2.История ментальностей. История ментальностей
 Скачать 16.47 Kb.
|
|
История ментальностей История ментальностей складывается как неоднородное направление в рамках так называемой Новой исторической науки сначала во Франции, затем в различных вариантах распространяется в Германии, Великобритании и США и, наконец, обретает своих сторонников среди отечественных специалистов. При этом только французский вариант такой истории отличался известной преемственностью и последовательностью в тематических и методологических предпочтениях. Считается, что термин "ментальность" стал регулярно использоваться историками после того, как французский антрополог и этнолог Люсьен Леви-Брюль (1857—1939) употребил его для характеристики первобытного мышления. Не воспринимая опытное знание в качестве стимула для последующей деятельности, такое мышление оставалось иррациональным, далеким от сознания современного человека. Интерес к ментальным установкам и конструкциям различных эпох был предопределен также тенденциями в развитии западного гуманитарного знания конца XIX в. — начала XX в., характерными прежде всего для работ таких историков, как Буркхардт (1818—1897) и Карл Лампрехт (1856—1915), а также основоположника классической социологии Дюркгейма. В начале минувшего столетия под "ментальностью" понимали главным образом коллективные системы мироощущения, а также определяемого им поведения. В некоторых случаях речь шла об особых устойчивых формах духовного развития, смысл которого передавался характерными для романтической историографии значениями и оттенками ("национальный дух" или же "национальная душа"). В них акцентировалось многообразие способов функционирования культуры, определявшихся особой эмоциональной предрасположенностью образующих се элементов. После того как термин "ментальность" был воспринят лидерами Новой исторической науки Блоком и Февром, в его значениях усилились оттенки, связанные с характеристиками различных форм проявления "психологической реальности прошлого". В этом смысле само понимание ментальности сначала стало сближаться с отдельными аспектами коллективной (социальной) психологии, а затем оказалось полностью ею поглощенным. Февр, наиболее последовательно использовавший этот термин, обозначал им совокупность отдельных категорий восприятия, осмысления и выражения, определявших структуру индивидуального и коллективного опыта человека. Рассматривая совокупность этих категорий как средство (инструменты) организации и кодировки культурных комплексов отдельных групп или индивидов, он призывал к включению в исследовательское поле историка языковых реалий, аффектов, а также технологий, окрашивающих этот опыт в неповторимые тона и полуоттенки. Видение ментальности в этом смысле оставалось для него незыблемым и подразумевало наряду с устойчивыми элементами подвижный, обусловленный исторической реальностью и постоянно обновляющийся потенциал. Исследователи, так или иначе разделявшие взгляды Февра на возможные перспективы изучения ментальности, стремились либо усилить, либо ослабить один из аспектов предложенного им определения. Весьма показательны в этом плане подходы к ментальности (или чаще всего — коллективной психологии), характерные для его германских коллег. Так, Хубсртус Теллснбах подразумевал под ментальностью "совокупность представлений, поведенческих практик и реакций", особенностью которых считал их во многом бессознательный характер. Эрнст Шулин, уточняя подход Февра, обращал внимание на преобладание в ментальных установках особых этических и познавательных кодов, определявших характерные для отдельных эпох формы и способы мыслительного и чувственного опыта [1]. Фолькер Ссллин указывал на "наполненные глубинным смыслом структуры коллективного постижения и объяснения действительности" [2]. Франтишек Граус, один из наиболее известных германских специалистов в этой области, считал, что ментальность представляет собой "действующие системы, подчас противоречивые, но всегда хорошо структурированные, которые выступают в качестве одного из важнейших факторов, определяющих внутри общества действия, ощущения и мышление людей" [3]. В этих определениях ментальности постепенно конкретизировался предмет исследований данного направления. Сторонники истории ментальностей стремятся, во-первых, реконструировать и изучать психологические и эмоциональные представления, а также идеи, характерные для определенных исторических периодов или более широко — эпох; во-вторых, их интересуют обусловленное этими представлениями поведение отдельного человека или социальных групп в целом. Исследования Февра, сыгравшие значительную роль в становлении современных исследований ментальности, оставались вплоть до 1960-х гг. на периферии тематических предпочтений французской историографии. Изменения начались после того, как Дюби и Мандру, поддержанные их более молодыми коллегами (Ле Гоффом, Андре Бюргьером и Марком Ферро), выступили с критикой доминировавшей на страницах "Анналов" экономической истории Броделя. Как известно, сложившееся под влиянием этого историка направление изучало преимущественно материальную жизнь общества, отдавая должное внимание истории повседневности, ее отдельным элементам, но пренебрегало при этом психологической составляющей процесса. Выдвинутая этими учеными нроірамма не только нацеливалась на определение новых рубежей в исследовании ментальных процессов различных исторических эпох (главным образом, Средневековья и раннего Нового времени), но и предполагала определенное сближение с работами тех специалистов, которые продолжали ориентироваться на выявление особых элементов так называемой большой исторической длительности. С одной стороны, новые рубежи определялись методологическим потенциалом работ самого Февра. С другой — отношение к полуосознанным представлениям, соответствующим им нормам поведения и практикам коллективного и индивидуального действия заметно переосмысливалось. Исследователи все чаще обращали внимание на определенный разрыв, который существовал между ментальной заданностыо и поведением конкретного человека или же отдельной группы в целом. Такие действия по-прежнему зависели от норм, образцов и ценностей, которые признавались в том или ином обществе как общепринятые, но их обязательность воспринималась с известными ограничениями. В фокусе все чаще оказывались явления, в которых мышление как бы сливалось с поведением, образуя единый комплекс. Такой взгляд на саму ментальность и условия ее реализации предполагал известную систематизацию или же, как писал Бюргьер, "инвентаризацию" всех образов, ценностей, а также самих понятий, при помощи которых она себя выражала. Анализу должны были подвергнуться мотивы, созидающие саму ментальность факторы и механизмы. Особое внимание следовало уделять аффектам (страстям), характерным для изучаемой эпохи. При этом важным оставался их общекультурный контекст. Предметом изучения истории ментальностей должна стать периодичность (особые алгоритмы) в развитии ментальных процессов, истории идей, образов, мифов, архетипов, иного рода ценностных установок. |