-то мере аналогичной той структуре, которая обнаруживается при исследовании пространства, материн.

27

же считаем необходимым указать на то отношение, в которое может быть поставлена к нему наша схема.

С этой целью среди множества направлений системных исследований мы выделим две ветви: конкретно-синтетическую, где преобладающим оказывается формальный момент, и абстрактно-аналитическую, где преобладает содержательный момент.

Отметим, что эти различные ветви не исключают друг друга. Скорее это взаимодополняющие направления исследований, между которыми в конце концов должна быть установлена строгая взаимообусловленность.

Конкретно-синтетическая ветвь направлена на изучение систем конкретных вещей и явлений; здесь в едином формальном плане рассматриваются множества связей, каждое из которых в содержательном плане может осуществляться согласно различным по качеству законам. Известно, что некоторые кибернетики, особенно зарубежные, определяют систему как любой комплекс пусть даже самых разнородных элементов, но связанных между собой в единое целое. Естественно, что осмыслить сущность системы можно только тогда, когда связи между ее элементами оказываются вскрытыми. Но так как во многих случаях структуры устройств, управляющих системами, не поддаются точному определению и рассматриваются как «черный ящик», описание связей с учетом качественной специфики законов, лежащих в основе этих связей, невозможно. Кибернетика преодолевает эту трудность тем, что, подчиняя исследования системы ясной задаче управления ею, она изучает функции на «выходах» системы в зависимости от ее «входов». При этом широко используется аппарат теории вероятности.

Конкретно-синтетическая ветвь в анализе систем состоит в том, что строятся абстрактно-математические модели конкретных вещей и явлений, но не законов, которым подчиняются взаимодействия вещей. Как отмечает Ст. Бир (1963), системы — это и игра в биллиард, и автомобиль, и экономика, и язык, и слуховой аппарат, и квадратное уравнение, и т. п. Количество компонентов таких систем может быть в принципе бесконечным.

Чтобы организовать рациональное управление конкретной системой, необходимо отыскать нужную обратную связь, которая для вероятностных систем является единственным действительно эффективным механизмом управления. Для этого не нужны знания качественно своеобразных законов взаимодействия вещей. Ведь в природе такие обратные связи возникают без знания соответствующих им законов, например накопление углекислоты в организме животного повышает интенсивность его дыхания и т. п. Чтобы получить возможность управлять сложными системами, «не поддающимися детальному описанию... мы должны предусмотреть управляющий механизм, способный вы-

28

поднять функции, которые нам не ясны, хотя мы сами строим этот механизм» (Ст. Вир, 1963). В этом смысле кибернетика имитирует природу, в которой «прилаживания» весьма широко распространены.

Возможность подобного рода имитации природы не является, конечно, полным повторением ее слепых действий. Кибернетика имеет мощные методы такой имитации, в частности математические методы, не оперирующие терминами причин и следствий, но пользующиеся функциональным описанием. Такой метод в определенной мере преодолевает трудности, связанные со сложностью качественного анализа явлений, но вместе с тем он очень напоминает попытки школьника решать арифметические задачи «подбором», где тоже можно отыскать множество изящных нюансов. Конечно, было бы неправильно на основании такой аналогии отрицать достигнутые кибернетикой успехи, а тем самым и ее методы. Однако, с другой стороны, столь же неправильно считать кибернетические методы исследования систем единственно возможными, исключающими все прочие методы. Кибернетический метод — лишь один из возможных.

Кибернетика исследует системы управления и связи. По своей основной направленности кибернетический подход к исследованию систем есть подход синтетический. Считая, что синтетический подход к вещам обретает полную силу лишь тогда, когда он опирается на соответствующий ему анализ явлений, следует подчеркнуть особое значение аналитической стороны исследования систем.

Абстрактно-аналитическая ветвь направлена на исследование абстрактно выделенных взаимодействий отдельных свойств вещей и явлений, подчиняющихся в содержательном плане качественно однородным законам ^l5; здесь исследователя интересуют не конкретные вещи сами по себе, а те их свойства, которые возникают как продукты качественно своеобразных взаимодействий.

В основе выделения систем лежит анализ иерархии форм движения (взаимодействия) материи, способов взаимодействия, структурных уровней развивающихся материальных реальностей.

Уже потому, что мы не владеем абсолютной истиной и не можем учесть всего бесконечного числа влияний, которые непосредственно или опосредствованно испытывают на себе любые конкретные явления, следует, что любое конкретное явление, любая конкретная система могут выступить при определенных условиях в нашем сознании как вероятностные.

¹⁵ Степень дифференциации подходов в данном случае зависит от уровня развития познания; поэтому второй подход практически в известной мере всегда включает в себя элементы первого. Вместе с тем в пределе своего развития оба подхода должны сливаться.

29

Вместе с тем в любой из f аких систем можно найти элементы детерминизма. Для этого нужно абстрагироваться от бесчисленного многообразия свойств, присущих конкретным системам, входящим как составные элементы в данные системы взаимодействия, и рассмотреть какое-либо одно из этих свойств, порождаемое специфическим для него взаимодействием данной вещи с какой-либо другой. При таком подходе рассматриваются не система вещей и не вещи как системы, а системы взаимодействий, каждая из которых определяется специфическими для нее законами.

При абстрактно-аналитическом подходе интересующая нас система выделяется путем абстракции из всего бесконечного ряда реальных взаимодействий. Это выделение предполагает определение специфики и места данной системы в иерархии форм взаимодействия и установление отношения данной формы к смежным с ней формам — высшей и низшей.

С точки зрения нашей задачи — исследования психологии творчества — абстрактно-аналитический подход представляет значительно больший интерес, к нему и тяготеет методологический аспект нашей схемы.

Вместе с тем абстрактно-аналитический подход безусловно предполагает и наличие путей возврата к конкретному — созидание аналитико-синтетической картины исследуемых явлений. В таком случае он должен выливаться в аналитико-синтетиче-ский подход. Это и есть одно из важнейших требований марксистско-ленинской диалектики.